Текст книги "После немоты"

Автор книги: Владимир Максимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

ХЕЛЬСИНКИ ПО-СОВЕТСКИ

Сначала маленькая иллюстрация.

В один из Пермских лагерей по недосмотру администрации проник номер журнала ЮНЕСКО „Курьер" с опубликованной в нем Декларацией Прав Человека. Когда на очередном „политзанятии" какой-то дотошный заключенный, защищая свои права, попытался сослаться на этот документ, офицер-воспитатель, не задумываясь, ответил:

– Это не для вас написано, а для негров.

Этот простодушный постулат тюремного служаки исчерпывающе определяет сущность внешней политики советского правительства, которую, кстати сказать, сам Ленин, еще в начале двадцатых годов, определил с тою же солдатской откровенностью: „Договора с капиталистическими государствами не только можно, но и нужно нарушать".

Спрашивается: почему же тогда, растоптав и отбросив на протяжении этих шестидесяти лет почти все подписанные им международные соглашения, оно, это правительство, до сих пор не потеряло своего внешнеполитического кредита? Почему вновь и вновь демократический Запад садится с ним – этим правительством – за стол заранее обреченных на саботаж переговоров? Почему, наконец, свободный мир позволяет ему, этому правительству, шантажировать себя с помощью столь грубой и примитивной демагогии?

Мне кажется, что причина этого вынужденного самообмана таится в хрупкой относительности нравственных критериев, опеределяющих здесь сейчас шкалу человеческих ценностей. Подчинение внешней и внутренней политики прагматической тактике и сиюминутным потребностям общества прочно доминирует теперь на Западе над соображениями устойчивой безопасности, не говоря уже о морали.

Именно поэтому, подписав Хельсинкские соглашения, советское правительство может позволить себе почти ежедневно и безнаказанно попирать этот документ как угодно и каким угодно способом. Судите сами: советская делегация едет в Белград проверять эффективность Хельсинкских соглашений, предварительно упрятав за решетку главу Московской Группы по наблюдению за выполнением этих самых соглашений – Юрия Орлова, который позволил себе возомнить, что Права Человека провозглашены не только для негров. Это и оказалось впоследствии единственным результатом Белграда.

Толкование советской стороной различных международных принципов настолько эластично, что практически позволяет использовать себе на потребу любой договор или соглашение. К примеру, в случае вооруженного конфликта в какой-либо части света к их услугам резиновая теория об „империалистических и народно-освободительных войнах", с помощью каковой националистов Анголы можно заклеймить как агрессоров, а кубинский экспедиционный корпус представить как символ братской помощи в революционной борьбе. В области Прав Человека у них опять-таки наготове универсальная форма о „социалистической законности", по которой соучастница вооруженного нападения Анджела Дэвис – жертва апартеида, а Председатель московского отделения „Эмнести Интернешонал" Андрей Твердохлебов – „поджигатель войны" и „заклятый враг разрядки напряженности", чье место в принудительной ссылке или в концлагере. Если же с ними разговаривают про самоопределение наций, они мгновенно нейтрализуют обвинения безотказным клише о „нацизме и национализме", согласно которому вооруженные акции Палестинского движения освобождения являются законным удовлетворением национальных чаяний, а мирные демонстрации крымских татар за возвращение на родину – проявлением фашистского расизма. И т. д., и т. п.

В свое время, к примеру, я ознакомился со статьей известного французского поэта господина Жене в газете „Ле Монд", где, горячо заступаясь за германских террористов, он безапелляционно утверждает, что „Советский Союз всегда становится на сторону слабых". Оставляя на совести этого достопочтенного француза его апологию бессудных убийств, я хотел бы задать ему лишь один вопрос: почему горячо любимое им советское государство так разборчиво в этом своем отношении к слабым? Почему оно, это государство, спешит на помощь слабой Уганде и активно выступает против слабого Судана, до зубов вооружает слабую Ливию и безмолвно игнорирует слабый Заир, поддерживало слабый вчерашний Египет, а нынешний еще более слабый Египет поддерживать отказывается, почему, наконец, ему мила далекая и слабая Куба, а слабую и близкую Албанию оно и знать не хочет? Господину Жене, в его возрасте, следовало бы усвоить одну банальную истину: почитаемый им Советский Союз помогает только тем слабым, которые ему подчиняются.

Но если меня спросят, какая же все-таки существует альтернатива всеобщей разрядке напряженности, я, как это ни парадоксально, отвечу: всеобщая разрядка напряженности. Подчеркиваю: всеобщая.

А такую разрядку миру может обеспечить только существование внутренней оппозиции в тоталитарных странах. Той самой оппозиции, которая явочным порядком и дорого заплатив за это, возродила в своих обществах фактор независимого общественного мнения, которое, и только оно одно, может гарантировать выполнение со стороны своих властей каких-либо международных соглашений, в том числе и Хельсинкских, а также окончательно нейтрализовать как их внутреннюю, так и внешнюю агрессивность. Без этого фактора всякие разговоры о „тихой дипломатии", „разумности в правовых требованиях", „постепенности сближения точек зрения" – не более, чем безответственная и даже преступная демагогия.

Недаром в своем недавнем письме самые отважные заключенные пермских лагерей, обращаясь к западной общественности, пишут:

„Но если меновую стоимость в политической игре вновь приобретает свобода – чужая свобода, которую ваши предшественники помогли потерять столь многим, отдавайте себе отчет в том, что дурной опыт торговать чужой свободой неизменно грозит потерей собственной".

Возьмем, к примеру, совсем недавний случай. На Западе решил остаться крупный советский чиновник, заместитель Генерального секретаря ООН Аркадий Шевченко. Мне нет нужды вдаваться здесь в мотивы его решения, ближайшее будущее покажет подлинные причины этого, почти беспрецедентного события. Я хотел бы только, в связи с темой своего выступления, отметить сейчас тот поразительный факт, что первым свое возмущение поступком Шевченко выразил не Леонид Брежнев, не советское правительство, не даже Министерство иностранных дел СССР, а Курт Вальдхайм, демократ, стоящий во главе организации, призванной самим своим существованием защищать Права Человека, в том числе и право выбора себе местожительства по своему разумению и по своей совести. Видимо, для некоторых политических деятелей Запада теплое место под солнцем оказывается в конце концов дороже принципов Свободы и Демократии.

Если поведение Генерального секретаря ООН сделается в политической жизни образцом для подражания, то недалек тот день, когда лагерный надзиратель, помахивая перед вашим носом вашими собственными законами, изречет:

– Это не для вас написано, а для негров.

Но если, паче чаяния, к тому времени и наши чернокожие братья будут охвачены самой свободной в мире пенитенциарной системой, то он, этот надзиратель, сможет сослаться на пингвинов, те все стерпят без слов и обо всем будут судить единодушно.

Продолжать тешить себя иллюзиями значит – погибнуть. Смотреть правде в глаза значит – победить!

„РОССИЯ – ЛЮБОВЬ МОЯ"

Интервью В. Максимова газете „Котидъен де Пари"

– Сейчас на Западе в среде интеллектуалов широко обсуждается „нравственная хартия" для интеллигентов. Какие принципы на ваш взгляд необходимо было бы внести в эту хартию?

– Прежде всего – принцип универсальности по отношению к правам человека вне зависимости от убеждений его и партийной принадлежности.

–  Одна из больших тем современности – борьба против „Интернационала палачей". Означает ли это поворот в борьбе диссидентов, поскольку эта борьба ведется и против западных тоталитарных систем? Например, Аргентина или Бразилия, но также и ФРГ?

– Нисколько. Те, кто внимательно следит за развитием демократического движения в нашей стране, помнят, что с самого начала его возникновения оно не замыкалось в кругу своих собственных проблем. Погибший в лагере Юрий Галансков выступал в защиту доминиканских революционеров; группа видных советских правозаступников провела демонстрацию протеста против оккупации Чехословакии в августе 1968 года, за что поплатились тюрьмам и психушками; Андрей Сахаров неоднократно осуждал репрессии в Чили, Индонезии, Иране и Ираке. Многие из нас, в том числе и я, уже находясь за рубежом, постоянно принимают участие в акциях по защите прав человека во всех концах света. С сожалению, проявляемая нами солидарность зачастую остается без взаимности со стороны тех, кого мы стараемся поддерживать. И в первую очередь это относится к представителям стран Латинской Америки. Поэтому я могу только приветствовать форум, темой которого будет борьба против „интернациональных палачей". Позволю себе лишь маленькую, но, на мой взгляд, существенную оговорку. Мне кажется, необходимо разграничить „нарушения прав человека" и „преступления против прав человека". Я готов согласиться, что, к примеру, „проверка на лояльность" практикуемая в ФРГ, может быть при известных условиях квалифицирована как ограничение гражданских свобод, но, согласитесь, что административная проверка убеждений и 5-10-летние каторжные сроки за убеждения – это вещи несовместимые и ставить между ними знак равенства значит подменять существо проблемы политической демагогией.

– Диссидентами принят принцип бойкота всех культурных и научных мероприятий советской власти. Однако двое инакомыслящих – Гладилин и Некрасов, член редакции „Континента" – нюансировали свою поддержку такому бойкоту, что было высказано ими в статье о Вознесенском, опубликованной в „Монд". Что вы думаете об их аргументах?

–  По-моему, разница во мнениях и мирное сосуществование мнений и составляет сущность демократии. Гладилин и Некрасов высказали свою личную точку зрения, ни в коей мере не отражающую позицию „Континента". У нас редакция, а не казарма, каждый волен свободно высказаться, но кредо журнала при этом остается неизменным: полный бойкот. Что касается их аргументов, то я уже написал об этом в „Либерасьон": чем выше талант гостя, тем строже с него спрос.

– Были ли вы согласны с акцией бойкота, проведенной в Бобуре во время выступления Вознесенского?

–  Хотел бы еще раз повторить, что ни в коем случае не ставлю под сомнение талант и личную порядочность Андрея Вознесенского, но большой художник в силу своего положения должен нести ответственность за свою страну. Разве Томас Манн или Бертольд Брехт, останься они в гитлеровской Германии и свободно выезжая за рубеж, были бы свободны от ответственности за преступления режима только потому, что они выдающиеся писатели? Скорее, наоборот.

– После Белградской конференции надежды, возникшие в связи с Хельсинкскими соглашениями и обещаниями Картера в области прав человека, поблекли в связи с желанием великих держав вести переговоры в области безопасности и поддерживать коммерческие связи. Значит ли это, что „стратегия прав человека" изменится?

– Сама политика прав человека, объявленная президентом Картером есть результат успеха нашей борьбы. Это, так сказать признание „де факто" восточноевропейского демократического движения как самостоятельной политической силы. Такая политика может весьма и весьма способствовать процессу правового возрождения, но изменить его ход не в состоянии, ибо этот процесс необратим. Политика президента Картера в этой области, будь она последовательной, могла бы, прежде всего, помочь самому Западу, а не нам. Дестабилизация системы, которой так боятся ваши политики и финансисты, уже происходит, никакими материальными стимулаторами ее не остановить, и поэтому, единственным действительно прагматическим шагом со стороны Запада было бы всемерно поддержать сейчас все демократические силы в тоталитарном мире, которые в случае критической ситуации смогли бы овладеть положением в своих странах и направить события в законное русло. Другой альтернативы нет, сколько бы западные политики ни убаюкивали себя сомнительной анестезией детанта.

Кстати о торговле. Нас часто упрекают в том, что мы, де, призывая к бойкоту, готовы ради своих эгоистических интересов рисковать благосостоянием собственного народа. Самое отвратительное в этой лжи, что господа бизнесмены под свои сугубо меркантильные расчеты подводят гуманитарный базис. Хочу воспользоваться случаем, чтобы спросить у этих непрошенных альтруистов: а что – наручники с клеймом „Сделано в США", в которых вывозили на Запад Владимира Буковского – тоже повышают благосостояние нашего народа? То же самое относится и к подслушивающей аппаратуре, поставляемой Советскому Союзу западными фирмами, с помощью которой устанавливают миграцию Самиздата и распределение денег из Солженицынского фонда, и ко множеству других поставок, помогающих советскому режиму осуществлять свою деспотическую власть над народом.

– Говорят, что диссиденты разделены между собой внутренними конфликтами… Правда ли это?

–  Уверяю вас, что положение в среде русских интеллектуалов за рубежом нисколько не отличается от положения среди интеллектуалов французских. Сколько людей – столько позиций, иногда даже две в одном человеке, но в принципиальных вопросах мы, как правило, выступаем вместе. Взгляните хотя бы на фамилии под обращением в защиту А. Гинзбурга: люди, которые еще на днях полемизировали о проблеме бойкота, единодушно подписали этот принципиальный документ.

– Несмотря на разочарования, возникшие после того, как государства отказали вам в своей поддержке, и при нарастающих репрессиях в СССР имеете ли вы основания надеяться, что сможете что-то сделать в ближайшее время?

–  Мы, собственно, никогда и не рассчитывали на помощь каких-либо западных государств. Я, к примеру, убежден, что в любом самом жестоком ковбойском фильме морали больше, чем во всей политике Запада по отношению к порабощенным народам. Я и мои друзья рассчитываем, прежде всего, на отдельных людей, на их солидарность, понимание, здравый смысл. И таких людей мы с каждым днем встречаем все больше. В конечном счете, мы единственное в мире Сопротивление, которое не нуждается ни в оружии, ни в деньгах, а только в нравственной или общественной поддержке. Остальное мы сделаем сами.

– Вы были писателем, признанным советским режимом. Как вам удалось „спастись" учитывая то, что вы были видным членом Союза писателей?

–  „Видным" членом Союза писателей я никогда не был, а „спасся" только за счет того нравственного заряда, какой вложила в меня святая русская литература, изначально ставящая себе целью „милость к падшим призывать" и снисходить к „униженным и оскорбленным", помноженного на личный опыт. Эту же эволюцию пережили и люди, куда более видные в нашем обществе, чем я: создатель водородной бомбы Андрей Сахаров; фронтовой офицер, лауреат сталинской премии, популярнеший советский романист Виктор Некрасов; генерал, ученый, коммунист, кавалер множества правительственных наград Петр Григоренко, даже дочь Сталина – Светлана Аллилуева, наконец! В тоталитарном мире наступила эпоха духовного пробуждения и каждый день, каждый час, каждый миг новый Савл превращается в Павла!

– Вы верующий человек и, если не ошибаюсь близкий к некой мистике. Каков был ваш путь в этом плане и что означает для вас религия и духовность?

–  Трудно или почти невозможно в двух словах объяснить этот глубоко подсознательный процесс. Я попытался рассказать о своем религиозном опыте в романе „Прощание из ниоткуда". Но самый фактор духовного возрождения в современной России стал сейчас в нашем обществе определяющим.

– Галич говорил, что писателю очень трудно жить в изгнании, вне родной языковой стихии. „Улицы, кафе, метро, – писал он, – полны молчания. Мы живем в молчаливом мире". Данте говорил: „Какой трудный путь – подниматься и спускаться по чужим лестницам". Драма ли для вас, что вы находитесь вне родной стихии^?

– Но тот же Александр Галич любил повторять слова русской эмигрантской поэтессы: „Мы не в изгнании, мы – в послании". Эмиграция, на мой взгляд, не социальное, а психологическое состояние. Эмиграция – удел побежденных, эмигрантом можно чувствовать себя, даже живя на родине. Мы еще не победители, но уже и не побежденные, а поэтому не считаем себя эмигрантами. К тому же, в отличие от предыдущих эмиграций, между нами и метрополией постоянно пульсирует живая связь: личная, деловая, духовная. Разумеется, отсутствие языковой среды дает себя знать: глохнет язык, иссякает звуковая информация, вне речевой стихии сокращается словарный запас.

– Вы пошли очень далеко в вашем автобиографическом романе „Прощание из ниоткуда". Думаете ли вы, как Руссо, что надо говорить все?

– Это зависит от чувства меры. В автобиографии полная откровенность легко переходит в кокетство откровенностью, чем, на мой взгляд, несколько грешит Руссо. Не знаю, удалось ли мне удержаться на грани этой меры, но многое в „Прощании из ниоткуда" кажется мне теперь лишним.

– Каковы ваши литературные или кинематографические проекты в настоящее время?

– Сейчас я закончил роман „Ковчег дня незваных", в котором еще раз, уже под новым углом зрения, хочу взглянуть на историю и судьбу России. В романе отображены все основные представители нашего общества от Сталина до мелкого крестьянина включительно. Завершил также сценарий по сюжету своей ранней повести „Баллада о Савве" для американской фирмы.

– В конце „Саги о Савве" вы пишете, что „для Саввы Гуляева не было более дорогой и желанной земли. Нигде". Очень ли важна для вас русская земля ?

– Если перефразировать название одного знаменитого фильма, могу сказать: Россия – любовь моя. И к этому мне нечего добавить.

О ДИССИДЕНТСТВЕ ВООБЩЕ

Я позволю себе подразделить сегодняшнюю тему на отдельные вопросы и в меру возможностей и взглядов ответить на них, как можно короче и определенней, ответить не только нашему слушателю, но, может быть, и самому себе.

1. В историческом смысле современное русское диссидентство или, как еще его у нас называют, демократическое движение коренится в давней традиции нашей отечественной интеллигенции – традиции нравственного сопротивления любым видам насилия и лжи. Этот фундаментальный „символ веры" заложен в основе лучшей русской литературы и общественной мысли от Пушкина, Гоголя, Толстого, Достоевского до Соловьева, отца Сергия Булгакова, Лосского и Бахтина.

К сожалению, известная часть интеллигенции старой России, а если точнее, то интеллектуальных люмпенов, сделала из традиционных посылок противопоказанные этим посылкам радикальные выводы, что в конечном счете привело не только к разрушению отжившей государственной структуры, но и к нигилистическому отказу от принципиальных человеческих ценностей: Права, Морали, Милосердия. Результат общеизвестен: ГУЛаг, десятки миллионов жертв, духовное и материальное обнищание общества в целом. Те, кто начинал этот трагический процесс, провозглашали, что сначала человеку нужно дать хлеб, а потом уже культуру, но, по иронии судьбы, после их прихода к власти народ не имеет ни того, ни другого: культура сведена до пропаганды, а хлеб ему поставляет „прогнивший капиталистический Запад".

2. Цель нашего диссидентства не в завоевании политической власти, а в изменении нравственной атмосферы внутри общества, которое, разумеется, в случае успеха, сможет само по себе привести к изменению его политической структуры. И в этом, на мой взгляд, коренное отличие нашего Сопротивления от левой и правой оппозиции на Западе. Недаром Владимир Буковский исчерпывающе определил кредо русского демократического движения: „Мы не из левого, мы не из правого лагеря, мы – из концлагеря!"

Трагическая ошибка крайне левой и крайне правой оппозиции на Западе состоит, на наш взгляд, в том, что та и другая считают, будто с помощью насилия можно изменить общество к лучшему. Но их собственный опыт самых последних лет показывает, что это самоубийственное заблуждение даже для них самих. Сейчас вокруг нас, вокруг нашей программы, вокруг группы „Континента" объединяются те, кто еще совсем недавно с оружием в руках содействовал установлению в своих странах так называемых прогрессивных диктатур: бывшие вьетнамские и камбоджийские „маки", кубинские революционеры, порвавшие с режимом Кастро, недавние маоисты из Китая. Все они теперь разделяют высказанное недавно Александром Солженицыным положение: „Чтобы отогнать собак, не зови на помощь волков. Волки съедят сначала собак, а потом возьмутся и за тебя".

Возьмите хотя бы самый последний пример. Все мы сочувствовали борьбе иранской демократии против режима шаха, но, согласитесь, чем же отличается „революционер" Хомейни от своего коронованного предшественника, если он начинает свою государственную деятельность с бессудных расстрелов. Если события в Иране будут развиваться в том же направлении, то я беру на себя смелость утверждать, что в течение года-двух и сам Хомейни будет казнен своими недавними приверженцами. Судьба его афганских соседей Дауда и Тараки может служить ему хорошим уроком.

3. Подавляющая часть нашего демократического движения (если не вся!) – это дети и внуки тех, кто, к сожалению, своими руками сделал русскую революцию или участвовал затем в Октябрьском перевороте, поэтому, естественно, наши симпатии на Западе всегда на стороне угнетенных, на стороне трудящихся в их борьбе за свои человеческие права. Но я и мои друзья из России, в большинстве своем выходцы из рабочих и трудовых слоев, со стыдом и горечью отмечаем, что, борясь за свои права, здешние трудящиеся объявляют Советский Союз, Китай, Кубу образцами свободы и социальной справедливости. Естественно, что рабочий класс России и Восточной Европы вправе считать подобную демагогию классовым предательством и предательства этого никогда не простит.

В сфере же общественной и политической наблюдается другая опасная, на мой взгляд, тенденция. Некоторые, и зачастую весьма влиятельные, круги на Западе склонны использовать восточноевропейских и русских диссидентов в своих узко-партийных эгоистических интересах, тактически эксплуатируя их злободневный потенциал и, что самое печальное, намеренно противопоставляя друг другу.

В связи с этим мне хотелось бы предостеречь наших друзей от лукавого соблазна использовать мучительные проблемы и трагические противоречия современной России во имя собственных партийных или злободневных интересов. К сожалению, на Западе нам часто приходится читать и слышать, как в пылу политической полемики западные интеллектуалы берут на вооружение аргументацию русских писателей-эмигрантов, вырывая из общего контекста их книг и выступлений отдельные места, с тем, чтобы любой ценой опровергнуть противника.

Не говоря уже о том, что подобная практика, по меньшей мере, неделикатна в отношении писателей-изгнанников вообще, беру на себя смелость утверждать, что это, к тому же, и не соответствует действительному положению вещей.

Нельзя, к примеру, (я беру наиболее близкую мне область – литературу) противопоставлять большому прозаику и, если хотите, поэту Александру Солженицыну сатирика и философа Александра Зиновьева, а ему, в свою очередь, романиста Виктора Некрасова и т. д. и т. п., и т. д., и т. п. У каждого из них своя партитура в том Оркестре Надежды, который исполняет сегодня вещую симфонию духовного Сопротивления в своей стране. Образно говоря, неправомерно противопоставлять дирижера скрипачу, скрипача пианисту, а пианиста всему музыкальному содружеству. Все мы делаем одно дело, каждый по-своему, в меру своих сил и таланта.

В заключение мне хотелось бы подчеркнуть, что борьба за Права Человека может и должна стать борьбой за переустройство современного общества на более справедливых началах, борьбой, объединяющей все подлинно демократические силы в мире, и русское Сопротивление всегда готово к такому взаимодействию со своими западными единомышленниками, но при одном категорическом условии, что человеческая жизнь, вне зависимости от ее социального содержания, будет высшей ценностью этой борьбы, принципиально не принимающей насилия как средства для достижения своей цели, ибо любое насилие, какими бы благородными лозунгами оно ни прикрывалось, порождает только насилие, причем еще более всеобъемлющее и гнусное.

Мы – участники движения за Права Человека во всем мире можем и должны найти принципиально новые пути для достижения своих целей в глобальном масштабе. И нельзя не согласиться с выдающимся французским поэтом Пьером Эмманюэлем, заявившем недавно на страницах газеты „Фигаро":

„Да, думать вместе. Произвести инвентарь и подвести итог. Подготовить новую идею политики, существующую по ту сторону марксизма во всех областях общественной жизни, культуры и философии. Тогда очень скоро мир увидит, что мавзолей Ленина содержит лишь застывшую мумию, перед которой президенты мира, называемого свободным, могут воздержаться от ритуальных унижений".

Воистину так!