Текст книги "Синергетика как феномен постнеклассической науки"

Автор книги: Владимир Аршинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

3.5 Дао и логос синергетики

Вернемся к Хакену, который с самых своих первых «синергетических» публикаций всячески подчеркивал ее междисциплинарность и системную историческую преемственность, указывая в этой связи в качестве одного из своих предшественников Л. фон Берталанфи [188, 189]. Это, что называется, об «отцах основателях», или о «продолжателях дела». Других я здесь называть не буду. Как любил говорить в свое время Л.Витгенштейн, единственное знание, которое нам здесь и теперь действительно нужно – это знание о том, как двигаться дальше.

Так что далее речь пойдет о «Дао» синергетики, об образах ее пути, о представлениях этих образов. Обращение в данном случае к традиции я бы хотел окрасить в постмодернистские тона. «Источником света» для синергетики, ее ориентиром, если угодно, «Логосом» для «Дао» синергетики, ее «маяком», как любит повторять Хакен, является лазер. К этому сравнению или, точнее, метафоре стоит отнестись со всем вниманием, коль скоро мы стремимся явно учесть в своих рассуждениях личностный контекст синергетики. Апелляция Хакена к лазеру не случайна: он был одним из тех ученых, которые сделали основополагающий вклад в создание теории работы лазера – символа успехов прикладной физики и высоких технологий науки и техники второй половины 20-го века.

Лазер – это прибор, в работе которого сочетаются естественное и искусственное, упорядоченное и неупорядоченное, квантовое и классическое...

Синергетика в образе лазера естественно осмысливается в духе инструментализма и неопрагматизма. Метафизике здесь места нет. Инструментализм самоопределялся в начальных стадиях своего возникновения именно как средство элиминации метафизических образов и представлений из системы научного познания.

Но постнеклассический инструментализм синергетики междисциплинарен по своим интенциям, а потому с необходимостью коммуникативен, конвенционален и открыт для диалога. А диалог требует структурной стыковки, структурного сопряжения как своей предпосылки.

Междисциплинарный инструментализм синергетики предполагает адекватную ему, динамически устойчивую, самовозобновляющуюся и, в то же время, эволюционирующую коммуникативную онтологию, такую, например, как онтология автопоэзиса Вареллы и Матураны. Замечу в скобках, что это структурное сопряжение (structural coupling) важно не только для диалога программ Пригожина и Хакена и их неизбежного симбиоза, но и для использования образов идей и представлений синергетики в социогуманитарном познании, психологии, политических теориях и т.д. Интересные попытки в этим направлении делает Н.Луман.

В этом месте рассуждений метафизический вопрос переоткрытия пространственности в синергетике трансформируется в вопрос: может ли это быть сделано самой синергетикой, ее методами и средствами? Или, быть может, нужен импорт идей со стороны? И если так, то каких? Мой ответ на этот и подобные вопросы, безусловно положительный, коль скоро осознается, что такие характеристики как «циркулярность», самореферентность, автопоэтичность, коммуникативность, диалогичность являются для синергетического мышления ключевыми.

При это сам синергетический контекст, в принципе, предполагает множественность и неоднозначность путей переоткрытия пространства и времени. В этом тоже одна из особенностей синергетического дискурса как дискурса науки эпохи постмодерна или постнеклассической науки.

Вообще говоря, эти пути существуют лишь потенциально в возможности, подобно тому как существует еще не задуманное слово в игре «да-нет», на примере которой Дж.Уилер показывает различие пониманий измерения в классической механике и механике квантовой.

Эти пути можно условно разметить посредством указания тех исходных «топосов», мест [1], с которых мы начинаем разговор. Первое – это место математического языка, определяемого математическим инструментарием синергетики. Прежде всего, это аппарат нелинейных дифференциальных уравнений, фазовые портреты, аттракторы, бифуркации, теория катастроф Тома-Арнольда и прочие интригующие вещи [8, 9]. Подчеркну, что это именно аппарат, инструментарий синергетики, сформировавшийся первоначально в работах А.Пуанкаре в связи с задачами механического движения и, в первую очередь, задачами устойчивости (и неустойчивости) движения небесных тел.

И хотя это аппарат, ориентированный на геометрическое, а следовательно, на пространственное представление, его не нужно смешивать (или во всяком случае отождествлять) с тем пространственным измерением синергетики, о переоткрытии которого идет здесь речь. Между тем, искушение для такого отождествления есть. Но, повторяю, это всего лишь аппарат, инструментарий, дающий некоторые намеки на возможную онтологию синергетики, но еще эту самую онтологию непосредственно не представляющий. В то же время отправной точкой для ее воссоздания он вполне мог бы служить. Примером такого пути являются работы, связанные с моделирования динамики лингвистических, языкоподобных, символьных систем с помощью математического аппарата синергетики [241, 236, 212, 229, 230, 105].

Мы имеем, таким образом, круг: математическое описание с помощью дифференциальных уравнений прилагается к описанию динамики языка, в принципе, того же самого языка, на основе и с помощью которого в свое время формировалась математика в образах Евклидовой геометрии, Декартовой системы координат, анализа бесконечно малых Ньютона-Лейбница и когерентных им систем представления знания [271]. Сегодня осознается, что вся эта математика есть лишь одна из возможных технологий представления знания, и что вся она не является репрезентацией внешней по отношению к нам и независимой от нас реальности, а есть лишь репрезентация нашего специфического отношения к миру в контексте диалога с ним, задаваемого спецификой способа его вопрошания.

Именно в этом контексте задач познания и нужно оценивать использование математического языка в качестве средства познания языка естественного. Синергетический смысл появляется как результат замыкания коммуникаций, в создании и/или воссоздании коммуникативных циклов (гиперциклов, по Эйгену), в которых и посредством которых реализуются исследовательские процедуры. Добавим также, что и здесь, как и везде в синергетике, деление на естественный язык и язык специально изобретенный, искусственный, каковым можно считать язык математики, – это установление конвенциональной гносеологической границы с целью оптимизации интерсубъективной коммуникации интердисциплинарного диалога.

Но я этим коммуникативным кольцом «от грамматики аттракторов до грамматики предложения» заниматься не буду. Замечу только, что это кольцо имеет гораздо больший онтологический радиус, чем это возможно представляется энтузиастам этого пути освоения языка синергетики, а потому и времени на его прохождение потребуется видимо гораздо больше, чем это предполагается при самых осторожных его оценках.

Синергетика здесь вносит ноту оптимизма, поскольку она утверждает, что это кольцо (герменевтический круг, если пользоваться языком философской традиции) потенциально существует, хотя «длина» этой окружности может быть близка к бесконечности. Конечно, все эти возражения метафоричны, но они вполне в духе тех онтологических обязательств, которые несет в себе используемый здесь геометрический язык «гладких» линий и поверхностей с целочисленными топологическими размерностями [241].

Еще один путь может быть инициирован посредством введения представления о постнеклассическом эпистемологическом пространстве как таком пространстве, в котором находит себя синергетический субъект [19]. Необходимость его введения обусловлена, помимо прочего, и тем обстоятельством, что синергетика в качестве междисциплинарного направления включает в себя и философское измерение, коммуникацию философской традиции, сопрягая ее некоторым образом с так называемой третьей парадигмой философствования, в которой субъект не задан изначально, но становится, не утверждает, а утверждается в разнообразии самотрансценденций и коммуникативных практик в широком смысле этого слова.

Существенно, что постнеклассическое эпистемологическое пространство порождается ситуацией междисциплинарности, в которой самоопределяется «синергетический» субъект. А потому это коммуникативное пространство воспроизводимых (повторяющихся), различимых диалогов-событий-встреч организуется изначально скорее по хаотически выстроенному сетевому, фрактальному принципу, не в соответствии с изначально заданной жесткой логической иерархией. «Метрика» в таком пространстве задается не степенью «близости к истине», которая в свою очередь контролируется логикой дедуктивно развертываемых высказываний и утверждений. Эта логика может быть ослаблена, стать эмпирической, вероятностной, индуктивной, байесовской, а само движение к истине мыслится в разных парадигмах-образах или символах – «восхождения к небесам» или углубления в суть вещей. Такого рода пространство также является коммуникативным по своему генезису, но надо отдавать отчет в том, что это специализированное коммуникативное пространство, сконструированное для целей управления и контроля, а потому оно «монологично». Это пространство, в котором нет места для «другого». Но синергетика видит своей целью не просто констатацию различия форм организации эпистемологических пространств классики, неклассики и, наконец, постнеклассики. Она видит своей задачей приведение их в топологическое соответствие друг с другом в контексте всего человеческого опыта, во всем разнообразии внутренних и внешних (интерсубъективных) форм его представления в языке, символах, вербальных и невербальных коммуникациях.

В постнеклассическом эпистемологическом пространстве, на которое ориентируется синергетика и которое ею же порождается и поддерживается, топология, мера близости и удаленности задается мерой близости и удаленности «я» и «другого». В разных случаях для этой пары используются разные имена. Например: «субъект-субъект», «я-ты», «я-он», «я-мы», «я-она»... Соответственно, будут иметься в виду разные типы коммуникативности, пространственности, символичности, телесности.

Эти и другие различия важны и существенны для переоткрытия пространства как конкретной коммуникативной формы существования культуры, художественного произведения, музыки, философии и т.д. Но нас здесь и теперь интересует постнеклассический междисциплинарный субъект, который самоопределяется «внутри науки», находится в ней, «погружен в нее», говорит и пишет ее языком, изменяя в этом процессе и себя самого. И это не наука вообще, а наука, претерпевшая в нашем столетии несколько радикальных парадигмальных сдвигов – прежде всего релятивистскую и квантовую революции, а затем открытие таких феноменов, как динамический хаос, фрактальный рост, переоткрытие принципа самоподобия в природе, большой взрыв и коэволюцию... «Неизбежность странного мира» квантовых феноменов, а затем не менее странного мира нелинейности поставила проблему единства науки как личностную проблему самоактуализации ученого в ситуации ценностного кризиса и смысловых расколов в научном знании.

Связность внутреннего опыта, «путь к себе», переоткрытие себя в новом диалоге-встрече – такого рода ситуация плохо осмысливается символом-метафорой трансценденции пространства в образе ступеней лестницы, ведущей все выше и выше [84]. Здесь ближе образ пути, Дао, срединности. Эпистемологическое пространство, в котором находит себя наш субъект, видится (естественно, как некий желаемый идеализированный образ, как проект) как пространство возможных путей, обретения новых смыслов, открытий и диалогов. Это так же, если угодно, и пространство культуры психосоматического самоисцеления, обретения нового чувства свободы, освобождения; пространство, в котором выражение «культура – это терапия души» обретает свой непосредственно переживаемый смысл [103].

Но вернемся к «лазерной парадигме» Хакена, рассматривая ее как новую коммуникативную среду, в которой заново открывается синергетическая связь психического, чувственного, ментального и телесного, материального как подсистем, вовлекаемых в процессы самоорганизации, в совокупности которых собственно и реализуется наше присутствие в этом меняющемся мире, наше становящееся бытие в нем, наше взаимодействие с собой и другими, взаимодействие, частью которого является и наша познавательная деятельность.

Место синергетики Хакена в системе междисциплинарных коммуникаций, определяется его «лазерной парадигмой», новым проблемным полем, возникающим в контексте осмысления лазера в качестве инструмента познания, представления и инициирования процессов самоорганизации в средах самых разных по своему «субстратному» составу, но обнаруживающих сходные черты поведения «вблизи точек нестабильности» [160].

Коллега и соратник Хакена физик Грэхэм оценивает его заслуги следующим образом: «Великий вклад Хакена в науку состоит в том, что он понял, что лазер является не только важным технологическим инструментом, но и сам по себе представляет интереснейшую физическую систему, что он может научить нас многому... Лазеры занимают очень интересную позицию между квантовым и классическим миром, и теория Хакена объясняет нам, как могут быть связаны между собой эти миры... Лазер можно рассматривать как перекресток между классической и квантовой физикой, между равновесными и неравновесными феноменами, между фазовыми переходами и самоорганизацией, а также между регулярной и хаотической динамикой. В то же время – это система, которую мы понимаем как на микроскопическом квантовомеханическом уровне, так и на макроскопическом классическом. Это устойчивая основа для изучения общих концепций неравновесной физики.» [220]

И здесь мы опять встречаемся с образом лазера как коммуникативного посредника. В этом смысле «лазерная парадигма» – это не символ новой научной революции со всеми ее коммуникативными разрывами и несоизмеримостями. «Парадигма лазера», напротив, осознается как средство устранения, «залечивания» этих разрывов. «Парадигма лазера», если воспользоваться термином Маслоу, «даоистична». Естественно спросить, насколько тогда уместно говорить о какой-то новой парадигме, если имеется в виду нечто не революционное, а эволюционное. В принципе, о новой лазерной парадигме можно, конечно, и не говорить, но я не вижу к тому никаких оснований. Хорошо известно, что понятие «парадигма» у Куна в высшей степени многозначно, что в свое время служило поводом для многочисленных критических замечаний. (Критики насчитали более тридцати значений термина «парадигма» у Куна) [74]. Но в перечне этих значений есть по крайней мере одно для меня в данном случае весьма важное, хотя до сих пор остающееся в тени, а именно: парадигма – это коммуникативная среда, языковое коммуникативное пространство, в которую погружено научное сообщество, «подвешено», как любил говорить Н.Бор, таким образом, что мы не знаем, «где верх и где низ» в этом пространстве. Это высказывание Бора я интерпретирую в данном случае как полемически направленное против приоритета логико-эпистемологических пространств классической науки и философии эпохи Канта и в пользу сетевой эпистемологии науки квантоворелятивистской эры; эры, когда на смену теоретико-множественному обоснованию математики пришло теоретико-категорное.

Конечно, смена одной классической парадигмы монологического знания на другую для ученого, который годами вживался в нее, равнозначна смене места его обитания, смене обжитой им «экологической ниши» [253]. А это, как отмечалось выше, предполагает иной тип самотрансцендирования, чем тот, который практиковался им ранее. И переключиться на другой способ самотрансцендирования зачастую оказывается крайне трудно, если не невозможно. Отсюда коммуникативный разрыв разных поколений в науке, раскол, остро сознаваемая драматическая невозможность достижения необходимого интерсубъективного согласия и т.д.

Поэтому вполне понятен разговор о разных несоизмеримых парадигмах, разных языковых онтологиях, разных мирах и/или пространствах, порождаемых употреблением разных языков. Хотелось бы однако дополнительно понять, когда именно этот разговор «уместен», а когда нет.

С этой точки зрения лазерная парадигма в качестве порождающей синергетическую онтологию и претендующей на восстановление коммуникативной связанности парадигм-пространств прежнего коммуникативного опыта познания несомненно этому пониманию «уместности» могла бы способствовать. Лазерная парадигма создает качественно новую активную среду коммуникации, встраиваемую в некое обобщенное сверхпространство, или гиперпространство, а потому уж коль скоро мы занялись языковым творчеством, то уместнее было бы говорить о гиперпарадигме, киберпространстве и т.д. [12]

«Но мир не лазер», как любит повторять Хакен. Универсалистские трансценденталистские притязания и иллюзии классического разума синергетика не разделяет [125]. Мера прогресса познания как приближения к знанию идеальному, совершенному, истинному, Божественному, задаваемая через внешнюю внечеловеческую соотнесенность с Абсолютом, синергетика склонна помещать скорее в музей памятников культуры, чем в подведомственную ей рабочую палату стандартов и проверки точности базовых измерительных эталонов. Она переоткрывает древний принцип «человек – мера всех вещей».

Мерой знания становится такая его ценностно-качественная характеристика как «вочеловеченность»(Маслоу) [91]. Применительно к биологии и медицине он в этой связи пишет: «Размещение в едином, количественно измеримом пространстве человечности всех заболеваний, которыми заняты психиатры и терапевты, всех нарушений, которые дают пищу для раздумий экзистенциалистам, философам, религиозным мыслителям и социальным реформаторам, дает огромные теоретические и научные преимущества. Мало того, мы можем разместить в этом же континууме разнообразные виды здоровья, о которых мы уже знаем, в полной палитре их проявлений, как в пределах границ здоровья, так и за пределами оного – я разумею здесь проявления самотрансценденции мистического слияния с абсолютом и прочие проявления высочайших возможностей человеческой натуры, которые раскроет нам будущее».

Но тогда пусть мир – не лазер, в том, на первый взгляд, очевидном смысле, что лазер изготовлен человеком, в то время как мир «его окружающий» таковым не является. Но не является – кому? Не является человеку. Но в каком качестве? В качестве им же изготовленного. Концепцию мира как изготовленного Богом я здесь не рассматриваю по причине своей недостаточной осведомленности в том, что касается промысла Божьего в контексте культуры постмодерна. Но тогда, быть может, мир нами открывается? Или нам открывается? Однозначного ответа на таким образом формулируемые вопросы не существует. Синергетическое познание, взятое в контексте истории естествознания Нового времени – это и постквантовое познание. А после квантовой механики говорить об открываемом кем-то вообще, без ссылок на наблюдателя, его место и на те средства-приборы, с помощью которых он реализует само наблюдение, да еще не оговариваясь при этом, что открываемое – это наблюдаемое, сотворенное самим процессом наблюдения, – значит быть в плену реликтового языка доквантовой эпохи. Я не буду вдаваться в подробности эпистемологического сюжета наблюдатель-наблюдаемое в квантовой физике, а ограничусь декларацией, что в синергетическом мире нет неизменного наблюдателя. Наблюдатель становится, возникает в сложноорганизованном потоке актов коммуникации, коммуникативных событий. В этом мире вопрос «что является объектом познания?» становится бессмысленным. Никакого объекта познания нет. Знать – значит уметь вести себя адекватным образом в ситуациях, связанных с индивидуальными актами или кооперативными взаимодействиями.» Эту мысль можно выразить несколько иначе, пользуясь метафорой лазера как коммуникативным познавательным средством. Наш «эпистемологический лазер» освещает своим высокоупорядоченным, когерентным светом не все вокруг в «независимо от нас существующей Вселенной», а селективно выделяет некую кооперативно взаимодействующую область со сложной «топологией вырезания и склеивания», именуемую реальностью и описываемую в соответствующем языке таким образом, чтобы это описание могло бы быть воспроизводимо и устойчиво коммуницировано «другому». Но пока что лазер для нас выступает лишь как инструмент, хотя и с весьма необычными свойствами. Продвинуться дальше в осмыслении лазерной парадигмы нам может помочь обращение к пока еще мало освоенному наследию Д.Бома [190, 191, 192], отдавшего в свое время много сил попыткам выстроить ту новую онтологию мира, ту новую реальность, которая «скрывается» за кулисами операционально представленного математического формализма квантовой механики. Чтобы нагляднее представить концепцию квантовомеханической целостности и ее отличие от целостности, предполагаемой классически ориентированным познанием, начиная с эпохи Галилея и вплоть до Эйнштейна, Бом ввел представление о двух инструментально сопряженных парадигмах научного познания: так называемую парадигму линзы и парадигму голограммы (или голографическую парадигму).

Эта инновация не была воспринята исповедующими теоретизм философами и методологами науки. (См. 2-ю главу). Между тем Бом, различая названные парадигмы, сделал далеко идущую попытку последовательно учесть познавательные уроки квантовой механики, интегрально представленные в виде принципа целостности форм языка, способов наблюдения, инструментального контекста и теоретического понимания в исторической эволюции науки Нового времени. Это была попытка построить своеобразную «квантовую герменевтику» языка и прибора в ситуации, когда познающий в принципе не имеет прямого и непосредственного доступа к миру квантовых явлений и процессов.

Исходным пунктом его рассуждений была линза как прибор и инструмент познания, который, в свою очередь, породил когерентный ему паттерн мышления, особенности которого до сих пор, несмотря на огромное число исследований философов и историков науки до сих пор еще не полностью осознаны. Это, видимо, обусловлено также и тем обстоятельством, что сам «линзовый тип мышления «во многом доминирует и на метауровне рассмотрения самой науки». Достаточно тривиально, что линза есть инструмент формирования образа реальности в форме предметов, где каждая точка оригинала с высокой степенью точности соответствует точке образа. Это постулат геометрической оптики (и волновой, в ее геометрическом приближении).

Но не столь тривиально, однако, что благодаря своему «поточечному» отображению как базовой гносеологической модели переноса информации от исследуемого объекта к познающему его субъекту-наблюдателю линза, усиливая «краевое» гештальт-осознавание отдельных частей общего контекста «фигура-фон», одновременно затрудняет процесс распознавания фигуры, особенно в тех случаях, когда у нас нет дополнительных «подсказок» со стороны.

Но уже теория относительности, а затем, в наибольшей степени, квантовая механика стали обнаруживать недостаточность схемы синтеза образов линзового мышления. Все более стала заявлять о своем как бы неявном существовании онтология целостности иной, немеханической, но и не органической природы мироздания, описание которой невозможно представить в языке, который был бы когерентен инструментальному контексту классического линзового порядка анализа и синтеза поточечных элементов как хорошо определенных частей целостного образа. [192]

Но если дело обстоит таким образом, то возникает естественный вопрос: а какой инструмент мог бы дать нам непосредственное представление о том инструментальном контексте, в рамках которого квантовая целостность могла бы быть представленной самосогласованным образом?

Такое интуитивное представление возникает, если мы обратимся к голограмме как инструменту для записи «целого». Что такое квантовоголографическая парадигма по Бому, становится понятнее из следующего краткого описания функциональной схемы того инструментального контекста, в котором она самоопределяется. Эта схема такова. Луч лазера падает на полупрозрачное зеркало, расщепляясь при этом на два луча. Одна часть сразу попадает на фотопластинку, другая, после отражения некоторой целостной структурой. В итоге на фотопластинке записывается так называемый интерференционный паттерн – сложный и тонкий узор запечатленных событий, запомненный образ-паттерн оригинала, соотносимый с ним уже не поточечно, как в линзе, а некоторым более сложным образом. Это соответствие, или соотнесение, обнаруживается только при освещении голограммы лазерным светом. При этом воссоздается волновой фронт подобный форме волнового фронта, идущего от исходной целостной структуры, и мы можем в некотором диапазоне возможных перспектив (точек зрения) видеть исходную целостную структуру в трехмерном ее представлении. Мы будем видеть ее и в том случае, если осветить лазерным светом только часть фотопластинки. Интерференционный узор даже в весьма небольшой области фотопластинки имеет отношение ко все ее целостной структуре, а каждая часть оригинала имеет отношение ко всему узору на фотопластинке.

Так мы приходим к представлению о голографической парадигме как парадигме синергетической, где по части может достроится (самоорганизоваться) немеханическое динамическое целое. Мы приходим к образу мира с голографической памятью, мира, самоорганизующегся в виде гиперголограммы, или гипертекста, прочитать который мы можем с помощью источника когерентного лазерного света, заняв при этом сопряженную с оригиналом познавательную позицию «наблюдателя-участника», с тем, чтобы можно было увидеть «фантомный образ-изображение», практически неотличимый в границах некоторого конуса перспектив от самого оригинала. Вот такая «автопоэтическая» онтология Вселенной, включая и нас самих с нашей когнитивной коммуникативной деятельностью «внутри нее», в принципе, может быть выведена из соответствующим образом интерпретированных утверждений, что «лазер – маяк синергетики», и что «мир – это не лазер», но лазер – это часть нашего мира. Я не буду специально говорить о том, что восстановление онтологии по данным в наблюдении операционально-измерительным схемам – задача, не имеющая одного-единственного решения. Таких онтологий может быть много [16, 11, 12].

Я столь подробно остановился на лазерно-голографической версии синергетической парадигмы потому, что она дает возможность более наглядно и интуитивно понять специфику именно синергетического подхода к познанию сложных систем, таких, например, как человеческий мозг, а также показать, каким образом этот подход оказывается как бы в стороне от традиционной методологической дихотомии различения «редукционизм-антиредукционизм», поскольку его коммуникативная интерпретационно-диалоговая природа выступает в данном случае гораздо отчетливее.

Паттерны и узоры активности мозга, в чем бы они не находили свое проявление, существенно нелокальны, и для того, чтобы «увидеть», «прочитать» их, нам необходим лазер, его когерентный свет и соответствующий язык коммуникации. Круг замыкается, хотя и не полностью, поскольку нам пока еще не известно то место в ментальном пространстве наших представлений, откуда мы можем распознать тот многомерный образ активности мозга, который формируется, а затем воссоздается заново лазером синергетики Хакена.

Мы еще раз встречаемся с замечательной двойственностью, неоднозначностью смысла лазерной парадигмы как самореферентной парадигмы познания мира явлений и процессов синергетической самоорганизации. Посредством лазера мы видим двойник оригинала, его фантом, но настолько реальный, что их вполне можно спутать между собой.. И, подчеркнем, такой подход к интерпретации активности мозга не отрицает полезность и важность «линзового подхода», в рамках которого были открыты его анатомические компоненты, такие как нервные клетки и их субстратный химический состав.

Синергетика ограничивает поиск всякого рода субстратно-локализованных следов памяти (энграмм), ориентируясь на поиск и узнавание форм запоминания и оперирования информацией в ее нелокальном, динамически распределенном, виртуальном виде. Здесь она обнаруживает общность с так называемым коннекционистским подходом к нейроноподобным активным вычислительным средам хранения и обработки информации. Но она идет дальше, предлагая более интригующую перспективу познания человеком самого себя в эволюционирующей самореферентной Вселенной, обладающей нелокальной голографической памятью. Для синергетики «мозг в свете лазера» – это также и мозг как целостная динамическая система в состояниях вблизи точек неустойчивости, где она претерпевает огромное разнообразие качественных трансформаций, «фазовых переходов», сопряженных с процессами самоорганизации информации и возникновением новых параметров порядка (динамических аттракторов), в результате чего возникают новые знаки и символы, а также системы ее представления, объединяющиеся затем в языковые сети интерсубъективной кооперации человеческих нейросетей.

Синергетика с ее нелинейной концептуальной «оптикой», ее «лазерно-голографической парадигмой» делает наблюдаемым и узнаваемым то, что ненаблюдаемо и неузнаваемо с позиций всех подходов к мозгу как системы функционирующей «в норме» по преимуществу в состоянии равновесия, гомеостаза, более того, как системы, основная функция которой в том только и состоит, чтобы этот самый гомеостаз сохранять и поддерживать.

В своей последней книге, специально посвященной рассмотрению функционирования мозга с позиций синергетического подхода, Хакен убедительно продемонстрировал эффективность лазерной модели самоорганизации – отбор нестабильных мод, возникновение одного или нескольких параметров порядка, подчиняющих себе остальные моды по принципу самоотбора и «круговой» причинности – для объяснения процессов научения, распознавания образов, принятия решений, процессов достижения конструктивного согласия в человеческих сообществах и т.д. [159, 160] Дело в том, что в процессах самоорганизации происходит качественное сжатие информации как результат быстро протекающего, а потому часто ускользающего от наблюдения процесса естественного самоотбора, продуктом которого и является становящийся наблюдаемым параметр порядка.

Так рождается новый эволюционно-коммуникативный, динамический паттерн познания, параметры порядка которого нам еще предстоит исследовать. Некоторые перспективы этого исследования просматриваются в замечании Хакена о близости развиваемого им синергетического подхода к мозгу и психике к идеям и представлениям гештальт-психологии.