Текст книги "Башни земли Ад"
Автор книги: Владимир Свержин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]
– Джокеры, Вагант, я – Дервиш. Приветствую вас в сопределе. Вербовочный подход, кажется, прошел успешно. Хотя с Тамерланом, как вы понимаете, ни о чем нельзя говорить наверняка.
– А вот Штирлиц знал наверняка. Хотя Наверняк об этом не догадывался.
– Сережа, погоди, —вмешался Джокер I, – как там обстановка?
– Как водится. —Хасан поднял глаза.
Примерно в миле от лагеря столбом поднимался к небу черный дым. В его клубах смутно просматривались некогда песочно-желтоватые городские стены. Неподалеку от разрушенной крепости, едва заметные с холма, суетились люди. Они убегали, возвращались, что-то высыпали из корзин на землю. Куча становилась все выше и выше, а люди сноровисто, явно не впервые, продолжали делать свое дело.
– Это головы жителей города, —пояснил Хасан.
– Да уж догадались, шо не урожай бахчевых, —с неожиданной досадой откликнулся Лис.
– М-да… —вздохнул Мишель Дюнуар. – Жаль, что я не могу показать эту картинку своим подопечным.
Часовой у двери в залу чуть замешкался, и в тот же миг тяжелая рука легла ему на плечо и отодвинула в сторону. Отодвинула с такой легкостью, как будто на страже стоял не видавший виды старый вояка двухсот фунтов весу, а соломенный манекен, по которому татарские юнцы-огланы пускают стрелы с несущихся вскачь коней. Стражник хотел было возмутиться подобной бесцеремонностью, но вовремя спохватился. Стоявший перед ним воин был на полторы головы выше и на треть шире в плечах. К тому же гостя сопровождал княжий тиун, [3]3
Княжий раб, выполняющий ответственные хозяйственные обязанности. Зачастую управляющий поместьем.
[Закрыть]а стало быть незнакомец, хоть и казался странным в своем нелепом яркоцветном одеянии, имел право явиться пред очи повелителя.
Князь Витовт пировал. Охота была изобильна, и чистые реки всякий день одаривали наместника великого княжества Литовского щедрым уловом. За столами, расставленными покоем, разухабисто предаваясь хмельному разгулу, сидели, а порой и возлежали бояре, витязи и гости, прибывшие ко двору из дальних земель. Во главе стола, привлекая всеобщие взоры, располагались Витовт с супругой и приглашенный на празднество, приласканный князем скиталец, изгнанный Тимуром, недавний хан Золотой Орды, Тохтамыш. Увидев вошедшего, князь остановил жестом очередную здравицу и спросил, возвращая поднятый кубок на столешницу:
– Тиун сказал, что ты – ритер высокого рода и прибыл сюда издалека по неотложному и чрезвычайно важному делу.
– Он сказал правду, – громыхнул рыцарь.
– Как звать тебя? Откуда ты родом и какая нужда привела тебя ко мне?
– Мишель Дюнуар, барон де Катенвиль из Катенвиля на Луаре.
– Стало быть, ты – франк?
– Франк. Но прибыл сюда из другой земли и по велению монарха куда более могущественного и мудрого, нежели безумный Карл.
– Вот как? Кто же послал тебя?
– Я прибыл из далеких, скрытых горами и безводными пустынями владений пресвитера Иоанна – императора Востока.
Князь Витовт приподнялся от неожиданности. Ему, как и любому властителю Европы, было хорошо известно, что где-то там, едва ли не у самой границы восхода, расположено огромное сильное царство, в котором некогда проповедовал апостол Фома, брат Спасителя, и в котором нынче правит таинственный мудрый правитель пресвитер Иоанн. Шептались, что ему известен секрет бессмертия, что слуги его могут летать по воздуху, что войско его бесчисленно и богатства несметны.
Не каждый день ко двору прибывают такие гости! Витовт перевел взгляд на Тохтамыша. Тот безмолвствовал. Он также слышал замечательные рассказы о неведомом царстве где-то за полноводным Индом. Но никто из его аскеров и беков не мог рассказать о нем ничего путного, кроме известных всем легенд.
– Предупрежу твой вопрос, князь, – резко, с напором продолжил Дюнуар. – Ты, верно, желаешь узнать, как я, франк, оказался при дворе Императора Востока?
Я был одним из тех, кто чудом избежал плена при Никополисе. Мне верилось, что смогу выручить друзей, которым повезло меньше, чем мне. Я тайно последовал за войском Баязида. Но моих боевых товарищей отправили кораблем в Персию. Я примкнул к каравану, идущему туда. Караван-баши охотно нанимают людей, не задающих лишних вопросов и умеющих владеть оружием. Когда же я наконец прибыл на место, то выяснил, что моих соратников там уже нет. По слухам, они отправились дальше на восток.
Странствуя с купцами, я наконец достиг цели. Те мои друзья, что еще оставались живы, были выкуплены мудрым пресвитером Иоанном. Его святейшее величество неизменно добр к единоверцам. Восхищенный могуществом и величием этого государя, я поступил к нему на службу. И вот я здесь, выполняю то, что повелел мой император.
– Говори же! – завороженный рассказом посланца, негромко сказал Витовт.
– Ты желаешь, чтобы я передал тебе слова пресвитера Иоанна здесь, при всех этих людях? Мой повелитель велел донести их лишь до твоего слуха…
Витовт обвел глазами изрядно протрезвевшие ряды соратников:
– Я верю всем и каждому из этих людей.
– Твое слово, – пожал плечами барон де Катенвиль, – я лишь посланец, исполняющий приказ.
Он отмахнул плащ, открыл висевшую на плече объемистую суму, достал нечто, завернутое в лоскут пурпурного шелка, подошел к столу и, водрузив сверток на столешницу, раскрыл его.
Взорам собравшихся открылся золотой, украшенный пластинами драгоценного электрона [4]4
Электрон – янтарь.
[Закрыть]княжий венец.
Князь побледнел. Несколько лет назад в кровавой схватке на Ворскле с полководцем Железного Хромца, Едигеем, этот символ власти был сбит копьем с его шлема. Витовт повернул корону: даже вмятина от удара красовалась там, где должна была быть.
– Тамерлан, покоряя земли к западу от Инда, послал сведущих людей с дарами пресвитеру Иоанну. Но сказано древними: «Бойтесь данайцев, и дары приносящих». К тому же мудрый Иоанн усмотрел в этом подарке злой подвох. Дескать, примите дары от Тамерлана, который отбирает короны и дарит их. Мой господин велел отвезти этот дар тому, кому он истинно принадлежит.
Витовт протянул руки к золотому венцу.
– Еще, – не давая опомниться, продолжил таинственный посол, – пресвитер Иоанн велел сказать, что если ты, наместник, и впрямь желаешь стать достойным королевского венца, как о том сказывают, а ты, хан Тохтамыш, вновь сесть на трон Золотой Орды, то мне, буде на то ваша воля, следует помочь вам своим опытом, умением и знаниями.
– Что же ты знаешь такого, что не известно нам? – процедил Тохтамыш, обиженный напоминанием о досадном фиаско.
– Многое. Весьма многое. Вот, скажем, сейчас Тамерлан стоит под стенами Адрианополя. Один из сыновей Баязида, воспользовавшись пленением отца, заперся там, объявил себя новым султаном и отказался принять власть самаркандского выскочки. Сейчас город в огне, а возле некогда мощных стен громоздится минарет, сложенный из несчитанных голов его жителей. Впрочем, самому Мехмету ибн Баязиду до этого дела нет. Он спешит в Венецию, где ему обещано укрытие.
– Это правда? – зачем-то уточнил Витовт.
– Чистейшая правда. Пошли гонцов, если не веришь. Но вскоре узнаешь о том и без гонцов. Молва о сожжении блестящего Адрианополя быстро долетит до твоих владений. Напомню, Витовт, всадники Тамерлана могут двигаться еще быстрее.
– Ты угрожаешь мне?
– Лишь напоминаю. И еще хочу передать тебе то, что было мне сказано пресвитером Иоанном, которому открыты страницы грядущего. Сейчас мятежный сын Баязида спешит в Венецию, и та откажется выдать его Тамерлану, и тогда Железный Хромец расправится не только с Жемчужиной Адриатики, но и с Вечным Римом, и пойдет дальше, неся смерть и разрушая все на своем пути. Лишь минареты из отрубленных голов и пепелища украсят его путь.
Но ты, Витовт, можешь помешать этому, так же, как и ты, хан Тохтамыш. Ибо ваши кони не менее быстры, чем кони Тамерлана, и в то время, когда он устремит свои взоры на Италию, вы можете ударить ему в тыл и сокрушить кровожадного старца.
– Да! Можем! – хлопнул ладонями о стол Тохтамыш. В черных зрачках его пылал огонь, и это вовсе не было отражением пламени факелов, освещающих залу.
– Если я сделаю это, – медленно, точно размышляя вслух, проговорил Витовт, – Рим, несомненно, объявит меня королем.
Последние слова его были заглушены шелестом выходящих из ножен мечей.
– Здравие королю Витовту! Здравие хану Тохтамышу! Смерть Хромцу!!!
– …Не, шо ни говори, с короной это был козырный ход.
– Да, атомарная копия получилась на славу.
– Жаль, что пресвитера Иоанна в реале не существует. Вот бы он сейчас веселился!
Глава 2
«Доблестный муж храбро одолевает обстоятельства. Мудрый обращает их в свою пользу».
Фридрих Великий
Лис приподнялся на локте. За проемом окна, затянутого бычьим пузырем, словно боясь пропустить рассвет, голосил местный шантеклер.
– И неймется же ему, – пробормотал Сергей, пытаясь рассмотреть пейзаж за окном.
Селение, в котором оперативники нашли себе ночлег, вечером казалось абсолютно вымершим – ни огонька, ни дыма над крышей. Сейчас откуда-то издали ветер доносил звуки голосов. Лис прислушался. Всю дорогу от того места, где были обнаружены следы босых ног, плавно переходящие в отпечатки медвежьих лап, и до этого странного жилья Сергей кожей между лопаток чувствовал тяжелый взгляд. Стоило обернуться – ощущение пропадало. Сначала Лису казалось, что это лишь игра взбудораженного находкой воображения, но и Вальдар то и дело озирался. Все было тихо. Никто и не думал мешать им, не чинил каверз, но тягостное ощущение не пропадало. Когда у дороги показались распахнутые настежь ворота постоялого двора, сотрудники Института устремились туда, но в здании гулял ветер, наступая на хвосты голодным крысам. В зале, некогда, должно быть, многолюдной, было убрано, но на полу и на столах лежал изрядный слой пыли.
– Шо-то здесь какой-то переучет, а также антисанитарный день, – оглядываясь по сторонам, заметил Лис. – Пойдем-ка отсюда, пока санитары не навалили.
– Какие еще санитары? – удивленно спросил Вальдар.
– Известно какие, санитары леса. А судя по следам, заодно и с фельдшерами.
Как и ожидалось, поселок оказался неподалеку. Когда всадники въехали на единственную улицу, из-за высоких палисадов сдержанно гавкнули собаки и, сочтя караульный долг выполненным, тут же замолкли. Отчаявшись докричаться до хоть каких-нибудь хозяев, всадники без спросу вошли в один из дворов. Лохматый пес перед крыльцом выжидающе покосился на незваных гостей, но, словив налету кусок лепешки с запеченной олениной, удовлетворенно отправился переваривать добычу. В доме было так же пустынно, как на постоялом дворе. Казалось, жильцы ушли, нимало не заботясь об оставленном имуществе. Не бог весть каком, но все же.
– Шо-то я не понял, куда все подевались. Я уже тут, а оценить привалившую в моем лице удачу категорически некому. Я не вижу не только счастья на лицах, но и самих лиц.
– Впрочем, всего остального тоже нет, – хмуро отозвался Камдил.
– Может, это… Ну, чума на все тутошние дома?
– А тела куда делись?
– Собаки съели. А кости зарыли на черный день.
– Очень смешно. Должен заметить, друг мой, что самый настоящий «черный день» у них бы наступил аккурат в момент перехода на такую, с позволения сказать, диету.
Сейчас Лис проснулся, вскочил на ноги, достал из лежащих в изголовье ножен меч и с тревогой отметил, что Вальдара рядом нет.
– Ядрен батон! Вот ни хрена ни разу не поверю, что он за сигаретами побег.
Поспешно одевшись, Сергей выскочил во двор. Давешний пес, увидев подателя земных благ, радостно завилял хвостом. Звук голосов, который слышался еще из дома, теперь раздавался более отчетливо.
Сергей отыскал щелку в тесовых воротах и глянул на улицу. Возле забора, беседуя с незнакомым аборигеном, стоял Камдил. Среди низкорослого местного населения Вальдар с его неполными шестью футами роста считался человеком высоким. Но собеседник его и вовсе выглядел гигантом. Выражение лица местного жителя было хмурым, почти угрюмым. Но враждебности не чувствовалось. Мужчина был хорошо в годах, однако, по всему видать, чрезвычайно силен. Вот только самодельный костыль, на который он опирался при каждом шаге, придавал громоздкой фигуре отпечаток горькой обиды на весь мир.
– А что, дед, немцы в селе есть? – вместо «здрасьте» спросил Лис, появляясь из-за ворот.
– Никого нет. Я есть.
– Шо ты говоришь?! Один во всех домах по очереди? А прочих ветром сдуло?
– Погоди, Лис, – остановил его Вальдар. – Он говорит, что народ ушел на какой-то праздник Ардуинари. Не знаю, что это означает, но Ардуинари у древних галлов – аналог Артемиды, богини охоты.
Камдил перешел на русский язык, чтобы не смущать хмурого аборигена, раздосадованного как незваными гостями, так и собственной малой подвижностью, помешавшей принять участие в празднике.
– Собственно, название «Арденны» происходит от имени этой богини. Вероятно, среди местных охотников ее культ сохранился по сей день.
– То-то он бирюком смотрит, – отозвался Лис. – Капитан, я вот шо подумал. Ежели родичи этого бедолаги такой же комплекции, как и он, так лучше пусть будут сборы недолгими, потому как хрен их знает, какими мухоморами они на своих праздниках догоняются. Еще примут нас за шпионов инквизиции, и поляжем мы в неравной борьбе с языческим мракобесием, шо та академия изящных искусств в битве за урожай.
– Уезжайте, – без злобы, но с угрюмой безапелляционностью произнес хромоногий страж диковинного селения. – Приедут – не поздоровится.
Он смерил Камдила внимательным взглядом, задумчиво проговорил:
– Хотя… – Но тут же оборвал себя: – Уезжайте.
– Куда ехать, хозяин! – всплеснул руками Лис. – Дорога, как драконий хвост, того и гляди, шею свернешь.
– Дорога – потом, – опираясь на костыль, повернулся спиной неразговорчивый селянин. – Сейчас не ездят. Дижон там.
Дижон бурлил. Приезд Анны Венгерской произвел на герцогскую столицу такое же впечатление, как сейчас бы высадка инопланетян на центральной площади. Конечно, резиденция повелителей Бургундии, этих почти королей, не впервой принимала высоких гостей: и монархов, и папских нунциев, а уж о купцах, менестрелях и прочих жонглерах и речи-то нет.
Но увидеть своими глазами красавицу-принцессу съезжались отовсюду. Не то что из Парижа, но даже из Тулузы. Анна и впрямь поражала взоры праздных зевак и благородных рыцарей, собравшихся на турнир, объявленный герцогом Жаном Бесстрашным. Тонкий стан ее был окутан драгоценными мехами, неведомые европейцам благовония наполняли воздух запахом жасмина и алого цветка, именуемого «гюль».
Она ступала по расстеленным для нее персидским коврам в легких сандалиях с загнутыми носами, и бургундские модницы, затаив дыхание, следили за каждым ее шагом. Модники и вовсе не знали, на что раньше смотреть: то ли на расшитые бисером туфли, то ли на тонкие лодыжки, если те случайно выглядывали из-под платья.
Герцог изощрялся, придумывая все новые празднества, чтобы потешить гостью, устраивал охоты и пиры в честь ее прекрасных глаз. Глаза и впрямь были прекрасны: почти черные, миндалевидной формы, с длинными, удивленно загнутыми ресницами. На тонком лице принцессы они казались просто огромными и притягивали, заставляя смотреть, не отрываясь, забывая обо всем. Пожалуй, единственной, кто, казалось, не был в восторге от приезда в Бургундию экзотической красавицы, была ее двоюродная сестра Мария. Со сдержанным раздражением она наблюдала за чересчур явными знаками внимания «милой кузине», которые, не скупясь, оказывал ее супруг. Но житейская мудрость подсказывала ей, что лучше не перечить воле своенравного мужа. Тем более что в ее пользу говорили груды счетов, ежедневно доставляемых в герцогскую резиденцию, да и Анна, с приветливой улыбкой принимавшая ухаживания, казалось, оставалась холодна и неприступна.
В эти дни Жан Бесстрашный устраивал рыцарский турнир. Знатоки называли герцога одним из фаворитов будущего состязания, и сам он надеялся блеснуть ратной сноровкой перед очами прекрасных дам. И потому с особым интересом оценивал всех приезжающих рыцарей. Облаченный в доспех Камдил не стал исключением из их числа.
– Вы приехали на турнир? – поинтересовался властитель Бургундии, глядя на широкоплечего воина в странном восточном одеянии поверх бесценного доспеха.
– Нет, ваше высочество, – склонил голову Вальдар.
– Вот как? А я было решил…
– Я прибыл с тем, чтобы передать вам, сударь, послание от моего господина, пресвитера Иоанна.
– Вы что же, – герцог удивленно поднял брови, – прибыли сюда от самого пресвитера Иоанна?
– Вот моя верительная грамота.
Приезжий рыцарь протянул герцогу пергамент с массивной вызолоченной печатью, подвешенной к свитку.
– Я – рыцарь кентурии личной охраны моего государя, хранитель сокольничьих покоев.
– Верхних мхов и трех мостов, – не замедлил дополнить Лис.
– Сергей, отстань. У меня дипломатический визит.
– Так я же как раз, как Бог в помощь.
– Что?
– Ну этот, понтобол.
– Надеюсь, ты сам понял, что сказал.
– Понтобол, в отличие от дискобола, кидает понты. У тебя это получается как-то неубедительно. Клюква не развесистая. Скучно, бабоньки. Запоминай, два раза повторять не буду. Потому шо сам не запомню. Генеральный протопроцессор архистратига Михаила, адмиральный секретарь сущего.
– Почему адмиральный?
– Потому шо «капитаноперворанговый» – длинно и кострубовато. А не хочешь – назовись просто: канцлер высочайшего магистрата культуры путей сообщения иностранных дел. Жестко. Шо вчерашний гамбургер.
– Лис, если я ему такое скажу, у герцога будет нервный срыв.
– Да ну. Куда он отсюда нервно сорвется? Кто ж ему даст! Ты, главное, проходки на банкет возьми.
– Погоди, дай ему дух перевести. У него пресвитер Иоанн в голове не укладывается.
– Для меня было бы честью принять участие в турнире, но мой государь полагает, что угроза, нависшая над всем христианским миром, столь велика, что недостойно рисковать жизнью и здоровьем на ристалище, когда каждый меч и копье нужны на поле битвы против общего врага.
Лицо герцога помрачнело.
– Не могу представить, что у меня и могущественного императора Востока есть общий враг.
– Я говорю о Тамерлане.
– У меня нет причин считать его врагом. Более того, он доблестно разгромил Баязида, причинившего мне и всему христианскому рыцарству немало бед. А враг моего врага, как известно, мой друг.
– У нас говорят: наводнение гасит пожар, но утонуть или сгореть – конец один.
– Вряд ли Железный Хромец пожелает лезть в наши леса и горы.
– Хромота не помешала ему дойти от Самарканда до Константинополя.
– Я направил к нему посольство с поздравлениями, изъявлениями дружеских чувств и богатыми дарами. Судя по тому, что о нем рассказывает восхитительнейшая принцесса Анна, он благосклонно примет мои дары.
– Благосклонно примет дары, – с усмешкой повторил Камдил. – Полагаю, вы отправили ему нечто ценное.
– Конечно. Ирландских скакунов, линялых соколов, серебряную посуду, золотые украшения с каменьями…
– Не сомневайтесь, он примет дары. Золото и серебро раздаст челяди и женам, ибо не почитает драгоценности достойными своего внимания, а вот хорошие кони и ловчие птицы придутся ему по нраву. Но, – Вальдар сделал паузу, – если бы существовала возможность повернуть время вспять, я бы настоятельно не рекомендовал вам делать такие подарки.
– Отчего же? – Герцог нахмурился.
– Не так давно Баязид, тогда еще бывший в зените славы и могущества, узнав о приближении Тамерлана, разослал посольства ко дворам европейских владык, предлагая им совместно выступить против Великого амира. Это было еще в те дни, когда султану только лишь донесли о приближении этого грозного полководца…
– Да, такое посольство однажды прибыло и в Дижон.
– И что вы ответили?
– Три года перед этим я провел в османском плену. Пусть же сарацинские шакалы будут счастливы уже тем, что я не велел казнить их, едва они оказались в моих землях.
– Ваше благородство всем известно, мой герцог. Примерно тот же ответ посланники султана получили и от прочих владык христианских земель. И это несмотря на клятву Баязида освободить земли по Дунаю, завоеванные после битвы у Никополиса и предлагаемую им щедрую награду каждому, пришедшему к нему на подмогу. Результат известен: Баязид сокрушен, и вся Европа в радостном порыве шлет дары его победителю.
– Что же с того? – недоуменно пожал плечами Жан Бесстрашный.
– Почти ничего, – криво усмехнулся Камдил. – Кроме разве что одного. Пленный Баязид, коварный и мстительный, как любой восточный деспот, склонил Тамерлана к совместному походу в Европу. Обилие же драгоценных подарков укрепило Железного Хромца в мысли, что земли, в которые лежит его путь, обильны и богаты. Так что отныне вам придется иметь дело не только с Баязидом, но и с Тамерланом.
– Откуда вам известно, что Баязид смог договориться с Тамерланом? Мои сведения противоречат вашим словам.
– Вероятно, монсеньор, – Камдил свел брови на переносице, – вы говорите об известиях, привезенных Анной Венгерской. Они были верны, когда Анна уезжала из Адрианополя, но с тех пор многое изменилось. Сын Баязида, Мехмет, восстал против отца, желая похитить султанский трон. Тамерлан с Баязидом общими силами обрушились на мятежника, и теперь на месте древнего города лишь груда обугленных развалин, а принц с небольшой свитой бежал в Венецию. Это вполне достаточный повод, чтобы начать войну.
– Пожалуй, да, – задумчиво согласился Жан Бесстрашный. – Но, покуда стоит Константинополь, вряд ли найдется полководец, осмелившийся ударить в сердце Европы. Константинополь – надежный страж у ворот христианского мира.
– Так ли важен страж у ворот, когда в стенах не счесть проломов? Не забывайте, что Баязид и прежде стоял на Балканах, а его вылазки заходили далеко в глубь имперских владений. К тому же, готов биться об заклад, цитадель Константинова града не устоит перед Тамерланом.
– По вашим словам, Тамерлан – демон во плоти. Мне же его описывали как человека мудрого и не стремящегося к излишнему кровопролитию. Говорили, что он почитает ученых и ценит музыку.
– Это правда. Но окажись вы сейчас у стен Адрианополя, его любовь к музыке перестала бы вас занимать.
– И все же, друг мой, мне представляется, что вы и ваш господин преувеличиваете опасность.
– Скорее преуменьшаю. Ибо словами невозможно полностью выразить то, что ждет Европу в ближайшие месяцы, если вы, герцог, не поднимете знамени, растоптанного при Никополисе.
Жан Бесстрашный нахмурился при упоминании событий, для него крайне неприятных, но, точно не заметив этого, Вальдар продолжал:
– Скажу честно, среди многочисленных советников его святейшего величества раздавались голоса о том, что поражения и плен сломили волю зерцала европейского рыцарства – герцога Жана Бесстрашного. Были и те, кто говорил: «Пусть Тамерлан идет в Европу, пусть он разорвет ее в клочья, сожжет и разграбит. Европа велика, он потеряет множество своих людей, погрязнет в бесконечных сварах со вчерашними союзниками, еще больше устанет от жизни. Годы победоносного старца позволяют надеяться на то, что, куда бы ни повел он свои бесчисленные рати, это станет его последним походом».
– Но ведь это же… – Герцог вспыхнул, сжимая пальцы на эфесе меча. – Оставлять собратьев-христиан на растерзание диких орд бесчестно!
– И неблагородно, – не давая хозяину закончить речь, кивнул Вальдар. – Так я и сказал, когда пришла моя очередь. И я был не одинок. Святейший пресвитер поддержал нас, и оттого я здесь, пройдя через сотни гор и рек, через пустыни и дремучие леса, через засады и открытые схватки…
– Про медведёв спроси, – вмешался Лис. – Шо тут у них за пастбище…
– Итак, монсеньор, от вас зависит не только сказать, впустую ли я и мой спутник рисковали жизнями, спеша принести вам тревожную весть. В вашей власти решить, быть ли далее Европе или же пасть ей под копыта жестоких варваров Тартарии, пред которыми даже османы Баязида не более чем вороны пред соколом.
– Я обдумаю ваши слова, – без особого энтузиазма ответил герцог. – Нынче же прошу вас быть моим почетным гостем и после дневных ристаний прибыть с вашим благородным спутником на вечерний пир.
– С благодарностью принимаю ваше приглашение за себя и за моего друга. Что же касается предмета нашего разговора, то давайте заключим пари. Я утверждаю, что не пройдет и нескольких дней, как Тамерлан возьмет Константинополь.
– Это невозможно. Баязид простоял под его стенами несколько лет, и все без толку. И не он первый.
– Тамерлан войдет в крепость за считанные часы. И если я выиграю пари и вы услышите, с каким треском распахиваются ворота Европы, тогда, полагаю, излишне будет доказывать, что думать и действовать следует очень быстро.
Герцог потеребил длинный ус и выдохнул после недолгой паузы:
– Я принимаю ваше пари.
– Ай-ай-ай, дядько Вальдар. Нехорошо глумиться над простодушными туземцами.
– Исключительно для пользы дела.
– Для пользы так для пользы. Ты почему про медведей не спросил?
Замок герцогов Бургундских поражал великолепием. Он все еще сохранял мрачное величие неприступной крепости, но лишь снаружи. Внутри под неусыпным присмотром огромной башни донжона красовался дворец, равного которому не сыскать было по эту сторону Альп. Лучшие архитекторы Европы съезжались в Дижон, зная, что герцоги несметно богаты и не скупятся на золото для демонстрации собственного величия. Совсем рядом, за границами цветущего герцогства, задыхалась от войны, неурожаев и чумы несчастная Франция. Но пока соседи истекали кровью и затягивали пояса потуже, Бургундия набирала силы если не славой мечей, то объемом торговли. Даже чума, пару лет назад опустошившая Европу, лишь вскользь затронула этот благословенный край. Все это вкупе с личной храбростью и высоким происхождением давало великим герцогам Запада основание помышлять о королевском венце. Жан Бесстрашный – могучий красавец с врожденной осанкой и решительностью монарха, куда более подходил для роли короля, нежели Карл Безумный, повелитель Франции.
В тот день на ристалище хозяин Дижона превзошел себя. Его копье раз за разом находило цель, и противники герцога, все как один могучие воины, вылетали из седел, подобно тюкам с соломой. Среди ликующей толпы то и дело слышался радостный вопль. «Азур эт ор! – Лазурь и золото!» Любому, имевшему глаза, было видно, что именно эти цвета имеют перевязи на гербовом щите отважного бургундца. В отличие от привычного начертания герба, где их окружала алая кайма по краю щита, нынешняя эмблема точно повторяла герб королевства Арелат, прекратившего существование уже более трех с половиной веков назад. Кроме непосредственно Бургундии, оно включало Савойю, Прованс и ряд других земель, на которые теперь герцоги Бургундские поглядывали с нескрываемым интересом.
Все время турнира Камдил сидел на расшитой подушке в герцогской ложе среди высоких гостей, по большей части знатных дам свиты герцогини, а также почтенных старцев. Он то и дело кусал губы, наблюдая за происходящим на ристалище и слушая на канале связи ехидные комментарии Лиса:
– Капитан, где мой фотоаппарат? Вальдар Камдил – победитель всего, что движется, – на скамейке ветеранов. Ща я гляну на тебя своими честными глазами и начну транслировать на Базу эту скорбную картину маслом по сыру. Эх, жаль не родился еще Леонардо да Винчи, чтобы запечатлеть ее на холсте.
– Где же ты честные глаза возьмешь? – хмуро отозвался Камдил.
– Только в этом и загвоздка. Ладно, не журысь, кумэ! Пока ты здесь разыгрываешь ветерана на детском утреннике, я метнулся резвой рысью по местным объектам культуры, как то: базары, торговые ряды и прочие кабаки.
Так вот, в одном из них удача улыбнулась мне в шестьдесят четыре зуба. Причем на эти зубы ни разу не ступала рука стоматолога.
– Лис, а если опустить предисловие?
– Если опустить предисловие, останутся одни голые тощие факты. Куда менее эротичные, чем модели «Плейбоя». Ладно. Специально для вестфольдингов, не доросших до понимания изящной словесности, перехожу к фактам. Имеется в этом славном городишке очень уютная гостиница с изысканным названием «Семь лун». Я бы счел это название скрытой рекламой спиртного, но ты опять начнешь впадать в истерику. Так вот. В гостинице остановился богатый греческий купец. Даже и не греческий. А прямо из Константинополя…
– Ну-ну, интересно!
– Вальдар, это еще не интересно. Это так, птицы над лесом. Суть, как водится, под деревьями. Поэтому зри в корень. Как мне поведал хозяин заведения, купец приехал через пару дней после торжественного явления принцессы Анны бургундскому народу. Арендовал три лавки и ведет активную торговлю. Шелка, восточные диковины, дамасские клинки, чеканное серебро… В общем, обороты представляешь. Поговаривают, что сей негоциант решил остаться в Дижоне надолго. В Константинополе – по утверждению почтенного труженика прилавка – сейчас неспокойно, а Бургундия – такой перспективный рынок…
– Меня это не удивляет.
– Меня тоже. Меня напрягает другое. Собственно, с чего все началось. Я зашел снять номер, и тут в салон спускается этот «грек». И виду этого грека, ну, мягко говоря, не античный. Таким носом в Византии мамаши детей пугают. И ежели увидишь подобного красавца, особенно при ятагане на коне, то лучше сразу в погреб прячься. В довершение всего этот герой Эллады командует своему слуге, чтобы тот прихватил ларец, привезенный из его обожаемой Сабы, и отнес жемчуга Анне. Для здешних туземцев что Саба, что Сибирь – без разницы. Но я точно помню, что этот город в Аравии.
– В Йемене, – поправил Камдил.
– Хрен редьки не слаще.
– Да. Я понимаю, о чем ты. Но внешность обманчива. Османы уже не один десяток лет обретаются на византийских землях. А слуга и вовсе может быть не ромеем.
Но, по сути, ты прав. Связь между принцессой Анной и купцом из тех самых мест, откуда она сейчас прибыла, наводит на размышления. Тем паче, судя по словам герцога, Анна расхваливала ему Тамерлана как любителя прекрасного, почтенного мудреца, вынужденного покорять мир исключительно в порядке самообороны. Ты прав, —повторил Камдил, – следует обратить внимание на связь этой парочки с высочайшим дуэтом.
Стоя в затененной нише окна, Камдил направлял усиленное внимание на «дуэт». Вернее, как и подобало в танце труа-а-труа, таковых было три. Под звон лютневых струн и подвывание шеврета – французского родича шотландской волынки – пары церемонно скользили по драгоценному паркету, усыпанному лавандой и розмарином, сходясь, расходясь, куртуазно раскланиваясь и сменяя друг друга. Среди кавалеров изысканностью и великолепием отличался сам герцог, сопровождаемый иными героями сегодняшнего дня. Их дамы – сама герцогиня, несравненная Анна Венгерская, и некая прелестница двора, имени которой Камдил не знал, притягивали взоры окружающих, как и подобало первым красавицам Бургундии. Специально для сегодняшнего бала Анна Венгерская отказалась от привычных восточных нарядов. Отказалась в пользу темно-лилового платья с шитой золотым узором алой оторочкой и горностаем на плечах. На длинной изящной шее красовалось изумительной работы жемчужное ожерелье с тонкой работы подвесками.