Текст книги "Чудеса: Популярная энциклопедия. Том 1"

Автор книги: Владимир Мезенцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 46 страниц)

Загадки большие и малые

К рассказу о достижениях науки, о ее победах и неудачах можно подходить по-разному. Можно рассказать только о ее многочисленных победах, умалчивая о том, что развитие любой науки диалектично по самой своей сути, что это развитие необходимо, требует пересмотра, уточнения и даже отрицания многих и многих старых знаний, чтобы прийти к новым, более точным и более полным. А можно (и нужно!) не боясь упреков в неверии в силу познания, повествовать о научных поисках со всеми их противоречиями и сложностями. Это и есть, в отличии от религиозных и метафизических догм, наука в своем настоящем виде.

А для иллюстрации этих мыслей мне хочется привести небольшой отрывок из зарубежной научно-популярной брошюры «О чем рассказывают окаменелости» (переведенной на русский язык в 1964 году), в котором тот же вопрос – как и почему вымерли динозавры? – разъяснен весьма просто: «Удивителен мезозой! Сказочное время с волшебной природой и сказочными существами. Вода, земля и воздух кишмя кишели драконами и чудовищами. Их рык и топот столетия нарушали покой Земли, их кровью она обагрялась.

На суше и в морях было достаточно пищи; кроме того, эти самые большие представители животного царства почти не имели соперников. Их жизнь протекала в благоприятных условиях, существенно не изменявшихся в течение всего мезозоя.

Словом, ящеры чувствовали себя прекрасно. А потому не следует удивляться, что сохранились даже слабые особи. Условия жизни постепенно, но неуклонно изменялись и становились для них неблагоприятными, особенно для потомства. В результате мощных горообразовательных процессов в конце мезозоя возникли новые горные цепи, изменилось расположение континентов и морей, менялся климат. Для мезозойских ящеров настало тяжелое время. Они плохо переносили холод, так как температура их тела не была постоянной. С изменением климата постепенно исчезали громадные первобытные леса, а с ними и растительноядные животные, которыми питались хищники. Итак, сухость климата, холод, недостаток пищи и, наконец, разные болезни подрывали жизненные силы исполинских властелинов мезозоя. Ящеры были обречены на постепенное вымирание.

Жалко выглядел последний тиранозавр: он едва волочил свое мощное тело, кости болезненно раздражали недостаточно питаемые мышцы… Все пугались этого хищника и скрывались раньше, чем его кровавые глаза могли заметить жертву. Достаточно было тиранозавру попасть ногой в неглубокую ямку, заполненную илом, и его мощное тело склонилось на бок, как подрубленное дерево. Животное не нашло уже сил встать. Оно лежало долго, наполняя лес слабеющим рычанием. В смертельной судороге тиранозавр еще раз поднял голову, но она бессильно упала в сухую, затоптанную траву; король лесов издох». Как видите, можно встать и на такую, «облегченную» точку зрения и не брать под сомнение ничего из сказочного. Но сила познания именно в сомнении!

Ученым известны, например, отпечатки на древних морских осадках – глинистых сланцах – в виде правильных шестиугольных сеточек – ячеек с перегородками. Их так и называют «ископаемые сетки». Они похожи на пчелиные соты. Но что это такое? В середине прошлого века немецкие геологи впервые напали на редкостный след неизвестных ископаемых – он напоминал оттиск человеческой руки. Спустя время таинственные оттиски обнаружили в других местах в отложениях триасового периода – в США, Испании, ГДР. Триасовый период… Значит, незнакомцы жили около 180 миллионов лет назад. Но кто они? Ископаемых животных с такими конечностями палеонтологи до сих пор не знают. Высказано только предположение: хозяева таких «рук» – неизвестные науке небольшие ящеры с пятипалыми задними лапами, причем пятый палец значительно короче других и отставлен в сторону. Изучая отпечатки конечностей этих древних животных (а их так и назвали «руконогими»), ученые насчитывают уже более 30 их видов. Где, в каких отложениях будут найдены их кости?

Наша родословная

Цель моя – вызволить ум из цепких суеверий.

Лукреций

Откуда появился на земле человек разумный? – один из вопросов, на котором обнажаются противоречия непримиримых противников – науки и религии.

Многие века и тысячелетия загадка происхождения человечества решалась просто: это чудо. Более того, как одно из самых замечательных чудес, совершенных богами, ибо человек – «венец творения». Религиозные верования, сколь ни фантастичны они в своей основе, всегда и неизбежно отражают в себе конкретные условия жизни народа, его быт, обычаи, воззрения на природу и общество. Простой, наглядный пример: если у белых людей бог и его «угодники» изображались, естественно, белыми же, а представители ада – черными, то у негров мы видим обратное. Размышляя о происхождении людей, народы древности столь же естественно создавали в своем воображении картины, близкие к их жизни. Так, древние египтяне верили, что первых людей изготовил на гончарном круге бог Хнум. Подобная легенда была распространена и в Древнем Вавилоне. Почему? В жизни этих государств большую роль играли глиняные изделия. Из глины строили дома, изготовляли посуду. Вавилоняне на глиняных дощечках писали. В одной из таких «глиняных книг», сохранившейся до наших дней, ученые и нашли рассказ о том, как бог создал первого человека из глины.

Сказку о чудесном сотворении человека преподносят Библия и Коран. В Библии это – Адам, созданный из праха земного, и его жена Ева, столь же чудесным образом сотворенная из адамова ребра. Коран повествует, что после сотворения Земли и небес Аллах решил установить на Земле своего наместника, то есть человека. О том, как это произошло, сказано противоречиво. В одном месте говорится: «Мы ведь создали их (людей) из пристающей глины» (сура 31, аят 11-й). Но в другом об этом же сказано иначе: «Он сотворил человека из капли» (сура 16, аят 4-й). Не будем докапываться до причины столь неосмотрительного разночтения. Гораздо полезнее познакомиться с тем, что говорит о происхождении человека наука.

Ученым, конечно, давно было ясно, что человек на Земле появился не чудесным образом, а в результате очень длительного развития живой природы. Но одно это утверждение, без доказательств, имело, пожалуй, ту же цену, что и вера многих первобытных народов в то, что некоторые животные – их прямые родственники. На заре своей истории люди пытались сравнивать себя с животными. Об этом можно судить по мифам тех племен и народов, которые в силу различных условий отстали в своем развитии. Обитатели острова Борнео верили, например, что орангутанги были когда-то людьми. Но затем они перестали трудиться и разговаривать и в результате утратили человеческий облик.

Жители Таймырского полуострова думали, что животные совсем не отличаются от людей. Они считали волков и медведей превращенными людьми, приписывали им дар речи и мышление. В подтверждение того, будто медведь раньше был человеком, они говорили: «Разве ты не видел, как медведь похож на человека, когда с него снимут шкуру?» У якутов еще в XIX веке были распространены такие же убеждения. «Медведь, – говорили они, – умен, как человек, даже умнее: он все может, все знает и понимает, и если он не говорит, то только потому, что не хочет».

Там, где водились обезьяны, люди считали их своими предками. У одного малайского племени, обитавшего на полуострове Малакка в прошлом веке можно было услышать такой рассказ. Вначале в горных лесах жили обезьяны – белые гиббоны. Когда их потомство разрослось и пищи стало не хватать, обезьяны спустились в долины с мягким климатом, богатые плодами и фруктами. Здесь им жилось лучше – увеличился рост и вес обезьян. А когда они стали питаться хлебными злаками, изменилось их внутреннее строение (переродились внутренние органы, тело освободилось от волосяного покрова, укоротились руки и ноги). И, наконец, однажды утром обезьяны проснулись настоящими людьми.

Эта легенда любопытна тем, что далека от сказок о чудесном сотворении человека. Превращение обезьян в людей происходит под воздействием изменившихся условий жизни.

Еще более интересны взгляды материалистов древней Индии. По их учению, нашими далекими предками были обезьяны, обитавшие 18 миллионов лет назад на материке, объединявшем Индостан и Юго-Восточную Азию. Часть их потомков спустилась на равнины и заселила леса. В поисках пищи они переходили с места на место. Около четырех миллионов лет назад предки людей уже коллективно добывали пищу, стали селиться по берегам рек. Постепенно они становились все более похожими на людей и жили в полном довольстве, если не считать борьбы с чудовищами-дэвами. Справившись с дэвами, эти еще полулюди сильно размножались, им стало не хватать пищи. Начались столкновения, в результате которых они расселились на восток, юг и северо-запад. От тех, кто ушел на восток, произошли китайские народы, от ушедших на юг – чернокожие, а на северо-западе берет свое начало белая раса.

Уже приведенные примеры показывают, что люди с давних времен смутно догадывались о единстве человека и всего окружающего мира живой природы. Кстати, это единство, а вернее родство, подтверждается таким убедительным фактом: в начале своего развития человеческий зародыш почти не отличается от зародышей животных. Через 18–20 дней он несколько напоминает рыбу: видны щели, похожие на жабры, а конечности похожи на плавники. Немного позднее похож на земноводное животное – лягушку, а затем на пресмыкающееся животное – ящерицу. Спустя примерно полтора месяца ребенок в утробе матери становится похожим на обезьяну. И только в самом конце утробного развития он приобретает облик человека. Таким образом, в своем утробном развитии человек как бы проходит тот путь, который был пройден его предками в процессе эволюционного развития.

Известны факты, когда рождаются дети с наружным хвостом или полностью покрытые волосами. В средние века появление такого ребенка грозило смертельной опасностью для его матери. Религиозные фанатики объявляли эту женщину ведьмой и сжигали на костре вместе с ребенком. Между тем волосатость, как и появление хвоста у некоторых людей, объясняется просто. В науке это называется атавизмом, то есть возвратом к предкам.

Кто же они, эти предки?

Отвечает Дарвин

Ответ пришел из Англии после того, как Чарлз Дарвин издал в 1871 году свою знаменитую книгу «Происхождение человека и половой отбор». Наши далекие предки были древние человекообразные обезьяны, – писал великий естествоиспытатель, – дриопитеки, жившие в тропических лесах Европы и Азии несколько миллионов лет назад. Теперь они вымерли, но дали начало другим, более высокоразвитым обезьянам, от которых и начинается человеческий род.

К этому выводу Ч. Дарвин пришел на основании глубокого изучения развития животного мира. Конечно, обезьяны не сразу превратились в людей. Это был очень длительный процесс – полулюди, а уже затем – первые, древнейшие люди.

Еще знаменитый врач Древнего Рима Гален, изучая внутреннее строение обезьян, писал, что они «смешные копии людей». У всех человекообразных обезьян нет наружного хвоста. Строение их мозга очень сходно с человеческим. На конечностях, как и у человека, пять пальцев с плоскими ногтями, а во рту 32 зуба. Состав крови этих обезьян близок к составу крови человека. Есть много и других родственных признаков. Подсчитано, например, что шимпанзе имеет около 100 признаков, общих с человеком. Может ли быть случайным такое большое сходство между человекообразными обезьянами и человеком? Чтобы уверенно ответить на этот вопрос, было необходимо проделать тот огромный труд исследователя, который выполнил в прошлом веке Дарвин.

Для многих и многих вывод ученого был неслыханным оскорблением, более того – это было безмерным унижением самого человеческого достоинства. Мы – всего лишь обезьяньи потомки?

Да, именно так были восприняты «какие-то там писания» безбожного англичанина. Сколько брани было высказано в его адрес! Научная теория происхождения человека, которая ныне расценивается как подвиг ученого, впервые на огромном фактическом материале показавшего нашу родословную, была предана самому жестокому осмеянию.

Кардинал католической церкви Меннинг, громя эволюционное учение Дарвина, назвал его «скотской философией». Клерикалы и светские джентльмены просто не могли спокойно разговаривать на эту тему.

Великий ученый, очевидно, имея в виду своих идейных противников и всех, кого могла «оскорбить» и «унизить» даже сама мысль об отдаленном родстве людей и обезьян, в конце книги о происхождении человека написал: «Что до меня касается, то я бы скорее желал быть потомком храброй маленькой обезьянки, которая не побоялась броситься на страшного врага, чтобы спасти жизнь сторожа, или старого павиана, который, спустившись с горы, вынес с триумфом молодого товарища из стаи удивленных собак, чем быть потомком дикаря, который наслаждается мучениями своих неприятелей, приносит кровавые жертвы, убивает своих детей без всяких угрызений совести, обращается со своими женами, как с рабынями, предается грубейшим суевериям».

О братьях наших меньших

Хорошо сказал Дарвин! Но его слова не могут, конечно, найти сочувственный отклик у людей, которые верят библейским сказкам и с чувством оскорбленного достоинства относятся ко всяким разговорам об «обезьяньих» предках. Впрочем, в наше время даже богословы под давлением неопровержимых научных фактов говорят теперь больше о душе-носительнице «божьего начала» в человеке, чем о прямом акте творения человека богом. Возможно, вполне возможно, что человек произошел от обезьяны, соглашаются они с наукой, но первым человеком стала та обезьяна, которую «очеловечил» бог, дав ей бессмертную душу».

Как видите, это уже совсем другое, о чем мы еще поговорим дальше. Здесь же, чтобы закончить разговор о мнимом унижении человека родословной от обезьян, скажем о другом. Даже встав на точку зрения верующего человека, признавая возможность всех библейских чудес, у нас нет оснований к тому, чтобы воспринимать «обезьянье происхождение» человека как поношение религии. Разве не учит она тому, что все в мире – творения бога? Значит, все что существует в живой природе, несет в себе «божественное начало». Человек отличается от всех других существ лишь тем, что стоит на самом верху эволюционной лестницы. Наделанный, кроме всего прочего, разумам, он уже по этой причине должен размышлять о себе и окружающем. И вот стоит лишь нам начать размышлять, скажем, о том, что не существует в природе непереходимой границы между человеком и многими другими животными существами, что нельзя в своем величии отказывать этим существам и в сообразительности, и в чувстве признательности и во многих других столь понятных нам качествах, – не превратится ли ваша уверенность в своих убеждениях в сомнение?

Если так случится, вы уже выдержали экзамен на «человека разумного»! Хочется сказать даже больше. Научные наблюдения за человекообразными обезьянами подтверждают их многие, если хотите, чисто человеческие черты. Эти обезьяны очень сообразительны. У них хорошая память. Им свойственны радость и печаль, гнев и любопытство. Все это отражается у них на лице. Они смеются и плачут… Конечно же, все это не говорит о какой-то высокой степени интеллектуального развития наших дальних родственников, но, пожалуй, в упрек человеку разумному, стоит подчеркнуть, что при всем примитивизме мышления обезьян (как и других животных – собак и л&шадей, слонов и дельфинов) у нийа не наблюдается сознательной жестокости и столь обычной для некоторых двуногих черной неблагодарности к тому, кто сделал добро.

Дети как дети!

Да и так ли уж примитивно обезьянье сознание? Последние десятилетия обогатили нас многочисленными наблюдениями над их жизнью. Серьезные ученые, влюбленные в свое дело, отдают годы, изучая в непосредственной близости повседневное поведение горилл и шимпанзе, павианов и орангутангов. Интереснейшие эти наблюдения! Вот одно из таких свидетельств. Автор его – польская исследовательница Ханна Гуцвинская.

«Отправляясь в Голландию за гориллами, – пишет она, – я не много о них знала. Правда, я перечитала всю литературу, которую можно было достать, но психика этих животных мне была неизвестна. В письмах голландской торговой фирмы Г. ван де Бринк подчеркивалось, что гориллы на редкость впечатлительны, требуют заботы, чуткости и семейного тепла. Отсутствие материнской заботы вызывает у горилл ностальгию, а она бывает причиной серьезных заболеваний и даже смерти.

В огромном аэропорту Амстердама Схипхол меня ожидал представитель торговой фирмы. Встреча с гориллами произошла вечером того же дня. Их было шесть, все маленькие дети в возрасте 2–3 лет. Жили они в семье Якоби, члены которой сердечно опекали их и были искренне к ним привязаны. Здесь же в большой квартире вместе с людьми жил взрослый ручной шимпанзе и семилетняя самка орангутанга. Компанию дополняли несколько старых кошек, пять собак и молодой остронос. Все животные жили в полном согласии, не создавая в доме никакого беспорядка. Первая встреча с гориллами была полна неожиданностей. Животные, обнявшись, прижались друг к другу и блестящими глазами следили за каждым моим движением. Сначала малыши делали вид, что я их совершенно не интересую. У них было много игрушек – резиновые пищащие куклы, собачки, мячи. Они с удовольствием качались по очереди на большом пластмассовом коне, бегали по всей комнате.

Постепенно, убедившись, что я сижу спокойно, начали подходить и обнюхивать меня. Потом самый крупный самец, Вилли, стал как будто бы случайно меня задевать, а другие бросать мне игрушки. Когда подошло время кормежки, Вилли выпил из моих рук молочную смесь. Только после двухчасового знакомства малыши почувствовали ко мне некоторое доверие и даже стали тянуться ко мне руками, прося их поносить: малыши-гориллы это очень любят. И все же они продолжали вести себя со мной как с чужим человеком, которому, однако, доверяют.

Я выбрала себе пару гориллят – Вилли и Пупэ (Куколку). При более близком знакомстве оказалось, что у каждой из горилл свой характер. Вилли, по-мальчишески проказливый, способный даже к злым проделкам, оказался вместе с тем очень пугливым и впечатлительным. Если его журили, он тут же отходил в сторону и, забившись в уголок, с грустным выражением лица сосал палец или тихонько плакал.

Хотя Вилли физически гораздо сильнее, Куколка великолепно с ним управлялась. Часто даже задирала его, а потом, спасаясь, выделывала удивительные фортели. Вилли играл с ней осторожно, не злоупотребляя своими мощными зубами… Перелет из Амстердама до Варшавы был коротким. Через два часа я уже была дома среди своих. Вилли и Куколка тихо плакали в своем ящике. Когда мы выпустили горилл в теплой комнате, предоставленной нам администрацией Варшавского аэропорта, они сразу очутились у меня на руках, крепко прижались ко мне, а Вилли выплакал свой страшный испуг. В этот момент для них было важно одно: не потерять знакомого им человека, не остаться в одиночестве.

Во Вроцлаве они сразу поселились у нас в доме. Дорогу они перенесли прекрасно. Гораздо труднее шло их постепенное привыкание к новой обстановке. Первые ночи мне пришлось спать вместе с ними. Несколько раз за ночь они просыпались и проверяли, здесь ли я.

Обезьянки с любопытством знакомились с окружением, при этом все время озираясь, не ушла ли я. Через неделю энергия молодых животных взяла верх. Началась беготня по всей квартире. Гориллы любят всякие пищащие игрушки. Но когда мы купили им уточку, сразу начался конфликт с домашними собаками. Наш маленький крысолов, привыкший к тому, что все, что пищит, живое, а все живое окружено в нашем доме лаской и заботой, впал в истинное отчаяние, увидев пищащую уточку в зубах у Вилли. Теперь они целыми часами отбирают утку друг у друга.

Я заметила, что Вилли с каждым человеком играет по-разному. Со мной – деликатно, часто ласково гладит и приближает свое лицо к моему. С другими женщинами он тоже кроток, хотя и не так ласков. Он любит сидеть на коленях, любит, когда его гладят и ласкают. Тогда он жмурит глаза, обнимает того, у кого он сидит, и кажется очень счастлив. С мужем, которого явно считает существом более сильным, играет живо, используя «силовые» приемы.

Взобраться на руки к детям он не пытается, понимает, что им будет тяжело (Вилли весит 18 килограммов). Не доверяет людям с темными лицами и волосами. Одна знакомая, напевая ритмическую песенку, научила его хлопать в ладоши. Теперь, увидев ее, он сразу вспоминает ту игру. Бегая и прыгая на мягких матрацах, он также ударяет в ладоши.

Хотя он превосходит свою подружку силой и ростом, он гораздо трусливее ее. Его повергла в ужас скачущая резиновая лягушка с белыми, ярко намалеванными глазами. Он не просто боялся ее, он ею брезговал. Часто он смотрел на нее издали с приоткрытым ртом; если она неожиданно попадалась ему на глаза, он быстро отворачивался или прикрывал глаза рукой.

Куколка же быстро распознала, что лягушка неживая. Тщательно изучив игрушку, она вскоре начала пугать ею Вилли. Только через месяц Вилли перестал бояться страшной игрушки. Однажды я смазала ступни и руки Вилли кремом, запах которого ему ужасно не понравился. Теперь достаточно издали показать ему тюбик с кремом, и на его лице появляется гримаса отвращения. Ну и, конечно, он больше никогда не позволяет себя смазывать. Вилли не любит грязных рук и всегда протягивает их мне с тем, чтобы я их вымыла и вытерла тряпочкой. К каждой новой игре, придуманной нами, он сначала приглядывается, а потом уже принимает в ней участие. Не любит игр, во время которых я хожу или бегаю. С другими играет в догонялки. Если считает, что мне грозит опасность, кидается защищать меня, преодолевая страх. И тогда уж идут в ход и его мощные зубы. Как-то один знакомый, шутя, стал тянуть одеяло, на котором я сидела вместе с Вилли. Быстро подскочил к знакомому, укусил его за ногу и, вернувшись, испуганно ко мне прижался. У двухлетней Куколки, которая на год моложе Вилли, личико веселое, всегда смеющееся. Ее детские глаза смотрят доверчиво. Она быстро проникается доверием ко всякому новому лицу и тянется к нему ручками. Очень любит, чтобы, ее носили на руках, прижимали к себе. Игры у нее более спокойные. Она любит стучать погремушкой. Катая мячик, шлепает по нему руками; встает на ножки и пробует бить в ладоши, как Вилли.

Прекрасный аппетит заставляет ее часто прерывать игры, чтобы что-нибудь перекусить. Вилли полагает, что то, что она ест, лучше того, чем кормят его. Куколка отдает ему лакомства без сопротивления, а порой сама его кормит. Иногда она угощает и меня и при этом внимательно смотрит, ем ли я.

Гориллы ласковы и уравновешенны. Только иногда в присутствии гостей – опять-таки как дети! – «расходятся» и становятся непослушными. В отличие от других обезьян, влезая на клетку или на окно, горилла делает это очень осторожно, а спрыгивает только в том случае, если человек протягивает ей руку, считая, что теперь он ее охраняет и должен заботиться, чтобы она не ушла. Она никогда не дергает за волосы и не хватает неожиданно человека за нос или за ухо, как другие обезьяны.

Мои питомцы уже понимают некоторые слова. Особенно реагируют на такие слова, как «уходи», «оставь», «не двигайся». Конечно, большое значение имеет здесь тон, которым они произносятся. Повседневно живя с нами, гориллы все время дают нам материал для новых психологических наблюдений».