Текст книги "Искатель. 1962. Выпуск №4"

Автор книги: Владимир Михайлов

Соавторы: Глеб Голубев,Николай Коротеев,Гелий Рябов,Эллис Батлер,Андрей Меркулов,Ю. Чернов,Светлана Чекрыгина,А. Ходанов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

– Это естественно, – сказал Калве. – Автоматов должно быть много, частот в ограниченном диапазоне – меньше. Ангар тут не один… Значит, надо, чтобы автоматы, работающие на одной и той же волне, получали команды избирательно.

– Волноводы, очевидно. – задумчиво сказал Азаров. – Наверное, волноводы. И вы смогли услышать Сендова и Раина только потому, что в этот момент находились где-то на концах одного и того же волновода.

Упоминание о друзьях переполнило чашу терпения Коробова. Он и так еле сдерживался: все нестерпимее (верно, от электрического удара в комнате с серой массой) болела голова, ныла рука, а Калве тут развел теорию, прямо хоть лекторий открывай, а мальчишка Азаров развесил уши и еще сам начинает строить гипотезы, а когда надо было держать связь, то он развлекался тем, что слушал всякое тарахтенье… Коробов с трудом поднял тяжелую голову, почувствовал: еще несколько минут, и он свалится здесь просто от недостатка сил.

Он медленно разогнул спину, тяжело поднялся с кресла. Азаров в это время спрашивал ^:

– А эти автоматы, которые вы видели, они, по-твоему, что делают?

– Летают, – мрачно сказал Коробов. – Свистят. Больше ничего не делают. А вот нам бы не мешало начать и делать что-нибудь… для разнообразия, что ли.

Калве насупился, стал медленно краснеть. Коробов выругал себя: еще недоставало перессориться!

– Осмотр ракеты не закончен, – продолжал он. – Пойдем составим на месте план действий. Помочь нам никто не поможет, а засиживаться здесь мы не собираемся… С тобой пойдем, – сказал он Азарову (тот торопливо закивал, потянулся к шкафу за скафандром). – А ты, Лаймон, разденься, подежуришь в рубке, потом сменишь одного из нас.

– Пока что я попытаюсь рассчитать… – начал Калве. – Погоди, в чем это скафандр у тебя?

Он потянул Коробова за локоть ближе к свету.

– Грязь какая-то. Да, наверное, эта серая масса. Когда это я успел?

– Когда падал, – сказал Калве. – Я вспомнил: ты локтем ударил прямо в лоток. – Он соскоблил с рукава Коробова темно-серые крошки непонятного вещества. – Рассмотрю их, попытаюсь понять, что же это такое. Явно органическое вещество. Иногда по структуре можно многое понять…

Калве включил рацию, кивнул товарищам. Они надели шлемы и скрылись за дверью выходного отсека. Калве остался один в ракете. Теперь здесь было непривычно тихо. Не слышалось тонкого стрекочущего шороха телеустановок, не гудела вычислительная машина, сверявшая курс корабля с программой, стрелки большинства приборов бессильно откинулись на нулевые ограничители. Калве поежился: тишина была неуютной, нехорошей; только легкое гудение рации напоминало о том, что в мире есть веселые, бодрые звуки.

Калве решил быстрее заняться делом, чтобы не замечать этой тишины. Нарочито громко шаркая подошвами, подошел к маленькому шкафчику; в нем был смонтирован портативный электронный микроскоп.

Он отделил крупинку серого вещества и включил ток. Долго смотрел на экран, осторожными движениями пальцев регулируя фокусировку, потом прильнул к окошечку. Определенно, вещество имело клеточное строение, и это была не колония простейших, а какой-то многоклеточный организм. Клетки вытянутые, с длинными отростками. Калве всматривался в них до боли в глазах, забыв обо всем на свете…

Коробов и Азаров вернулись через полчаса. Обследование не дало ничего утешительного: значительная часть элементов солнечных батарей разбита при посадке. Вышел из строя телеприемник заднего обзора, оторваны два посадочных амортизатора. Придется поработать, чтобы привести все в порядок…

Но это и нужно было сейчас каждому: работать, работать изо всех сил, чтобы хоть немного заглушить глубокую скорбь о погибших друзьях и не впасть в апатию – первый признак обреченности.

Об этом думал Коробов, ожидая в тамбуре, пока вихрь ультрафиолетовых лучей очистит на нем скафандр. Почему Калве не встречает? Пока Азаров стаскивал шлем, Коробов заглянул в рубку.

Калве сидел за столом, опустив голову, даже не повернулся на звук открываемой двери.

– Ты что, заболел, что ли? – спросил Коробов. Голос его гулко прозвучал из динамика: он еще не успел снять шлем и говорил через рацию. – Что стряслось-то?

Калве открыл глаза, облизал губы.

– Знаешь, почему погибли Сенцов и Раин?

– От недостатка кислорода, – ответил Коробов, сразу рассердившись на Калве за то, что он заговорил о вещах, о которых говорить пока не следовало. – А ты что, сомневаешься?

– В конечном итоге – да, от этого, – губы Калве скривились, он умолк. – В конечном итоге… – снова начал он после паузы. – Недостаток кислорода – это был топор… А ударили топором мы с тобой.

Коробов быстро подошел, обнял его за плечи. Калве, дернувшись, сбросил его руку.

– Нет, я в своем уме, – сказал он очень спокойно и устало. – Я не брежу… Не брежу, да… – он протянул Коробову предметное стекло с крупинкой серой массы, уже покрывшейся сверху каким-то странным, коричневого цвета налетом. – Я рассмотрел. Ты знаешь, что это?

– Ну, питательное вещество или что там… Нет? Ну, что же?

– Нет, не питательное вещество. Это ткань, можно даже сказать – живая ткань, состоящая из клеток, подобных клеткам головного мозга…

– К нам-то она имеет какое отношение?

– Мы знаем, что здесь должен быть кибернетический центр, – продолжал Калве. – Мы его нашли, только не догадались, потому что все это было слишком не похоже на наши земные кибернетические устройства. Вот эти прозрачные ящики и есть машины, очевидно, с высочайшей степенью надежности… Вместо наших микромодулярных или молектронных схем у них работает органическое вещество, понимаешь? Мы с тобой невольно повредили какую-то часть схемы, мы…

– Искусственный мозг, что ли?

– Ну, не мозг, конечно. Все это гораздо примитивнее. Не мозг, но большая кибернетическая машина, решающее устрой-ство. А мы…

– А какое отношение все-таки это имеет к нашим? – мрачнея, спросил Коробов.

– Ну как можно не понимать! Здесь, очевидно, вся автомат тика управляется из центра. Это облегчает работу и контроль. Об этом я догадывался и раньше. Ты понял, почему у них эти машины располагаются секционно, по комнатам? Наверное, весь спутник разделен на секции, как апельсин. Каждой секцией управляет своя машина. Это целесообразно: спутник не лишается жизнеспособности даже при выходе из строя одной или нескольких секций… Так вот, мы испортили ближайший к выходу блок машины. Помнишь красный свет? Он указывал на неисправность. Мы этого не знали. Да если бы и знали, исправить не смогли бы. Машина отказала, и весь комплекс ее автоматов, вся секция выключилась. Это, очевидно, тот случай, когда хозяева спутника вмешивались в работу автоматов: машина сама ремонтироваться, по-видимому, не может. Мы не знали. Но надо было предвидеть, надо! Как будто возможности техники исчерпываются нашими земными схемами! Чушь, ерунда…

Калве умолк, спрятал лицо в ладони. Коробов снова положил руку ему на плечо.

– Давай одевайся. Придется тебе идти, без тебя я не разберусь. Посмотрим на месте, что там можно сделать. Хоть так…

Калве понял недосказанное: хоть так мы их вновь увидим, сможем отдать последний долг.

Он молча встал, увидел – в дверях рубки стоит Азаров.

– Куда вы собрались? Калве совсем больной, да и ты… Что с тобой случилось? В таком виде идти нельзя.

Коробов молча отстранил его. Азаров отскочил к стене, схватился за маховичок аварийного закрывания, крикнул^

– Не выпущу, клянусь! Отдохните хоть час, полчаса!

Коробов остановился и удивленно, как будто впервые увидел, посмотрел на Азарова; понял – действительно не выпустит.

– Ладно… Отставить выход, раздеваться. Тридцать минут отдыха.

Уже из каюты Коробов угрожающе сказал:

– Но чтобы через полчаса…

Азаров плотно затворил дверь, включил электрический сон и, вернувшись на место, стал пристально смотреть в микроскоп на крохотную частичку серого вещества* Но, посмотрев минуту, не выдержал, плечи его задрожали…

9

Только часа через два нашли они силы выйти из ракеты. Калве все же отговорил Коробова от немедленного похода в кибернетический центр: были и более неотложные дела. Решили, что пилоты сразу примутся за ремонт, Калве же сходит наверх один и посмотрит, нельзя ли каким-либо образом восстановить управление тем отсеком, где на пыльном полу лежат бездыханные тела товарищей.

Калве, тяжело ступая, направился к выходу из отсека. Коробов сказал вдогонку:

– Ты, Лаймон, только там не перемудри – видишь, как с ними осторожно надо.

– Постараюсь, – коротко ответил тот.

Перед тем как выйти из отсека, Калве проверил укрепленный на шлеме скафандра инвертор. Аппарат этот давал возможность увидеть на особом экране сеть электрических токов, даже если провода будут изолированы или скрыты: улавливая возникавшее вокруг проводников магнитное поле, инвертор преобразовывал его в видимое изображение. Прибор применялся для ремонта электрических сетей ракеты, но Калве надеялся использовать его и при исследовании устройства здешних кибернетических машин.

Он уже совсем собрался открыть дверь в коридор, и в этот момент Коробов сказал:

– Опять автоматы…

Голос его раздался одновременно во всех шлемах, Азаров и Калве обернулись. Открылось несколько люков в стенах ангара – до этого, припорошенные пылью, крышки их неразличимо сливались с гладью стен; из люков показались странные конусообразные механизмы, увенчанные сверху гребнями наподобие того, как украшались некогда шлемы римских легионеров.

Машины медленно продвигались вперед в полной тишине. Двое на эстакаде и Калве перед дверью смотрели на них с любопытством и тревогой.

Роботы подплыли чуть ближе, и стало ясно видно, что «гребни» их состоят из множества тонких и гибких рычагов. Они чуть двигались, плавно, во все стороны, словно механизмы, разминали, как пианисты, пальцы.

– Ого, это сколько же у них степеней свободы? – сказал Азаров.

– Мне это очень не нравится, – сказал Калве встревоженно. – Это похоже на…

И в этот миг – словно его слова были командой – роботы резко изменили направление, разделились на две группы, одна из них направилась к головной части, другая – к корме ракеты. Щупальца зашевелились, вытянулись вперед.

– Держите их! – крикнул Калве, бросаясь к ракете.

Сверкнул радужный разряд, за ним еще и еще один…

– Осторожно! – изо всех сил крикнул Коробов. – Держаться подальше!

Над ракетой взвились струйки голубого дыма. Сквозь них было смутно видно, как роботы в двух местах словно присосались изогнутыми рычагами к бортам ракеты. Снова блеснул разряд, за ним целая серия, а потом разряды слились в сплошное пламя. Язык его был, как факел газовой горелки – только газ не мог бы гореть в этой атмосфере, – и так ярок, что слепило глаза. Казалось, вокруг ракеты запылал весь воздух.

Закрывая глаза от нестерпимого сияния прижатыми к лицу пальцами, Калве все же рассмотрел, что огненный язык вонзился в тело корабля и медленно повел тонкую линию разреза…

– Ракета! – только и успел вскрикнуть он, и тотчас же Коробов дико заорал: «Бей!» – и бросился на ближайшего к нему робота. Тут уж было не до вежливости, не до межпланетной дипломатии, – происходило самое настоящее нападение на корабль, и надо было защищаться.

Коробов, размахнувшись, рубанул по ближайшему роботу, но инструмент отскочил от непроницаемого панциря. Автоматы работали, словно бы никто и не пытался им помешать, и разрезы в теле ракеты все углублялись и углублялись; они шли так ровно, будто ракета лежала на операционном столе, под ножом опытнейшего марсианского хирурга, в окружении целой свиты огнедышащих ассистентов.

– Надо опрокидывать! – крикнул Калве, и все втроем навалились на робота, висевшего невысоко над полом, пытаясь перекосить его, оттащить в сторону. Но конус сразу же принял прежнее положение (очевидно, его равновесие регулировали специальные устройства), один из рычагов медленно, словно бы нерешительно, изогнулся, потянулся к Азарову. Коробов едва успел, подставив подножку, швырнуть Азарова на пол.

– С ума посходили! А если он ударит? – крикнул он. – Так мы их не остановим…

Короткий грохот прокатился по залу. Из кормы ракеты вырвался огненный меч, ударил в подвернувшегося робота. Тот мгновенно покрылся пузырями, щупальца его бессильно свернулись. Через секунду изуродованный механизм опрокинулся набок, рванулся, как бы из последних сил, в сторону и рухнул на дрогнувший пол.

Казалось, покинутый людьми корабль решил обороняться своими силами. Потрясенный этим зрелищем, Коробов подпрыгивал на месте, сжав кулаки, кричал: «Дай им еще… еще дай!» И вдруг с ужасом понял, что произошло: автоматы задели своими горелками топливные баки. Топливо не могло вспыхнуть в инертной атмосфере, но, видимо, какой-то не в меру усердный робот вспорол и бак, в котором содержался окислитель.

В любой миг мог произойти взрыв, способный разнести весь ангар! Коробов хотел уже крикнуть, чтобы товарищи спасались…

Но в этот момент огненный смерч погас. Остальные роботы вытянули по одному щупальцу в сторону бушевавшего пламени. Взвилось коричневое облачко, и пламя сразу опало.

Затем снова раздались гулкие удары: это почти одновременно в носовой и кормовой частях ракеты обрушились на пол два вырезанных куска оболочки. И сразу же, словно только этого они и добивались, роботы втянули щупальца и начали медленно удаляться в сторону открытых люков, из которых так внезапно недавно появились.

Атака по непонятной причине прервалась, но в любой миг можно было ожидать ее повторения. Надо было спасать из корабля все, что еще можно спасти…

Коробов торопливо нашел аварийную кнопку. Люк и внутренняя дверь распахнулись настежь. Калве, преодолевая сопротивление вырывавшегося из ракеты воздуха (теперь было уже не до него), бросился в отсек, где хранились переносные баллоны кислородного резерва, обхватил один, с усилием приподнял и по узкому коридорчику, цепляясь за стены то баллоном, то скафандром, потащил к выходу. Коробов бросился в аккумуляторную: на всякий случай следовало подумать о спасении хотя бы части аккумуляторов; остаться без энергии было вряд ли лучше, чем без кислорода или продовольствия, спасением которого сейчас занялся Азаров.

Поставив баллон на пол, Калве бросился за следующим, но не мог не забежать по дороге в рубку – больше всего его заботили кибернетические устройства ракеты, скрытые за облицовкой стен…

Он пробыл там не более минуты и вышел с бледным лицом, пошатываясь: настолько ужасной была картина разгрома, которую он увидел. С ожесточением он вцепился в очередной баллон, взвалил его на плечо, поднатужился и захватил еще один под мышку.

Еще не понимая, что ракета потеряна, они продолжали спасать из нее все, что возможно. Азаров швырял из люка резервные блоки рации, прозрачные мешки с продовольствием и аварийным запасом воды – его везли с собой на случай выхода из строя регенерационного устройства, и вот теперь он пригодился: регенерационные аппараты вытащить из ракеты было невозможно. Коробов вынес из рубки бортовой журнал вместе с микрофоном и хранилищем магнитных лент. Осторожно положив его на пол, он, перед тем как снова влезть на эстакаду, спросил у Калве:

– А может, они совсем ушли? Может, наконец, вмешаются эти?..

Калве поднял лицо, по которому – видно было – стекали струйки пота, на миг задумался, прежде чем ответить, и замер, увидев, как медленно поднялась, уползла вверх пластина входной двери. Он выпустил из рук только что вынесенную им из ракеты коробку с пленкой, она покатилась по полу… Коробов застыл в оцепенении.

На пороге появились странные фигуры. Примерно такого же роста, как и люди, они медленно, неуверенными шагами опасливо и осторожно продвигались вперед. Они держались прямо, передвигаясь, как и люди, на двух конечностях и неуклюже размахивая, несомненно, руками. Их было только двое.

Молча, широко раскрыв глаза, Коробов и Азаров всматривались в надвигающиеся фигуры в черных, мешковато сидевших скафандрах. В цилиндрических шлемах не виднелось ни одного прозрачного окошка, позволявшего бы увидеть облик пришельцев.

Коробов пробормотал:

– Вот они… хозяева!

Азаров не выдержал и срывающимся голосом закричал:

– Немедленно… немедленно прекратите! Вы же разумные существа! Что вы наделали?!

Он кричал, не думая, что хозяева спутника могут его и не услышать, а даже услышав, не поймут…

Вошедшие ускорили шаги. Они двигались один чуть впереди другого и, казалось, вовсе не собирались вступать в переговоры. Вот первая черная фигура, неуклюже переваливаясь, побежала к ракете, за ней, точно, только с некоторым запозданием, повторяя все ее действия, побежала и вторая… Калве в оцепенении наблюдал за почти человеческими движениями этих представителей неведомого мира. Они торопились, очевидно, завершить работу, начатую послушными им автоматами.

Азаров вырвал из зажима универсальный инструмент, и когда первая из бегущих фигур поравнялась с ним, резко шагнул вперед. Калве трагическим жестом поднял обе руки, Коробов весь напрягся, рванулся вперед: то ли оттащить Азарова назад, то ли помочь ему, если разгневанные хозяева начнут с ним расправляться, – он и сам как следует не успел сообразить.

Столкновения не произошло. Видимо, хозяева были не драчливы. Они даже не попытались защищаться. Только одна из фигур – та, что повыше ростом, – пробегая мимо, на миг остановилась, подняла руку и вполне понятным, совершенно человеческим, укоризненным жестом постукала себя по шлему. Азаров от неожиданности отскочил, нервно засмеялся…

Чужие, цепляясь за эстакаду, лезли в ракету. Вот они уже скрылись в люке. Тогда и люди стряхнули оцепенение, бросились за ними ^:в тесной ракете хозяева не смогли бы уклониться от объяснений. Коробов вскочил в люк первым, тяжело переводя дыхание, огляделся. Никого не было. Он бросился в рубку – и там пусто. Тогда он побежал по коридору в другую сторону. За ним, громко топая, бежали подоспевшие Азаров и Калве.

Пришельцы оказались в кислородном отсеке. Они торопливо вытаскивали из зажимов заряженные кислородные баллоны – те самые, служившие для питания скафандров. Потом завозились, помогая друг другу.

Земляне стояли неподвижно, угрожающе, загораживая выход из тесного помещения. Азаров все еще сжимал в руке универсальный инструмент. Калве лихорадочно соображал, как завязать разговор, как найти общий язык, попытаться объяснить, что произошло какое-то недоразумение, попросить у хозяев помощи, которую они, разумеется, могли оказать…

В это время обе фигуры выпрямились. Черные скафандры распахнулись, упали – и под знакомым прозрачным шлемом Коробов увидел бесконечно дорогое разъяренное лицо Сенцова.

10

С опаской, как бы чего не задеть, не сдвинуть с места, пятеро космонавтов медленно пробирались по коридору чужой ракеты.

Свой корабль, честно служивший с самой Земли, решили покинуть временно, как они говорили, хотя в душе каждый понимал, что дорогая сердцу ракета больше никогда не взлетит. Слишком велики оказались повреждения, причиненные взбесившимися роботами; в обшивке ракеты прорезаны два широких отверстия: одно в носовой части, второе недалеко от кормы корабля. Ракета была разгерметизирована, а главное – в полную негодность приведены кибернетические устройства, оказавшиеся как раз на пути раскаленных струй горелок. Восстановить их, как сказал после беглого осмотра Калве, невозможно, а лететь без них нечего и думать.

Поэтому космонавты сделали то единственное, что им оставалось: сняли с ракеты все, что могло представлять для них какую-нибудь ценность, и перенесли в чужой корабль. Здесь хоть можно было снять скафандры и отдохнуть, подумать, что делать дальше.

Умом они понимали: случилось непоправимое. Но сердце отказывалось верить, что всякая надежда вернуться на Землю отрезана и долгие годы – или сколько им еще осталось жить – им суждено провести на этом спутнике. Пожалуй, выражение «долгие годы» было чересчур оптимистичным: из своей ракеты им удалось спасти лишь кислородный резерв. Демонтировать регенерационные установки в этих условиях без специальных механизмов было невозможно. Правда, в чужой ракете тоже был кислород, но сколько его еще оставалось в резервуарах, неизвестно; подача могла прекратиться в любую минуту.

А если и хватит кислорода, то впереди их подстерегают еще голод и жажда: когда будут исчерпаны все запасы, имевшиеся в ракете и рассчитанные лишь на время рейса, с небольшим аварийным резервом.

…Но так или иначе, отсрочку они получили. Сейчас Сенцов и Раин, уже побывавшие в здешней ракете, уверенно вели товарищей.

Космонавты миновали одну поперечную переборку. За ней коридор сразу расширился, пол его был выложен странными, неправильной формы плитками. Космонавты шли, и все время их преследовало чувство неловкости, какое охватывает человека, случайно попавшего в чужую квартиру в отсутствие хозяев, когда на каждом шагу открываются какие-то неожиданные, интимные, милые для посвященных, но ничего не значащие для посторонних подробности.

Вне ракеты этого чувства не было, как не было и самого ощущения дома: слишком уж обширными, на земной взгляд, выглядели и ангар и весь спутник и слишком ясным было сугубо техническое назначение всех его помещений и устройств. Здесь же были другие масштабы, сравнимые с земными, и те самые подробности и мелочи, какие только и делают живым всякое жилье, подробности, указывающие не только на мысль, но и на чувство разумного существа: узор пола, странная, незаметно переходящая одна в другую окраска стен – с разных точек зрения одно и то же место воспринималось то зеленым, то золотистым, а то вдруг густо-синим, с какими-то светлыми прожилками. Осветительные плафоны в точности повторяли форму самого корабля; зеркальные пластины у дверей: неведомым хозяевам свойственно было, видимо, стремление к нарядности, к праздничному блеску (а для настоящего звездолетчика всегда был и останется праздником каждый полет). Все это делало их существами, во всяком случае, понятными.

Обменявшись несколькими фразами по этому поводу во время краткой передышки в коридоре, космонавты двинулись дальше.

– Далеко вы нас ведете? – спросил Коробов, покряхтывая под тяжестью большого резервного баллона с кислородом.

– Не знаю, так далеко мы с Раиным не заходили… – ответил Сенцов. – Думаю, надо пройти в самый нос, расположиться там, а потом уже… ох!

Переборка была прозрачной, и Сенцов, шедший чуть впереди, не разглядев, налетел на нее. Несмотря на прозрачность, она обладала, похоже, твердостью легированной стали. Сенцов ожесточенно тер ушибленный локоть.

– Вот тебе на… Что же, дальше и пройти нельзя?

– Вот именно… – сказал подошедший Раин. Он тщательно ощупал переборку: в ней не было и намека на дверь.

– Так… – зловеще сказал Сенцов. – Опять начинаются загадки. Откровенно говоря, у меня пропало всякое желание их разгадывать. Но придется поискать, как же она убирается…

– Тогда только без меня, – мрачно сказал Коробов, отступая назад. – Я тут что-либо нажимать или открывать категорически отказываюсь. Хватит с меня одного приключения!

Сенцов улыбнулся, но на всякий случай тоже отошел подальше от перегородки.

– Что же, – спросил сзади Азаров, – так и будем стоять в коридоре?

Тогда Сенцов, рассердившись, решительно открыл ближайшую из боковых дверей. Она плавно укатилась вбок, в стену.

Их взглядам открылась довольно обширная комната. Она производила странное впечатление: по двум стенам ее хитро переплетались прозрачные и непрозрачные трубки, висели сосуды причудливой, невиданной на Земле формы; низкие шкафчики – на их дверцах тускло голубели выключенные экраны.

– Лаборатория какая-то, – сказал Сенцов.

– Комфортабельная лаборатория, – сказал Раин, указывая на занимавший всю середину комнаты низкий стол в форме буквы «S». Около него находились две бесформенные, как показалось на первый взгляд, кучи какого-то светлого вещества. Раин подошел, тронул рукой поверхность одного возвышения. Она мягко поддалась. Он уселся – часть бесформенного возвышения полезла вверх, словно он вытеснил ее весом своего тела, образовала подобие спинки. Раин откинулся на нее, положил руки на колени, сказал с удовольствием:

– Удобно…

Не вставая, он оглядел цветные занавеси, висевшие на одной из стен. Они даже с земной точки зрения гармонировали с нежной окраской стен.

Войдя в комнату, остальные космонавты сложили на пол свой груз и теперь тоже с любопытством осматривались. Азаров присел на стоявшее поодаль, в самом углу, ложе из такого же, как кресло, непонятного материала. Ложе опустилось под ним, обхватило его со всех сторон… Сенцов подошел, сел рядом, сказал:

– Противоперегрузочное устройство, что ли? Сидишь на нем – веса своего не чувствуешь.

Коробов разглядывал стены. На них кое-где виднелись неправильной формы выступы, похожие на рамки, но пустые – ни рисунков, ни фотографий, чистая белая поверхность.

Кроме ложа и столика с двумя креслами, в этой части каюты ничего не было, хотя места оставалось столько, что, по замечанию Азарова, могла бы танцевать не одна пара. На стенах виднелись какие-то головки, кнопки. Нажимать их и вообще что-нибудь трогать Сенцов сразу категорически запретил, хотя и у самого чесались руки.

– Нельзя, – сказал он в ответ на обиженное возражение Азарова. – Не говоря уже о том, что здесь в любую минуту, могут оказаться хозяева…

Насчет хозяев он сказал с неким умыслом. Все были подавлены набегавшими одно за другим событиями. Следовало дать ребятам возможность выговориться, отвести душу. А о хозяевах спутника и этого корабля наверняка захотят поговорить все.

Так оно и получилось.

– Насчет хозяев – это старая песня, – сказал Азаров. – Кто их видел? Никто. Кто видел хотя бы их след? Тоже никто. Уж если ни один из них не счел нужным до сих пор показаться – значит, на всем спутнике нет ни одной живой души. Одни автоматы.

– Допустим, – отозвался Коробов. – Их действительно сейчас может и не быть на спутнике. И тем не менее не исключено, что в любую минуту они могут появиться.

– Откуда? – запальчиво спросил Азаров. – Из воображения? Оно не у всех такое необузданное, как у тебя…

Коробов пропустил выпад мимо ушей.

– Почему из воображения? С планеты… От Марса нас отделяют всего двадцать три тысячи километров. Для такой вот ракеты расстояние пустяковое. Предположим, что спутник действительно автоматизирован до предела. Но время от времени сюда могут являться и его настоящие хозяева, ну, для контроля, что ли, для наладки… А кто может поручиться, что те же автоматы не сообщили им о нашем прибытии и сейчас их ракета уже не находится где-нибудь поблизости?

– Поручиться, конечно, трудно… – сказал Раин. – Но все же это кажется маловероятным.

– Почему?

– Потому, что это не дает ответа на один вопрос: почему в течение всех этих лет, обладая такой первоклассной стартовой площадкой для космических путешествий, как этот спутник, и такими кораблями, как тот, в котором мы находимся (он похлопал ладонью по креслу), они до сих пор не посетили Землю?

– Вопрос не новый, – сказал Сенцов.

– Тем не менее закономерный. Ответ может быть, как я считаю, только один: они не посетили нас потому, что их здесь давно нет.

– Как давно? – спросил Азаров.

– По меньшей мере с тысяча девятьсот восьмого года…

– Но что же могло произойти на планете за несколько десятков лет?

– А почему обязательно на планете?

– Ну, знаешь ли, – сказал Коробов, – это уже несерьезный разговор. Что же, по-твоему…

Сенцов с удовольствием слушал разгоревшийся спор: все, казалось, и в самом деле забыли, в каком положении очутились. Три голоса звучали переплетаясь… Кстати, почему только три?

Сенцов перевел взгляд на Калве. Тот как вошел в каюту, так и стоял возле двери, даже не присел, только положил на пол свой мешок с водой. Он даже не открыл, как другие, шлем скафандра, и лицо его за отблескивавшей пластмассой было плохо различимо.

– Лаймон, а ты как думаешь? – спросил Сенцов.

Калве не пошевелился. Тогда Сенцов встал, подошел к нему, крепко тряхнул. Калве медленно откинул шлем: лицо его неузнаваемо осунулось, редкие волосы были взъерошены, глаза упрямо прятались за веками.

– Да что с тобой?

– Ничего… – ответил Калве, едва разжав губы. – Устал.

– Так хоть сядь отдохни…

– Да, благодарю, – сказал Калве вежливо. – Я действительно сяду отдохну…

Он уселся во второе кресло, откинул голову, закрыл глаза. Спор прервался, и Сенцову подумалось, что и самих спорящих сейчас интересовал не столько предмет спора, сколько сам разговор, чтобы можно было хоть несколько минут не думать о том, о чем не думать было нельзя.

– Ну, так до чего же договорились? – весело спросил Сенцов.

– До того, что на хозяев рассчитывать не приходится, – криво усмехнулся Азаров. – Выбираться придется самим… Ну ладно, об этом еще успеем… Вы бы хоть рассказали, как вам удалось выбраться.

– Это у него спрашивайте, – Сенцов кивнул на Раина. – Я играл, так сказать, чисто страдательную роль. Очнулся в тамбуре ракеты, а потерял сознание еще внизу. Это он и люк разыскал и меня перетащил… Как ему это удалось, не понимаю.

– Я и сам не понимаю, – улыбнулся Раин – Сказали бы раньше – не поверил.

– Ну, а потом мы тут немножко осмотрелись, хотели определить хотя бы, откуда поступает кислород и нельзя ли нам подзарядить свои баллоны. Надежда, конечно, фантастическая. И, понятно, никаких баллонов и зарядных установок не нашли. Далеко заходить не стали – хотелось скорее выбраться к вам, да и, кроме того, надоели уже всякие неожиданности вроде дверей, которые не желают открываться…

Коробов смущенно закашлялся, Сенцов улыбнулся.

– Ну, все хорошо, что хорошо кончается… Словом, на помещение со скафандрами мы наткнулись совершенно случайно, – это была ближайшая к выходу дверь. Ну, и нам, естественно, пришло в голову испробовать, а нет ли в скафандрах кислородного заряда.

– Это тебе пришло в голову, – сказал Раин. – Я бы на это никогда не решился. Шутка ли, надеть чужой скафандр, на котором ни баллонов нет, ничего похожего…

– Ну, я тогда об этом не очень задумывался, – сказал Сенцов. – Все это получилось как-то внезапно. Я открыл эту дверку…

– Ага, вот это – скафандры! – сказал Сенцов.

Двенадцать скафандров стояли, распяленные зажимами. Они не могли быть не чем иным, как скафандрами, и рассчитаны были явно на существа прямо ходящие, с двумя верхними и двумя нижними конечностями. Только высотой эти существа должны быть, пожалуй, не меньше двух метров.

– Ну вот… – сказал Сенцов. – Вот такими они и были…

Забыв о поисках кислорода, оба рассматривали скафандры, мяли пальцами материал, вглядывались. Сделаны они были из какого-то непонятного, на ощупь мягкого, эластичного вещества черного цвета.

– Да, великаны, – тихо сказал Раин.