Текст книги "Жестокие истории. Сборник рассказов и повестей (СИ)"

Автор книги: Владимир Кабаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Сергей, убедившись, что его бойцы готовы к бою, стал осторожно красться, продвигаться в сторону засады, пригнувшись и мягко ступая на землю, с носка на пятку...

Сблизившись с засевшими в засаду чечами метров на сорок, Сергей остановился, продышался осторожно достал и проверил гранаты. Выбрал удобный момент, и, решившись, он, подрагивая от волнения, чуть выпрямился и швырнул гранату в сторону чечей что было сил, а сам, встав за дерево, вскинул автомат и пока, граната ещё летала, выстрелил в чечей, первой длинной очередью. Тут же раздался взрыв, и Петров с Анедченко автоматным огнём поддержали командира...

Услышав выстрелы позади себя, чечи вскочили и тут же раздался взрыв гранаты, осколками уложивший двоих из них на месте... Третий, спрятавшись за валун, начал отстреливаться, но был ранен пулей срикошетившей от другого камня...

Пуля попала в шею и ему показалось, что его дубиной ударили по голове, а шея, вдруг, подвернулась вниз и вправо.

Он упал, потом, шатаясь, поднялся, стараясь высмотреть нападавших, но отделился от прикрывавшего валуна, и следующая очередь Сергея, уже сразила его наповал...

Переждав какое-то время, видя внизу, на площадке неподвижные тела, Сергей махнул рукой своим солдатикам, и сам, держа автомат наизготовку и не отрыва взгляда от последнего упавшего боевика, медленно стал подходить к разбитой взрывами, засаде...

Убитые лежали в неестественных позах, а тот, кто умер последним, сидел на земле и, прислонившись к камню спиной, смотрел открытыми застывшими глазами в небо, поднимавшимся над лесным склоном...

Петров и Анедченко, подошли к этому месту с разных сторон и Сергей, ногой отбросив автомат последнего убитого чеча, приказал: – Заберите автоматы и посмотрите, нет ли ещё оружия?

Анедченко наклонился и, словно опасаясь чего-то, стараясь не смотреть на окровавленные трупы забрал автоматы и повесил их себе на плечо...

...Сергей, запомнил этот бой до самых мелких подробностей, потому что в этот раз он, убивал уже не талибов или афганских моджахедов, а чеченцев, которые ещё совсем недавно были его согражданами, и жили в одной с ним стране...

Та облава закончилась успешно. Троих убитых и двух тяжелораненых чечей, погрузили в БТР и увезли в штаб дивизии, под усиленной охраной. Остальные бандиты ушли из оцепления, по той самой тропе, на которую вышли Сергей Соловьёв, с двумя молодыми солдатами. Двое раненых, которых потом подобрали в лесу, замешкались при отходе и их накрыло осколками от разорвавшегося снаряда. Вынести их из боя не было никакой возможности, и их нашли спрятанных, лежащих без сознания, в одном из глухих уголков ущелья...

После боя, Сергея вызвал командир полка и, похвалив за проявленную инициативу, сказал, что пошлёт представление на высокую награду в "верхи". Сергей спокойно выслушал приятные слова, вежливо поблагодарил, а про себя подумал, что награда эта ему может "боком" обойтись: начнут копать, что да как и могут обнаружить, что у него в истории жизни есть необъяснимые "белые" пятна, и "пустые" места, и что его устроили служить в Чечне, можно сказать по "блату".

"...Странный контрактник – размышлял полковник, читая тоненькое личное дело сержанта Сергея Соловьёва. – Ему бы радоваться, что к ордену представляют, а он смотрит, как-то по особому внимательно, и как бы нехотя говорит вежливые слова... Но может быть такими настоящие герои и бывают... Вот и этот, смотрит пристально и не поймёшь, о чём он думает. Вроде уже немолодой человек, и может быть, прожил сложную жизнь после Афгана, поэтому не понять, что у него на душе... Видно по всему, что у него в жизни бывали тяжёлые испытания, которые научили его выдержке... – А я, тем более в его прошлом не буду копаться. Думаю, что мало кто сегодня соблазниться, пойти добровольно воевать в Чечню, тем более на передовую..."

... А банда чечей вышла из окружения и, сменив базу, спряталась. Бандиты затихли на время. Они сидели в "зелёнке" и собирали сведения от своих осведомителей из окрестных аулов.

Нуха, каждый день отправлял своего племянника Эльдара к заветной сосне, и, наконец, тот принёс записку, в которой говорилось, что полк готовится к осенне-зимнему наступлению и на днях, несколько разведывательных групп на БТРах отправятся в разных направлениях для проверки подъездов и подходов к базам боевиков.

Получив эти известия, Нуха, вечером позвал к себе несколько опытных бойцов, и они согласовали план, по которому надо было выдвинуться к дороге и ожидать там, в засаде, одну из таких групп. Одноглазый, заросший рыжей бородой дядя Нухи, Гамзало, молча слушал все, что говорил его племянник, а когда тот закончил, хрипло проговорил: – Я знаю эту дорогу. Мы там, ещё в колхозные времена лес заготавливали, для строительства фермы... Там в одном месте, где склоны долины почти сходятся, есть крутой поворот, под каменистым высоким и крутым склоном... Вот там можно заложить фугас, подорвать БТР, а тех, кто останется в живых расстрелять со склона, из-за скал...

Гамзало сверкнул своим глазом из-под насупленных бровей и, не скрывая злобы, против "русских шакалов" добавил: – А тех, кого в плен возьмём, можно будет порезать, или продать тем же русским, за большие деньги, потребовав выкуп...

Гамзало ненавидел русских со всею силой своей простой души. В одной из бомбардировок Грозного, его беременную дочку, гостившую в городе у родственников, завалило обвалившимся от прямого попадания бомбы, станами блочного дома. Гамзало похоронил её, и на следующий день ушёл в горы, к боевикам.

По своей простоте, он думал, что виноваты в произошедшем все русские и в первую голову те солдаты, которых начальство отправляло служить в Чечню. Вот он и мстил им, как мог, совсем не думая, что они тоже становятся своеобразными жертвами меркантильных интересов людей наживающихся на войне разными способом: продажей русского оружия и снаряжения боевикам, вербовкой наёмников в арабских и мусульманских странах и переправкой их в Чечню, наконец, политиков, делающих карьеру на противостоянии России и её мятежных регионов.

Тут уже вообще были сложные переплетения политики внутри страны и геополитики, которые бывают, понятны только нескольким сотням посвящённых во всём мире...

... После ужина, долго сидели в землянке и лежа на нарах, слушая потрескивание углей в небольшой металлической печке разговаривали...

– Я их ненавижу, – рычал Гамзало и его кулаки непроизвольно сжимались. – Я помню, как мы возвращались в наши аулы из Казахстана. Большинство домов было уже занято русскими переселенцами и мой отец, ругался с председателем колхоза и требовал отдать наш дом...

– Тогда, мы свою землю назад так и не получили, но вот пришли в России к власти эти болтуны, и мы силой вернули то, что нам принадлежало по праву... Сейчас, мы назад уже ничего не отдадим, и я лучше умру или себя зарежу, но этим жадным до денег и водки шакалам, ничего не отдам...

Он помолчал, потом поднялся, помешал алеющие угли в печке и, вернувшись снова лёг. Ахмет – молодой чеченец, с красивыми навыкате глазами и широкой сильной грудью вздохнул и мечтательно заложив руки за голову проговорил: – А какие у них женщины белые да пышные...

– Я, когда учился в Ростове в нефтехимическом техникуме, как то познакомился с молодой учительницей из соседней школы. Мне было уже восемнадцать лет, и я приличные деньги получал от родителей, которые тогда уже много скота держали и мясо и шерсть продавали на рынке, через нанятых русских торговцев...

И вот я её в ресторан пригласил, а она стесняется, похоже, что в первый раз в ресторан попала. Они же эти русские в городах очень бедно живут и рады всякой копейке, которая им перепадает. Видно родители этой учительницы тоже такими были...

... И вот я её напоил, а перед этим всё говорил, что хочу на ней жениться. А она такая глупая, поверила и пошла со мной. После ресторана, я её отвёз в общежитие, и мы её там хором оттянули, пока она пьяная, ничего не соображая, лежала на койке... Назавтра проснулась, плачет, ушла чуть свет, и после я узнал, что она в школьном подвале повесилась...

Ахмет помолчал, потом потянулся и проговорил: – Но такая была белая и мягкая...

Горы вокруг этой укромной полянки, в высоком густом лесу, стояли невидимые в темноте, но их присутствие ощущалось, если повнимательнее вглядеться в темноту, где можно было различить место схождения звёздного неба, с лесистой границей земной тверди.

Ветер, налетая порывами, шумел листвой, но иногда почти совсем замирал, и тогда издалека, вдруг доносился вой одинокого шакала, который тут же заглушался новым налетевшим порывом.

Высоко над головой, среди серебряной пыли малых звёзд, ярко выделялись крупные созвездия и особенно выразительно смотрелась Большая Медведица, напоминавшая по рисунку ковш с длинной изогнутой ручкой

Вскоре, печка в землянке совсем погасла, и было так тепло, что боевики лежали, раскинувшись в разных позах и мерно дышали, и только Гамзало временами всхрапывая, вдруг во сне начинал страшно ругаться и скрипеть зубами. Но все в землянке к этому привыкли и не просыпались. Внутри стоял тяжёлых, дух, многих долго немытых мужских тел и к запаху застарелого пота примешивался кислый запах кож от самошитых сапог.

Нуха, снаружи, сидел у погасшего костра и слушал ночные звуки, обдумывая предстоящую операцию. Когда он услышал, что из ночного охранения вернулся очередной часовой, он, встал, коротко поговорил с пришедшим, и ушёл в землянку, надеясь заснуть хотя бы на пару часов...

... На задание разведчики выехали на рассвете очередного дня. БТР, урча мотором, долго поднимался по охраняемой федералами, торной дороге, потом свернул в одно из больших ответвлений долины и стал вдоль каменистого русла реки, по заросшей травой дороге подниматься к перевалу. Здесь уже были "ничьи" места, и в БТР все насторожились.

План разведки был такой, что до края "ничьей" земли, добраться по дороге, а там оставив БТР, разойтись парами по лесным урочищам, которые до недавнего времени были недоступны "федералам", а вернуться к вечеру, осмотрев все подозрительные места...

Когда свернули в опасные места, БТР остановился, солдатики попрыгали с брони на обочину и закурили, а кто-то сбегал неподалеку, отлить. Потом все залезли внутрь, а Сергей, несмотря на приказ, лейтенанта Кириллова, занять место внутри машины и не высовываться из БТРа, устроился на броне, позади башни и с тревогой всматривался в придорожные заросли орешника, изредка обводя внимательным взглядом лесистые горизонты, по сторонам долины, кое – где проглядывающие сквозь высокие густые деревья...

Изредка дорога пересекала бурливую чистую речек с холодной водой, которая на месте брода становилась заметно мельче и шире, и белопенной лавиной устремлялась вслед машине пехоты, словно пытаясь остановить её. Речка вскоре скрывалась за завесой зелёного густого леса, и БТР продолжал движение, похожий на осторожного бронированного динозавра, ищущего в лесных зарослях свою добычу.

Сергей по определённым признаками определил, что по этой дороге часто бывают люди иногда на лошадях, и потому внутренне насторожился и поплотнее сжал автомат в руках.

Молодой водитель, гнал машину всё вперед и вперёд, а командир взвода, лейтенант Кириллов, высунувшись по пояс из люка, воображая себя героем боевика, крутил головой во все стороны, изредка спрашивая Сергея: – Ну что там видно?

Перед собой, лейтенант держал карту и проверял соответствие движения намеченному плану разведки...

Всего два года назад Кириллов окончил училище, и перед тем как уехать в командировку в Чечню, женился на молоденькой красавице Олесе, заканчивающей пединститут. Ребята из училища часто ходили на вечера в этот институт и там-то, и познакомился Кириллов со своей будущей невестой. Сейчас, лейтенант, писал письма уже жене и всеми силами души хотел поскорее закончить командировку в опасную Чечню и вернуться, чтобы по настоящему насладиться семейной жизнью...

Эта была его последняя перед отъездом, реально опасная разведка и поэтому, он так нервничал...

Сергей на вопросы "литера" не отвечал, только каждый раз мотал головой отрицательно, и думал, что он бы на месте Кириллова, приказал водиле двигаться помедленнее и перед каждым опасным местом, останавливал БТР и отправлял бы ребят проверять и осматривать окрестности и обязательно в "брониках", чтобы в случае обстрела сразу не убили...

Но Сергей уже привык молчать, пока не спросят и потому, со вздохом отворачивался и посматривал на обочины, которые были покрыты густой травой...

Внезапно, дорога вынырнула из-под полога леса на заросшую дикими травами луговину и Сергей увидел, что едва заметная колея, под крутым склоном, приходящим слева, вдруг резко сворачивала вправо, и снова скрывалась в лесу.

"Вот тут это может, случится – успел подумать он, когда машина, притормозив, резко свернула под кроны развесистых дубов, растущих по обочинам и скрывавших продолжение колеи, под плотным лиственным "зонтиком".

Внезапно, в воздухе, словно что-то огромное и металлическое звонко лопнуло, и тяжёлый БТР подбросило мощным взрывом вверх, оторвав от земли. Лейтенанта резко, по инерции прерванного движения, бросило вперёд, а Сергей на время ослеп и оглох, его скинуло с брони и отшвырнуло на несколько метров на обочину. Он потерял автомат, а, приземлившись, ударился головой о каменистую землю, потерял сознание...

Автоматные выстрелы длинными раскатистыми очередями застрекотали в наступившей после взрыва тишине и пули защёлкали по броне, с воем уходя куда-то в небо. Оставшиеся в живых молодые, были или ранены или контужены и никто даже не думал отстреливаться. БТР, с развёрнутыми в разные стороны разбитыми колёсами стоял на дороге покосившись, склонившись в кювет, словно металлическое, молчащее мёртвое чудовище...

Чечи выстроившись цепочкой, изредка постреливая по броне этого застывшего чудовища, разноголосо выкрикивая: – Аллах Акбар! – спустились с крутого склона и гортанно переговариваясь, стали выпускать из БТРа оставшихся в живых, для острастки постреливая в воздух над их понурыми головами. Тело Сергея лежало впереди, почти на краю дороги и чечи вначале думали, что он убит...

... Очнулся Сергей оттого, что кто-то сильно ударил его по лицу и, открыв глаза, он увидел над собой оскаленное в белозубой гримасе бородатое лицо чеченца, одетого в камуфляжу с чёрной вязанной шапочкой на голове.

– Этот ещё жив! – крикнул кому-то в сторону чеченец, и завизжав: – И– ах, Шайтан! – сильно пнул в бок оглохшего от контузии Сергея, и потом добавил издеваясь над полумёртвым русским, с заметным горским акцентом: – Вставай "дружок", – вы уже приехали – и хрипло, громко захохотал во весь голос, показывая тем самым, кто здесь и сейчас хозяин положения...

... Из взвода в живых осталось пять человек и среди них Анедченко с Петровым. Все были контужены и ещё больше напуганы взрывом и засадой. Чечи, подталкивая молодых прикладами автоматов, согнали их в кучу и, оставив Гамзало охранять, полезли в БТР , откуда стали выбрасывать на дорогу трупы убитых солдат, и доставать оружие и боеприпасы. Первым швырнули на дорогу тело лейтенанта, с разбитой окровавленной головой и переломанными руками. На мгновение очнувшись от удара о землю, Кириллов застонал. Услышав это, Гамзало, ощерившись, подбежал к нему и, приставив автомат вплотную к голове, выстрелил. Лейтенант умер так и не поняв, что же произошло с его взводом и с ним самим на этой, казавшейся пустынной дороге1

– Русская свинья, – прорычал Гамзало и, вернувшись к сбившимся в кучку пленным, глянул на дрожащих молодых одним своим, свирепым глазом.

Они невольно прижимались друг к другу, словно овцы перед кровожадным волком, в этой физической близости стараясь найти защиту от мести неумолимого врага.

Только Сергей, стоял чуть в сторонке и, сглатывая солёную, кровавую слюну, старался вернуть себе потерянный слух. Он, вдруг мрачно подумал: "Эта скотина нас всех готов поубивать без всякого сожаления", – и искоса глянул на свирепого чеченца...

Гамзало, пока остальные чечи обыскивали БТР, приказал по-русски, хотя между собой переговаривались по-чеченски, всем пленным разуться, а Петрова, который чуть замешкался, ударил прикладом по голове и разбил ему лоб. Кровь липкой лентой поплыла вниз от волос на голове к глазам, потом струйками по лицу и молодой солдат, размазывая одной рукой её по лицу, второй, наконец, скинул сапоги и отшвырнул их от себя.

"А он ничего, не боится этого зверя", – с одобрением констатировал Сергей и тоже откинул подальше от себя стоптанные пахучие сапоги. Эти "бутсы", были не совсем армейского образца, но когда в Чечне начались настоящие бои, на это уже никто не обращал внимания...

– Ну что с этими будем делать – спросил Нуха, указывая на дрожащую кучку босых и потому особо беззащитных "федералов", после того как все автоматы и патроны к ним были собраны и сложены кучей на дороге и чеченцы собрались подле него оживлённо обсуждая удачную засаду.

– Отдай их нам – прорычал Гамзало – нам всё равно придется отсюда скоро уходить, вот-вот федералы нагрянут или "вертушка" прилетит...

– Я думаю – покачал головой Нуха, и убавил голос – думаю, что нам их надо отвести на пасеку старого Мусы и там допросить... А там видно будет. Я свяжусь с командиром и спрошу, может за них выкуп хороший дадут. Но их, тогда придётся куда-то переводить, а пока, спрятать в зиндане...

Гамзало зло, быстро глянул в его сторону, но потом кивнул головой, соглашаясь, пусть временно. Он знал, что от него они, эти русские, никуда не уйдут.

Нуха кивнул одобрительно: – Вот ты их и будешь охранять – и он весело и громко рассмеялся, а молодые солдатики сжались от этого добродушного смеха. Гамзало, повернувшись, подошёл к пленным.

Обведя их презрительным, равнодушно-злым взглядом, он процедил: – Вы русские свиньи, пойдёте с нами, а те, кто будет отставать, тех я буду кончать. Так что двигайтесь поживее и без напоминаний...

Выстроив пленных цепочкой, заставив их идти, положив руки на плечи впереди идущего, Гамзало сам пошёл позади, наблюдая за испуганными солдатиками, которые поняли, что их не будут убивать прямо здесь и потому, готовы были выполнять любую команду...

Остальные чечи, забрав оружие, ушли в сторону пасеки и потому Гамзало то и дело зло подгонял пленных. Босые ноги вначале пути, кажется, чувствовали облегчение, но после первого же километра, у пленных появились ссадины и мозоли на подошве, и все шли, прихрамывая, стараясь ступать на внешний край ступни.

Чем дальше, тем труднее было идти пленным. Они заметно устали и боль в ногах, открытые кровоподтёки на пальцах ног, начинали невыносимо болеть. Петров шел сцепив зубы, матерился шепотом, стараясь ступать как балерина, на одни носочки. Кровь из разбитой головы высохла на лице, и он шелушил её, словно пересохшую краску...

Анедченко, совсем ослаб и, вытирая слёзы с потного лица, шмыгал носом, совсем как подросток. Остальным было не лучше...

Идущий последним, Сергей шел словно в тумане, спотыкаясь и даже иногда падая и часто получал прикладом автомата между лопатками. От боли и унижения, поднимавшаяся внутри ярость преодолевала страх за свою жизнь.

"Ну, сука, подожди! Я выберу время и всё-таки покажу тебе, что издеваться над людьми – это западло!"

Он вдруг вспомнил лагерь и охрану почти с нежностью. Там всё-таки можно было даже пошутить, а иногда и папироску стрельнуть, да и караульные к ним зэкам привыкли и потому не злобствовали...

У него, после контузии всё гудело в голове и слух возвращался медленно. Не обращая внимания на окровавленные ноги, он вертел головой и пытался услышать хоть что-нибудь, кроме противного гула в ушах, казалось застрявшего в голове навсегда...

Наконец, он начал различать то, что изредка сипел ему вслед, злобный Гамзало и от этого ещё больше злился.

Вдруг, в очередной всплеск прояснения сознания, ему захотелось, чтобы хоть немного облегчить страдания, крикнуть что-нибудь грязное и матерное, такое изощрённое ругательство, которому в лагере научаются в первую голову. Кажется, что обидная брань, может помочь преодолевать не только унижения, но и физическую боль...

... Часа через полтора, пришли на просторную поляну посередине леса, заросшую дикой травой, с домиком в одной стороне и несколькими старыми ульями, в другой.

Солнце тем временем поднялось в зенит и яркими лучами осветило великолепную панораму лесистых гор и скальных, могучих пиков выстроившихся на горизонте, словно суровые стражи этих замечательно красивых мест.

Чистый прозрачный воздух давал возможность наблюдателю видеть и треугольные снежные навершия высоких сопок, и ломанную линию каменистых хребтов на горизонте, и тёмно-синее бездонное небо, особенно легкое и прозрачное в сравнении с белым, плотно-глубоким снегом вершин.

"Да, – думал Сергей, с тоской поглядывая в сторону мрачных и равнодушных чеченцев, – среди такой красоты жить бы мирно, да радоваться. Так жили в этих местах, наверное, ещё совсем недавно, во времена Союза.

Но пришли эти болтуны-либералы и этот "перестройщик" Горбатый, и вся жизнь разрушилась. А потом этот мрачный шут Ельцин, преемник и ниспровергатель Горбачёва, пьяница и сепаратист, вначале спровоцировал отделение от России её извечных земель и союзников, а потом затеял эту дурацкую войну, в которой не будет победителей...

"О чем это я, – вдруг перебил он сам себя. – Может быть, через час мне здесь придётся умереть, а я время трачу на обсуждение этих идиотов, которых, будь моя воля, давно бы надо принародно повесить, чтобы людям жить не мешали..."

Сергей, по рассказам армейских старожилов знал о свирепости чечей и потому готовился к самому плохому и прощался с жизнью. И вдыхая этот ароматный воздух, он никак не мог поверить, что жизнь его и этих молодых пацанов заканчивается, и может к вечеру уже, их трупы будут лежать в густой траве с отрезанными головами и вокруг будут жужжать и кружиться рои мух, привлечённые мертвечиной.

"Мало пожил – думал он, всей грудью делая полные вздохи и не отводя взгляда от далёкого горизонта – а вот уже и смерть близка. А ведь последние годы, особенно в лагерях, не жил, а существовал. Вся эта шпана уголовная, законов дурацких напридумывала, чтобы свои права качать..."

Тут, из дальнего угла синего чистого неба послышался необычный звук, который, нарастая, превратился в гул моторов боевого вертолёта. Чеченцы засуетились, зашли под защиту густого леса и туда же перегонять пленных Гамзало.

Когда Сергей чуть задержался, стараясь высмотреть в небе приближающийся вертолёт, Гамзало ударил его прикладом по спине и прохрипел, "Побыстрее двигайся русская свинья!". Андрей, невольно яростно ощерился, глянув в сторону свирепого чеча. В голове вспыхнула мысль: – Так просто свою жизнь, этому скотине не отдам. Одного чеча, да зацеплю с собой!

Вертолёт пролетел чуть правее, и видимо, заметив поляну, заложил крутой вираж. Возвратившись, облетел её, чуть снизившись. Нуха проводил вертолёт взглядом, стоя совершенно неподвижно, и думая при этом: " Эх, сюда бы гранатомёт хороший, пристрелянный. Можно было бы повалить этого летуна...

Нуха, вдруг вспомнил, недавний случай...

В окрестностях Ханкалы, знакомые бойцы из соединения Хаттаба, сбили "корову",– громадный вертолёт Ми – 26, полный молодых десантников, которые по рассказам, стояли внутри один рядом с другим, плечом к плечу, как сельди в бочке...

Тогда федералы сообщали, что этих молодых в вертолёте было около ста двадцати человек...

Реактивный снаряд, выпущенный из гранатомёта, нашёл сопло двигателя и вертолёт загорелся как факел, падая и после взрыва разбрасывая обрывки дюрали и вспыхивая языками белого пламени...

Все боевики праздновали этот неожиданный успех, а федералы погнали из армии тех офицеров, кто отдал команду переброски в опасном районе, такого количества солдатиков, одновременно. Но мертвых уже было не вернуть...

... Когда вертолёт, ничего не заметив, улетел, Нуха, посовещавшись с боевиками, подозвал Гамзало и приказал: – Думаю, что федералы хватились БТРа и нам надо уходить отсюда, как можно быстрее. Так что отдаю их тебе – и показал рукой в сторону пленных ...

Ну, ты знаешь, что с ними делать... Я тебе ещё троих бойцов оставлю, и ты, когда закончишь, догоняй нас...

Подозвав трёх, особо свирепого вида чеченцев, он приказал им остаться с Гамзало.

– А он знает, что делать – закончил Нуха свои распоряжения и засмеялся совсем беззлобно...

После этого все чеченцы, подстелив под себя молитвенные коврики и сняв обувь, совершили полуденную молитву.

Они встали на колени, лицом к востоку и, кланяясь до земли, замирая в таком положении на некоторое время, помолились Аллаху, благодаря его за удачу в этой засаде.

Потом, закончив шептать привычные слова, обращенные к Всесильному и Всевидящему, они, огладив бороды двумя руками сверху вниз, поднялись с колен и, сложив коврики, запихнули их в рюкзаки...

Когда позволяло время и место, они молились по пять раз в сутки и это привычное действие и эти знакомые с детства молитвы помогали им преодолевать и усталость, и голод, и боевые опасности, а единение в вере делало их всех, равными перед великим Аллахом, который обещал борцам за веру, райские кущи на небесах и своё благоволение здесь, на земле...

... Гамзало, выведя пленных на поляну, подвёл их к большому бревну и приказал лечь, головами к этому бревну, на живот, а руки приказал держать на затылке.

В это время отряд, закинув за плечи трофейные автоматы, прошёл мимо и, выйдя на торную тропу, углубился в лес...

На поляне осталось девять человек, пятеро русских солдатиков – пленных и четыре заросших, бородатых чеченца в камуфляже, которые выглядели как – то особенно мрачно и решительно.

Оружие своё они положили на бревно, нисколько не беспокоясь, что русские смогут каким-то образом им сопротивляться...

Эти чеченцы, уже не первый раз убивали русских солдат и знали, что стоить на глазах у них убить первого пленного, как оставшиеся, от ужаса приближающейся смерти, будут находиться в особом психологическом ступоре и станут, дрожа, умолять сохранить жизнь, обнимать им ноги, валяясь на земле, и плача, от предчувствия неизбежной смерти...

Гамзало сходил в дом, принёс оттуда большой мясницкий нож, сверкавший под солнцем холодным свечением стали. Эльдар, самый молодой из чеченцев, стоял над солдатиками, лежащими за толстым бревном, вросшим в землю, и смотрел на русских пленных, как на баранов, которых должны были принести в жертву беспощадному Богу войны...

Раньше, до начала войны за независимость, колхозный пасечник, старик Муса, часто сиживал на этом корявом бревне, любуясь закатом над величественными и живописными горами, окружавшими зелёную поляну.

С той поры прошло не более двадцати лет, но старый пасечник умер, а в Чечню пришли новые люди и новые идеи.

Развал Союза подтолкнул чеченских лидеров к мысли о независимости, а новая московская власть, вначале, смотрела на это сквозь пальцы, лишь бы чеченцы поддержали их.

Ельцин сказал тогда знаменитую фразу: "Пусть каждый регион получит столько независимости, сколько сможет освоить".

Он, вообще, вначале не был уверен, что удастся развалить Союз и даже слетал в Америку, чтобы заручиться поддержкой Вашингтона.

А в России, в национальных республиках, искал союзников и задабривал местную клановую бюрократию разными, часто нелепыми и опасными обещаниями...

И новые вожди чеченской республики восприняли это, как разрешение к отделению от России. Сразу вспомнили старые обиды и унижения, нанесённые, как во времена усмирения Кавказа, так и в советские времена, когда Сталин и коммунисты железной рукой подавили стремление к независимости, а в конце войны, в наказание чеченцам, сотрудничавшим с гитлеровцами, выслали всех чеченцев из родных мест.

В масштабах Великой войны, эта операция была одной из сотен проведённых за эти страшные годы на просторах от Тихого океана, до Балтийского моря.

А для чеченцев, это была национальная катастрофа...

При Хрущёве чеченцев вернули, но многие, особенно молодые, затаили обиду...

И вот великий Советский Союз рухнул, и кое-кто посчитал, что настало время поквитаться обидами...

Появился и национальный герой, как и должно, было быть – военный, советский генерал, который и возглавил борьбу за независимость. И началась война, которая с той поры и не прекращалась...

Эльдар в те годы учился в Ростове, но как только Москва ввела войска в Грозный, он вернулся в Чечню и ушел в лес. Он по временам возвращался в родное село и жил там, а по временам, когда война обострялась, уходил к боевикам, хотя кровь и ненависть ему уже опостылели.

Но он не мог идти против своего народа, а точнее против призыва его вождей и потому, продолжал воевать, уже не понимая, зачем и почему гибнут люди с обеих сторон. Будь его воля – он бы устроился работать, женился бы и выстроив свой дом, зажил бы в нем на радость своей семье и людям.

Поэтому Эльдар, в отличие от Гамзало, смотрел на русских без ненависти, понимая, что тех тоже гонят на войну российские чиновники, часто зарабатывающие на этой кровавой бойне большие деньги...

Вот и сейчас он видел только стриженые головы молодых испуганных юношей и невольно содрогался от мысли, что эти, дрожащие от страха солдаты, будут скоро убиты, испытав перед смертью ужас бессмысленного и бесцельного уничтожения.

Самый старший из них, видимо контрактник, лежал неподвижно, но по напряжённой спине было заметно, что он тоже переживает приближающееся последнее испытание своей воли и чувств.

Эльдар вздохнул, достал сигарету и, чиркнув зажигалкой, закурил. Аромат дешевого табака распространился в воздухе. Сергей уловил этот аромат и, вздохнув, подумал: "Вот бы покурить, может быть в последний раз, в этой неудачной и всё-таки единственной и потому неповторимой жизни..."

С поляны окружённой густым лесом со всех стороны, открывался замечательный вид на горы покрытые зеленью до серых, почти отвесных скалистых вершин, которые невесомыми громадами нависали над речными долинами, словно мрачные облака, обретшие каменную массивность и твёрдость.

Чистый, прозрачный воздух создавал иллюзию легкой достижимости и близости этих гор и потому, казалось, что дойти до этих гор и этих прохладных, даже на вид снежников, можно необычайно просто.

Под порывами легкого ветерка, листва на буковых деревьях трепетала и шум леса то стихал, то разгорался вновь, предчувствуя хорошую погоду на долгое время...

Аромат окружающего лиственного леса, трав и цветов, растущих на луговине щекотал ноздри и заставлял дышать полной грудью.