Текст книги "Избранные сочинения в 2 томах. Том 2"

Автор книги: Владимир Немцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 44 (всего у книги 44 страниц)

Глава 16. ДОМА ВЫЛУПЛИВАЮТСЯ ИЗ СТАЛЬНОЙ СКОРЛУПЫ

Наука, именуемая физико-химической механикой, на, самом деле гораздо сложнее, чем о ней здесь рассказывается. И если допустить, что специалист в области радиоэлектроники Багрецов смог проникнуть в тайны чуждой ему науки и выяснить причины неудач в применении «раствора Даркова», то этому следует искать объяснение в том, что многие сегодняшние открытия лежат на стыке наук. Так родилась и физико-химическая механика, в основу которой заложены целых три науки.

В любых испытаниях могут быть неполадки и нелепые случайности: Однако «в интересах дела» Литовцев и Пузырева обратились с заявлением в местные следственные органы, чтобы там разобрались в «преступной халатности» начальника экспериментального строительства т. Васильева А. П. Это он допустил гибель драгоценного лидарита, аварию в системе электроснабжения стройки, и по его вине чуть было не погибла инженер Колокольчикова Н. Г., по неизвестным причинам оказавшаяся внутри домостроительного агрегата в процессе испытаний. Кроме этого, по мнению представителей НИИСТП доктора химических наук профессора Литовцева В. И. и кандидата химических наук Пузыревой Е. В., начальник экспериментального строительства Васильев А. П., преследуя какие-то свои неизвестные цели, вопреки плановому заданию, утвержденному директором НИИСТП, расходуя время и государственные средства, проводит абсолютно бесперспективные испытания материала на цементной основе.

Литовцев попросил следователя до поры до времени не выдавать Васильеву авторов тревожных сигналов о неполадках на строительстве. Все это, конечно, «в интересах дела». Надо, чтобы о положении на строительстве узнали в институте, но идти на окончательный разрыв с Васильевым ни Литовцев, ни Пузырева не осмеливались. Ведь от изобретателя стройкомбайна в конце концов зависел успех лидарита. Только широкое применение Васильевского метода могло дать жизнь новому строительному материалу, будущее которого пока остается под сомнением. А потому никаких официальных донесений на имя директора НИИСТП посылать нельзя. Иначе о них узнает Васильев.

Изворотливый ум Елизаветы Викторовны нашел выход из положения. Надо обо всем написать Даркову. Ничего особенного – частное неофициальное письмо, а он, как заинтересованное лицо, потребует от местной партийной организации вмешаться в дела экспериментального строительства, руководимого Васильевым, и привлечь этого Васильева к ответственности.

Правда, письмо к Даркову может сразу не попасть, – бедняге снова пришлось возвратиться в больницу, долечиваться. Сейчас, по отзывам врачей, он чувствует себя вполне удовлетворительно и, видимо, скоро приступит к работе, – значит, нельзя терять драгоценного времени. Даркова следует предупредить заранее о неудачах эксперимента с водным раствором, в надежде, чтобы сейчас, через друзей, он подготавливал почву для сохранения жизнеспособности лидарита. А потому Пузырева написала Даркову ласковое письмо, рассказала о состоянии дел на строительстве, куда он по выздоровлении собирался прилететь.

Письмо это было послано Пирожникову с запиской, в которой Елизавета Викторовна просила своего сослуживца навестить Даркова, принести ему каких-нибудь там апельсинов и цветов и передать письмо. На самом же деле Елизавета Викторовна меньше всего думала о здоровье Даркова.

Получив ее письмо, он потребовал, чтобы его выписали немедленно. Бросился звонить в институт, просил оформить командировку на строительство. Его никак не могли успокоить. Болезнь обострилась…

Из института на имя Васильева и Литовцева пришла телеграмма о безвременной кончине Даркова. Васильев, стиснув зубы, полез в карман за платком. А Литовцев выложил перед Васильевым и Пузыревой весь запас латинских афоризмов, подходящих к данному печальному случаю.

Пузырева поохала, повздыхала, выдавила слезу и, пряча платок в сумочку, ощупала копию письма Даркову. Писала она его под копирку – так, на всякий случай, – ведь в каждой строчке чувствовалось искреннее сожаление, что молодой товарищ не может принять участие в испытании своего детища. О Даркове здесь больше не говорили. Другие, повседневные заботы волновали и Литовцева и Пузыреву. Ведь, в конце концов, еще не выяснены причины двух аварий, которые затормозили работу и поставили план под угрозу срыва.

Следователь попался опытный, дотошный. Его прежде всего заинтересовала авария, связанная с электроэнергией. Экспертиза показала, что лом, оставленный в трансформаторной будке, был причиной короткого замыкания. От толчка – возможно, когда с досадой хлопнули дверью, – лом упал на дополнительные шины, монтаж которых производил электромонтер Макушкин. Все это делалось вопреки существующим правилам, и на это было указано начальнику строительства. Однако Макушкин проявил халатность и в отношении предохранителей: поставил первые попавшиеся, рассчитанные на большую чем следовало силу тока.

Не только один Макушкин проявил халатность, так дорого обошедшуюся Васильеву. Что взять с полуграмотного монтера? Лопнувший прозрачный патрубок, осколки которого были найдены в «мертвом саду», тоже оказался жертвой халатности. Но в данном случае халатность, или, вернее, наплевательское отношение к порученному заданию, проявил воспитанник «сверхбдительного» Валентина Игнатьевича.

Консультировать изготовление контрольных патрубков для труб, созданных по методу Васильева, Валентин Игнатьевич поручил Пирожникову, занимающему должность младшего научного сотрудника лаборатории, а по существу выполняющему роль негласного «пресс-атташе» при докторе химических наук.

В один далеко не прекрасный день Пирожникова, занятого правкой статьи о работах своего обожаемого шефа, вызвали на завод для консультации: оказалось, что в партии прозрачных патрубков не совсем выдержаны нормы на кислото– и щелочеупорность. Техконтроль хочет забраковать всю партию.

Пирожников ударился в амбицию:

– А ну-ка, дайте я сам поговорю с этим «детским садом». Больше всех она понимает, видите ли! Чтобы я не уговорил какую-то упрямую девчонку? В жизни такого не было.

И представьте себе, уговорил. Авторитетом подействовал, но больше всего лестью. Технический контролер – большеглазая глупышка – так испуганно смотрела на обаятельного молодого ученого, что сразу же подписала акт о приемке каких-то там патрубков.

По совету Александра Петровича Мариам отправила на завод один из изъеденных растворителем осколков, что сама нашла на месте аварии. Пусть наряду с анализом тех осколков, которые подобрал представитель завода, дополнительно проведут самые тщательные исследования и усилят техконтроль. В личном письме главному технологу Мариам пояснила, что деятельность консультанта Пирожникова не внушает ей доверия.

А следователя больше всего интересовало серьезное нарушение техники безопасности при проведении эксперимента внутри домостроительного агрегата. Ведь из-за этого чуть было не погибла Колокольчикова!

Она упорно твердила, что осталась внутри агрегата для проверки телеконтролеров, хотя это полностью опровергали и Литовцев и Пузырева, доказывая, что применение этих аппаратов в то время не вызывалось необходимостью.

В процессе следствия совершенно непонятно вел себя Багрецов. Он горячо защищал версию Колокольчиковой. Да, она действительно пошла внутрь домостроительного агрегата проверить телеконтролеры. А сам Багрецов проник туда лишь из-за того, что услышал ожесточенный стук в металлическую перегородку, после чего увидел Колокольчикову и Алексея Васильева, который старался оказать ей помощь. Однако и Литовцев и Пузырева упорно твердили, что Багрецов бросился туда раньше.

Никто не понимал, почему Багрецов настаивает на том, что первым спасителем Колокольчиковой был Алексей, а сам Багрецов лишь потом помог освободить ее от лидаритового панциря. Впрочем, следователю это показалось несущественным, хотя Багрецову было невыносимо трудно чувствовать себя лжецом. Но ведь не может же он признаться в том, как это было на самом деле. Как бы мучился тогда несчастный Алешка! Ведь ради него Надя ринулась на помощь, а он – причина ее несчастья – попал в мышеловку и выбрался оттуда лишь после того, как Багрецов возвратил Надю к жизни.

Хмурым и подавленным ходил Вадим по строительству. Лидаритовый раствор уже доставлен, и скоро протянется по степи первая улица необычного поселка. Вселятся в драгоценные, прямо-таки янтарные дома несколько семей – и на том заглохнет мечта о строительстве нового города по методу Васильева. Лидарит-то обходится в копеечку. Да и невозможно это. По словам Александра Петровича, Литовцев зондировал уже почву насчет строительства химического завода по выпуску лидарита, но никаких надежд на это не было. «Странно, – мучился в догадках Вадим, – почему не получился эксперимент по рецептуре Даркова? Сам он недодумал чего-то или у него противники сильней?»

Вадим вспомнил о своем наивном предположении заменить инженерами зубных врачей, тех, что противятся новому методу сверления зубов ультразвуком. Везде есть противники. От этой ассоциации мысль его снова и снова возвращалась к неудачным испытаниям Васильева. Удивляло Вадима и то, почему так категорично отказался Валентин Игнатьевич дать ультразвуковой генератор даже на один вечер. Ведь, по словам Олега и Эдуарда, генератор сейчас в лаборатории не используется. Вадим предложил им переписать на другую кассету все шлягеры, за которые иные коллекционеры отдадут полжизни, а взамен попросил генератор на один вечер. Мальчики побледнели, и Алик шепотом признался:

– Это невозможно. Валентин Игнатьевич опять предупреждал.

И вот теперь Вадим перебирал все это в своей памяти и скорее ужаснулся, чем обрадовался своей догадке. Он не стал медлить.

Оставшись вечером в лаборатории, Вадим попросил Надю зайти к нему.

– Мне очень нужна твоя помощь, Надюша. Надо провести один серьезный эксперимент, но чтобы никто об этом не догадывался.

– Даже Алешка?

– Нет, Алеша нам кое в чем поможет. У тебя, кажется, есть запасной телеконтролер. Пока подготовь его к работе, а мы с Алексеем притащим стальной лист, раствор Даркова и краскопульт.

…Столь примитивным способом, казалось бы, нигде и никогда не проводился решающий эксперимент. А от него сейчас зависела судьба стройкомбайна Васильева. К краю толстого стального листа был прикреплен телеконтролер. Зашипел краскопульт, и лист покрылся бледной изморозью раствора. Вадим щелкнул тумблером, включающим аппарат с генератором ультразвука, Изморозь покрылась темными извилистыми линиями, будто начало оттаивать замерзшее окно. Слой постепенно утолщался. Краскопульт работал исправно, разбрызгивая раствор, который, попадая на стальной лист, постепенно густел. Вот уже толщина его достигала нескольких сантиметров.

Краскопульт выключен, и на сырую поверхность направили обычный бытовой рефлектор с раскаленной спиралью. Таким образом, здесь применялась вполне современная технология – сушка инфракрасными лучами. К сожалению, в данных условиях нельзя было создать электростатическое поле, но тут оно не имело принципиального значения. Проверялась надежность наращиваемого слоя. Через некоторое время рефлектор выключили и начали испытывать прочность плиты, созданной из массы Даркова. Она крошилась, как сухое печенье.

Вадим и Надя радовались как дети, и только Алексей, которого так и не успели посвятить в сущность испытаний, пожимал плечами и хмурился.

Для чистоты эксперимента произвели наращивание слоев при выключенном телеконтролере. Плита оказалась прочной, звонкой как фарфор.

Так до самого утра шипел краскопульт, слышались удары молотка по звенящим плитам, теперь уже не из лидарита, а из доступного, дешевого материала, созданного Дарковым для массового строительства по методу Васильева.

Лишь только первые лучи скупого осеннего солнца окрасили занавески на окнах, как Васильева разбудил громкий стук в стекло. Не желая тревожить Мариам, Александр Петрович накинул халат и, заметив в окне нетерпеливого Алексея, пошел открывать дверь.

– Они говорят, тебе можно одеваться, – дрожащим голосом начал Алексей. – Надо приходить скорее. Чужой человек не должен знать.

– Опять авария? – спросил Александр Петрович.

– Нет аварии! – радостно воскликнул Алексей. – Виктория! По-русски – победа! Теперь не надо лидарит. Не надо!

Васильев собрался мгновенно. Заглянул к Мариам. Она спросонья протирала глаза и, увидев мужа одетым, в тревоге сжала кулачки у подбородка.

– Не пугайся, не пугайся, Мариаша, – успокоил ее Александр Петрович. – Кажется, Алешка прибежал с добрыми вестями. Пойду проверю…

Вадим был настолько уверен в благополучном исходе испытаний, что, не боясь ответственности, сумел организовать подготовку стройкомбайна. Уже вздыхали компрессоры. На пульте управления нетерпеливо вздрагивали стрелки приборов. Лукаво подмигивали сигнальные глазки. На круглых блюдцах осциллографов метались зеленые зайчики. И только на экранах Надиных телеконтролеров не было никаких признаков жизни.

Однако чувству невольной обиды Надя всерьез поддаваться не могла. Звенела и гудела стальная коробка стройкомбайна. Вот уже первый, самый прочный слой лег на стенки формы. За ним второй – ячеистый – и, наконец, третий – отделочный. Теперь можно включать высокочастотные генераторы для просушки стен.

Васильев терпеливо ожидал, когда стрелки приборов, показывающие остаточную влажность, перестанут двигаться к нулю и замрут где-то от него поблизости. На это он надеялся и верил в это. Но как трудно выдержать столь мучительное ожидание!

Сегодня с самого утра опять появился на стройплощадке секретарь комсомольской организации совхоза Максим Братухин, но, заметив взволнованное состояние Васильева, постеснялся отрывать его от дел, притаился в уголке и ждал, когда тот освободится.

Отвернувшись от пульта управления, чтобы больше не видеть медлительных стрелок, которые будто задались целью испытывать терпение экспериментатора, Васильев протер уставшие глаза, и тут же взгляд его скользнул по лицу Братухина.

– С чем пришел, Максим? – словно обрадовавшись, что может хоть немного облегчить минуты вынужденного бездействия разговором, спросил Васильев. – Что-нибудь новое? Или опять торопить нас будешь?

– Не вас, Александр Петрович. Жизнь нас всех торопит. Вот какая штука. – Сунув кепку в карман расстегнутого ватника, Братухин подошел поближе, встал между Надей и Вадимом. – Мы сейчас чувствуем себя, как говорится, разведчиками будущего. Кое-чего добились! И если бы вы знали, как мы все надеемся на то, что здесь будет новый поселок! Ведь нормальное жилище – это одно из самых главных условий движения вперед. Оно нам нужно, право слово, вот так! – Максим провел рукой по горлу.

– Это я сделаю. Построим жилища нашим методом. А теперь посмотрим, чего нам удалось добиться для разрешения столь мучительной проблемы.

Вслед за. Васильевым и Братухиным Вадим, Алексей, Мариам заторопились к двери. На свежем воздухе их ожидали Литовцев и. Пузырева. Все они приблизились к стройкомбайну, только Литовцев отошел в сторону. Надя осталась за пультом управления и могла видеть стройкомбайн сквозь длинное широкое окно, как у диспетчера на аэродроме.

Васильев не утерпел и, не дожидаясь, пока раздвинутся обе половинки формы, сбежал по звенящей лесенке в котлован, пробрался в люк, и вот он уже внутри готового дома.

Надя щелкнула тумблером на пульте управления, и все фары загорелись внутри нового дома, чтобы Александр Петрович собственными глазами смог его осмотреть.

А за стенкой только что рожденного дома, прижавшись к холодной стальной поверхности стройкомбайна, стоял Валентин Игнатьевич Литовцев и надеялся, что вот-вот оторвется кусок потолка или стены, как это было в предыдущих испытаниях. Но этого не произошло.

Загудели моторы, и Валентин Игнатьевич почувствовал, что стальная стенка подалась на него и стала эдак вежливенько отодвигать с платформы. Литовцев стоял у задней стены стройкомбайна. Осмотрелся, нет ли кого поблизости. Неужели придется прыгать вниз? Хоть и не высоко, метра полтора всего, но все-таки там грязь.

А стенка медленно-медленно придвигается. В отчаянии Литовцев отступал и отступал назад. И вот нога уже повисла в воздухе. Удержаться невозможно, так неумолимая стена и столкнула его с платформы стройкомбайна.

Сидя в жидкой глине, Валентин Игнатьевич желал только одного – уйти отсюда незамеченным. Он прополз до края раздвинутой формы и увидел целехонький готовый дом ярко-оранжевого цвета. Из дверей его выходил Васильев. Лицо его сияло.

«Суум куикве», «каждому свое», – с невольной горечью констатировал Валентин Игнатьевич, сбрасывая с пальто липкую глину. – Но ничего! Мы еще поборемся. Как говорят латиняне, «через тернии к звездам».

Утро начиналось так: перед стройкомбайном разломали забор из бетонных плит. Тесно машине стало на участке. Впереди расстилалась степь, и лишь вдали лиловел лес. К нему протянулась белая полоса, еще вчера нанесенная геодезистами. Тут пройдет будущая улица необычного поселка.

Стройкомбайн, напоминающий вагон с закругленными краями и выпуклой крышей, имел впереди просторную кабину для водителя и его помощника, перед глазами которых находился пульт управления.

Васильев сел за штурвал, огляделся и, заметив стоящего в нерешительности Вадима, поманил его к себе:

– Ты что же, Вадим? Места своего не знаешь?

Сразу Вадим оказался в кабине. Васильев включил электромотор. Низкое гудение и трепетание стрелок на пульте заставили Вадима быть внимательным.

И вот настала торжественная минута.

Прежде всего Вадим заметил, как впереди заработали фрезы, вскрывая земляной пласт, разрезая и дробя его на куски, чтобы вместе с удобрениями уложить по обеим сторонам канала, где будут высажены деревья и кустарник.

Завздыхал, зашипел компрессор. Сжатый воздух выдавил из бункера жидкую бетонную массу и сквозь форсунки начал разбрызгивать ее на гладкие, утрамбованные стенки канала. Теперь, согласно заложенной в систему управления программе, должны включиться высокочастотные генераторы для просушки стенок канала, то есть фундамента первого домика. Приборы показали, что и генератор включился, и выдвинулись вперед его конденсаторные пластины, лежащие на бетонированных стенках канала.

Но вот датчики передали на приборы, что остаточная влажность в бетоне позволяет считать фундамент готовым, и стройкомбайн должен передвинуться на несколько метров вперед, чтобы на этом месте стал возводиться дом.

Все это было запрограммировано заранее. Включились форсунки для разбрызгивания раствора Даркова. Из трех разных бункеров последовательно наращивался один слой за другим. Автоматически поднялись вверх конденсаторные пластины генераторов, и через некоторое время стены стали сухими и прочными. Датчики это установили точно.

По следующему пункту программы умная машина управления стройкомбайном включила моторы – те, что раздвигают стенки формы, – и вот перед глазами собравшихся появился светло-зеленый домик.

Пока он гордо красовался на солнце, блестя своими будто отполированными боками, уже несколько минут работали фрезы, роя котлован для следующего дома. Вадим не раз задумывался, как Васильев решит проблему внутреннего монтажа в доме. Он знал, что в толще стен будет скрыта и проводка, водопроводные и канализационные трубы. Форма стройкомбайна предусматривала и встроенные шкафы, и санитарные узлы, но ведь нужны и двери – и входные и внутренние. Нужны оконные рамы. Всю эту систему надо смонтировать заранее, пока стройкомбайн не подъехал к месту рождения нового домика.

Представляя себе, как это должно делаться, Вадим подумал, что строительство новой улицы будет производиться по методу пульсирующего конвейера. Во время остановки «бригада монтажников» – если так можно назвать рабочих, навешивающих двери и вставляющих рамы, – за несколько минут все это проделает, а к тому времени уже родится очередной дом.

Так это и оказалось. К стройкомбайну еще заранее была прицеплена вроде как железнодорожная платформа, нагруженная дверями, рамами и прочими деталями. Трое рабочих быстро захватили двери и рамы и скрылись в проеме с торцовой стороны здания. Там будет боковой вход. И вот уже здесь оказалась дверь. В окнах заиграли солнечные зайчики.

Снова передвинулся стройкомбайн. Опять форсунки разбрызгивали бетон, и снова выползали пластины генератора для того, чтобы высушить будущий фундамент.

Надя как ребенок радовалась, когда вылупливались из стальной скорлупы разноцветные домики. Один выполз сиреневый, потом голубой, розовый, красный, синий… Идет по степи сухопутный корабль и оставляет людям многоцветную радость…

– Тебе какой домик больше нравится? – спросила Надя, глядя снизу вверх на Алексея, и в глазах ее промелькнула лукавинка.

Алексей пригладил ее красно-медные пылающие вихры.

– Тот, последний, – указал он в конец улицы, где разворачивался стройкомбайн, чтобы оставить за собой второй ряд домиков. – Он золотой, как солнце.

Надя обняла его и жарко прошептала:

– Ты мой золотой. Ты мое солнце. И я остаюсь с тобой.

Вчера Надя спросила Александра Петровича, нужны ли будут телеконтролеры для дальнейшего строительства. На это он ответил, что теперь потребуется совершенствование нового метода строительства, а также продолжение научно-исследовательских работ. Ясно, что в данном случае без телеконтролеров, а может быть, и другой электронной аппаратуры обойтись нельзя. Нельзя также обойтись и без инженера, который бы этим делом занимался. «Да я бы даже техником здесь осталась!» – чуть было не вырвалось у Нади. «А вдруг институт не отпустит?» – тут же подумала она. Но сомнения сразу рассеялись. «Не могут не отпустить по семейным обстоятельствам».

Стройкомбайн возвращался обратно. За ним по бетонному каналу, над которым пестрели домики, как черная змея, тянулся электрокабель. Заканчивалось строительство половины улицы с нечетными номерами домов.

Прямо перед глазами Нади и Алексея, совсем рядом, раздвинулись обе половинки стройкомбайна, и оттуда, будто из скорлупы, выглянул желтым цыпленком новый домик.

– Вот такой же будет наш! – твердо сказала Надя.

Да, конечно, и Надя, и Алексей, и ребята, что так жаждут приблизиться к коммунистическим далям, будут жить в этих удобных домиках, и, наверное, жить счастливо.

Васильев вышел из кабины стройкомбайна, придирчиво осмотрел каждый домик, только что вылупившийся из стальной скорлупы, но видел в них не жилища нового поселка, а улицу будущего города там, где проступала в утреннем тумане лиловая тайга.

Думаете, он на этом успокоится? Нет! Безудержная мечта творца и созидателя позовет его дальше на Север, где его воображению уже представляются огромные теплые города. Мечта уже давно выкристаллизовалась в сознании изобретателя. Есть расчеты и проекты. Но мы-то с вами знаем, сколько тяжелых испытаний может претерпеть творец, пока рукой прикоснется к мечте.

1950-1971 (1980)