Текст книги "Синергетика как феномен постнеклассической науки"

Автор книги: Владимир Аршинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Глава 5.
Медицина и психотерапия в контексте автопоэтической реальности синергетики

5.1 Встреча синергетики и медицины

То обстоятельство, что синергетика, ориентированные на нее подходы, в принципе могут дать много ценного для современной медицинской теории и практики, само по себе сомнений не вызывает. Вопрос в том, как, каким образом эвристический потенциал синергетики мог бы быть в медицине реализован. Как и каким образом могла бы произойти «встреча» синергетики и медицины, их взаимное узнавание, переоткрытие, межличностная коммуникация.

Я ставлю здесь своей задачей дать общее и предварительное представление о перспективах взамодействия синергетики и медицины, их многоплановости, коммуникативности и личностности. Я никоим образом не претендую на исчерпывающую характеристику состояния современной медицины. Моя цель –обратить внимание на некоторые тенденции ее развития в контексте синергетического подхода. Я попытаюсь это сделать на двух примерах. Первый пример – это практико-ориентированный проект создания (переоткрытия) третьей медицины, предложенный доктором П.А.Поповым. Второй пример связан с именем известного в США врача Эндрю Вэйля, автором ряда медицинских бестселлеров и лидером движения за реформу медицинсконго образования в Америке. А между изложением этих примеров я остановлюсь на нейролингвистическом программировании как практике создания (конструирования) новых автопоэтических реальностей.

Термин «третья медицина» был предложен Поповым для обозначения нового состояния медицины как области знания о человеке, взаимопомощи и исцеляющей деятельности, объединяемых общей осознаваемой установкой на реорганизацию коммуникативных взаимосвязей врача и пациента таким образом, чтобы «дать место» в пространстве их взаимодействий и встреч синергетическим процессам самоорганизации и саморегуляции [99].

Поэтому третья медицина – это не альтернативная медицина. Ближе всего здесь термин «системная интегральная медицина», используемый В.Коноваловым. (См.В.Коновалов. Совсем другая медицина. М. 1997)

Можно также говорить о новой третьей медицинской парадигме, имея в виду его автопоэтический голографический смысл, обсуждавшийся нами в третьей главе.

В данном случае под парадигмой имеется в виду паттерн современного медицинского мышления, соединяющего в себе основанные на естественнонаучном знании и апробированные практикой врачевания биомедицинские модели человеческого организма с установкой на возрождение традиций целительства и новым пониманием состояния здоровья и болезни человека. Этот образ новой парадигмы в медицине не является чем-то уже ставшим, застывшим. Он находится в становлении, а потому ответить четко и однозначно на вопрос о том, что такое новая парадигма в «медицине III», достаточно трудно, если не невозможно. Тем не менее, попытаемся это все же сделать.

Здесь можно пойти двумя дополняющими и, в то же время, в чем-то исключающими друг друга, путями: «апофатическим» и «катафатическим». То есть, говорить о том, чем становящаяся медицина III является и чем она не является. Медицина III не является чем-то всецело альтернативным уже имеющимся в современной культуре моделям и направлениям медицинской теории и практики врачевания и целительства в их традиционо западном или восточном пониманиях. Она не определяет себя через отрицание всего имеющегося накопленного опыта врачевания и целительства там и тогда, где и когда он оказался успешным, хотя бы даже успешность эта и не всегда поддается достаточно ясному рациональному объяснению.

В то же время медицина III может рассматриваться как качественно новое состояние медицины – медицины, приобретшей свое новое человеческое и социокультурное измерение в контексте современного развития цивилизации «третьей волны». Исходя из кризисного состояния практически всех без исключения современных фрагментаризированных медицинских моделей и практик – восточных и западных, народных и санкционированных современной наукой – медицина III выступает с четко провозглашаемой конструктивной «Да-установкой». Медицина III – это медицина согласия, открытого диалога и, соответственно, компромисса. Это, конечно, не означает провозглашение лозунга «все годится»», а лишь означает ориентацию на поиск и фиксацию места каждой медицинской модели и практики в их естественных границах оправданной применимости с полным учетом приоритетности принципа «не навреди» [99].

Однако речь идет не только об «уместности» разных медицинских методик, моделей и практик, но и о таком их гештальткоммуникативном сочетании, выстраивании, такой последовательности их применения, когда бы их лечебно-терапевтический эффект умножался. Иными словами, когда бы этот эффект являлся синергетическим. Именно в этом синергетическом качестве совместного применения медицина III вписывается в общий контекст всей человеческой эволюции, проходящей в настоящее время острую кризисную точку поворота, или «точку бифуркации» [201].

Можно было бы также сказать, что медицина III – это эволюционная медицина, рассматривающая жизнь человека в глобально-эволюционном аспекте, когда он, по выражению Э.Янча, «вступает в коэволюцию сам с собой» [227]. Отсюда, и поэтому, медицина III – это, конечно, холистическая медицина, видящая человека во всех его психофизиологических и духовных измерениях. И эта целостность динамична и соотносится как с внутренним, так и с внешним аспектами человеческого бытия и его становления.

Тем самым, медицина III – это многомерное и открытое образование. Она открыта прошлому, его традициям, особенно восточным практикам целительства – практикам не только излечения, но и сохранения и поддержания здоровья. Медицина III – это «медицина встречи», пути, медицина парадигмы самоорганизации, диалога и темпоральности. Последние слова использованы нами не случайно. Они отсылают нас к книге И.Пригожина и И.Стенгерс «Порядок из хаоса», где представлен новый диалог человека с природой, дающий нам образ новой картины мира и места человека в нем, как это видится с позиций общей теории нелинейных, неравновесных, открытых, коэволюционирующих систем [201,68].

Таким образом, медицина III – это синергетическая медицина, медицина синергийного соучастия, которая, следуя общему пути становления синергетики, наследующей идеи системного подхода и кибернетики, ставит во главу угла концепцию обратной связи, как положительной, так и отрицательной.

Поэтому медицина III – это медицина, ориентированная на понимание организма не только как кибернетического гомеостата с отрицательными обратными связями, но и как структурно-функциональной иерархии диссипативных структур, возникающих и самоподдерживающихся за счет процессов самоорганизации [180, 181, 182, 200, 199].

В связи с третьей медициной упоминалась также и концепция автопоэзиса чилийских нейрофизиологов Варелы и Матураны [268, 269], открывающая возможность увидеть состояния болезни и здоровья человека как эволюционное структурное их сопряжение, симбиоз, что в свою очередь ведет к новому пониманию процессов целительства, врачевания, их психосоматического и личностного смысла.

Кроме того, медицина III в своих истоках учитывает также и эпистемологические уроки квантовой механики, с позиций которой «мир как целое», «мир и человек в нем» представляются в их потенциальном и актуальном существовании как особого рода информационно-физические когерентности. А потому медицина III – это также и «квантовая медицина», для которой динамическая целостность живого организма, его устойчивость обусловлены во многом его квантовой природой не только на микро-, но и на макроуровнях его существования.

Уже эта краткая и, по необходимости, декларативная характеристика медицины III показывает, что рассмотрение во всех аспектах с необходимостью выводит ее на ключевые проблемы развития современной цивилизации как целого. Строго говоря, медицина III оказывается в этом качестве медициной жизни, терапией культуры, разума, души и тела человека в их неразрывной органической целостности.

Стоит ли специально подчеркивать, что в медицине III происходит преодоление до сих пор доминирующей в западной культуре ньютоново-декартовой биомедицинской модели [68] (Капра), с характерным для нее разделением человека на душу и тело, и рассмотрение всего сущего как совокупности отдельных вещей, предметов, органов и функций. Соответственно, меняется взгляд на болезнь и здоровье, на природу физических и психических заболеваний, на взаимоотношения врача и пациента. Здесь медицина III когерентна гештальт-коммуникативному психотерапевтическому психосоматическому подходу, обращая внимание на то, что и болезнь, и здоровье являются различными состояниями целостного паттерна организма как многоуровневой, динамически равновесной системы, обладающей такими автопоэтическими свойствами как самоподобие, самосоотнесенность, самонаблюдаемость. Из этих свойств живого организма следует многое. В частности, – такое свойство, как фрактальность его роста и функционирования, и тесно с ними связанное свойство самоорганизованной критичности, благодаря которым исцеление или выздоровление – это процесс перехода организма из одного устойчивого состояния в другое; переход, осуществляемый не одним-единственным, но многими способами посредством положительной обратной связи, запускаемой самыми малыми воздействиями как физической, так и психической природы, разными веществами и энергиями, разными нейролингвистическими кодами [258], а также их сочетаниями.

Медицина III, будучи, как уже говорилось, медициной синергетической и фрактальной, ориентируется на поиск такой пространственно-временной организации внешних и внутренних воздействий на организм, которые бы в своей совокупности инициировали в нем самоорганизующийся переход в качественно новое состояние здоровья, динамического равновесия с окружающей средой в широком смысле этого слова – т.е. в равновесие отношений с другими людьми и с самим собой. Таким образом, медицина III дает оправдание метафоре исцеления как «пути к себе», как «возвращения к себе», или как «открытия себя заново». А потому для нее диалог становится принципом исцеления и удержания здоровья как творческого, непрерывно поддерживаемого, осознаваемого процесса.

Понятно поэтому, что исцеление в медицине III – это самоисцеление, это осознаваемый, наблюдаемый творческий процесс, в котором решающую роль играет личность пациента и открыто выраженное стремление принять помощь врача – его разум, руку и сердце, его слово и вдохновение, чтобы заново сотворить себя, чтобы становиться и быть здоровым человеком. Но это последнее состояние может удерживаться и устойчиво воспроизводиться в течение длительного промежутка времени, только если оно будет опираться на осознаваемое ощущение границы отделяющей здоровье от болезни. Поэтому не совсем верно говорить о третьей медицине как о медицине здоровья, противопосталяя ее традиционной медицине болезни. Третья медицина – это медицина границы, поверхности, а потому – коммуникации. И именно эта ее граничность, поверхностность позволяет ее рассматривать в качестве синергетической, автопоэтической и квантовой.

В пространстве общения медицины III отношения врача и пациента – это отношения личностной интерсубъективной коммуникации, эмпатии, но в то же время они циклически опосредованы всем тем комплексом современного научного знания, которое было получено в процессе развития естествознания нового времени и зафиксировано в его языках и технике. Это медицина эволюционного симбиоза естественного и искусственного, знания и веры, закономерного и рецептурного. Поэтому она открыта национальным традициям целительства.

П.А.Поповым, много путешествовавшим по территории бывшего Союза, был собран разнообразный опыт целительской и врачебной практики, рассеянный на обширном пространстве от стран Прибалтики до Сибири и Средней Азии. При этом ставилась цель не просто собрать разные методики лечения болезней, но соединить их таким образом, чтобы они в своем комбинированном применении усиливали друг друга.

И в этом процессе собирания и испытания целительских методик и практик стали все более отчетливо проявляться уникальные качества медицины III, интегрирующей в себе все ценное народной и современной классической медицины. Не углубляясь далее в изложение принципов медицины III, мы ограничимся лишь одним показательным примером опыта примения в контексте ее принципов древнего и весьма эффективного лечебного метода «Стимули», суть которого состоит в воздействии на ткани и области тела препаратом, полученным из жучка рода Paederus. Этот препарат обладает кожно-нарывным действием, к которому, однако, его воздействие на человеческий организм далеко не сводится. Это воздействие, как показывает весь долгий опыт его применения, оказывается гораздо более сложным, комплексным и многоплановым.

Первые упоминания о лечебном применении жучка обнаруживаются в древних тибетских источниках, уходящих в глубь тысячелетий. В Россию этот приготовленный из жучка Paederus препарат попал из Средней Азии. Пионером его применения был В.И.Десятиченко, который начал изучать его действие с начала нашего века, используя с этой целью спиртовую настойку, приготовленную из жучков с добавлением трав. С 1957 года при активном содействии Десятиченко этот препарат получил официальное разрешение к применению в клинической практике и назван «Стимулином Д» в честь его автора.

Здесь необходимо особо отметить, что речь идет о лекарстве нового поколения, эффективность применения которого самым нетривиальным образом определяется техникой работы с ним. Так, применение этого препарата в сочетании с комплексом специально подобранных психофизических упражнений позволяет значительно сократить как сроки лечения, так и количество его.

И, наконец, несколько слов о связи опыта применения препарата «Стимулин Д» с концепцией третьей медицины. Эту связь можно рассматривать по крайней мере как двухканальную. Первый канал – это связь через посредство более общей методики «Стимули» как методики, предполагающей оказание сложноорганизованного в пространстве и времени, селективного, целенаправленного воздействия на организм, для того, чтобы создать необходимые предпосылки для инициирования в нем системной последовательности самоорганизованных критических процессов, выводящих организм на его здоровое состояние.

Второй канал действия препарата «Стимулин Д», по-видимому, создается благодаря его особой способности «резонансно» возбуждать в организме жизненно важные процессы на нескольких уровнях сразу. И эта способность «Стимулина Д» обусловлена не только сложностью, многокомпонентностью его стереохимического строения, но и, по-видимому, тем, что он обладает свойством информационно-кодового, параметрического воздействия на организм как сложную, неравновесную, диссипативную структуру.

Таким образом, в контексте общих идей и принципов медицины III, мы можем взглянуть на лечебный эффект некоторых лекарственных препаратов не только с чисто химической, но и информацинно-коммуникативной точки зрения, что весьма плодотворно для поиска и создания нового поколения лекарственных средств и методов. Кроме того, становится понятнее общий коммуникативный гештальт психосоматической медицины, а также такие ее разновидности как инфомедицина и отчественная валеология. В общую коммуникативную парадигму вместе с медициной III включаются и современные психотерапевтичесие практики. И это включение можно также рассматривать как составную часть общего процесса междисцилинарной интеграции, инициированного синергетикой. Показательным примером здесь является нейролингвистическое программирование.

5.2 Что такое НЛП?

Сегодня многие слышали об НЛП, хотя, если спросить, а что именно кроется за представленной абревиатурой, видимо, не все и не сразу дадут ответ. Нейролингвистическое программирование – НЛП – это «метод постмодернизма в психотерапии» (Леонид Кроль, президент Российкой ассоциации НЛП). Как и все предыдущие разделы данной работы, этот раздел есть сочинение на тему «Синергетика встречается с НЛП» [60].

Рассказ об НЛП касается его личностного измерения, его предшественнков и создателей, лиц, активно участвующих в движении НЛП, и в то же время это будет рассказ о «новой науке о человеке», науке эпохи уже постпостмодерна.

Отправляясь в путь по стране НЛП, сделаю еще одно замечание, смысл которого, возможно, будет понятен не сразу, но, надеюсь, проясниться в дальнейшем.

Основной принцип, или предпосылка НЛП, рекуррентно и перформативно используемый в коммуникативной деятельности НЛП, обычно формулируется посредством утверждения «карта не есть территория». Постоянное напоминание о необходимости делать такое различение заставляет быть внимательным и осторожным, когда движешься в многослойной и коннотативной, взаиморефлексивной, семиотической, автопоэтической реальности. А именно в этой реальности опыт внимательности (интенциональности) и осознавания как непрерывно упражняемый опыт вовлечения в пространственно-временной гештальт и переживание его, есть решающее условие поддержания автопоэтической операциональной замкнутости тех языков и образов, посредством которых обеспечивается существование необходимого для диалогов и межличностных коммуникаций «семантического пространства».[60,156]

Сама страна НЛП – это тоже карта (точнее, метакарта). Но карта какой территории? Оставим попытку здесь и теперь ответить на этот вопрос.НЛП возникло в начале 1970-х в результате сотрудничества Джона Гриндера, специалиста в области математической лингвистики и сотрудника Калифорнийского универитета в Санта-Круз, и Ричарда Бэндлера, бывшего в то время студентом психологического факультета того же университета и изучавшего псхотерапию.

Они вместе исследовали действия трех выдающихся психотерапевтов: уже известного нам Фрица Перлза, основателя гештальт-терапии и родоначальника философии гештальта как общего паттерна интерсубъективной межличностной коммуникации; Вирджинии Сэйтир, семейного психотерапевта, которой Бэндлер и Гриндер посвятили свою знаменитую книгу «Структура магии», и Милтона Эриксона, являвшегося ведущим авторитетом в области медицинского гипноза, работа которого стала ключевой в формировании новой, постнеклассической психотерапевтической парадигмы.

Теперь кратко и предварительно ответим на вопрос, что такое нейролингвистическое программирование. «НЛП – это поведенческая модель, взятая вместе с операциональным сопровождением технических приемов, методов и методологий, начало которым было положено Джоном Гриндером и Ричардом Бэндлером в 1975 году. Исследуя структуры субъективного опыта для лучшего понимания процесов, обусловливающих совершенство личности, НЛП изучает формы и стереотипы, или «программы», получающие развитие благодаря взаимодействию между мозгом («нейро»), языком («лингвистическое») и телом. Технические приемы, методы и методологии были разработаны на основе наблюдения форм и моделей человеческого совершенства, воплощенного в наиболее выдающихся представителях различных сфер профессионального общения, включая психотерапию, бизнес, здравоохранение и образование.» [60]

То, что прототипом-оригиналом НЛП-моделирования человеческого общения является человеческое совершенство, представленное в различных поведенческих паттернах, вполне когерентно программе Маслоу в ее психотерапевтическом измерении, как программе «третьего пути» между фрейдизмом и бихевиоризмом («между Фрейдом и Павловым»).

Здесь, ради точности, замечу, что так понимаемая миссия НЛП есть в каком-то смысле уже постНЛП, и связана она уже не столько с именами Бэндлера и Гриндера, сколько с Робертом Дилтсом, основоположником так назывемого «системного НЛП», являющегося по сути дела продуктивной практической реализацией «встречи» НЛП с синергетикой. Но об этом чуть позже.

А сейчас – еще раз о том, что такое НЛП. (Напомню, что рекурсия – фундаментальная операция автопоэзиса.)Итак, НЛП это

изучение человеческого совершенства;

умение всегда быть самим собой;

мощный практический подход к личностному изменению;

новая техника достижения успеха;

аббревиатура названия «нейролингвистическое программирование».

«Это техническое название (НЛП) имеет чисто описательный характер, – говорит один из практиков современого НЛП – как, к примеру, словосочетания: «тренировочные ботинки, охотничья собака, или классический кабриолет-лимузин». «Нейро» относится к нервной системе, к путям, по которым поступает информация в мозг от пяти органов чувств: зрения, слуха, осязания, обоняния и вкуса. «Лингвистическое» относится к человеческой способности использования языка и к способу, которым определенные слова и речевые обороты репрезентируют наш внутренний мир. «Лингвистический» также относится к «немому языку» – жестов, поз, привычек, которые раскрывают наш образ мышления, систему убеждений и т.д. «Программирование» заимствовано у языка компьютеров, чтобы показать, что наши мысли, чувства, действия являются попросту привычным использованием ментальных программ, которые можно изменить путем усовершенствования.» [60, 156].

Эта цитата характерна для всех репрезентативных контекстуализаций НЛП как личностной коммуникативной деятельности, в которой присутствует своеобразное «структурное сопряжение», если пользоваться терминологией автопоэзиса, прагматизма и междисциплинарности, понимаемой не как статическая данность, но как процесс когерентизации различных языковых систем, с целью конструирования области совместной кооператвной деятельности, новой солидарности.

«История НЛП – это история одного нетипичого объединения, разработавшего ранее неизвестные формы сотрудничества, которое позволяет создать мир перемен.» [60] Эту же мысль, в принципе, можно выразить и иначе, сказав, что мисия НЛП состоит в том, чтобы проектировать, претворять в жизнь новые формы и виды автопоэтической реальности. Аналогичные цели просматривются в деятельности методологического кружка В.С.Дудченко в Институте социологии РАН, где в последние годы разворачивается работа над научно-исследовательской программой «Онтосинтез социальной реальности». Исходным пунктом концепции онтосинтеза является тезис, репрезентированный нам в утверждении, что «человек сам творит реальность, в которой живет». Во избежании недопонимания, могущего легко возникнуть у всякого, кто еще помнит знаменитый марксистский 11-й тезис о Фейербахе, а также страстные споры по поводу законности в рамках марксистской диалектики, или, что то же, утверждения диалектического материализма о том, что «сознание не только отражает мир, но и творит его», я, не вдаваясь здесь в историю отечественного деятельностного подхода, уточнил бы только, что реальность, которая имеется в виду в программных установках онтосинтеза, также, как и в установках НЛП, – это общая, совместно разделяемая (интерсубъективная), автопоэтическая реальность.

Это структурное сопряжение автопоэтических реальностей третьего и, по-видимому, даже четвертого порядка, позволяет репрезентировать в контексте «третьей личностной синергетической позиции» такие постнеклассические и, если угодно, постмодернистские инновационые междисциплинарные методологии, как онтосинтез Дудченко, НЛП Бэндлера и Гриндера, психосинтез Роберто Ассаджоли, системное НЛП Дилтса, а также такие, пока что плохо понимаемые у нас концепции, как теория обществ Н.Лумана, концепция «конструирования реальности» П.Бергера и Т.Лумана, концепт habitus’a Пьера Бурдье и, наконец, такое экстравагантное, экзотическое автопоэтическое единство «четвертого порядка», каковым предстает перед нами мир Карлоса Кастанеды.

Такова плюралистическая онтология миров постнеклассичесой науки и культуры постмодерна как многообразия автопоэтических реальностей, островков «когерентностей», миров, которые становятся и обитают на фрактальной самоподобной границе «порядок – хаос». Но при всем плюрализме в обеих случаях мы имеем дело с самореферентной и операционально замкнутой автопоэтической реальностью, реальностью, которая не является ни физической, ни биологической, ни естественной и ни искусственной, ни внутренней-идеальной, ни внешней-материальной. Это, однако, вовсе не означает, что перечисленные бинарные оппозиции, которые я операционально замкнул их отрицанием, теперь нам не нужны. Верно обратное. Эти оппозиции нужны нам теперь уже как знаки, маркирующие пределы, границы, между которыми заново прокладывается, заново осознается как когерентная связность наш путь в мире, в котором мы живем и который каждый раз создается, возникает теперь уже как творимый нами совместно с другими в процессе сомоорганизованной коммуникативной деятельности.

Мы имеем дело таким образом с новой, «третьей», комуникативно-процессуальной онтологией многообразия автопоэзисов, которая, может представлена в виде спектра форм человеческого бытия, включающего в себя в качестве одной из своих важнейших характеристик спектр качества человеческой жизни, взятой в границах ее различных состояний здоровья и болезни. Автопоэтическая реальность человеческого бытия как спектра состояний здоровья и болезни, включая ( в контексте синегетического подхода ) и предельные пограничные ситуации выступает в третьей медицине как реальность изменяемая и творимая конструктивным процессом совместного синергетического использования всего многообразия нейрофизиологических, иммунологических, биологических и социальных коммуникаций. Это новая реальность, с которой имеет дело третья медицина по отношению к которой становится относительным и во многом неадекватным жесткое и однозначное деление состояний человеческого организма на больное и здоровое, на внешние и внутренние причины болезни. Особенно радикальные измения претерпевает взгляд на собственные восстановительные и самоисцеляющие способности организма. Ориентируясь на зону контакта, мы уходим от навязчивой дилеммы жесткого разграничения внешнего и внутреннего, уходя от противопоставления мира внешнего «окружающего», независимо от нас существующего и мира внутреннего, в котором «живут» наши чувства, верования, убеждения, а также где обитает «наш ум», наши болезни и наше здоровье.

И здесь работает, на этот раз уже в качестве терапевтической метафоры ,концепция личностного знания в здоровья и болезни, в ее структурном сопряжении с комуникативно-деятельностной концепцией познания самого познания как автопоэтической реальности Матураны и Варелы, представленной в образе рук, рисующих самих себя на гравюре Мориса Эшера.

И все это имеет прямое отношение к тому пониманию соотношения состояний болезни и здоровья, которое выстраивается в третьей медицине.

«Все что сказано – сказано кем-то» [248]. Таков один из первопринципов концепции познания как автопоэтической деятельностно– коммуникативной реальности, становящейся в узком зазоре между Сциллой соллипсизма и Харибдой объективизма. Применительно к третьей медицине этот тезис может быть трансформирован в новое качество межличностной коммуникации врача и пациента, новое понимание врачебной деятельности как профессионально конституированного выражения древнейшей человеческой солидарности и ее цели как пробуждения в каждом человеческом организме часто дремлющих сил самоисцеления. И это одновременно означает формирование навыков самопомощи, научение быть здоровым, сохранять и развивать в себе это естественное в состояние организма.

. «Все сказанное сказано наблюдателем. Речь наблюдателя обращена к другому наблюдателю, в качестве которого может выступать он сам.»

Применительно к третьей медицине это звучит примерно так. Нет врачебной истины как истины самой по себе, как истины, «говорящей за себя», нет. (Это, кстати говоря, лейтмотив и социальной логотерапии философии Розеншток-Хюсси) [132]. Есть только человек, который определенным образом использует язык, и по каким-то причинам полагает, что он имеет право выступать «от имени истины», пользоваться от случая к случаю словосочетанием типа «а на самом деле мы знаем», пытаясь нас за отсутствием (или незнанием) более убедительных аргументов, убедить в своей правоте.

Здесь уместно еще раз вспомнить Витгенштейна, заключительный афоризм его «Логико-философского трактата», афоризм, которым он пытается завершить тот странный аттрактор логического гештальта этого трактата, в плену которого оказался сам: «О чем невозможно говорить, о том следует молчать». [45] В этом афоризме многие современные исследователи творчества Витгенштейна справедливо видят косвенно сформулированный этический принцип [81]. В том же нравственно-этическом ключе можно истолковать и весь трактат в целом. И это важно также с точки зрения психотерапевтического использования языка в третьей медицине. Я процитирую еще несколько афоризмов трактата, полагая, что читатель добравшийся до этого места книги, уже достаточно искушен, что бы воспринять их как медицинские метафоры, созданные психикой человека, который, не будучи врачом-профессиналом или психиатором, всю свою жизнь посвятил изучению собственного внутреннего опыта нахождения в пограничном состоянии, непрерывно создаваемого мучительным усилием выразить невыразимое с помощью языка человеческого общения:

5. 631. Не существует мыслящего, представляющего субъекта.

Если бы я писал книгу «Мир, каким я его нахожу», то в ней следовало бы сообщить о моем теле и рассказать, какие члены подчиняются моей воле, а какие – нет, и т.д. Это, собственно, и есть метод изоляции субъекта, или, скорее, показа того, что субъекта, в некотором важном смысле этого слова, вообще не существует, ибо о нем одном не могла бы идти речь в этой книге.

5. 632. Субъект не принадлежит миру, а представляет собой некую границу мира.» [81]