Текст книги "Бухтик из тихой заводи"

Автор книги: Владимир Рутковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

«Хочешь стать артистом?»

Бухтик сел за стол и, подперев голову руками, взглянул на Серёжу.

– Мой отец Барбула передаёт тебе большое спасибо за стихи, – сказал он.

– Ты их перевёл, да? На свой язык?

– Гм-гм… – неопределённо ответил Бухтик. Разговаривать на эту тему ему не хотелось. – В общем, мой отец просил, чтобы ты ещё что-нибудь вспомнил… Хотя бы примерно такие…

Бухтик наморщил лоб и медленно начал:

 
Люблю я заводь каждо лето,
Когда кукуют птички где-то…
 

Ещё больше наморщив лоб, он окончил:

 
И рада вся моя душа,
Что не кукуют в камышах!
 

После этого с гордостью посмотрел на Серёжу.

– Вот какие это стихи! – сказал он. – Я их сам придумал. Целую ночь не спал… Можешь прочитать что-нибудь похожее?

Серёжа рассмеялся и покачал головой.

– Какие же это стихи? – возразил он. – Нет, это очень плохие стихи!

Лицо Бухтика разочарованно вытянулось.

– Вот как… – сказал он. – Очень плохие, да? Ты уверен в этом?

– Уверен, – ответил Серёжа. – Каждый мальчишка скажет тебе то же самое.

Бухтик в огорчении почесал затылок.

– Ладно, я тебе верю… Тогда вспомни что-нибудь другое. Только поторопись, а то отец мне уже проходу не даёт! Всё спрашивает: когда же придёт Серёжа и прочитает стихи?

– Будут вам стихи, – твёрдо пообещал Серёжа. – Обязательно будут!.. Только читать их буду не я.

– Не ты? А кто?

– Один… одна девочка, Оля. Правда, она сейчас болеет, но через два дня ей разрешат выйти на улицу. Вот тогда мы и придём с ней к заводи.

Бухтик кивнул головой.

– Ладно, подождём.

А Витя, почёсывая бока, сидел в сторонке и с опаской поглядывал на Бухтика. Он всё ещё был уверен в том, что этот гость – переодетый мальчишка. Ну и что из того, что хвост не оторвался? Просто он был очень хорошо приклеен. Или пришит. Только и всего.

И вдруг Вите в голову пришла неожиданная мысль. А что, если…

– Послушай, Бухтик… – начал он.

– Ну? – Бухтик повернул к нему лицо. – Слушаю.

– Я… хотел тебя спросить… Хочешь стать артистом?

– Это ещё зачем?

– Как зачем? Ведь артисты самые знаменитые люди! Все их знают, аплодируют им…

– Неправда, – возразил Бухтик. – Самые знаменитые люди – изобретатели. Такие, как я. Они изобретают. Потом – поэты. Я об этом узнал из ящика с картинками… как его…

– Из телевизора, – подсказал Серёжа.

– Ну да… Я смотрел передачи через окно, пока не познакомился с Серёжей.

«Ох и притворяется!» – с восхищением подумал Витя.

– Но и артисты тоже известны всем, – продолжал он настаивать.

– Это правда, Серёжа? – спросил Бухтик.

– Правда.

– Тогда не знаю… – нерешительно произнёс Бухтик. Но было видно, что ему уже очень хотелось быть артистом.

– Как же он будет играть людей? – спросил Серёжа. – Он же… Он ведь Бухтик!

«Сговорились, – окончательно решил Витя. – Ладно, пусть думают, что я им верю…»

– А ему и не нужно играть людей, – ответил он. – Зачем ему их играть? Он будет бесёнком в «Сказке о попе и о работнике его Балде». Понятно?

– А-а, – сказал Серёжа. – Что ж, это ты неплохо придумал!

В это время кто-то постучал в дверь, и послышался голос Николая Владимировича:

– Чего вы там заперлись? Испугались чего-то?

– Ничего мы не боимся! – крикнул Витя. И не успел Бухтик выскочить из-за стола, как он уже открыл двери.

– Э-э, да у вас тут целая компания! – сказал Николай Владимирович.

– Это Бухтик, – начал Витя. – Он…

– Можешь не продолжать, – перебил его Николай Владимирович и внимательно посмотрел на Бухтика. – Если не ошибаюсь, это персонаж из вашего будущего спектакля. Верно?

– Верно, – сказал Витя. – Откуда вы знаете?

Николай Владимирович улыбнулся.

– Я всё знаю, – сказал он. – Я знаю даже то, что ты вчера бегал на железнодорожную станцию. Сколько порций мороженого съел?

– Две, – ответил Витя и потупил глаза.

– Вот видишь… Ты, кажется, охрип. Ну-ка подойди ко мне… Скажи: «А».

– А-а, – начал Витя, и глаза у него полезли на лоб.

Бухтик исчезал с поразительной быстротой. Только что он был, как и все, а теперь от него оставалась одна лишь туманная тень. Потом исчезла и она.

– Мэ-э, – промычал поражённый Витя.

Серёжа, украдкой взглянув на Николая Владимировича, быстро вытряхнул таблетку и положил на край стола. Таблетка исчезла в мгновение ока, и перед Витей снова как ни в чём не бывало сидел ухмыляющийся Бухтик.

– Бэ-э…

– Я просил тебя сказать только «А», – укоризненно заметил Николай Владимирович. – А ты мне весь алфавит называешь.

– Бу-у… – и Витя показал пальцем на лохматого гостя. – Б-бухтик!

Только теперь он поверил!

– Ну и что же, что Бухтик? – спросил Николай Владимирович. – Я с ним уже познакомился… Э-э, друг Капустин, да у тебя с пульсом что-то неладно! – вдруг встревожился он. – Придётся принять вот это лекарство и немедленно лечь в постель!

– Это потому… – пытался объяснить Витя.

– Немедленно, – строго повторил Николай Владимирович.

Вите пришлось лечь в постель.

Выздоровление

Сегодня Николай Владимирович впервые за много дней разрешил Оле выйти на улицу.

И конечно же, рядом с ней был Серёжа.

Выглядела Оля ещё не совсем здоровой, но глаза девочки с любопытством бегали по сторонам, а на лице время от времени появлялась такая улыбка, что Серёже стало казаться, будто сегодня какой-то особый, праздничный день. А болезнь… Николай Владимирович, выпроваживая их на улицу, сказал:

– Забудь о болезни, Оля. Главное для тебя сейчас солнце, воздух и… – он задумался, подбирая нужное слово.

– Вода, – поспешно подсказал Серёжа.

– Нет, – возразил Николай Владимирович. – Об этом пока рано думать. А вот прогулки, приключения – то, что тебе сейчас надо.

Серёжа обрадовался: уж чем-чем, а приключениями Оля будет обеспечена! Уж он постарается.

А тётя Клава, поправив воротник Олиного платья, сказала:

– Только не очень увлекайся, – и, скосив глаза на Серёжу, добавила: – И не вздумай гоняться с ним наперегонки.

Было понятно, кого тётя Клава имела в виду. Но Серёжа даже не подумал обижаться.

И вот они идут по колени в мягкой траве под необыкновенно синим небом, в перелеске весело поют птицы, кузнечики выпрыгивают из-под ног, и речка впереди сияет так ослепительно, как не сияла ещё никогда.

Наверное, потому, что рядом шла Оля.

– Хорошо как! – щурясь от солнечных лучей, проговорила она. – Даже голова кружится.

– Хорошо, – охотно согласился Серёжа. – Но лучше бы – пошёл дождь. Я бы тогда познакомил тебя с Бухтиком.

Оля замедлила шаги.

– Серёжа… – как-то неуверенно произнесла она. – Это правда, что Витя, когда увидел Бухтика, с перепугу залез под кровать?

– Зачем же мне тебя обманывать? – обиделся Серёжа.

– Понимаешь… если это так, то… вы, мальчишки, более храбрые, и всё-таки Витя под кровать полез… Что же тогда делать мне, я же девочка!

– Ты что – боишься? – удивился Серёжа.

– Не то чтобы очень, но…

Оля оглянулась. Прекрасные здесь места, она об этом уже написала маме. Таинственные, загадочные…

На полпути к заводи, окружённый цветочной клумбой, стоял бетонированный колодец. Из него качали воду для санатория. Оля приподняла крышку и заглянула внутрь.

– Темно как, – сказала она. – А Бухтик может сюда нырнуть?

– Конечно, может! – воскликнул Серёжа. – Он куда хочешь нырнёт, была бы только вода…

И тут ему в голову пришла такая мысль, что он стукнул себя ладонью по лбу. И почему она не пришла раньше? Бухтик жаловался, что ему очень тяжело добираться до санатория – нет ни одной лужи на пути.

«Да, ни одной лужи, – подумал Серёжа. – Зато есть колодец, а в нём сколько хочешь воды!»

Они миновали берёзовый перелесок и очутились в редком осиннике, подступающем к излучине реки. Отсюда заводь была видна как на ладони.

– Вон там, в противоположном конце, живёт Барбула, – сказал Серёжа.

– А Бухтик где живёт? – спросила Оля.

– Чуть ближе, – ответил Серёжа. – А во-он там, где начинается болото, есть поляна. Там в последнее полнолуние лета, в августе, перед тем как заснуть на зиму, обитатели заводи собираются на свой праздник. В эту ночь они становятся видимыми для людей. Но не для всех, а только для самых смелых. Так сказал Бухтик. Правда, сам он ещё на празднике никогда не был. Мал ещё, не берут.

Оля задумалась.

– Наверное, это очень красиво, когда они танцуют.

– Наверное, – согласился Серёжа. – Особенно Чара. А их дом стоит под кувшинками, возле старой ивы, видишь?

– Это ива Барбулы? – спросила Оля. – Подойдём поближе.

Она долго рассматривала обнажённые корни старого дерева. Затем укоризненно произнесла:

– Как тебе не стыдно, Серёжа! Надо бы давно укрепить эти корни. Ты же сам рассказывал, что случится, если ива упадёт на землю, неужели забыл?

– Я не забыл, – виновато сказал Серёжа. – Просто совершенно не было времени.

– Я понимаю, – ответила Оля. – Это из-за меня, верно? – Помолчав, она добавила: – Я сегодня нашла в кармане курточки одну записку…

Серёжа почувствовал, как у него вспыхнули щёки. Сейчас Оля упрекнёт его или, того хуже, засмеётся…

Но Оля сказала просто:

– Давай вместе укреплять корни, ладно?

– Ну конечно! – воскликнул Серёжа и с облегчением вздохнул.

Они быстро сбегали к дяде Косте за лопатами и принялись засыпать корни землёй.

– Теперь она долго будет стоять, – говорила Оля.

– Сто лет простоит, – подтвердил Серёжа.

Неожиданно у них за спиной послышалось:

– Вот вы где!

Лопата выскользнула из Олиных рук. Оля застыла, не смея оглянуться.

Но это был не Бухтик, а Витя Капустин. Он подобрал упавшую лопату и стал рядом с Серёжей.

– Жарко, – пожаловался он. И тут же похвастался: – А спектакль получается что надо. Ох и попляшет же у меня этот Бухтик!

– Зачем ему плясать? – спросила Оля.

– Затем, что так говорится в сказке. Ты же читала её?

– Читала, – ответила Оля и замолчала. Почему-то ей стало жаль Бухтика.

«Нечистой силе» посчастливилось

В лесном санатории начали происходить загадочные случаи.

В самых укромных уголках раздавались вдруг громкие крики: то содрогающий воздух возглас выпи, то мрачное карканье ворона. И всякий раз тётя Клава, вздрагивая, хваталась за швабру и бормотала:

– Прямо-таки нечистая сила! И откуда она только взялась на мою голову?

Затем странные крики начали всё чаще доноситься из палаты, где жили Витя Капустин и Серёжа Войников. А время от времени оттуда слышалось такое разудалое уханье филина, что вздрагивала не только тётя Клава. Даже оконные стёкла и те тоненько дребезжали от страха.

А через день уханье и крики уже доносились изо всех палат, где жили мальчишки. Правда, стоило только тёте Клаве появиться на пороге, как всё мгновенно утихало и на тётю Клаву смотрели невинные ребячьи лица.

Затем всё начиналось сначала.

Ещё через день для девочек наступили тяжёлые времена. Вдруг ни с того ни с сего в палату с треском врывался и принимался бегать вокруг стола загадочный огонёк. То кто-то стучался в двери и объявлял, что он Бармалей. То поднимали шумную возню мыльницы в шкафчиках…

Кеды маленькой Наташи Гаврилюк дважды, без посторонней помощи, вскарабкивались на высокий конёк санаторного корпуса. Доставало их оттуда всё девчоночье отделение. На третью ночь кеды влезли на верхушку огромного клёна.

Наконец самая решительная из девочек, Тамара Назарко, захотела выяснить, кто же это покашливает в коридоре… То, что она увидела, запомнилось ей, наверное, на всю жизнь.

А увидела она игрушечную карету, запряжённую тройкой мышей. Мыши были наряжены в белые чепчики и такие же белые платьица. И бежали они не хуже самых быстрых коней.

Заметив Тамару, тройка лихо повернула к ней. И только в последнюю минуту девочка успела захлопнуть двери.

Понятно, что после этого девочки уже не решались поодиночке выходить в коридор.

Но легче от этого не стало. Вскоре во дворе под окнами повадились прогуливаться непонятные существа в белом. Существа эти громко вздыхали и говорили нудными замогильными голосами:

– Мы привидения! Пустите нас!

Девочки испуганно взвизгивали и прятали головы под подушки.

Тётя Клава, выведенная из себя, однажды устроила засаду и чуть было не поймала одно из привидений. Но тому каким-то чудом удалось вырваться.

Ничего удивительного не было в том, что при каждом шорохе девочки дрожали как осиновые листочки. И понятно, почему они начали стороной обходить старую ель, стоявшую за футбольным полем.

Эта ель была похожа на десятки и тысячи других елей, однако на одной из её веток висела дощечка с корявой надписью, которая всё объясняла.

На дощечке было написано:

Здеся живот

Нечиста сила

Витя с Серёжей потратили целый час на это объявление. Они очень старались сделать как можно больше ошибок. Пусть все видят, что под елью сидят не ученики четвёртого класса, а самая настоящая нечистая сила, которая и школы не видела!

Тётя Клава, впервые увидев эту дощечку, всплеснула руками и хотела было сорвать её, а заодно и заглянуть под еловые лапы, чтобы познакомиться с нечистой силой поближе. Но подоспевший Николай Владимирович сказал, что этого делать как раз и не следует.

– Но почему же не следует? – возмутилась тётя Клава. – Таких шкодников свет ещё не видывал! А ведь здесь живут дети, которым нужен покой и отдых.

– У нас нет никаких больных, – решительно возразил Николай Владимирович. – Запомните это. И если дети играют в свои игры – нам с вами только радоваться надо этому. Лишь больные дети не проказничают и не играют.

Таким образом, «нечистой силе» посчастливилось. И вот под еловыми лапами опять сидели Серёжа и Бухтик, который мгновение назад стал видимым.

Рядом с Серёжей лежал пакет, завёрнутый в газету.

– Отец места себе не находит от радости, – сказал Бухтик. – Как увидел укреплённые корни, словно малёк стал резвиться… А Омаша тоже себе места не находит. Только от злости. Она никак не может простить вам гибели своей подруги Зубатки. И грозится отомстить. Видишь, что получается… – И Бухтик вздохнул. – Кроме того, с суходыхом не ладится. Как его сделать, я уже знаю, да вот не из чего делать…

– Подумаем вместе, – произнёс Серёжа. – Если что, дядя Костя поможет. У него всё есть.

– Спасибо тебе, – просветлело лицо Бухтика. – Но когда же вы с Олей придёте читать стихи? Мне в заводи уже проходу не дают из-за вас.

– Сегодня после обеда, – пообещал Серёжа. – Мы будем у ольхи. Знаешь, на самом берегу стоит? Да ты мне сам её показывал.

– Наконец-то! – обрадовался Бухтик. – Значит, можно объявлять сбор?

– Можешь, – разрешил Серёжа. – Но сначала мы пойдём к колодцу…

– Что это?

– Заводь такая, – объяснил Серёжа. – Крохотная, но глубокая. Как раз посередине между твоим жилищем и санаторием. Пойдем, посмотришь, подходит ли тебе. И вот это возьми с собой. – Серёжа протянул другу завёрнутый в газету пакет.

– Что здесь?

– Пижама и полотенце, – сказал Серёжа и улыбнулся. – Тебе на новоселье.

«У лукоморья дуб зеленый…»

Бухтик стремительно плыл по заводи.

– Быстрее собирайтесь! – кричал он. – Оля и Серёжа уже пришли! Собирайтесь быстрее!

Первым явился хозяин заводи. И всё же не удержался, ещё раз завернул к старой иве.

– Это надо же! – растроганно пробормотал он. – Чужие, совершенно чужие дети, а что сделали!

– Быстрей, отец! – крикнул Бухтик. – Они пришли!

Барбула подплыл к сыну и сел на самое удобное место, на камень, заросший подводным мхом. Он любовно уставился на Олю с Серёжей.

Но их было плохо видно: мешал небольшой кустик лозняка, стоявший над самой водой.

– Неплохо было бы передвинуть этот кустик в сторону, – заметил Барбула.

– А ещё лучше – перенести в сторону камень, на котором ты сидишь, – ухмыльнувшись, сказал сын.

Барбула немного подумал.

– И правда, – наконец согласился он.

Хозяин заводи поднатужился и перенёс камень на другое место.

– Вот теперь хорошо, – удовлетворённо заметил он.

Затем подплыла Квакуша Премудрая.

Последними явились Чара с Омашей. Чара время от времени дышала на пальцы – они всё ещё не отошли от холодной родниковой воды.

– Кажется, я её где-то видела, – сказала Чара, взглянув на Олю. – Вот только не припомню где.

– Ты видела её вчера, – напомнил Бухтик. – Они с Серёжей укрепляли корни.

– Нет, я её видела гораздо раньше.

Похоже, что и Барбуле пришла в голову та же мысль. Несколько раз он внимательно поглядывал то на Олю, сидящую на берегу, то на собственную дочь. И вдруг воскликнул:

– Да вы же похожи! Вы же как две капли воды!

– Я давно это заметила, – вмешалась Квакуша.

– Они и характером похожи, отец, – сказал Бухтик. – Помнишь, как Оля укрепляла корни твоей ивы? Так же заботливо, как Чара ухаживает за родником.

Одна только Омаша не участвовала в разговоре. Не отрываясь смотрела она на детей и думала: «Вот попадитесь мне ночью. Надо заманить их в полнолуние на поляну для танцев».

– Все собрались? – спросил Бухтик и хлопнул в ладоши: – Даю сигнал!

Оля сидела на берегу, вздрагивая при каждом шорохе.

– Они уже смотрят на нас? – шёпотом спросила она.

– Они всё время на нас смотрят, – ответил Серёжа. – Но ты не бойся. Считай, что мы здесь одни.

– Я стараюсь не бояться, – дрожащим голосом сказала девочка.

Возле камышей с громким всплеском вскинулась рыба.

– Это сигнал, – понял Серёжа. – Можно начинать!

 
У лукоморья дуб зелёный… —
 

донеслось до заводи.

 
Златая цепь на дубе том:
И днём и ночью кот учёный
Всё ходит по цепи кругом…
 

И все, кто слушал Олю, представили себе этот дуб. На краю непроходимого леса, куда даже ворон не залетает, стоит он, непоколебимый и могучий. Ни один листик не шевельнётся в его густой кроне… А где-то неподалёку глухо ударяет в берег тяжёлая океанская волна.

Там чудеса: там леший бродит,

Русалка на ветвях сидит…

– Правильно, – прошептала Чара. – Леший – это Дава…

Но Барбула приложил палец к губам, и маленькая русалка замолчала.

А Оля читала дальше:

 
И тридцать витязей прекрасных
Чредой из вод выходят ясных,
И с ними дядька их морской…
 

И снова увидели все дремучую чащу. Слышался скрип гальки под мерными, медленными шагами морских витязей… Где-то в глухомани раздавался дикий, неистовый хохот филина. И хохот этот предупреждал о том, что скоро здесь пролетит ступа с Бабою Ягой. А вот и сама Баба Яга – костлявая, с растрёпанными патлами… Куда спешит она? Кому несёт беду?

Уже давно отзвучал голос Оли. Уже давно дети поднялись и ушли, а водяные жители всё ещё молчали, поражённые тем, что они услышали.

Наконец хозяин заводи прокашлялся и торжественным голосом произнёс:

– Отныне я, хозяин всех здешних мест, наказываю заводь эту называть Лукоморьем. А ольху, возле которой сидела Оля, – именовать дубом зелёным…

– Не может ольха быть дубом… – вмешался Бухтик.

– Не перебивать! – прогремел властный голос хозяина заводи. – Как я сказал, так тому и быть!.. А тебе, Бухтик, ещё одно задание: узнай у Серёжи адрес дядьки морского и напиши ему письмо от моего имени. Так, мол, и так, здравствуй, дядька морской! Шлёт тебе братский привет речной дядька Барбула. Ну, и так далее… Оказывается, у меня братья есть, – довольно заметил он и, повернувшись к сыну, строго окончил: – Только чтобы без всяких твоих переводов было, понятно?

– Понятно, – сказал Бухтик.

Когда водяные жители начали расходиться по домам, к брату подплыла Омаша.

– Ты не мог бы пригласить детей на праздник полнолуния? – спросила она. – Ну хотя бы одного Серёжу.

– Да, Серёжу надо позвать.

– Ты мне обещаешь?

– Обещаю, – сказал Бухтик.

О, если бы он мог хотя бы на минуту задуматься о странном предложении Омаши! Тогда бы он многое понял и, наверное, заранее отвёл бы опасность, нависшую над Серёжей.

Цветы для Оли

Неизвестно, был Бухтик видимым в ту тёмную ночь или нет. Ведь в ночном мраке его лицо всё равно не удалось бы рассмотреть. И казалось, что от реки к санаторию сама собой движется светлая пижама. Она остановилась под Олиным окном, и на подоконник легли цветы.

Эти цветы просила передать Чара.

– За чудесные стихи, – сказала она. – И за иву, и за… всё.

Барбула тоже предложил выбрать для Оли что-нибудь из своих драгоценностей.

– Можешь даже зеркало ей подарить, – сказал он. – Мне ничего не жалко для неё.

Но Бухтик отцовского подарка не взял.

– У них зеркал хватает, – объяснил он и, заметив, как огорчённо вытянулось лицо хозяина заводи, поспешил добавить: – Кроме того, им больше нравятся разные добрые слова.

– Какие?

– «Спасибо», например…

– Тогда передай Оле целый мешок моих «спасибо», – сказал Барбула. Затем он немного подумал и расщедрился окончательно: – Или даже два. Не забудешь?

– Я постараюсь, – пообещал Бухтик.

Это было несколько минут назад.

Светлая пижама ещё немного постояла под Олиным окном. Затем неслышно поплыла обратно к реке.

Но до речки она не добралась. Поравнявшись с колодцем, пижама остановилась, и голос Бухтика задумчиво произнёс:

– Может, здесь заночевать?.. А почему бы и нет?

После этого пижама перевесилась через бетонированный сруб и исчезла…

На дне колодца было очень тихо. Так тихо, что даже в ушах звенело.

Бухтик улёгся на мягкие водоросли, которые заранее принёс из реки, укрылся Серёжиным полотенцем и удовлетворённо вздохнул.

Высоко над ним дрожала одинокая звезда.

«Наверное, от холода, – решил он. – Что ж, сама виновата. Не надо было забираться в такую даль…»

А вот он, Бухтик, ни в какую даль забираться не намерен. Ему и здесь неплохо. Отец, Чара, чудесный друг Серёжа – чего ещё желать? Даже два дома есть у него!

– Хорошая жизнь, – вполголоса произнёс Бухтик. – Замечательная!

Он повернулся к стенке и через минуту уже тихо посапывал.