Текст книги "Бухтик из тихой заводи"

Автор книги: Владимир Рутковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Знакомство

Серёжа сидел на скамейке и думал, чем бы заняться.

Было то чудесное время между утренней прохладой и предобеденной жарой, когда солнечные лучи уже достаточно теплы, а в прохладную тень совсем не хочется. В такое время лучше всего погонять мяч, побегать наперегонки или просто побродить по луговой траве… Но Серёжа только что вышел из рентгеновского кабинета и ещё не решил, какое из этих приятных дел ему больше по душе.

Солнце припекало всё сильней, и Серёжа расстегнул ворот рубахи. Конечно, неплохо бы сейчас искупаться, но бежать одному к реке не хотелось, а в душевую не попадёшь – там возился слесарь дядя Костя. До Серёжи явственно доносились частые удары, звяканье железа, шум воды, вытекающей из крана.

Потом тётя Клава ударила в колокол. Это означало, что все должны принимать лекарство.

Серёжа вытащил из кармана пузырёк, вытряхнул одну таблетку на ладонь. Но таблетка неожиданно проскользнула между пальцами и покатилась по дорожке. Пришлось забросить её подальше в кусты, чтобы она никому, в особенности строгой тёте Клаве, не мозолила глаза.

– Вот теперь всё в порядке, – послышался из душевой довольный голос дяди Кости. Звяканье прекратилось, вода перестала шуметь – наверное, дядя Костя закрыл краны и ушёл.

«Пойти, что ли, почитать книжку? – подумал Серёжа. – Да, это, пожалуй, будет лучше всего».

И в эту самую минуту сзади него, в кустах, послышался тихий шёпот:

– Серёжа!

Серёжа прислушался. Может, ему показалось?

Шёпот повторился. Кто бы там мог быть?

Серёжа поднялся и раздвинул ветви жёлтой акации. И чуть не вскрикнул от изумления.

Прямо перед ним сидел непонятный пришелец, тот самый, который мелькнул за окном тогда, дождливым вечером. Лохматый, как медвежонок, тёмное лицо… Схватившись руками за горло, словно его что-то душило, незнакомец неотрывно глядел на мальчика.

Серёжа невольно отступил назад. Но тут же остановился.

«Может, это какой-то шутник из драмкружка?» – подумал он.

– Ты на репетицию не опоздаешь? – спросил Серёжа.

– На какую репетицию? Ой-ой-ой… Воды, Серёжа!.. – В этом крике была невыносимая боль.

Наверное, незнакомцу и вправду очень плохо.

– Воды…

«У него солнечный удар», – решил Серёжа.

Он оглянулся, собираясь позвать кого-нибудь на помощь, и тут его взгляд остановился на открытом окне душевой.

– Давай сюда! – скомандовал Серёжа.

У пришельца уже не было сил, чтобы вскарабкаться на подоконник, и Серёжа подсадил его. Он оказался тяжёлым, да и ростом не намного меньше самого Серёжи.

– Но здесь же нет никакой воды! – оглядываясь, хрипло произнёс странный гость.

– Как это нет?

Одним рывком Серёжа взобрался на подоконник, затем спрыгнул на пол и открыл кран.

– Вот ви…

Договорить он не успел. Словно смерч пронёсся мимо Серёжи, отбросив его в сторону. А странное существо уже подставляло под тугие струи воды мохнатые плечи, руки, запрокидывало голову и, захлёбываясь, всё пило и пило.

– Ты бы хоть разделся, – отряхиваясь от брызг, летевших во все стороны, сказал Серёжа. – Кто же в одежде купается?

– В какой одежде? Нет у меня никакой одежды.

«Прикидывается, – подумал Серёжа. – Или так в роль вошёл, что и выйти не может».

Но тут он увидел такое, что на голове у него зашевелились волосы. Вместо нормальных человеческих ступней у этого были… копытца. Значит…

Значит, это не была репетиция.

Знакомство продолжается

А незнакомец уже протягивал руку.

– Меня зовут Бухтик Барахтиков Барбула. Барбула – мой отец, он в здешней речке хозяин. А Барахтиков – моё прозвище. В детстве я плавал не бесшумно, как все наши, а барахтался так, что только брызги летели… А тебя зовут Серёжей.

Бухтик улыбнулся мальчику такой доверчивой улыбкой, что страх, который только что охватил Серёжу, бесследно исчез.

– Откуда ты меня знаешь?

– А я к вам заглядывал в один хороший дождливый вечер.

– Помню, – сказал Серёжа.

– Ну вот. А ещё я видел вас в заводи…

Неожиданно улыбчивое лицо Бухтика посерьёзнело, и он сказал:

– Я ведь не просто так пришёл, Серёжа. Я пришёл узнать, какая опасность нам угрожает.

– О какой опасности ты говоришь?

Когда Бухтик рассказал о приходе Вити Капустина и о верёвке, которой тот мутил воду, Серёжа захохотал так, что у него даже слёзы побежали из глаз.

– Что с тобой? – встревожился Бухтик. – Ты плачешь или ты смеёшься?

– Бухтик, да ведь это игра всё! – еле выговорил Серёжа.

– Игра? Значит, никакой опасности нет?

– Её и не было!

– Вот здорово! – обрадовался Бухтик. И тут же попросил Серёжу: – Пожалуйста, ударь меня.

– Зачем?

– Затем, что я виноват перед тобой. Вот ты меня только что от смерти спас и опасность отвёл, а я вчера даже пальцем не шевельнул в защиту, когда Кусикова стража напала на вас.

– Это когда мы в заводи купались? Подумаешь, нам ничуточки не было больно!

– Так я тебе и поверил, – искоса взглянул Бухтик на Серёжу.

– Честное слово! Разве что самую капельку… Слушай, Бухтик, как ты становишься… – Серёжа замялся.

– Как я становлюсь видимым? Это ты хотел спросить?

Серёжа кивнул головой.

– Очень просто! Что там у тебя за трубочка в кармане?

– Эта? Витамины.

– Ну вот. Я беру одну штучку, проглатываю её – и всё в порядке! Только вот не знаю, надолго ли это.

Бухтик снова стал под душ и начал приглядываться к многочисленным трубам и кранам.

– Что это? – спросил он.

– Водопровод, – пояснил Серёжа.

– Ага, – кивнул Бухтик, – понимаю. По этим трубам проводят воду… Ну как, быстро я во всём разбираюсь?

– Быстро, – согласился Серёжа.

– Это потому, что я изобретатель, – сказал Бухтик. – Равного мне в нашей речке нет. А ты чем занимаешься?

– Пока ничем, – смущённо ответил Серёжа. – Я пока учусь.

– Гм, учишься… А ещё что делаешь?

– Ещё книги читаю. Стихи всякие.

– Стихи? – переспросил Бухтик. – А какие стихи?

Серёжа немного подумал и начал:

 
Люблю грозу в начале мая,
Когда весенний первый гром…
 

Раскрыв рот, Бухтик смотрел на Серёжу не отрываясь. Он даже плескаться перестал.

– Ух ты! – восхищённо выдохнул он, когда Серёжа прочитал стихотворение до конца. – А ещё знаешь?

– Знаю. Только не могу сейчас припомнить.

– Ты обязательно припомни, – попросил Бухтик. – А эти стихи, что ты мне прочитал, я завтра же переведу для наших. Ну, послезавтра.

– И много их, этих ваших?

– Хватает, – ответил Бухтик. – Одна только Омаша чего стоит.

Внезапно в душевой потемнело. Бухтик подбежал к окну и радостно улыбнулся.

– Снова появились тучи, – сказал он. – Теперь можно бежать домой: отец волнуется, наверное. А на солнцепёке я, Серёжа, и десяти шагов не сделаю. Да ты же сам всё видел.

– А если солнце застанет тебя на пути домой? – встревоженно спросил Серёжа. – Что тогда будет?

– Очень плохо будет, – признался Бухтик.

– Мы сделаем так: сейчас я намочу полотенце, ты набросишь его себе на голову – и никакое солнце тебе не помешает добраться домой. Только подожди немного!

Серёжа вихрем влетел в палату. Полотенце – вот оно! Нет, пожалуй, маловато. А вот это, наверное, подойдёт.

Он хотел уже выйти, как вдруг за дверями послышались тяжёлые шаркающие шаги.

Когда они немного удалились, Серёжа чуть-чуть приоткрыл дверь и посмотрел в щёлку.

По коридору шла тётя Клава. Возле душевой она остановилась и прислушалась. Потом громко постучала:

– Есть там кто-нибудь?

И, не получив ответа, проворчала:

– Снова забыли воду закрыть…

И взялась за дверную ручку.

У Серёжи похолодело внутри. Сейчас тётя Клава увидит, кто там купается – и с ней такое случится! Такое… Просто может в обморок упасть. Ведь не всякий, увидев Бухтика, сумеет остаться спокойным! Или ещё хуже – такой крик поднимется, что оглохнуть можно!

Но никакого крика не было. Двери душевой открылись снова, и в коридоре показалась тётя Клава.

Серёжа вздохнул с облегчением – она была цела и невредима.

Но тётя Клава вышла не одна. Она крепко держала за ухо упирающегося Бухтика.

– Пустите меня! – сердито требовал Бухтик. – Пустите, а то хуже будет!

– Сейчас узнаем, кому будет хуже, – отвечала тётя Клава. – Сейчас мы с Николаем Владимировичем узнаем, из какой ты палаты! Ишь, пугалом принарядился! А если бы кто-нибудь из детей увидел тебя? Думаешь, приятно ему встретить такое страшилище?

– Пустите меня, – уже жалобно просил Бухтик. – Я больше не буду!

– Так я тебе и поверю, – отвечала тётя Клава, не отпуская Бухтика.

И вдруг Серёжа увидел, что Бухтик начал растворяться в воздухе. Сначала растаяли руки. Потом растворилось лохматое туловище, голова…

Только ноги продолжали послушно идти за тётей Клавой.

Но через секунду исчезли и они.

– Попался – так сумей и ответ держать, – говорила между тем тётя Клава. – Понятно тебе?

Она оглянулась, чтобы удостовериться, понятно ли Бухтику. И глаза её стали круглыми, как блюдца, а руки бессильно опустились.

– Ч-что… что такое? – запинаясь, произнесла она. – Куда же он девался?

И, ежесекундно оглядываясь на то место, где только что был Бухтик, поражённая няня быстро засеменила в кабинет Николая Владимировича и скрылась за углом коридора.

Серёжа вытряхнул на ладонь одну таблетку. Она зашевелилась, поплыла по воздуху, и через секунду перед Серёжей стоял озадаченный Бухтик.

– Чего это она? – спросил он. – Я же ничего не сделал!

– За мной!

Серёжа втащил нового товарища в душевую, намочил полотенце и набросил Бухтику на голову.

– Быстрее, Бухтик! Беги, а то она сейчас вернётся!

Дважды повторять не пришлось. Бухтик проворно перепрыгнул через подоконник, и уже с улицы до Серёжи донеслось:

– Я ещё приду! Мы ещё увидимся, Серёжа!

Старые друзья

С тех пор как исчез Бухтик, хозяин заводи не находил себе места. Он плавал вдоль берега, ежеминутно выглядывая из воды, чтобы посмотреть, не возвращается ли его сын.

И снова плавал, плавал…

– Если с ним что-нибудь случится, – бормотал он, – я никогда не прощу себе этого… Ведь всё началось из-за меня. Эх, и зачем я напустил тогда на детей Кусикову стражу?

– Ну чего ты так убиваешься? – не выдержала старая ива, когда Барбула в сотый раз проплывал мимо неё. – Теперь ничего уже не поделаешь. Остаётся только ждать.

Ива заговаривала с хозяином заводи, когда они оставались наедине. При посторонних ива всегда молчала.

Барбула присел рядом с ней. Искоса взглянул на корни, видневшиеся над поверхностью воды, и вздохнул. Подводные корни он укрепил как мог, а вот эти… Даже Бухтик не знал, как их укрепить, даже старый друг, хозяин здешних лесов, Даваня не умел этого.

– Легко тебе говорить – не убивайся, – сказал Барбула. – Ведь он единственный мой сын!.. Эх, и приспичило же Даване податься в такое время в соседний лес! Эх…

Он всегда говорил «эх», когда ему было очень плохо.

– Нужно надеяться на лучшее, – сказала ива.

И в это время с берега донеслось:

– Эгей, Барбула, ку-ку!

И немного погодя:

– Мяу!

Когда Даваня хотел свидеться со своим другом, он кричал на разные голоса.

Барбула вздрогнул и посмотрел на одинокое дерево, стоявшее поодаль, выше по течению. Обычно они встречались у этого дерева. Несомненно, звуки доносились оттуда.

– Он пришёл! – вскрикнул Барбула. – Пришёл! – И хозяин заводи стремглав бросился на зов своего закадычного друга.

А Даваня уже разошёлся вовсю.

– Ку-ку, мяу, гав-гав! – нетерпеливо звал он Барбулу голосами всех известных ему птиц и зверей. – Пс-с-с…

Очень уж легко усваивал Даваня всё, что ему приходилось видеть или слышать. Недавно он даже похвастал перед Барбулой, что скоро, очень скоро выучится читать. Он будто бы подобрал в лесу интересную книгу с картинками. Осталось только разобрать, что там написано.

– Я здесь, Даваня! – вынырнув под деревом, произнёс Барбула. – Где же это ты ходишь?

Но хозяин леса ни отвечать, ни показываться не спешил. Вместо своего друга Барбула увидел только сучок, скользящий, словно паук, по стволу к самой нижней ветке.

Поравнявшись с веткой, сучок застыл и начал быстро расти. Сначала из него показались четыре маленьких сучка. Нижние росли гораздо быстрее верхних. Это были прыткие Даванины ноги.

«Ловко, ох и ловко у него всё получается! – с восхищением подумал Барбула, следя за стремительным превращением приятеля. – И где только он научился этому?»

Сам Барбула так и не выучился никаким превращениям. Разве что, изрядно попыхтев, превращался в такие лохматые и бесформенные водоросли, каких не увидишь ни в одной заводи мира.

Между тем у сучка стали прорезываться сухонькие плечи, жилистая шея, и, наконец, появилась морщинистая голова с хитро улыбающимися глазками.

– А вот и я, – сказал Даваня и присел было на ветке. Но сразу же вскочил и обежал вокруг ствола.

Барбула поневоле улыбнулся: таков уж был его приятель. Никто еще не мог похвастаться, что хотя бы минуту видел хозяина леса неподвижным.

– Вот и я, – повторил Даваня, появившись с другой стороны. – Если бы ты знал, сколько у меня новостей! Да что это с тобой? Неужели ты мне не рад?

– Тебе я всегда рад, – ответил Барбула. – Слушай, ты мне друг?

Даваня попрыгал на одной ноге, затем на другой.

– Ну, друг…

– Тогда нужно немедленно бежать в сано… санаторий! Нужно узнать, не случилось ли чего с Бухтиком.

– А разве он там?

– Там. И уже давно пора бы ему вернуться.

– А зачем он туда пошёл?

– Э, да ты же ничего не знаешь! – наконец сообразил Барбула.

Выслушав новость, Даваня несколько секунд сидел в неподвижности. Затем воскликнул: «Оп-ля!» – и ловко перескочил на другую ветку.

– Я сейчас же иду в санаторий. Вот только в каком обличье покажусь я перед тамошними детьми? А ну, Барбула, закрой глаза. Только, чур, не подглядывать!

Барбула крепко зажмурился. А когда снова открыл глаза, Давани на дереве не было. Только на рыжем песчаном обрыве одиноко расцветал пышный цветок.

Барбула покрутил головой во все стороны. Не найдя нигде друга, спросил:

– Ты куда делся?

– Здесь я, здесь, – прошелестел цветок. – Вот он я!

Цветок тут же плавно поднялся в воздух и стал бабочкой. А когда он подлетел к ветке, на которой недавно сидел Даваня, это был уже не цветок и не бабочка, а самый настоящий филин.

– Можно стать оленем или волком, – заворочав глазами, сказал филин. – Можно напустить туману в глаза… Нет, лучше всего, наверное, стать скромным цветком. Тогда никто из детей не обратит на меня никакого внимания и я смогу узнать всё, что нужно… Будь здоров, Барбула, и не волнуйся. Всё будет в порядке!

Филин плавно оторвался от ветки и бесшумно полетел в сторону лесного санатория.

Достигнув опушки, Даваня присел на дерево, чтобы немного осмотреться и решить, как быть дальше. И тут он увидел Бухтика, который со всех ног бежал от санатория к реке. Его голова была замотана полотенцем, и сын Барбулы больше всего походил на медвежонка, у которого заболели зубы.

– Постой! – крикнул Даваня, когда Бухтик поравнялся с ним. – Что это ты напялил на голову?

Но Бухтик только махнул рукой и помчался дальше.

– Странно… – озадаченно пробормотал Даваня. – И всё же… И всё же я должен побывать там!

Убегающий цветок

Наверное, это путешествие окончилось бы для Давани благополучно, если бы не Витя Капустин и его соперник по драмкружку Васёк Никуличев. Они как раз возвращались с репетиции и от нечего делать спорили, кто больше знает разных загадочных случаев.

– А ещё есть «летающие блюдца», – говорил Васёк.

– Пхе! – презрительно отозвался Витя. – Об этом сейчас каждой курице известно… А я вот своими глазами видел фотографию следов снежного человека.

– Этих следов я тебе могу сделать сколько хочешь, – не сдавался Васёк. – А знаешь ли ты, что в Англии скоро поймают доисторическое чудовище?

– В озере Лох-Несс, – уточнил Витя. – И назовут его Васей Никуличевым.

– Как дам! – сказал Васёк.

– А известно ли тебе, что цветы такие же живые существа, как я и ты?

Этого Васёк не знал и потому промолчал.

– Врёшь, – подумав, сказал он.

– Вот и не вру. Я тебе даже журнал могу показать, где написано об этом… Понимаешь, недавно в одной стране учёные решили узнать, могут ли цветы что-нибудь чувствовать или нет. Они выбрали самый красивый цветок и начали над ним проводить опыт. Одни учёные поливали этот цветок, рыхлили землю вокруг, удаляли увядшие листья. У других была иная задача: они кололи цветок иголками. И вот все стали замечать, что когда к цветку подходили учёные, ухаживающие за ним, цветок прямо-таки расцветал. А когда подходили те, которые кололи его, цветок сразу же съёживался… Ну, что ты на это скажешь?

Витя пожал плечами.

– Надо бы проверить, – сказал он.

Долго им искать не пришлось. Чуть в сторонке от тропинки рос одинокий цветок. Он так и просился, чтобы над ним провели опыт.

– Что-то я этого цветка раньше не видел, – заметил Витя.

Васе тоже показалось, что этого цветка не было, когда они шли на репетицию. Однако вслух он сказал:

– Мало ли чего ты не видел. Пошли за вёдрами!

Ребята наперегонки помчались к зданию. Через минуту, пыхтя, они с полными вёдрами возвращались обратно.

Вода двумя ручьями полилась на цветок. Вылив полведра, Витя спросил:

– Ты ничего не видишь?

– Нет, – сказал Васёк. – Чепуха всё это.

– Давай лить ещё!

Опорожнив вёдра, они присели на корточки и стали пристально наблюдать за цветком.

В эту минуту налетел ветер, и цветок еле заметно покачнулся.

– Видел? Он благодарит нас, – торжествующе заметил Витя Капустин. – А я тебе что говорил!

На этот раз Васёк промолчал. Но когда ветер налетел снова, он взволнованно прошептал:

– Кажется, цветок потянулся ко мне.

И склонился ещё ниже, чтобы окончательно убедиться в этом.

– Подумаешь, к нему! – оскорбился Витя. – И отодвинься, а то ещё придавишь!

И толкнул Никуличева в плечо. Тот, потеряв равновесие, полетел вверх тормашками. Но тут же вскочил:

– Чего толкаешься? Думаешь, я не могу, да?

Через мгновение оба исследователя, сцепившись в драке и забыв об опыте, покатились по земле. Наконец Васёк прочно уселся сверху и спросил:

– Ну как, будешь ещё толкаться?

– Пусти, – сердито сказал Витя. – Я же это сделал для того, чтобы ты не примял цветок.

Вспомнив о цветке, Васёк поспешно вскочил и оглянулся.

Но цветка не было. Только небольшая лужица блестела на солнце. На всякий случай ребята подняли вёдра и посмотрели под ними. Не найдя ничего и там, оторопело уставились друг на друга.

– Куда же это он делся? – спросил Васёк.

А в это самое время одинокий и красивый цветок со всех ног (если только у цветов бывают ноги) улепётывал в лес, подальше от санатория. Остановился он только в глухомани и сразу же превратился в Даваню.

– Вот так история, – ошарашенно пробормотал Даваня, ощупывая бока и стряхивая с себя капли воды. – Ну погодите, я вам… – Но тут же поправился: – Нет, ничего я им не сделаю. Они же не со зла, они для моего здоровья старались. – И он расхохотался: – Они думали, что я самый настоящий цветок! Нет, зря волнуется Барбула. Я встречу детей с большим гостеприимством.

У родника

Лесная речушка начиналась из крошечного родничка.

Тоненьким звенящим ручьём торопливо бежала она по весёлым цветущим полянам, с разбега ныряла под замшелые камни и старые поваленные деревья. И снова, беззаботно журча, торопилась всё дальше и дальше на юг.

Выбежав из родного леса, речушка встречалась с другими такими же речушками и ручейками и становилась глубокой и полноводной рекой, по которой стрелой проносились белоснежные «Ракеты» или с пыхтением проползали трудолюбивые баржи.

И всё же эта великая река начиналась из крошечного родничка, затерянного в самой глубине лесной чащи.

А возле этого родничка с раннего утра старательно трудилась Чара. Она подбирала со дна куски коры, камушки, старые листья. Это была её работа.

Чара приплывала сюда каждое утро. Без неё родничок уж давно засорился бы, заглохли, может быть, не стало бы тогда большой и могучей реки…

Вода в роднике всегда была холодная, прямо-таки ледяная, и пальцы у Чары замерзали очень быстро. Поэтому она часто выходила на берег и прикладывала ладошки к камням, уже прогревшимся под лучами летнего солнца.

Затем снова возвращалась к родничку.

Вместе с Чарой за родником должна была приглядывать и её старшая сестра Омаша. Но Омаша и сама уже не могла припомнить, когда она работала в последний раз.

– Здесь и одной делать нечего, – обычно говорила она младшей сестре и, сладко зевая, ложилась на лужайке перед родником или же надолго уходила по каким-то своим делам.

Вот и сегодня Омаша тоже ушла. Она сказала, что её ждёт не дождётся щука Зубатка.

– Что ж из того, что она охотится на мальков, – сказала Омаша. – Зато с ней весело.

И всё-таки Чара редко работала в одиночестве. Часто к ней приплывал Бухтик, иногда забегал Даваня… А сейчас на кочке перед родником сидела Квакуша Премудрая.

– Ловкие у тебя руки, – хвалила она Чару. – Быстрые, заботливые. – И, подумав, добавила: – И душа у тебя добрая. Не то что у Омаши.

– Откуда ты знаешь, у кого какая душа? – не отрываясь от работы, спросила Чара.

Квакуша Премудрая в задумчивости пожевала губами.

– Это всякому видно. Особенно в праздник полнолуния. Многие водяные жители так и светятся изнутри. Точь-в-точь как этот родник. А у Омаши словно камень темнеет в груди. Значит, у неё злая душа, чёрная. И нет в ней ни жалости, ни сочувствия.

– Ты ошибаешься, – возразила Чара. – Сестра не делает ничего плохого.

Квакуша снова пожевала губами.

– Из-за доверчивости ты не замечаешь, что её побаиваются все, кто живёт в заводи, – наконец ответила она. – Даже Барбула, отец твой, и тот остерегается спорить с ней. А уж мы, лягушки и рыбы, просто дрожим, когда она проплывает мимо. Разбойница она, вот кто. Ни одной икринки не пропустит. Если и не съест, так растопчет.

Внезапно Квакуша Премудрая подняла голову и стала прислушиваться.

– Возвращается твоя сестра, – квакнула она и прыгнула в воду. – Поплыву-ка я лучше к своим внучатам. Видеть её не хочу.

Квакуша, как всегда, не ошибалась: не успела Чара выпрямиться, как из-за поворота показалась Омаша. Что она умела хорошо делать – так это плавать.

– Посмотри, что я раздобыла! – ещё издали закричала она. – Вот, видишь? Правда, прелесть?

На Омашином пальце красовалось кольцо с блестящим синим камушком.

– Это очень ценная вещь, – похвасталась Омаша. – Кто-то из людей уронил её в воду, а Зубатка нашла и подарила мне. А я ей за это…

Зубатка просила, чтобы Омаша сообщала ей, куда и на какое время отправляется Барбула. А уж она, Зубатка, знает, чем заняться в отсутствие хозяина заводи: она сразу же поплывёт к садику мальков… Но нет, Чаре они об этом не скажут!

– В общем, это подарок, – как можно небрежнее произнесла старшая сестра. – А ещё Зубатка обещала мне подарить блестящую белую палочку. Краска для ресниц называется. Её тоже уронили в воду… Стоит только подвести глаза, и ты мгновенно становишься настоящей красавицей! Я ей за это… В общем, это тоже подарок.

Омаша ещё раз полюбовалась кольцом. Затем придирчиво осмотрела родник и перевела взгляд на солнце.

– Пожалуй, пора нам с тобой кончать работу, – решила она. – А то скоро задохнёмся от жары.

Но совершенно не было похоже, чтобы она задыхалась от жары.

Старшая сестра первой вошла в воду и поплыла вниз по течению. Плыла она так быстро, что уставшая Чара еле поспевала за ней.

– Покажу подарок Бухтику, – говорила Омаша. – И отцу покажу. Пусть полюбуются, что дарят мне совершенно посторонние существа! Пусть полюбуются…

На одном из поворотов речушка замедлила свой бег, и показалась заводь, где жили водяные. Мелкие волны неслышно тыкались в мягкие песчаные берега. Над глубиной чуть покачивались кувшинки, и Омаша направилась туда.

Под этими кувшинками, на светлом, чистом пригорке, стоял домик сестёр.

Вокруг заводи было тихо и спокойно. Всё будто уснуло. Даже вечно неугомонные листья осин и те окунулись в неподвижную и сладкую полдневную дрёму.

На берегу, в той стороне, где стояла старая ива, прогуливалось несколько ребятишек. Увидев их, Омаша поморщилась.

– Не нравятся мне эти дети, – сказала она. – Одни неприятности от них! Да и Зубатка тоже так говорит. А тех двоих, что забрались в мой огород, я прямо-таки ненавижу… Ух, попадись они мне!..

И на мгновение лицо у неё стало таким, что Чара невольно вздрогнула. Оно напоминало выражение щучьей морды, настигающей добычу.

Неожиданно со стороны рыбьего садика послышался многоголосый писк мальков.

– Что там ещё? – недовольно спросила Омаша. – Никогда из-за этих писков не отдохнёшь спокойно!

– Кажется, что-то случилось с Зубаткой, – прислушавшись, ответила Чара. – Слышишь, как они кричат: «Зубатка… так ей и надо…»?

– О, моя блестящая палочка для ресниц! – вскрикнула Омаша и бросилась в ту сторону, где пищали мальки.

– Серёжа, а ты видел Чару или Омашу? – перебила вдруг Оля. – Как бы хотелось посмотреть на них.

– Я знаком только с Бухтиком, – ответил Серёжа. – А сестёр можно увидеть только в полнолуние. Бухтик говорит, что…

– Серёжа, подожди, сначала про Зубатку…