Текст книги "Всё про наш класс. Наташины рассказы"

Автор книги: Владимир Добряков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Три литра молока

Вчера Валя Кулькова попросила меня, чтобы сегодня утром я пошла с ней в магазин – она хотела выбрать и купить своей маме подарок.

– 8 Марта ещё не скоро, – объяснила Валя, – но лучше сейчас купить. А то народу потом будет очень много, и какую-нибудь хорошую вещь не достанешь. О подарках надо заботиться заранее. Моя мама всегда так говорит.

Я согласилась пойти. 8 Марта и в самом деле ещё не скоро, а вот день Советской Армии – уже недалеко. «Куплю, – решила я, – подарок Андрюше. Он же – будущий воин. Конечно, и всех других мальчиков нашего класса мы поздравим с их праздником и что-нибудь подарим. Но Андрюшу я должна поздравить особо. Он ведь мой защитник».

У меня был рубль. В книжке лежал. Я его давно хранила, на всякий случай. И вот – как раз такой случай.

С Валей мы условились встретиться у почты, в одиннадцать часов. Раньше я не могла – в музыкальную школу ходила, у нас сегодня было занятие по сольфеджио.

Взяла я свой рубль и вышла из дома. Иду и радуюсь: дорога жёлтым песочком посыпана, не скользко, мы посыпали!

У почты меня поджидала Валя. Она, видно, давно уже пришла. Замёрзла на ветру, пританцовывала в своих красных сапожках.

– Мы же в одиннадцать условились, – сказала я. – Сейчас – ровно одиннадцать.

– Я знаю, – ответила Валя. – Просто мне очень хотелось скорее в магазин.

– Нравится? – спросила я и с гордостью показала на жёлтую дорожку песка позади нас.

– Что нравится? – не поняла Валя.

– Песок. Это мы сами вчера посыпали вечером. Как раз до почты. И сегодня будем посыпать.

Я думала, Валя удивится. А она не удивилась. Вообще ничего не сказала про песок. Она опять стала говорить о том, как ей лучше израсходовать свои 22 рубля 40 копеек.

– Денег у мамы я больше не беру, – сообщила Валя.

Теперь я промолчала. Подумаешь, заслуга! Есть чем гордиться!

Мы ещё прошли немного и свернули на другую улицу, где стоит этот магазин. Ты, папа, знаешь его – длинный, с широкими витринами, а по вечерам надпись зеленым и красным светится: «Галантерея. Ткани. Одежда».

А перед этим магазином – ещё один, молочный. Мы в этот магазин не ходим, у нас ближе есть. И вот выходит из молочного магазина мальчик, наверное, в первом классе учится, ну, может быть, как и я, – во втором. Только он худенький и небольшого роста.

Мальчик нёс бидон. И ничего бы, конечно, не случилось, если бы не выехала из-за угла машина. А мальчику надо было улицу переходить. Машина хотя и неблизко ещё была, а мальчик поспешил. Перебежал улицу и в нескольких шагах от нас шлёпнулся на скользком месте. Бидон у него из руки вырвался, и все молоко на тротуар вылилось.

И никто почему-то мальчика не пожалел. А высокий дядька в меховой кепке даже обругал его:

– Разиня! И как такому доверяют родители!

Ещё парень шёл. Он засмеялся:

– Поливай его, поливай! Молочный каток будет!

Поднял мальчик пустой бидон, крышку и стоит, на белую лужу смотрит. А из глаз слёзы капают, капают.

– Ну, чего ты плачешь? – сказала я. – Ты же не виноват, что поскользнулся. Даже взрослые падают. Ещё и руки ломают, ноги. Скажи своей маме…

Тут мальчик ещё сильнее заплакал.

– Она… б-бить м-меня б-бу-удет…

Я сначала даже слов не разобрала.

– Бить?.. Кто тебя будет бить?

– М-м-мама.

– Мама?! – не поверила я. – Разве твоя мама тебя бьёт?.. А ну, идём к тебе домой. Я твоей маме сама расскажу, если она тебе не верит.

Но мальчик не хотел идти. Упёрся и пуще прежнего плачет.

– Может быть, пойдём уже? – потянула меня за рукав Валя. – Что время терять? Видишь, какой он упрямый.

– Обожди, – сказала я и снова обратилась к мальчику: – И долго ты так будешь стоять и плакать?

– Не… з-знаю…

Тогда я обернулась к Вале и сказала:

– Идём купим ему молока, и никто не станет его ругать и бить.

Валя неохотно пожала плечами и вздохнула:

– Как хочешь… Идём.

Я взяла мальчика за руку, и мы отправилась в молочный магазин.

Магазин был совсем небольшой, даже без кассы.

– Тебя как звать? – спросила я мальчика. Он уже немного успокоился, и перестал плакать.

– Женя.

– Сколько у тебя в бидоне было молока?

– Три литра.

– Так… – сказала я и быстро сосчитала: – 24 копейки умножить на три – будет 72 копейки. Правильно, Женя?

– Правильно. И мама дала мне 72 копейки.

Я вспомнила, что собиралась на свой рубль купить подарок Андрюше ко дню Армии. Три литра… Почти все деньги надо израсходовать… Я взглянула на Валю, но она почему-то сразу опустила глаза и покраснела. «Неужели нисколько не даст? – подумала я. – Ведь у неё такая куча денег!»

Очередь наша подходила всё ближе и ближе. Наконец я поставила на прилавок бидон, и продавщица в белом переднике спросила:

– Тебе сколько, девочка?

– Три литра, – ответила я и снова взглянула на Валю. Она стояла рядом, но смотрела в другую сторону.

Я достала свой рубль и протянула продавщице. Она отсчитала мне двадцать восемь копеек сдачи и сказала:

– Следующий…

Мы вышли из магазина, и я передала бидон Жене.

– Иди, Женя, – сказала я тихо. Он улыбнулся впервые:

– Спасибо.

Мы с Валей не смотрели друг на друга. Я поняла, что дальше так не могу, – к глазам у меня почему-то сами собой подступали слёзы, и я сказала:

– Извини меня, Валя, но мы столько потеряли времени из-за этого молока, что я в магазин с тобой не пойду… Мне надо еще заниматься по музыке.

Я не стала ждать, что ответит Валя. Мне надо было сразу же уйти, потому что я могла разреветься при ней. А я этого больше всего боялась.

Насчёт музыки я Вале неправду сказала – вовсе и не собиралась заниматься перед школой музыкой.

А заплакать я так и не заплакала. Всё-таки пересилила себя. А когда подходила к дому, даже улыбаться стала. Это я вспомнила Женю и подумала: как он, наверное, обрадовался, что его строгая мама ни о чём не узнает.

Воробей – серый хвостик

Дежурной по классу сегодня была Рита. Она тряпку намочила, вытерла чисто доску и ходила такая довольная, что всё у неё в порядке.

И ещё я заметила: она как-то особенно, таинственно поглядывала на Валеру с первой парты. Она даже сказала ему:

– Да-да, Валерочка, видела, что у тебя в портфеле, видела!

Когда вошла Нина Ивановна, Рита доложила, сколько учеников присутствует в классе и кого нет.

– Хорошо, садись, – кивнула ей Нина Ивановна.

А Рита не уходит, не садится – на Валеру хитровато так глаза косит. Не знает, сказать или не сказать. И всё же не смогла утерпеть:

– Нина Ивановна, а я видела у Шитикова рогатку в портфеле. Он птиц стреляет…

У Нины Ивановны на лбу две морщинки показались. Она сердито посмотрела на Риту.

– Это хорошо, Рита, что ты не боишься при всех сказать о товарище правду, но послушай себя, каким тоном ты сообщаешь. Будто ябедничаешь. А я предупреждала: ябед и сплетников не терплю. Садись, пожалуйста.

Мне казалось, что учительнице надо бы и Валеру поругать: куда это годится – в школу ходить с рогаткой! И вообще, зачем ему рогатка, он же не хулиган. Только Нина Ивановна ничего Валере почему-то не сказала, а сразу начала спрашивать задачку, которую задавала на дом.

На переменке Валера подскочил к Рите и показал ей язык.

– Ага, кому попало, кому! И сколько хочешь говори – я не боюсь, не боюсь!..

На втором уроке у нас по расписанию – письмо.

Я вынула учебник и тетрадку с домашней работой. Но учительница почему-то не стала смотреть наши тетрадки. Она подошла к окну, постояла там немного, поглядела на улицу и всё о чём-то думала. Я всегда вижу, когда она думает: глаза у неё в эти минуты чуть прищурены, а губы крепко сжаты.

И вдруг Нина Ивановна повернулась к нам и начала рассказывать:

– Стоял холодный зимний день. После долгой метели земля, будто периной, укрылась толстым снежным покровом. Выглянуло солнце, и мороз усилился. Посвистывал ветер. Ветер врывался в рукава пальто, залезал под воротник, хватал за кончики ушей и за нос. Но людям мороз был не страшен. Они выскакивали из теплых троллейбусов и трамваев и скрывались в подъездах больших домов, где в каждой квартире было светло, тихо, уютно и жаром полыхали батареи отопления.

Морозный ветер ничего с домами поделать не мог и со свистом летел дальше, высматривая, на кого бы ему напасть. Людей не испугать, у кошек и собак – густая шерсть, да и не найдёшь их на улице. В квартирах полёживают или в крепких собачьих будках. Певчие птицы улетели в далёкие жаркие страны.

Летел ветер и не знал, кого обидеть. Глядь – воробышек – серый хвостик сидит на ветке дерева. Сжался, бедняга, дрожит. «Вот кому от меня достанется!» – обрадовался ветер и давай под каждое воробьиное перышко забираться, последнее тепло из птичьего тельца выдувать.

А воробей – серый хвостик вспоминал лето, своих взрослых теперь детишек и верную свою подругу-воробьиху. Дети куда-то давно разлетелись, а воробьиху на днях сцапал рыжий кот и даже перышек не оставил.

«Ничего, – думает воробей, – всё равно морозу и ветру не одолеть меня. Придёт время – кончатся холода, утихнут злые ветры, пригреет солнце, зелёная травка выглянет, и заживу я опять весело и сытно. Новую семью заведу… Ничего, как-нибудь перезимую, не в первый раз. Только бы рыжему коту в когти не угодить…»

Сидит так воробей – серый хвостик, мечтает о лете, глаза прикрыл и не видит, как в это самое время к дереву крадётся мальчик с рогаткой в руке. Заложил мальчик в рогатку камень, натянул резину и…

Нина Ивановна замолчала. И мы все молчим, не шелохнёмся, ждём.

– Ну, а дальше? – тихо спросил кто-то.

– А дальше сами придумайте. Берите тетради, ручки и пишите продолжение этой истории. А какая она будет, зависит от вас. То ли печальная, то ли радостная. Пишите. Времени ещё много.

Мне до того жалко было воробья, что плакать хотелось. А тут ещё этот злой мальчишка с рогаткой! И я так написала дальше:

«Только хотел мальчишка выстрелить – как сзади хвать кто-то его рогатку! Это милиционер! «Идём, – говорит, – в милицию, хулиган этакий!» И отвёл его туда. А потом во двор вышла девочка и насыпала возле дерева пшена. Воробей пшено поклевал, и ему стало уже не так холодно. Девочка ему каждый день бросала пшено и крошки хлеба. Воробей привык к девочке и стал даже залетать в форточку её комнаты. Посидит немного, пощебечет, погреется и опять улетит. Так благополучно и дождался он весны. А потом подружился с воробьихой, и стали они растить маленьких птенчиков».

Наверное, все написали со счастливым концом. Кому же хочется, чтобы воробей – серый хвостик ни за что ни про что погиб!

Я думаю, что и Валера так написал. Нина Ивановна, когда собирала тетрадки, подошла к Валере и спросила:

– Закончил?

Он вздохнул и подал ей свою тетрадку.

Нина Ивановна взяла тетрадку, прочитала, что он там написал про воробья и мальчишку, и улыбнулась.

– Молодец, – сказала она. И добавила: – А больше ты ничего не хочешь мне сказать?

Валера посидел, подумал, снова вздохнул. Потом достал из портфеля рогатку и отдал её учительнице.

Вот какая у нас Нина Ивановна! И не ругала нисколько Валеру, а он всё понял.

Удивительные уши

Сегодня мы весь день шевелили ушами. Вернее, не шевелили, а только учились. Шевелил ушами Слава.

Слава у нас всегда какой-то тихий и незаметный. Сидит на предпоследней парте третьего ряда. Но это всё равно как последняя парта. Потому что на самой последней парте вообще никто не сидит. Там вешалка рядом, и под той партой всегда полно калош, сапог и ботинок.

Учится Слава средне, двоек не получает, не балуется.

И вот сегодня, сразу, в один день, Слава сделался знаменитым!

Когда начался второй урок и мы уже раскрыли тетрадки по письму, Гоша вдруг оглянулся на Славу и чуть не прыснул от смеха. Я сердито посмотрела на Гошу, а ему всё разно смешно почему-то. Тогда я поставила на его половину парты свой кулак, чтобы он успокоился. Но и кулак не помог. Тут и Нина Ивановна обратила внимание на Гошу.

– Тебе отчего, Белоусов, так весело? Цирк вспомнил?

– Нет, не цирк. – И Гоша снова засмеялся. – Сейчас Слава на переменке ушами шевелил.

– Это, конечно, редкий талант, – шутливо сказала учительница. – Но если бы ты сообщил, что Слава выучил все грамматические правила, тогда бы и мы вместе с тобой порадовались за него.

– Да, – возразил Гоша, – знаете, как интересно уши шевелятся.

Тут уж все обернулись и стали смотреть на бедного Славу, который сидел весь красный от смущения, и на его уши. Нина Ивановна хлопнула рукой по столу. Я знаю: это она сердится.

– Перестаньте рассматривать его! Фокусы со своими удивительными ушами Слава будет показывать во время перемены… Продолжаем работать…

Когда кончился урок, мы окружили Славу и стали просить, чтобы он показал, как шевелятся уши. Сначала он никак не хотел показывать – очень смущался, а потом всё-таки показал.

Уши у него и в самом деле почему-то могли двигаться. Лицо оставалось неподвижным, а уши чуть приподнимались и даже немного расходились в стороны.

Все, кто окружил Славу, принялись тотчас и сами пробовать двигать ушами. Только ничего из этого ни у кого не получалось.

– Ты хоть расскажи, как надо ими шевелить? – просили Славу.

Но Слава не мог толком объяснить.

– Я захочу – они и шевелятся, – повторял он.

Когда в коридоре собирается толпа, это ведь всем интересно. Скоро о Славиных ушах знали и вторые и третьи классы. Оказалось, что у какого-то мальчишки из третьего класса тоже двигаются уши, но всё равно главным ушным чемпионом остался Слава. У него уши сильней шевелятся.

Теперь, наверно, вся школа будет учиться шевелить ушами, пока не надоест. Тут уж ничего не поделаешь. Конечно, занятие не очень умное; Витя Зайцев правильно сказал: «Для такой науки надо не Славу учителем назначить, а самого обыкновенного осла».

Витя это здорово сказал, и все ребята смеялись. Только мне не очень понравилось, каким тоном сказал он это. Какой-то очень неприятный тон. Обидный. Особенно для Славы. А чем он виноват, если у него уши такие – шевелящиеся?

Шустрик

Урок математики начался с приключения. Стала учительница проверять таблицу умножения. Вызвала Петю.

– Скажи нам таблицу умножения на 6.

Петя ещё рта не успел раскрыть – впереди кто-то как запищит: «Пи-и! Пи-и!».

– Это что такое? – строго спросила Нина Ивановна. – Кто шалит?

С первой парты поднялась Таня Михалёва. Голову она опустила и жалобным, прямо каким-то несчастным голосом сказала:

– Это я…

– Ты?! – Нина Ивановна очень удивилась. Она никогда не делала Тане замечаний. И потом голос у Тани совсем другой. Как же она может так пищать? И зачем? – Это, действительно ты пищала? – повторила Нина Ивановна.

– Я… То есть не я, а моя свинка… – Таня окончательно смутилась и стала вытирать под очками глаза.

– Зачем же плакать? – сказала Нина Ивановна и пошутила: – Плакать должен твой поросёнок. За нарушение дисциплины мы его сейчас поставим в угол.

А мы ну ничего-ничего не понимаем. Нам и смешно, и скорей узнать хочется, что за поросёнок у Тани.

– Где же твоя свинка? – Нина Ивановна подошла к Тане.

Таня вытащила из парты свой жёлтый портфель и расстегнула его.

– Вот.

Нина Ивановна заглянула в портфель и заулыбалась.

– Ах какая симпатичная! Прелесть!

Тут самые нетерпеливые уже ничего не могли с собой поделать и выскочили из-за парт. Но учительница сразу же велела всем сесть на места.

– Спокойно, ребята. У Тани – морская свинка. А как её зовут и зачем Таня принесла её в школу – она сейчас саманам расскажет. Выйди, Таня, к столу, покажи ребятам свинку и рассказывай.

Таня достала из портфеля маленькую, в рыжих и белых пятнах, морскую свинку и показала её всем.

– Её зовут Шустрик, – сказала Таня. – Она родилась три недели назад. А ещё у неё есть сестрёнка Белушка. Шустрика я обещала отдать одной знакомой девочке из пятого класса, но её в школе сегодня почему-то нет. И я не знаю теперь, что мне делать. Шустрик очень беспокойный и будет всё время пищать. Да ещё без мамы. У него ведь мама есть и папа. Ляпа и Тяпа их зовут. Они уже пять месяцев живут у нас дома.

– Ну, теперь всё ясно, – сказала Нина Ивановна и посмотрела на часы. – Твой милый Шустрик отнял у нас четыре минуты… Ладно, потратим ещё четыре. Пройди, Таня, по рядам, пусть все ребята увидят Шустрика поближе, а кто захочет, может даже погладить его. А потом отнесёшь малыша домой, к маме Ляпе. И снова вернёшься в школу.

Этот Шустрик и правда был очень симпатичный. Ушки розовые, вокруг одного глаза шерсть белая, вокруг другого – рыжая. А сами глазки чёрные и круглые, будто шарики. А шёрсточка такая мягкая! Я тоже погладила его. И все ребята гладили. Никто не боялся. Да его и бояться нечего. Сидит у Тани в ладонях, притих. Сам-то он, наверно, испугался. Ещё бы, столько рук незнакомых.

И почти все у Тани просили, чтобы она отдала Шустрика им, а не какой-то девочке из пятого класса. И хотя Таня сразу объяснила, что не может отдать, раз обещала той девочке, ребята всё равно просили.

– А не замёрзнет он у тебя в портфеле? – спросила Нина Ивановна.

– Не замёрзнет, – весело ответила Таня. – Я же в портфель положила ваты и газету.

Наконец все посмотрели и погладили Шустрика. Таня посадила его в портфель и прошла в конец классной комнаты, к вешалке, чтобы надеть пальто, шапку и сапоги.

– Таня, – сказала Нина Ивановна, – я думаю, что все ребята с удовольствием послушали бы рассказ о твоих морских свинках. Подготовь, пожалуйста, к следующему классному часу доклад о них.

– Доклад? – Таня даже перестала одеваться. – А как готовить доклад? Я не умею.

– Не пугайся. Это не трудно. Подумай, вспомни и на листочке напиши, о чём будешь говорить. Например, так: питание свинок, их сон, привычки, где у тебя они живут, дерутся или ведут себя мирно, смешные случаи…

– Ой, – засмеялась Таня, – случаев было много!.. А листок обязательно нужен?

– Лучше, когда он есть. А то можно что-то забыть.

– Хорошо, Нина Ивановна, я всё-всё вспомню и расскажу. – Таня взяла портфель и быстренько вышла из класса.

– Ну, Петя, – сказала учительница, – я не забыла о тебе. Давай-ка, дружок, вспомним таблицу умножения на 6…

Вредительница

Ну почему бывают такие вредные люди, несправедливые? К ним – по-хорошему, без всякого зла, а они сердятся и вредят.

Ира Матвеева читала на переменке книжку. Читает, а сама ест бутерброд с колбасой, и пальцы у неё масленые, даже блестят.

Я увидела, и мне стало неприятно – ведь книжка от этого портится.

Ну и что, разве я должна была промолчать? Пройти мимо, будто ничего не вижу?

Я и сказала Ире в шутку, что книжка на неё может обидеться.

– Почему? – не поняла Ира.

– Потому что книжки не любят масленых пальцев.

Что тут было обидного? Я же не сказала: «Ах, как тебе не стыдно пачкать жирными пальцами книгу!» Я нарочно шутливо сказала, чтобы Ира не обиделась. А она почему-то обиделась.

– Как хочу, так и читаю. И не твоё дело!

Тогда и мне сделалось обидно. Ведь она несправедливо сказала. Но я всё-таки сдержалась, не захотела ей грубить. Я так сказала:

– Я бы на твоём месте пошла в умывальник и вымыла руки. А потом бы стала читать.

Ира глаза под своей коротенькой чёлочкой прищурила и говорит:

– А может быть, я специально её пачкаю. Она библиотечная.

– Интересно, – сказала я. – Значит, если книга из библиотеки, то её надо пачкать?

– Надо. – Ира тряхнула своей чёлочкой.

– А свою не надо?

– Свою не надо.

– По-моему, наоборот, – сказала я. – Свою книжку испачкаешь – не беда. А библиотечную нельзя пачкать: её много людей должны прочитать.

– Потому и надо пачкать! – упрямо сказала Ира.

Теперь уж я ничего не понимала.

– Эх, а ещё книжек много прочитала! Догадаться не можешь. Моя сестра Лена в десятом классе учится. Она мне так говорит: «Хочешь интересную книжку выбрать – ищи на полке самую грязную и потрёпанную».

– У тебя винегрет в голове, – засмеялась я. – Конечно, интересные книжки – потрёпанные. Скорей грязнятся. Но зачем же их специально пачкать?

– Затем, чтобы её сразу нашли на полке. Эта книжка интересная. – Ира вытерла масленый палец о книжку и повернулась ко мне спиной. – И не мешай читать!

Я потом никак не могла понять: Ира в самом деле такая вредительница и считает, что надо пачкать библиотечные книжки, или нарочно это говорила – позлить меня?

После урока, когда ещё никто не встал с места, я подняла руку и спросила учительницу:

– Нина Ивановна, как вы считаете, какую книгу надо больше беречь – свою или библиотечную?

Нина Ивановна с удивлением посмотрела на меня.

– Странный вопрос – любую книгу надо беречь… Хотя, безусловно, у книги из библиотеки – жизнь более трудная. Её берут в руки сотни, иногда тысячи людей. И поэтому каждый читатель должен стараться, чтобы она жила как можно дольше. А значит, и относиться к библиотечной книге надо очень бережно… Но почему, Наташа, ты задала этот вопрос?

Я, конечно, не стала выдавать Иру. Я ничего не сказала о нашем споре с ней.

– Так, – ответила я. – Мне просто интересно было узнать.

Когда мы одевались, я заметила, как Ира сердито, прямо зло так несколько раз взглянула на меня. А на улице она оставила за углом свою подружку Любу и быстро догнала меня.

– Всё выставляешься! Учишь! – прошипела Ира. – Как же, отличница, любимчик! А ты просто ябеда! – И она побежала обратно к Любе.

Лучше бы она ударила! Ябедой обозвать! Я хоть одно слово про неё сказала? И откуда она взяла, что я – любимчик? Нина Ивановна ко всем одинаково относится.

Нет, просто Ира завидует и потому злится.

И всё же мне так было обидно! Я даже не заметила, что иду по улице и плачу. Все щёки были мокрые от слёз. Как у настоящей плаксы.