Текст книги "Во цвете самых пылких лет"
Автор книги: Владимир Соколовский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)
12
Со Славкой случилась такая история. Станционный начальник отдела кадров, озадаченно похмыкав в ответ на рассказанную историю, послал его на товарный двор, объяснив при этом, что иногда там набирают людей на срочную разгрузку или погрузку и сразу же после работы выдают деньги. Это Славку устраивало. Указанным маршрутом он добрался до товарного двора.
Бригада грузчиков как раз перекуривала. Выслушав Славку, грузчики повздыхали, посочувствовали, но принять его в свой коллектив отказались: мол, Славка несколько тщедушен для погрузочно-разгрузочной работы, а срочных грузов нет и пока не предвидится. У него сделался такой унылый вид, что бригадир, низенький рябой мужик с толстыми вывороченными губами, тоже повздыхав и поразводив руками, вдруг сорвался с места и побежал в бытовку. Вынес оттуда круг жирной домашней колбасы с едким чесночным запахом и отдал Славке. У того сразу закружилась голова и потекла слюна. Не попрощавшись с добрыми людьми, он вылетел с товарного двора и за воротами сразу же вонзил в колбасу зубы. Вкусно! Поел, замотал остаток в брошенную газету и положил в карман: для Васьки. После еды на душе стало уже не так тяжело. Славка запел негромкую песню и через станционный поселок двинулся в город.
Дома в поселке были красные, двухэтажные. Напротив каждого дома – сарайчик с секциями: на родине у Славки такие называют дровяниками. А улиц почти не было, поэтому Славка так и двигался без дороги: петлял между домами и сараями. В одном месте ему пришлось перелезть через огромную кучу угля, на вершине уголь под ним осыпался, он кувырком скатился вниз, ободрал ногу, порвал штаны и вывозился, как черт. Осознавая теперь свою неприглядность для людского взора, Славка крался по поселку, выбирая укромные дороги. Но все равно на сердце не было тяжело: ведь он был сыт.
Так он пробирался между двумя сарайчиками, когда что-то мягкое и крупное упало ему на плечо. Славка взвыл, обрушился на колени, а кот, спрыгнув с его плеча, выгнул спину, зашипел и стал бить по воздуху лапой. Кот был огромный, с толстой бандитской мордой и очень пушистый. Славка нагнулся, чтобы погладить его и восстановить мир, – колбаса выпала из кармана, и кот, выкатив ее из газетки, мигом сожрал, давясь и кашляя. У Славки потемнело в глазах: наглое животное лишило еды его лучшего друга! Он схватил кота и хотел его ударить, и в это время из-за сарая послышался голос:
– Кыс! Кы-ысс!.. Эй, Джанмурчи! Проклятый котяра!
Кот прижался к Славке и хитро посмотрел ему в глаза: без сомнения, ему не хотелось домой. Славка выглянул из-за сарая. Кота звала девушка восточного типа, очень красивая, Славкиных примерно лет. Но показываться ей в таком грязном непотребном виде, понятно, не стоило. Тем более что у Славки созрел план мести коварному и жадному Джанмурчи: он решил его продать, а на вырученные деньги накормить Ваську. Славка зашипел, прижал ко рту палец и подморгнул коту. Тот мявкнул и расплылся в его руках.
Девушка покричала и ушла, и Славка выбрался из-за сарайчика. Крепко держа обретенное нечестным путем сокровище, он опрометью бросился на место условленной встречи.
13
Васька очень удивился:
– Где ты, Славка, нашел кота? И зачем он тебе нужен? Ведь его тоже кормить надо!
Славка терпеливо объяснил, что замысел его заключается совсем не в том, чтобы кормить кота, а в том, чтобы кот сам помог им прокормиться.
– Надо его продать!
Васька пыхтел. Его озадачила выдумка друга. Кот блаженно ворчал и цапал Славку за нос.
– Ну, хорошо! – заключил Васька. – Но только вот что: кот – это на крайний случай. Нам нужна работа. Работа, понял? Чтобы были стабильные деньги. Сейчас пойдем по конторам, а вечером продадим кота. И не больно на него рассчитывай, больших денег все равно не получишь.
– Кто его знает! Может быть, у него какая-нибудь особая порода!
Но, осмотрев еще раз кота, оба усомнились в этом предположении. Джанмурчи, совсем разомлев от внимания двух человеческих существ, кусал Славкины руки.
Теперь оба чемодана нес Тарабукин, а Канаев тащил кота. Эта идиллическая картина в соединении с рассказываемыми страстями потрясала кадровиков. В одном учреждении сидела девушка-машинистка и печатала. Волосы ее сзади были перетянуты красным бантиком. Бантик при печатании трепыхался, и кот, наблюдая за ним, сжимался в Славкиных руках все больше и больше. Вдруг, вылетев, словно тугая пружина, вскочил девушке на спину и бешено забарабал по бантику когтями. Она завизжала, зачем-то полезла в распахнутое окно и там застыла, дрожа и всхлипывая: до земли было неблизко – шесть этажей. Две тетки со страшными воплями сдирали кота с ее спины, а суровый и представительный дядечка-начальник стоял посередине кабинета, точно полководец, и отрывисто выкрикивал команды: «Нина Кузьминична, обеспечивайте левый фланг – уйдет! Люда, нам не нужна паника! Сильней откиньте корпус назад!» Кутерьма стояла такая, что можно было предположить, будто это не мирное домашнее животное вздумало поиграть с цветной бабочкой, а стая лютых бенгальских тигров-людоедов ворвалась в тихое, изъеденное скукой учреждение.
Конечно, ребят с позором изгнали. Когда они шли по двору, то еще видели всхлипывающую в окне Люду, а две женщины и суровый начальник кричали им проклятия.
Этот случай доконал Ваську, и без того с подозрением относящегося к коту. Он сказал, что Джанмурчи надо немедленно продать. И друзья отправились на рынок.
– Тут должно быть специальное место, где продают котов и собак, – сказал Васька.
Это место они, с помощью редких уже посетителей и продавцов всякой всячины, все-таки нашли. Здесь было пусто. То ли сегодня продали уже всех котов, то ли в этот день вообще их не продавали, то ли в этих местах продажа указанных животных не была особенно популярной. Но Васька со Славкой тем не менее решили торговать. Прошло полчаса, и Тарабукин рассердился: по его наблюдению, друг хитрил и симулировал. Только появлялся человек и направлялся в их сторону, как Канаев сразу начинал напевать себе под нос и делал вид, что он здесь просто так, прогуливается с собственным котом. Чтобы пресечь это поведение, Васька стал выкрикивать:
– А вот кот! Прекрасный кот! Очень, между прочим, пушистый экземпляр! Специальная порода! Этот… йоркшир! Незаменим в домашнем хозяйстве! Способствует комфорту современного жилья, охраняет теплые отношения между супругами!
На эти крики стали подходить. Ваську слушали с интересом, а он заливался как соловей. Наконец одна уже очень старая дама в брюках подошла к Славке и, тронув Джанмурчи за шерсть, чопорно спросила:
– Сколько просите за киску?
Кот злобно ургнул и не замедлил впиться зубами в ее палец. Дама отдернула руку и нехорошо выругалась, а Славка так глянул на нее и мстительно захохотал, что она сразу убралась.
Следующим был моряк торгового флота, весь в рыжих бакенбардах и лицом немножко похожий на мопсика. Не слушая тарабукинских восхвалений, он сразу двинулся к Славке, подошел и небольно ткнул в бок кулаком:
– Продаешь зверя, дружба?
– Он и крыс жрет! – бросился к нему Васька. – Так что если использовать в судовых условиях…
– Сколько просишь? – На Ваську моряк никак не отреагировал и обратился снова к Славке.
Тот выпучил страшно глаза:
– Тысячу!
Васька отшатнулся, словно испугавшись, что моряк его вот-вот ударит. Однако тот был невозмутим:
– Долларов, марок, иен?
– Драхм.
– Юноша, считайте, что я оценил ваш юмор! – моряк улыбнулся, окончательно став похожим на веселого песика, вынул из кармана два пакетика жвачки, – один распечатал себе, другой отдал Славке. Ваське ничего не досталось, и он озлился:
– Покупаете кота, гражданин?
– Заверните! – парень извлек из бумажника потертую рыжую бумажку и сунул Славке.
– Он… не продается! – с неподдельным испугом воскликнул тот, а Васька проорал моряку в ухо:
– Надо бы надбавить! Животное породистое, нежное!
Однако моряк ловко выхватил кота из Славкиных рук, отошел недалеко, спустив на землю, топнул ногой, хлопнул в ладоши и, теперь уже совсем по-собачьи, хамкнул:
– Ррыы-хх… ав-ав!..
Только кота и видели.
Ушел и моряк, крикнув на прощанье:
– Чао, синьоры! Не пробовали отдавать в женихи своего кота? Можете иметь капитал!
Васька и Славка поудивлялись происшедшему, но недолго. Зато теперь у них был рубль. Деньги, хоть и небольшие.
14
Васька предложил рубль проесть. «А то потеряем силы и не сможем выполнять тяжелую физическую работу», – так обосновал он свое предложение. Славка и не думал спорить: его жгло воспоминание о колбасе, которую он съел утром совместно с котом и от которой другу не досталось ни кусочка. И действительно: что еще оставалось с ним делать, с этим рублем? Искать с ним ночлег? Да кто на юге пустит ночевать за такие деньги!
Благополучно проев рубль в столовке, друзья немножко повеселели, и будущее снова стало им казаться не таким уж мрачным. Только Славка Канаев слегка грустил: ему было жалко кота, которого бессердечный моряк пустил одного по большому городу. Разорвут, разорвут его собаки! Сомнет машина! О Джанмурчи! Слеза поползла по грязному Славкиному лицу, и он забыл, куда они идут.
Васька, заметив, что с товарищем не все ладно, шел тихо рядом, не нарушая его переживаний. Они вошли в открытую дверь, прошли в помещение, и Тарабукин, усадив друга на стул, побренчал мелочью перед какой-то тетенькой за барьером, отсчитал ей копейки и вскоре вернулся, положил перед Славкой конверт и листочек бумаги; верхний уголок украшали незатейливый курортный пейзажик с пальмами и надпись: «Привет с Черного моря!» Тут только расстроенный Славка сообразил, что они пришли на почту.
Ежесекундно тыкая перья в неглубокие чернильницы, они стали писать письма. Васька врал просто, нехитро: так и так, добрались благополучно, устроились на квартиру, по рублю в сутки, хозяйка хорошая, душевная женщина, похожа на тебя, мама, обещает давать иногда виноград и яблоки из своего сада бесплатно, но писать лучше не по адресу, а до востребования, потому что глупый хозяйский кот Джанмурчи обожает рвать и утаскивать куда-то чужие письма. А почта совсем недалеко, и им со Славкой ничего не стоит каждый день заходить туда по дороге к морю. Сегодня и вчера купались и уже загорели. До свиданья.
Славку страх перед отцом заставлял врать вдохновенно, изобретательно: в письме были упомянуты и дорожные попутчики – шахтер Шура с кандидатом наук микробиологом Сергеем; изящным и учтивым (Славка даже не написал, что тот был одноглаз), и описывались красоты южной природы и разнообразная морская фауна. Хозяин хороший, ветеран войны и здешних мест, инвалид, живет вдвоем с котом Джанмурчи, ласковым существом, любителем поохотиться за гадюками. Это дает коту огромную популярность, и однажды его даже пытался выкрасть злодей, некий моряк с торговых судов, но кот убежал, расцарапав всю злодейскую морду, по этому признаку моряка нашла милиция и привлекла к ответу. Жизнь у них с Васькой здесь прекрасная, завтракают они сайками с молоком, которое покупают у хозяина, а обедают и ужинают в небольшой и дешевой столовой на берегу моря. Писать ему надо не по адресу, а лучше до востребования, потому что здешний почтальон – пьяница и часто теряет письма, а уволить его невозможно, ибо он герой-партизан и его именем здесь названа улица.
Письмо получилось длинное, и, пока Славка его сочинял, Васька написал еще одно. Писал он это письмо украдкой, закрываясь от Канаева, чтобы тот, избави бог, не подумал, что он отправляет письмо еще кому-то, кроме матери, а когда надписывал адрес, то и вовсе повернулся спиной к пыхтящему над своим посланием другу. Отошел, бросил оба письма в почтовый ящик и стал торопить Славку.
Потом они побрели на пляж, вспоминая свои лживые письма и содрогаясь от сознания собственной испорченности… Искупались, но, в отличие от вчерашнего дня, без всякого удовольствия. Над морем и городом сгущались сумерки. Друзья быстро вылезли из воды и отправились на поиски ночлега.
15
Хитроумный Васька предложил:
– Надо сходить в салон проката, оставить там в залог чемоданы со всеми вещами, а взамен взять спальные мешки и раскладушки или надувные матрасики. Тогда нам, Славка, сам черт не страшен. Где хочешь, там и ночуй!
Когда положение становится безвыходным, можно сказать, безнадежным, в человеке открывается новое качество: он начинает верить в невозможное, исполнение чего чуточку раньше казалось бы делом заведомо абсурдным. Нет, ну посудите: разве могут дать в прокате спальные вещи людям без всяких документов, неизвестного жительства, в обмен на какие-то чемоданы? А может, у них и чемоданы-то не свои? Всякое бывает, город курортный. Однако Славка с Васькой, не внимая доводам разума, понеслись в город.
Судьба уберегла их от еще одного позора. Время было позднее, и все ателье проката оказались закрытыми. Приуныв, вздрагивая от мысли о том, какая ужасная ночь им предстоит, они снова пошли к морю. По дороге Славке пришла одна мысль, и он, остановившись, изложил ее: к морю не ходить, а забраться в подвал какого-нибудь многоэтажного дома и там заночевать.
Но Тарабукин поглядел на него строго:
– Ну, ты скажешь тоже: в подвале! Что мы с тобой, бродяги? Привыкай к невзгодам! Осенью в армию!
– А подвал – это что тебе, не невзгода?
– Солдаты не ночуют по подвалам.
Так разговаривая, они вышли к морю и побрели по каменистой, выступающей в море, словно язычок, косе. Вдруг в темноте забрезжили контуры какого-то строения. Немало удивившись, друзья подошли к нему. Это оказался дощатый сарайчик. Дверь его была прикрыта, а сверху висела вывеска: «Прокатный пункт».
– Что я говорил! – возликовал Васька, хотя никаких разговоров по этому поводу по дороге не велось.
Канаев дернул ручку двери. Дверь раскрылась и повисла на шарнирах, поскрипывая от дующего со стороны моря ветра. Внутри прокатного пункта была полная темнота. Поежившись и поколебавшись, ребята ощупью двинулись во мрак, по галечному полу. Вдруг раздался легкий шорох, и мгновенно парализовавший мозг и волю голос с четким кавказским акцентом вострубил из мрака:
– Э! Прэ-кратить дурацкое хождение! Быстро спать, немедленно!
Застонав, обессилевшие друзья опустились на тугую, подавшуюся под их телами гальку и тотчас уснули.
16
Разбудил Ваську страшный канаевский крик. Крик, вопль, вой – как угодно можно было назвать это горловое явление, сопровождавшееся даже некоторым сипением и взвизгами. Васька вскочил, сел и завертелся на заду. Высокий человек склонился над Славкой, а тот орал, закрываясь руками и обессиленно раскинув ноги.
«Он его режет», – решил Васька.
И стал подкрадываться со спины к злодею. Тот, учуяв, видно, его приближение, быстро обернул горбоносое сухое лицо, полное горестного удивления. Выбросил навстречу Ваське руку с вытянутыми пальцами, в которых болталось, трепыхая огромными паучьими ногами, нечто, ввергнувшее и Ваську в ужас.
«Ядовитая тварь!» – решил он и быстро отскочил.
Канаев между тем прекратил орать, быстро откатился к стенке сарая, вскочил на ноги и дунул наружу.
«Трус, трус, он оставил меня!» – обреченно подумал Тарабукин и на всякий случай принял боксерскую стойку. Дрожь в коленях мешала ему.
Кавказец опустил руку, вздохнул и сказал:
– Э! Он совсем дурак. А ты, думаешь, умный? Я хотел показать, какого поймал краба, разбудил, а он… Э! Совсем дурак. А ты, думаешь, умный? Я тебе покажу бокс! Так трахну по голове…
Он опустил краба на гальку, и тот боком-боком, таясь за камушками, выбежал за порожек. Васька вышел за ним и в недоумении следил, как незнакомое морское насекомое совершило свой путь к морю и нырнуло в утренние спокойные волны. Васька представил, как оно бежит по дну, в воде, подсвеченной ранним солнцем, и ему тоже захотелось туда. Потом он вспомнил незнакомца, насупился, вошел в сарай, собрал первым делом свой и Славкин чемоданы и, усевшись на них, спросил с подозрением:
– Кто такой будете, гражданин?
– Меня зовут Шалва Кикнадзе, – охотно ответил грузин. – Ты с другом можете звать меня дядей Шалико. Я в командировке. А вы?
– Мы… – замялся Тарабукин. – Мы… э… отдыхающие…
– Не можете найти квартиру? Сезон!
Снаружи послышался шорох. Это Славка подкрадывался к сараю, будучи еще не в силах унять страх. Вот он прислушался и, удивленный мирным характером разговора, заглянул внутрь.
– Ты испугался? – воскликнул, увидав его, дядя Шалико. – Это же был краб, понимаешь? Совсем безвредный. Э, глупость! – Говоря это, он аккуратно снял с примкнутого к дальней стенке пляжного лежака простынку, сложил ее, втиснул в полиэтиленовый кулечек, а кулечек положил в необъятный свой портфель.
– Хороший у вас лежак! – с завистью брякнул Васька, уже две ночи промаявшийся на сырой земле.
– Ого! – воскликнул грузин и захохотал. – Вы, я вижу, тоже рассчитываете поселиться здесь надолго! Что? – он выразительно потер большой палец об указательный. – Нету? Э?
– Ну почему же! – смущаясь и краснея, сказал Васька. – Это… у нас есть. Но нам здесь больше нравится. Возле моря, крабы бегают всякие… Романтика, понимаете?
– Я понимаю! – глаза Шалвы Кикнадзе сверкнули в полутьме сараюшки. – Я все понимаю! Я только не понимаю и ненавижу, когда лгут! Мне пятьдесят один год. И я знаю одно: если мы начнем лгать друг другу с первой же минуты, то кому-то из нас – или мне, или вам – придется уйти. Убирайтесь и не приходите больше!
Васька со Славкой встали и взялись за ручки чемоданов.
– Подождите! – окликнул их грузин. Подошел, снова потер подушечки пальцев друг о друга. – Нету? Э?
– Э! – кивнули друзья.
– О! Гордый народ! – дядя Шалико воодушевился, выпятил грудь. Мягко, чуть по-журавлиному ступая, вышел с портфелем из сарая. Литой его горбоносый профиль отпечатался на фоне прибоя. – Потеряли?
– Проиграли в карты, – неожиданно признался Васька. Славка по-прежнему угрюмо молчал.
– Ц-ц! – снова воодушевился грузин. – Когда играешь, кровь шумит в голове, ничего не соображаешь! Азарт! Я знаю!
– Ну да! – радостно подтвердил Тарабукин. Ему все больше нравился этот человек. И, помолчав немного, он промямлил заветное: – Вот теперь бы работу еще найти…
– Ступайте за мной! – скомандовал дядя Шалико.
Они вылезли с чемоданами из сарая, и Васька спросил:
– А куда вы идете?
– Я иду на вокзал, – уже на ходу объяснил грузин. – Я там бреюсь каждое утро. – Он потер ладонью подбородок, блеснув великолепной запонкой на крахмальной белизны рубашке. И ребята сразу обратили внимание: и брюки с бритвенной складкой, и зеркальные штиблеты – все на нем было с иголочки, все сверкало и похрустывало. Аккуратно расчесаны жесткие кольца полуседых волос.
– А нам-то зачем на станцию? – вдруг буркнул Славка. – Нам туда не надо! Я там вчера был!
Дядя Шалико не ответил. Еще через пять минут он остановился на перекрестке и сказал, вонзая вдаль волосатый палец:
– По этой дороге минут через пятнадцать выйдете к овощебазе. Я думаю, вы сможете там устроиться. Я сам был там, искал вечернюю работу…
– Ну и как, устроились?
– Да видите ли… – замялся дядя Шалико. – Я пришел к выводу, что эта работа… – он покосился на чистейшую свою рубашку и закончил со вздохом: – Не для пожилого человека! До свидания!
И он пошел от них, прямой и величественный.
По дороге Славка сказал:
– Вот уж сосед! Вот уж подозрительный! Одевается шикарно, портфель, часы, очки золотые, перстень! А спит в хибаре! Как этот… как последний… Тьфу!
– Сразу тебе – подозрительный! Ведь он к нам по-доброму, Славка. По идее, надо бы спасибо сказать, – рассудительно, хоть и как-то неуверенно возразил друг.
– А не преступник ли это? – продолжал Славка. – Валютчик или контрабандист, крупный спекулянт. А может быть, и обыкновенный убийца. Вон как он меня ужаснул своим крабом. До сих пор поджилки трясутся. Скажем, ой скажем мы ему спасибо, чувствую! Ишь, где скрывается!
– Ты сначала доказательства заимей, а потом так говори!
– А что, и заимею! – храбрился Канаев.
Здесь разговор о таинственном соседе иссяк, потому что они пришли на овощебазу. На территории ее было людно, шумно, выхлопные газы машин не рассасывались в горячем, жарком воздухе, заставляя людей чихать и убыстрять шаг. Завбазой, крикливая сухая женщина, сначала не разобралась, зачем друзья пришли, и все пытала про какую-то записку, выразительно при этом поглядывая на чемоданы. Узнав о подлинной цели их визита, она страшно разозлилась и стала прогонять их, крича, чтобы они не морочили ей голову. Они уже подходили к воротам, когда она высунулась в окно, окликнула их и сказала, чтобы они немедленно сдали кладовщику свои чемоданы, разыскали экспедитора Махнюка и поступали в его распоряжение.
Они еле нашли этого Махнюка: то говорили, что он в бухгалтерии, то бегает где-то на складах, то пошел что-то подписывать у завбазой. Нашли и увидели, что Махнюк – юркий и лысый, с выгоревшими бровями, а ручки у него маленькие и быстрые. Он проворно сообразил, кто и зачем к нему явился, потащил друзей к стоящему возле склада ЗИЛу и приказал:
– О! Загружай!
Склад был полон арбузов, их надо было развозить по магазинам. Васька со Славкой принялись за дело уверенно и расторопно, но через час абсолютно выдохлись, сели передохнуть и вспомнили о голоде.
– Надо найти поблизости магазин, сходить туда и купить пару саек, – предложил Славка.
– Давай лучше догрузим машину, а когда поедем, попросим шофера остановиться возле булочной. Только на пару саек у нас не хватит. Восемь копеек – это одна сайка, и еще останется копейка.
– Как восемь копеек? – ощерился вдруг Славка. – Вчера у тебя должно было остаться никаких не восемь, а целых шестнадцать копеек!
Васька побренчал медью, вынул ее из кармана и протянул на ладони другу. Тот подсчитал: действительно, восемь копеек. Но по всем его расчетам выходило, что должно было остаться шестнадцать!
«Неужели он хочет утаить от меня восемь копеек, вечером купить себе сайку и сам съесть ее!» – думал Славка, не отводя от друга светящихся подозрением глаз.
В глубине души ему было стыдно за такие мысли, и он сам удивлялся себе, но ничего не мог поделать, мучимый голодом, и все думал, что Васька хочет его обмануть. И Ваське было стыдно за Славку, за то, что он мог задать ему вопрос о каких-то ничтожных восьми копейках, которых у него и в помине не бывало, – откуда Славка мог их насчитать? Видно, от голода совсем уж начал терять рассудок.
– Может быть, разобьем и съедим один арбуз? – переборов наконец себя, миролюбиво спросил Славка.
– Разобьем, съедим, а нас раз – и выгонят! А больше мы нигде не найдем работы. Нет уж, потерпим.
Погрузив машину, они поехали на берег моря. Там, метрах в тридцати от воды, располагался овощной магазинчик. Теперь арбузы надо было сгружать. Сайка, наскоро проглоченная в дороге, нисколько не насытила, жара стояла неимоверная, а толстый шофер Иван Данилович, вместо того чтобы хоть немножечко помочь, сначала сонно шлялся возле машины, а потом носил что-то из магазина и прятал в кабину да поторапливал ребят. Выгрузив и перетаскав в магазин две трети арбузов, они уж думали, что больше не выдержат, но неожиданно работа пошла легче: то ли они приноровились к темпу, то ли просто открылось, как у спортсменов, второе дыхание. Но, кончив работу, они сразу мешками свалились на землю и долго сидели, обливаясь потом и ничего не соображая.
Вышла директорша в белом халате.
– Дайте арбуз! – грубо сказал ей Васька.
– Научись сначала разговаривать, – отрезала она.
– А ну геть в машину! – скомандовал шофер. – И так я вже в простое. Сколько времени с одной ездкой возюкаемся. Дохляки, откажусь я от вас…
– Ну, хоть окунуться-то можно? – взмолился Славка.
– Я шо сказал – геть в машину!
От усталости и жары свинцово болели тело и голова, но ребята нашли бы силы поехать на базу, если бы не раздражал бессердечный шофер. И Васька зло бросил ему:
– Подождешь, перебьешься! Идем, Славка, дойдем до мола.
Они вышли на берег и сели на горячие камни. И здесь колыхалось и жгло легкое знойное марево. Небо раскалывалось от грохота тонких, впивающихся в маленькие облачка истребителей: они выскакивали откуда-то из-за бухты, становились над ней на крыло, визжа турбинами, разворачивались и падали за недальний гористый горизонт.
– Вот полетать бы на таком, – с тоской сказал Славка.
– Да, полетать неплохо. Только ведь учиться опять надо. А пока научат – всю душу вымотают. Попадется какой-нибудь… вроде Ивана Даниловича.
– Я, Васька, не буду больше работать. Не хочу видеть этого барбоса. Ну его к черту, пусть уезжает один, а мы будем купаться.
И Ваську такой вариант тоже устроил бы, но он рассудил так:
– Куда же нам теперь деваться? Голод-то не тетка. Давай уж не станем обращать внимания на этого шофера.
– Я бы не обращал! Но он смотрит на нас так, будто он плантатор, а мы рабы. Я согласен работать, наплевать мне на жару, но пусть он меня считает человеком!
– Ну и пусть смотрит, ну и подумаешь! А ты делай свое дело да помалкивай.
Славка посмотрел на своего друга так, будто видел его первый раз в жизни.
– Во-от ты какой, оказывается… – громко прошептал он. – Впрочем, чему я удивляюсь? Ты и в школе-то любой учителке готов был пятки лизать, лишь бы только мамочка не расстраивалась, не узнала, что ты пару схватил. Иди трудись, унижайся дальше, а я тоже пойду. Давай сюда восемь копеек, которые ты зажилил, и – адью! Аривидерчи! Ну, куда ты их спрятал?
Васька медленно, словно во сне, поднялся и со всей силы ударил Канаева кулаком в нос. Тот слетел с горячего камня и, шурша, покатился по гальке. Встал, склонившись, подергал нос из стороны в сторону за кончик, пошел не оглядываясь к морю и опустил в него лицо. Затем, втягивая голову в плечи, быстро зашагал помолу.
– Эй, а работать кто будет?! – теряясь голосом в сверлящем, падающем с неба звоне, возмущенно крикнул вслед Тарабукин.
– Пошел к черту!
Друг свернул за угловой дом и исчез. Еще один истребитель выскочил из-за бухты и пропал за горной грядой. Васька одиноко плелся к магазину и думал: «Тунеядец Славка, бездельник! Как можно отказаться от работы? В чужом городе, где ни одного знакомого. Ведь мы умрем, если не будем работать. И обратно надо на что-то ехать! Обиделся – рабом его представили! Видали, какой гордый? То его унижают, а то из-за каких-то восьми копеек глотку другому готов порвать. Принципы, видите ли, заимел. Скажи лучше – лень работать. И мамку мою зачем-то приплел, подонок! Дуй, дуй давай!» Так думал Васька, обижаясь, тоскуя и не понимая: в чем его-то вина? За что Славка так на него озлился? Ведь прав-то он!
Так же думал и Славка, все дальше и дальше уходя от друга.
