Текст книги "Бухтик из тихой заводи"

Автор книги: Владимир Рутковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

В полнолуние

Спали птицы в лесу. Спали звери и рыбы.

Погрузился во мрак и лесной санаторий. Светилось окно только в каморке ночного сторожа.

«Наверное, и Оля спит», – подумал Серёжа, в последний раз оглянувшись на неясно белеющий корпус санатория.

Серёжа направлялся к поляне, над которой уже поднималась полная луна.

– Так хотелось бы посмотреть на праздник, – призналась Оля. – Но только я ни за что не смогу пойти туда ночью. Я просто умру от страха. – И она посмотрела на Серёжу широко открытыми глазами. – А ты не боишься? Может, не надо идти туда?

По правде говоря, Серёжа тоже думал об этом. Но неожиданно для себя сказал:

– А чего там бояться? Если хочешь, я один пойду и потом обо всём тебе расскажу.

Оля взглянула на него с глубоким уважением.

– Ты храбрый человек, Серёжа, – сказала она. – Ты самый-самый смелый из всех!

И понятно, что после этих слов Серёжа пошёл бы хоть на край света, а не то что на какую-то поляну. Да, он просто должен побывать там! О, после этих слов…

И как Оля ни отговаривала его, Серёжа настоял на своём.

По небу плыла огромная белая луна. Под ногами громко, как выстрелы, потрескивали сухие ветки.

И Бухтика сегодня нет. С ним, конечно, было бы куда спокойнее. Но Бухтик сказал, что сопровождать Серёжу не имеет права. Он ещё мал.

Серёжа остановился возле кустов, за которыми была видна поляна. Чуть дальше мерцала серебристая поверхность заводи. Вода отражала полную яркую луну, редкие кучевые облака и маленькие блёстки далёких звёзд. Изредка вскрикивали сонные птицы, и тогда вздрагивали заросли лозняка и по заливу пробегали лёгкие волны.

Вдруг из воды вышли две белые фигуры: одна побольше, вторая – маленькая. Плавно они прошли на середину поляны и остановились.

Всё вокруг застыло. Даже лёгкий полуночный ветер и тот затих.

Словно крыльями, взмахнув руками, сёстры начали свой танец. Они неслышно скользили над остывающей землёй, и даже трава не шевелилась под их ногами. Медленно, словно пушинки, опускались они на землю. И снова взлетали над поляной. Чару он узнал. Она действительно немного была похожа на Олю.

Легко танцевала Омаша. Но Чара была ещё невесомей. Она, казалось, совсем не касалась земли. Это было как волшебство.

Одна из сестёр уже скрылась в воде, а другая стала отдаляться к лесу. И он, словно зачарованный, вышел из-за кустов и последовал за ней. Порой ему чудилось, будто всё происходит не наяву, а в каком-то светлом и радостном сне… Эти облака, эта загадочно мерцающая луна, эти белые фигуры, взлетающие над землёй…

Серёже казалось, что стоит только оттолкнуться – и он так же плавно и невесомо поднимется в воздух.

Вдруг ноги его провалились в пустоту. Он еле успел ухватиться за какой-то чахлый кустик.

И в ту же минуту всё изменилось. Омаша повернулась к нему, и в её глазах сверкнула злоба. Послышался торжествующий смех – и она, словно подхваченная ветром, исчезла. Рядом испуганно и громко заквакала лягушка.

А Серёжа медленно начал погружаться в холодную трясину…

Внезапно Оля проснулась. Ей показалось, будто кто-то окликнул её. Она села на кровати и начала прислушиваться. Нет, только показалось. Вокруг стояла тишина, заполненная далёкой трескотнёй цикад. Огромный круг луны стоял высоко в небе.

Оля взглянула на часики, подаренные мамой на день рождения: стрелка показывала ровно на полночь.

«Может, Серёжа уже вернулся?» – подумала она и посмотрела на Серёжино окно.

Нет, он ещё не вернулся – окно было приоткрыто. А они договаривались, что Серёжа закроет его, когда вернётся…

Тогда она уселась на подоконнике и стала ждать.

Оля всматривалась в тревожную, таинственную полутьму, освещённую призрачным лунным светом, и чувствовала, как её всё больше и больше охватывает какое-то беспокойство. Идти через колючие кусты, вздрагивая от каждого шороха, пробираться через перелесок, где за каждым деревом, кажется, кто-то ожидает тебя… Бр-р…

Нет, она ни за что не согласилась бы пойти ночью в лес! Да что там ночью – она и днём опасается туда ходить одна.

«Бедный, милый и храбрый Серёжа, – грустно подумала Оля. – Если бы ты только знал, какая я трусиха, ты бы, наверное, не дружил со мной…»

И вдруг ей почудилось, будто возле реки кто-то закричал. Оля распахнула окно и стала прислушиваться. Нет, это был не Серёжин голос. Это кричала лягушка. И кричала она так, что у Оли между лопаток пробежал мороз.

И тут она заметила на опушке, освещенной луной, тёмную точку. Точка эта с каждой секундой увеличивалась, и скоро Оля узнала Бухтика.

Да, это был Бухтик. Только что его разбудил отчаянный крик Квакуши Премудрой, и Бухтик сразу же догадался, что его другу угрожает смертельная опасность. Он хотел было побежать к нему на выручку, но вовремя опомнился: в ночь полнолуния перед Омашиным колдовством не устоял бы и десяток водяных жителей. Только перед человеком колдовство отступило бы.

И поэтому Бухтик бежал к санаторию так, как не бегал ещё ни разу в жизни. Хорошо, что вчера он выпросил у Серёжи впрок одну таблетку и спрятал её под ивой!

Он вбежал во двор и остановился: все окна были тёмные. И только в одном виднелась голова девочки…

Оля и опомниться не успела, как перед ней выросла лохматая фигура Бухтика.

– Серёжа в опасности! – задыхаясь от быстрого бега, сказал он. – Нужно его спасти!

– Где он? – спросила Оля.

– Там, в болоте… Омаша заманила его в болото, и он…

– Идём! – твёрдо сказала Оля и спрыгнула с подоконника.

Серёжа медленно погружался в трясину.

А рядом всё так же надрывалась от крика большая лягушка.

Больше никого не было.

Несколько раз он пытался выбраться из трясины, но чахлый кустик, за который он случайно уцепился, не мог выдержать тяжести Серёжиного тела. Хрупкие ветки ломались под руками, корни трещали всё сильней.

Серёжа тоскливо смотрел на синее, усеянное звёздами небо, на деревья, темнеющие поодаль, на большой упругий куст лозняка, стоявший за этим, чахлым. Эх, дотянуться бы до него!

Но до того куста ему уже не дотянуться. И никогда больше не увидит он этих звёзд…

Внезапно лягушка замолчала и повернулась к лесу. В ту же минуту Серёжа услышал чьи-то быстрые шаги и звонкий голос Оли:

– Мы здесь, Серёжа! Мы идём!

Суд

– Да, это я потребовала суда, – сказала Омаша. – Нужно наказать виновных!

– Виновных я накажу, – согласился Барбула. – Но сначала выслушаю всех.

– Кого здесь выслушивать? – перебила Омаша. – Чару? Так она ещё маленькая. Может, Бухтика? Так это же он во всём виноват!

– Всех выслушаю, – твёрдо ответил хозяин заводи. – Я судья. А судья должен выслушать всех.

– Тогда выслушай сначала меня, – потребовала Омаша.

– Хорошо, – согласился Барбула.

– Что говорит закон водяных жителей? Он говорит, что в полнолуние никто не должен вмешиваться в дела русалок. Но Бухтик его нарушил…

– Я не мог иначе поступить, – сказал Бухтик. – Серёжа мой друг.

– Верно, – подтвердил Барбула. – Плохо, очень плохо ты, Омаша, поступила. Друзья Бухтика – наши друзья. Это тоже закон.

– Да какие они друзья? – зло возразила Омаша. – Разве друзья станут уничтожать мой огород? Разве друзья станут вытаскивать на сушу мою лучшую подругу? Нет, они мои враги! А есть ещё один закон: мои враги – ваши враги. Но Бухтик и этот закон нарушил: он помогает моим врагам!

– Мм-да… – нерешительно произнёс хозяин заводи.

Ему было очень тяжело. Не впервые спорили между собой Омаша и Бухтик, но никогда ещё дело не доходило до суда. И он, хозяин заводи, должен был немедленно что-то решать. А решение, как ни крути, было только одно: нужно кого-то сурово наказать. Но ведь перед ним его собственные дети!

И сердце Барбулы прямо-таки разрывалось от боли.

– Может, помиритесь? – помолчав, предложил он.

– Никогда! – воскликнула Омаша. – Я ему этого не прощу.

– Нет, – так же твёрдо ответил Бухтик. – Она напала на моего друга.

А Чара молчала.

– Ну что ж… – грустно произнёс Барбула. – Тогда, Омаша, говори, чего требуешь.

– С этого бы и начинал, – сказала Омаша. – Я требую, чтобы в этой заводи мне никто не мешал. Я хочу, чтобы дети из санатория были сурово наказаны.

– Не слишком ли многого ты хочешь? – рассердился Бухтик. – Учти, что своих друзей я в обиду не дам!

Но Омаша, будто и не слыша его, продолжала:

– Ещё я требую, чтобы Бухтик не мешал мне, когда я буду их наказывать.

– Этого ты никогда не дождёшься! – воскликнул Бухтик.

– Ах так! Тогда я требую, чтобы он немедленно ушёл в изгнание! Пусть живёт в самом глухом болоте! Один!

Воцарилась долгая тишина. Одиночество считалось в заводи самым страшным наказанием.

– Это твоё последнее слово? – наконец проговорил Барбула.

– Да, – отрезала Омаша. – Я требую, чтобы он сейчас же покинул заводь!

Барбула вздрогнул. Ссоры ссорами, но он себе и представить не мог, что когда-нибудь придётся разлучиться с сыном.

– Но… всё же, Омаша, подумай… Это же твой брат.

– Я требую!

Барбула перевёл тоскливый взгляд на сына.

– Ты что скажешь, Бухтик?

– Я не жалею, что так поступил, – ответил Бухтик. – Я всегда буду помогать друзьям.

– Гм-м… А что скажешь ты, Чара?

У Чары дрожали губы. Она еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться.

– Жалко Бухтика… И детей… – сказала она. – Они спасли ему жизнь, там, в санатории. И корни укрепили.

– Вот-вот, – оживился Барбула. – А стихи кто нам читал?

– Поэтому я хочу, чтобы Омаша взяла свои слова обратно. А ещё – чтобы пообещала не трогать детей…

– Нет, – сказала Омаша.

– Тогда… тогда я тоже уйду.

– Ну и уходи на здоровье! – фыркнула Омаша. – А мы с отцом вдвоём останемся. Думаешь, мы будем скучать, если уйдёшь? Нисколько! Верно, отец?

Барбула не отвечал. Он думал. И от этих дум голова у него вот-вот готова была разорваться на части.

«Чара, Бухтик… Да что же это? Как же без них? – горевал хозяин заводи. – Неужели ничего нельзя сделать?»

Наконец Барбула поднял голову и обвёл взглядом своих детей.

– Да, сделать ничего нельзя, – сказал он. – Нужно кого-то изгнать. Но в изгнание пойдёт не Бухтик, а ты!

И Барбула указал на Омашу.

Суходых

После того как Омаша ушла в изгнание, Барбула совсем занемог. Правда, дочь поселилась не так далеко, в соседней речушке, и Барбула пообещал, что если она исправится, то может вернуться обратно. Всё же он жалел свою дочь, хотя и знал, что поступил правильно.

Хозяин заводи шёл по дну речушки и ворчал на весь мир: на мальков, которые вечно путаются под ногами, на вязкое дно, на солнце, которое стало слишком поздно всходить и рано ложиться…

Барбула хотел было поворчать и на самого себя, но в это время увидел дом Бухтика и удивлённо остановился: из окон и дверей дома во все стороны разлетались целые снопы воздушных пузырей.

Плохого настроения как не бывало. Вместо него появилось здоровое любопытство. И было оно настолько сильным, что солидный хозяин заводи, словно какой-нибудь малёк, перескочил через изгородь и протиснул голову в узкое окошко. И вот что он увидел.

Известный изобретатель сидел на чурбане среди комнаты и держал во рту сразу две длинные гибкие трубки. Из одной трубки он втягивал воду и выдыхал её во вторую. Лицо его при этом прямо-таки сияло от удовольствия.

Эти трубки тянулись из ящичка, который был прикреплён к спине известного изобретателя.

– Что с тобой? – удивлённо спросил Барбула. – С чего это ты рассиялся?

Бухтик не ответил. Он только кивнул, приглашая отца в дом. Он всё никак не мог надышаться. Даже глаза закрыл от блаженства.

– Да что с тобой? – снова спросил Барбула. – Может, ты… Может, я чем-нибудь могу помочь?

Наконец Бухтик вынул трубки изо рта.

– Ничем ты уже мне не поможешь, – сказал он.

Барбула не на шутку встревожился.

– Почему не смогу? Я для тебя всё…

– Нет, не поможешь, – с удовольствием повторил Бухтик. – Потому, что я сам всё сделал… Правда, помогали мне дядя Костя и Серёжа. – Он показал на трубки с ящичком и добавил: – Это мое самое значительное изобретение. Уверен, что оно перевернёт жизнь в заводи с ног на голову.

– Не надо переворачивать, – поспешно произнёс хозяин заводи. – Здесь пока и без того неплохо. Ты лучше скажи, что это за штука и для чего она.

Бухтик хитро взглянул на отца и спросил:

– Неужели не узнаёшь?

Барбула принялся внимательно осматривать последнее изобретение Бухтика. Оно и вправду было на что-то похоже. Трубки были похожи на обыкновенные резиновые трубки, ящичек тоже ничем не отличался от других ящичков, которые Барбуле иногда приходилось встречать в речке.

– Нет, не узнаю, – признал хозяин заводи.

– Помнишь, как ты просил меня сделать такое изобретение, чтобы можно было в любую жару дышать на суше? – пришёл Бухтик на помощь отцу. – Ну, так я сделал.

У Барбулы даже дыхание остановилось:

– Неужто суходых?

Бухтик кивнул:

– Он самый.

Барбула ещё раз внимательно осмотрел ящичек и трубки. Даже понюхал их зачем-то.

– Спасибо тебе, – сказал он и замялся: – Вот только… безопасный ли он? Надёжный ли?

– Конечно! Как и всё, что я делал раньше.

– Вот это меня и тревожит, – заметил Барбула. – Изобретаешь ты, а страдаю от этого я.

– Ты что же – не веришь мне? – обиделся Бухтик. – А ну пошли на берег!

Они поплыли к лознякам. Барбула взглянул на небо и недовольно поморщился: на нём не было ни одного облачка. В такие дни нормальные водяные жители даже нос не высовывают из воды.

– И мы будем ходить по суше? – недоверчиво спросил он сына. – Посмотри, как печёт солнце!

– Меня это ни капельки не волнует, – ответил Бухтик, забирая в рот трубки. – Видишь, через эту трубку я вдыхаю влажный воздух, а через эту – выдыхаю.

– И долго так можешь дышать?

– Сколько угодно! Была бы только вода в ящике.

Сказав это, Бухтик поправил на спине ящик, ещё раз вдохнул-выдохнул и бесстрашно вышел на солнцепёк.

Хозяин заводи со страхом и завистью следил за сыном: неужто можно ходить по такой жарище? Сам водяной свалился бы на первом же шагу… А Бухтику хоть бы что – знай прогуливается, словно по дну заводи!

– Эй, Бухтик, не слишком-то разгуливай! – не выдержал он наконец. – Я тоже хочу попробовать!

Бухтик вернулся в заводь, снял снаряжение и, заменив воду в ящике, нацепил его на спину отца. Затем отступил на несколько шагов, внимательно осмотрел Барбулу и с сомнением покачал головой.

– Пожалуй, этот ящичек для тебя маловат, – решил он. – Тебе целая цистерна нужна. Ну да ладно, сойдёт для начала.

Ободрённый этими словами, хозяин заводи с опаской вышел на берег и сделал первый шаг… Затем второй.

«Хоть и жарко, но жить можно, – подумал он. – Главное – я дышу на суше!»

Пятый шаг, десятый…

Внезапно Барбула остановился, нелепо взмахнул руками и опрометью кинулся к заводи.

– В чём дело? – спросил обеспокоенный Бухтик. – Испугался, что ли?

Барбула не отвечал. Вытолкнув трубки изо рта, он жадно глотал воду.

– Если бы только испугался! – отдышавшись наконец, произнёс он. – Если бы только! Я чуть было не скончался, вот в чём дело!

Бухтик принялся торопливо рыться в суходыхе.

– Сейчас разберёмся, – озабоченно бормотал он. – Сейчас. Наверное, что-то случилось с подачей воды… Ага, вот оно что! – и Бухтик показал отцу пучок водорослей. – Они в трубки набились. Но это не страшно – можно установить фильтр. Такой, как в колодце у дяди Кости.

Барбула задумался.

– Фильтр, говоришь… А не лучше ли набирать в суходых только чистую воду?

Бухтик, ошеломлённый таким предложением, вытаращил глаза на отца.

– А ведь и верно, – произнёс он. – Да ты, оказывается, тоже мог бы стать неплохим изобретателем!

– Такое скажешь… – смущённо улыбнулся Барбула.

А про себя подумал, что стать изобретателем не так уж и трудно. Нужно только соображать, что к чему.

Сокровенное желание

День был тихий и немного пасмурный. Как раз подходящий для того, чтобы старые друзья могли встретиться.

Непоседливый Даваня, как всегда, оживлённо ёрзал на прибрежной коряге. Он не отрывал восхищённого взгляда от Барбулы. Не так уж часто приходится видеть хозяина речных глубин, носящегося по суше.

– Во бегает! – вскрикивал Даваня. – Во даёт! Куда моим зайцам!

И Барбула, польщённый такими словами, прибавил шагу.

– А у тебя как идут дела? – спросил Даваня Бухтика. – Как там Витя, мой знакомый, поживает? Хотелось бы снова встретиться с ним, да времени никак не выберу.

– Хорошо поживает, – нехотя ответил Бухтик.

Даваня внимательно посмотрел на Бухтика.

– Скучный ты сегодня, – сказал он. – Случилось что-нибудь?

– Пока нет… Но скоро случится.

– А что именно? – насторожился леший.

– Серёжа с Олей скоро уедут… Мамы их увезут.

Даваня на мгновение задумался. Затем воскликнул:

– Пусть только попробуют! Я им такого тумана в глаза напущу – ни в жизнь до санатория не доберутся!

Бухтик немного утешился.

«Почему бы не сделать так, как говорит Даваня? – подумал он. – Мамы походят по лесу – и обратно уедут. А Серёжа с Олей останутся…»

Барбуле наконец надоело бегать по берегу, и он нырнул в заводь.

– Фу-у, устал, – довольно сказал он, сбрасывая снаряжение и высунув голову из воды. – Ну, видел, какой я молодец?

– Видел, – ответил Даваня, с интересом разглядывая суходых. – Но мне всё же кажется, что молодец всё-таки Бухтик, а не ты. Ишь, чего придумал!

И он осторожно погладил ящичек.

– Молодец, да не совсем, – проворчал Барбула, искоса поглядывая на сына. – Вот когда он придумает, как мне стать видимым для детей – о, тогда он будет самым первым молодцом в заводи!

– Отец, я уже устал, – сказал Бухтик. – Сколько же можно придумывать? Я уже забыл, когда в последний раз был в санатории.

– Ты там был вчера, – напомнил Даваня. – Я своими глазами видел, как вы с Серёжей шушукались под елью.

– Он устал, – передразнил Барбула. – А может, я тоже хочу пойти в санаторий! Может, я тоже хочу показаться детям!

Даваня задумчиво попрыгал на коряге.

– Было бы замечательно, если бы ты стал видимым, – сказал он. – Тогда бы мы с тобой вдвоём заявились в санаторий и устроили бы там такой концерт! Я бы стал волком, а ты – самим собой. Вот бы нам обрадовались!

– И ещё как обрадовались бы! – мечтательно произнёс Барбула, вспомнив, каким красавцем он выглядит в зеркале.

Даване неожиданно пришла в голову такая блестящая мысль, что он чуть не свалился с коряги.

– Может быть, после концерта мы им так понравимся, что они попросят нас остаться с ними навсегда. И вот кем бы мы стали тогда, а? Я, например, только лесничим хочу быть. А ты, Бухтик?

– Я стал бы…

Бухтик задумался. Ему сейчас очень хотелось построить большую подводную лодку и показывать всем людям, как хорошо у них в заводи. А может, изобрести машину, которая сама бы расчищала водоросли? Или лучше – надувать спасательные круги для детей? Сиди себе на берегу и надувай. Искупался – и снова сиди надувай! А может…

– Нет, не могу придумать, – наконец признался он.

– Эх, ты, – укоризненно заметил Даваня. – У людей же столько интересного!

– Поэтому и не могу придумать… Может быть… так и останусь изобретателем.

– А я хотел бы стать водопроводом, – сказал Барбула. – И давать воду всем, кто в ней нуждается. Хочу – цветам, хочу – себе…

– Ты хотел сказать водопроводчиком, – поправил Бухтик отца.

– Нет, водопроводом, – решительно возразил Барбула. – Кто даёт воду: водопроводчик или водопровод? То-то же! – Даваня ещё раз погладил ящичек с трубками.

– Слышал? – спросил он. – Так что, Бухтик, давай не ленись, думай!

Когда ты нужен

Приближалась осень. Птицы стали собираться в стаи – скоро они улетят в тёплые страны. Пожелтевшие листья неслышно срывались с веток и, покачиваясь, опускались в воду залива. Затем неспешно плыли по течению на юг – туда же, куда собирались и птичьи стаи.

Один только ящик с трубками, разбивая лиственный ковёр, упрямо плыл против течения.

– Это тренируется мой отец, – пояснил Бухтик друзьям и помахал ящику рукой. – Следующей весной он хочет побывать в санатории. Ему не терпится посмотреть на водопровод.

Из-за тяжёлых тёмных туч показалось солнце. Оно светило так же ярко, как и летом, но грело уже гораздо слабее. Через минуту оно спряталось снова.

– А почему только весной? – поёжившись от порыва холодного ветра, спросил Серёжа. – Почему не сейчас?

– Он не привык к суходыху, – ответил Бухтик. – Да и некогда ему сейчас: нужно готовиться ко сну. Осенью мы засыпаем… – Бухтик вздохнул: – Целую зиму будем спать. Целую долгую зиму.

Оля сидела рядом с Серёжей и задумчиво перебирала коричневые качалки камыша. Этот подарок маленькой русалки ей только что передал Бухтик.

– Я так и не познакомилась с Чарой, – грустно сказала она. – Мне очень жаль…

– Чара тоже об этом жалеет, – отозвался Бухтик. – Но что поделаешь…

Залив медленно пересекала большая лягушка. Движения её были такими вялыми, что казалось, она засыпала на ходу.

Лягушка остановилась неподалёку от ребят и пошевелила некрасивым широким ртом.

– Квакуша говорит, что пришла попрощаться с вами, – перевёл Бухтик. – Она тоже готовится к зиме.

– До свидания, Квакуша, – сказала Оля. – Приятных тебе зимних снов.

– И спасибо тебе за помощь, – добавил Серёжа.

Квакуша ещё немного посмотрела на них и так же медленно поплыла обратно.

…Где-то за перелеском послышались громкие голоса.

– Нас зовут, – сказала Оля и поднялась. – Пора прощаться и нам.

Бухтик вздрогнул и, не отрывая взгляда от заводи, жёлтой от опавших листьев, сказал:

– Ну вот, вы уедете, а я… Меня всё равно что и не будет на свете…

– Не надо так говорить, Бухтик, – попросила Оля. – Не надо, а то я заплачу…

– И вправду, Бухтик, не надо так говорить. Мы навсегда запомним это лето. – Серёжа крепко сжал плечо своего верного друга. – А на будущий год я обязательно приеду сюда, и мы снова будем вместе.

– И я приеду, – сказала Оля.

– Если бы ты только знал, Бухтик, как нам будет не хватать тебя, – добавил Серёжа.

Бухтик внимательно посмотрел на лица друзей, и впервые за весь день его глаза немного повеселели.

– Хорошо как, – сказал он. – Хорошо жить, когда знаешь, что ты кому-то нужен.

И это, конечно, было правдой.

…Когда мамы вместе с Николаем Владимировичем вышли к заводи, на берегу сидели только Серёжа и Оля. Николай Владимирович посмотрел на девочку и довольно улыбнулся. Она не была похожа на ту Олю Нечаеву, которая прибыла в санаторий два месяца назад. И её нынешняя грусть уже не напоминала прежнего отчаяния.

«Молодец Серёжа, молодец Бухтик, – подумал врач. – И что бы я делал без них…»

– Чего запечалились? – спросила Серёжина мама и тут же догадалась: – Понимаю. Вам не хочется расставаться со всем этим… – И она посмотрела на желтеющий лес, притихшую заводь и куда-то совсем далеко, где осеннее небо сливалось с землёю.

– Да, места здесь чудесные, – согласилась Олина мама. – Вот только я до сих пор не пойму, как это мы ухитрились заблудиться вчера.

– Мамочка, я тебе потом всё объясню, – сказала Оля и погладила маленькую лохматую игрушку, на тёмной мордашке которой светилась озорная улыбка…