Текст книги "Японцы (этнопсихологические очерки)"

Автор книги: Владимир Пронников

Соавторы: Иван Ладанов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 28 страниц)

Бусидо – это не только историческое прошлое японского народа; в значительной, точно не вычисляемой мере – это его настоящее. Бусидо способно поднять массы на самые невероятные дела «во имя нации». Об этом нам напоминает драматическая история камикадзэ.

Во второй половине XII в. Япония оказалась перед угрозой нашествия монголов. Внук Чингисхана Хубилай дважды (в 1274 и 1281 гг.) с армадой кораблей подходил к берегам Японии, пытаясь покорить ее. Обе экспедиции оказались неудачными: сильнейшие тайфуны, возникшие во время высадки захватчиков на Японские острова, уничтожили большинство кораблей. Японские историки назвали эти тайфуны «камикадзэ», что значит «божественный ветер», давая понять, что это – божественная помощь японскому пароду.

В конце второй мировой войны, когда Япония терпела поражение, японское командование именем камикадзэ назвало молодых людей-смертников, с помощью которых намеревалось переломить ход войны. Сначала это были пилоты – охотники за американскими авианосцами, а потом «люди-лодки», «люди-мины», «люди-танки» и т. д. К концу войны в японских вооруженных силах действовали сотни подобного рода отрядов, некоторые имели в своем составе тысячу и более бойцов.

Основателем первых отрядов камикадзэ и их идейным вдохновителем был адмирал Ониси, который осенью 1944 г. на Филиппинах сформировал эскадрилью «камикадзэ», состоящую из четырех подразделений, которым дали имена, заимствованные из поэмы средневекового самурая Норинага Мотоори – поэта периода Токугава. Адмирал Ониси уверял, что любой боец из этих отрядов представлял себя «богом без земных желаний» [201, с. 211].

Камикадзэ-пилоты должны были таранить «Летающие крепости» (американские бомбардировщики Б-47), авианосцы или другие крупные цели. «Люди-лодки» обучались направлять оснащенную торпеду на атакующий корабль противника. «Люди-мины», облачась в водолазный костюм и будучи вооружены шестами, на конце которых укреплялись мощные заряды, готовились к встрече десантных судов противника. Таким же путем «люди-мины» обучались поражать танки наступающих. В сухопутной армии имелись «люди-пулеметы», «люди-снаряды» и т. д.

Возникновение отрядов камикадзэ в Японии, конечно, не было случайностью. Своим появлением они обязаны морально-этической системе бусидо. В основу подготовки была положена идея готовности умереть за Японию, за императора. В тех отрядах, где это было возможным, непременным атрибутом камикадзэ был самурайский меч. Камикадзэ повязывали голову белыми повязками хатимаки, точно такими, которыми обвязывались перед боем самураи.

Японская военщина была уверена в том, что кодекс бусидо достаточно хорошо удобрил почву для внедрения в сознание японской молодежи идеи самопожертвования и что трудностей с поиском добровольцев не будет. Нужно сказать, что такая уверенность военных получила подтверждение на практике. Японские юноши слетались в отряды камикадзэ, как бабочки на огонь.

К. Симонов, посетивший Японию в 1946 г., провел несколько бесед с бывшими камикадзэ, стараясь понять мотивы поведения этих людей, в большинстве своем добровольно решившихся пожертвовать собой. Многие камикадзэ, установил К. Симонов, считалп, что их поведение диктовалось не покорностью судьбе, а верой в идеалы, интересами служения государству [155, с. 224].

В письмах к родным и близким молодые люди, которых ожидала неминуемая смерть, с восторгом сообщали о своем намерении отдать жизнь за Японию, за императора. Так, двадцатилетний мичман Тэруо Ямагути писал родителям: «Не плачьте по мне. Хотя тело мое превратится в прах, мой дух вернется в родные края, и я навсегда останусь с вами, моими друзьями и соседями. Я молюсь за ваше счастье». Другой камикадзэ, двадцатидвухлетний мичман Итиро Хаяси, в письме утешал свою мать: «Дорогая мама, пожалуйста, не тоскуй по мне. Какое счастье погибнуть в бою! Мне посчастливилось получить возможность умереть за Японию… До свидания, дорогая. Проси Небо принять меня к себе. Я буду очень опечален, если Небо отвернется от меня. Молись за меня, мама!» [201, с. 204-205].

В целом в отрядах камикадзэ царил националистический угар. Молодые люди с самурайскими повязками на головах, не раздумывая, шли на смерть. Четко выполнивших задание, т. е. нанесших урон врагу, всячески прославляли, причисляли к божествам. Погибшие становились примером, им старались подражать, создавался культ погибших – повсюду красовались их портреты.

Дух бусидо, воплощенный в театрализованной процедуре харакири, в массовом самопожертвовании, и сейчас, пусть не всегда в открытую, продолжает культивироваться в некоторых кругах современной Японии.

Глава III. Дзэн в жизни японца

Обычно слово «дзэн» ассоциируется у нас с дзэн-буддизмом. Но к трем основным сектам дзэн-буддизма в Японии – Сото, Риндзай, Обаку принадлежит примерно 10% населения страны. Влияние же мировоззрения дзэн распространяется на значительную часть японцев.

В структуре дзэн нужно видеть и религиозную основу, и философию жизни, и социально-психологические наслоения, связанные с различными сторонами жизнедеятельности людей. В последнем случае следует говорить о доктрине дзэн как образе жизни японцев. Религиозные идеи иногда отступают на задний план, уступая место определенным стереотипам поведения и мышления.

Современная доктрина дзэн, пронизавшая многие стороны японской действительности, имеет лишь отдаленное сходство с классическим буддизмом. Само же содержание, сущность дзэн – порождение японской цивилизации. Идеи дзэн так глубоко вошли в привычки и чувства японского народа, что присутствие их не осознается, а принимается как само собой разумеющееся. В послевоенное время учение дзэн близко соприкоснулось с социологией, психиатрией, прикладной психологией.

1. О сущности дзэн

Японское слово дзэн восходит к санскритскому дхьана (самоуглубление, медитация, сосредоточение), транскрибированному на китайский язык как чань и впоследствии принявшему свою форму дзэн в соответствии с фонетическими законами японского, языка. Считается, что буддийское течение чань было основано в Китае двадцать восьмым патриархом Бодхидхармой, прибывшим в 520 г. в Кантон. В работах некоторых исследователей буддизма опровергается связь этого течения в Китае с Бодхидхармой. В них утверждается, что этот патриарх жил не ранее IX в., когда чань в Китае уже пустил глубокие корни, включая в себя догматы буддизма и даосизма.

Японцы утверждают, что дзэн является подлинно японской разновидностью буддизма. И в этом нельзя с пими не согласиться. Несмотря на то что направление дзэн-буддизма было заимствовано, китайского, или классически буддийского, в нем осталось очень мало. Содержательная часть дзэн поистине японская.

Распространение дзэн-буддизма в Японии связано с деятельностью двух лиц – это Эйсай и Догэн. Первый начал свою религиозную деятельность в монастыре на склонах горной вершины Хиэй. Он дважды ездил в Китай для самосовершенствования и в 1191 г. вернулся оттуда с титулом «наставника дзэн», возглавив школу Риндзай. Данный титул укрепил его авторитет, и это позволило ему начать интенсивное внедрение дзэн среди различных слоев населения. Именно в этот период Эйсай вместе с ритуалами тренировки вводит в качестве неотъемлемого элемента дзэн процедуру чаепития. Доктрину школы Риндзай без колебаний принимают и верхи и низы. Эта доктрина входит как идейная опора в мировоззрение оформившегося к тому времени самурайского сословия.

Основой школы Риндзай является доктрина внезапного озарения – сатори. Чтобы достичь такового, наставники вводят систему различных стимулов, среди которых особое место занимают коаны.

Коан – китайское гунъань – официальный документ в системе китайской бюрократии. В дзэн это слово стало обозначать специфические вопросы-загадки, которые ставил наставник своему ученику, например: «На кого ты был похож до своего рождения?» Считалось, что если ученик усиленно сосредоточится, искренне стараясь разгадать внутренний смысл вопроса, то он сумеет найти решение. Однако для этого ему необходимо отступить от формально-логического мышления и перейти к подсознательно-ассоциативному. Именно в процессе такого перехода, утверждали наставники школы Риндзай, может произойти озарение – внезапное постижение смысла бытия.

В самой процедуре, в достижении озарения, скрывалось какое-то неуловимое явление, которое не могли определить и сами наставники. При этом далеко не каждый, кто искренне стремился к озарению, достигал его. Наставники дзэн не могли дать своим ученикам какой-то определенной методики, хотя с самого начала многие искали ее. Так было и с Догэном. Сначала он, как и Эйсай, осуществлял свое наставничество в монастыре у вершины Хиэй. После смерти Эйсая Догэн совершил поездку в Китай, где встретился с наставником Жу-Цзинь, который научил его новым приемам.

Система коанов была отвергнута. Догэн считал, что коаны, прямо ориентирующие на достижение озарения, ведут к культивированию эгоизма. Догэн – основатель школы Сото – предложил новую процедуру, которая получила название дзадзэн, т. е. практика дзэн в положении сидя. Он доказывал, что одно лишь спокойное сидение без каких-либо размышлений и специально поставленных целей, сидение, уводящее от всех мирских забот и моральных треволнений, постепенно подводит к достижению этого особого состояния, названного по-японски сатори. Это слово означает душевное спокойствие, равновесие, ощущение небытия, «внутреннее просветление».

В отличие от учения Эйсай, цель которого состояла в достижении озарения, Догэн свою доктрину связывал с образом жизни японца, его трудом, повседневными занятиями. В монастырях, где он внедрял свой метод, монахи включались в трудовой процесс, их жизнь была заполнена житейскими заботами, весь день тщательно планировался.

Процветание дзэн в Японии начинается с XIV – XV вв., когда его идеи стали пользоваться покровительством сегунов. Сначала эти идеи накладывают печать на политику, потом постепенно охватывают всю японскую действительность. На основе дзэн культивируется чайная церемония, складывается методика аранжировки цветов, формируется садово-парковое искусство. Дзэн дает толчок особым направлениям в живописи, поэзии, драматургии, способствует разработке таких видов боевых искусств, как каратэ, кэндо, дзюдо, стрельба из лука. Имеется немало причин всеохватывающего влияния дзэн в Японии средних веков.

Это была пора феодальных войн. Центральная власть нуждалась тогда в идеологии и практической системе самодисциплины. Именно таковой оказалась доктрина дзэн с ее целенаправленными ритуалами и тренировочными упражнениями. И вот с XIV-XV вв. начинается социально-культурная биография дзэн-буддизма как системы японского образа жизни. К наставникам дзэн стали обращаться профессиональные военные, государственные чиновники, купцы, борцы, художники, поэты, певцы и т. д. Эти люди стремились постичь мистические силы дзэн, способные, как им казалось, раскрыть перед ними тайны бытия и помочь в практической деятельности. Они не спрашивали, что такое дзэн. Всем было ясно главное: дзэн – это смысл жизни.

Приверженцы дзэн утверждают, что сущность дзэн можно только почувствовать, ощутить, пережить, ее нельзя познать разумом. И действительно, анализ японских литературных источников мало что дает в этом плане. С точки зрения рационально-логического подхода и сами приверженцы дзэн не могли дать точного разъяснения по поводу его сущности. Мастера кэндо, владеющие на основе дзэн искусством фехтования, самозабвенно демонстрируя свое мастерство, не могут объяснить, как они достигают этого совершенства. Однако сама реальность, известные шедевры, созданные великими мастерами Японии с опорой на идеи дзэн, показали, что главное – в той побудительной силе, которая мобилизует и концентрирует человеческую энергию на каком-то орудии деятельности – клинке, скребке, молотке, кисти и т. д.

2. Дзэн как предмет психологических исследований

На пятом международном конгрессе психологов в Риме в 1905 г. профессор Токийского университета Юдзиро Мотора сделал доклад на тему «Идея „это" в восточной философии». В этом докладе Мотора, в частности, остановился на специфических проявлениях психики при погружении в состояние сосредоточения. Позднее, в 1920 г., профессор Сидзё Ирптани подробно исследовал влияние дзэн на организм человека. На протяжении двух десятилетий (30-40-е годы) в Японии велись экспериментальные исследования, целью которых было вскрыть механизмы и закономерности протекания психофизиологических процессов в организме под влиянием специфических тренировочных упражнений дзэн. Психологическая сущность дзэн была раскрыта в работах Дайсэцу Судзуки 1937 и 1941 г., в которых рассматриваются такие явления, как «озарение», «просветление».

В 1943 г. буддийский монах-психолог Кадзё Самамото издал книгу «Мое „я"», где, используя материалы наблюдений за поведением буддистов из сект Дзёдо, Дзэн и Син-гон, изложил свое понимание состояния самадхи. Примерно в это же время профессор химии Киотоского университета Масими Сикасига написал фундаментальную работу об основах дзэн-тренировки, где впервые сделал попытку научного объяснения методики дзадзэн (медитация сидя). Сикасига обратил внимание на воздействие позы, дыхания и концентрации внимания на организм в процессе медитации и предложил систему оценки физиологических сдвигов в организме.

Эффект дзадзэн был использован в Японии в психотерапевтических целях. В этом направлении работали профессор Сома Морита (1874-1938) и его ученики из медицинской школы в Дзикэйкай. Впоследствии их идеи были развиты в медицинской школе Токийского университета. Заметный вклад в эту и ряд смежных проблем научного анализа дзэн внес японский психолог Кодзи Сато [254; 255].

В 1951 г. К. Сато выпустил книгу «Психология личности», в которой изложил свои взгляды на формирование личностных качеств по методике дзэн. В основанном им журнале «Психология» он в 50-х годах опубликовал ряд статей, послуживших научной базой для развертывания междисциплинарных исследований по вопросам воспитания. К исследованиям были привлечены психологи, психиатры, физиологи. На основе проведенных исследований К. Сато опубликовал четыре свои главные работы, где раскрыл психологические основы дзэн и дзэн-тренировки: «Психологический взгляд на дзэн» (1961), «Побуждение к дзэн» (1964), «Жизнь дзэн» (1966), «Приглашение к дзэн» (1967). Кроме общепсихологических вопросов в этих работах К. Сато попытался предсказать судьбу дзэн и не без основания заявил о том, что распространение дзэн в условиях современности будет возрастать. В данном случае он опирался на все возрастающий интерес к дзэн со стороны европейской и американской общественности, а также на высказывания ряда известных в капиталистическом мире ученых, прежде всего Карла Юнга, Карен Хорни, Эриха Фромма.

К. Юнг проявлял интерес к дзэн в связи с исследованием психологии восточных народов. Изучив особенности проявления дзэн в поведении японцев, К. Юнг попытался понять, в чем состоят трудности взаимопонимания между Востоком и Западом [226]. К. Хорни и Э. Фромм заинтересовались психологией дзэн после бесед с Д. Судзуки, который ознакомил их со своими работами и продемонстрировал процедуру дзэн-тренировки. В соавторстве с Судзуки Э. Фромм опубликовал книгу «Дзэн-буддизм и психоанализ».

В 50-х годах в Японию совершили поездки видные философы и психологи США и других стран, которые знакомились с различными аспектами дзэн в жизни японцев. В результате этого появилось множество публикаций по различным проблемам дзэн в научных и научно-популярных журналах США, Англии, Франции, Дании. На международном конгрессе прикладной психологии в Копенгагене (1961) в одном из докладов сообщалось, что состояние медитации имеет сходство с переживанием, которое возникает у человека под влиянием наркотика ЛСД.

В ряде стран, и прежде всего в США, начались специальные исследования. Наиболее заметными работами 60-х годов стали исследования Эдварда Мопина «Дзэн-буддизм: психологическое обозрение» (1962), «Индивидуальные различия и медитация дзэп» (1965). Интерес к дзэн возрастал. Японские психологи выступали с научными докладами в различных странах мира. К началу работы XVIII съезда психологов, который проходил в 1966 г. в Москве, научная общественность многих стран уже имела представление о дзэн. Большую активность здесь проявил К. Сато.

Со времени своего турне по странам Европы и Азии К. Сато пропагандировал дзэн как наиболее эффективную методику самосовершенствования личности. К. Сато в своих лекциях уделял внимание главным образом психологическому содержанию дзэн. Советская научная общественность познакомилась с основами дзэн на лекциях К. Сато во время его визитов в Советский Союз в 1962 и 1966 гг. На XIX съезде психологов, который проходил в 1969 г. в Лондоне, К. Сато представил дзэн как законченную систему воспитания, впитавшую в себя все значительные педагогические доктрины Востока.

3. Основы дзэн-тренировки

Обучение дзэн представляет собой, в сущности, обучение определенному образу жизни. В дидактическом плане оно выглядит как система физических и духовных упражнений. Первые имеют целью преобразовать в нужном направлении тело (овладение позой и навыками дыхания), вторые направлены на совершенствование духа (обращение к своему внутреннему миру с целью обретения моральной чистоты и познания бытия). Обучение складывается из специфических упражнений и целенаправленного жизненного поведения.

Искусством дзэн овладевают разные люди: одни хотят избавиться от какого-нибудь психического недуга, другие для воспитания в себе тех или иных качеств, третьи – для постижения сущности бытия. Обучение не имеет временных границ. Оно становится целью и средством жизни человека.

В этом плане искусство дзэн сливается с философией существования. В зависимости от мировоззрения обучаемого дзэн приобретает черты мистицизма либо житейские черты практицизма, либо становится своеобразным синтезом этих черт.

Как указывалось в предыдущем разделе, две основные школы дзэн в Японии – Риндзай и Сото. Между ними существует значительное отличие в методике тренировки: школа Риндзай применяет методику коанов, школа Сото считает главным в обучении дзадзэн.

Дзадзэн – это сидение в медитации, т. е. в самососредоточении. Методика сидения в различных ее вариациях распространена по всему Востоку. По традиционной буддийской иконографии Будда сидит на корточках, созерцая. Так же должны поступать и его последователи. В процессе дзадзэн человек принимает определенную позу, устанавливает дыхание. Подобная процедура характерна для индийской йоги и различных юго-восточных школ медитации.

Дзадзэн складывается из процедур по отработке навыков принятия позы, установления дыхания и самососредоточения. Успех тренировки зависит от места ее проведения. В таком месте не должно быть ни слишком шумно, ни слишком жарко, ни слишком холодно, ни слишком светло, ни слишком темно. Для обучаемого рекомендуется умеренная диета: перед тренировкой не следует переедать, но и не нужно быть голодным. Поскольку процедура связана с длительным сидением, то непременным атрибутом дзадзэн являются специальные подушки.

Обучаемый обычно усаживается на пол и обращается лицом к стене. Под колени он подкладывает специальную подушку или в несколько раз свернутое одеяло. На другую подушку, обычно меньшую по размеру, но более толстую, он садится. Все это делается для того, чтобы при длительном сидении не нарушилось кровообращение. Как правило, используются две основные позы – кэккафудза (полный лотос) и ханкафудза (полулотос). Известны также бирманская и японская позы. Обращается внимание на то, чтобы не изгибался позвоночник. Для этого нужно слегка выпятить грудь, что вызовет выдвижение вперед нижней части живота. Это делается для того, чтобы сконцентрировать основной вес тела в его нижней части. При этом плечи должны быть опущены, шея расслаблена, руки положены на колени, большие пальцы слегка касаться друг друга; глаза могут быть закрыты или слегка прикрыты. При соблюдении всех этих условий увеличивается напряжение в брюшной полости, что оказывает влияние на дыхание.

Обучение дыханию в системе дзэн-тренировки приравнивается к искусству. Обычное правило гласит: дыши свободно, медленно, глубоко. Мастера дзэн делают по пять, четыре или даже три вдоха и выдоха в минуту. (Обычно мы делаем по пятнадцать – семнадцать.) Мастер дзэн дышит так тихо, что терапевт не может зафиксировать факт дыхания новейшими приборами. Подставленный в таких случаях к носу птичий пух остается абсолютно спокойным. Известные мастера дзэн не проявляют беспокойства даже тогда, когда им на некоторое время полностью закрывают рот и нос. Они уверяют, что дышат через кожу.

Применяются различные методы обучения дыханию. Новички начинают с того, что считают вдохи и выдохи. Знатоки предлагают три процедуры: 1) считать вдохи и выдохи. Когда вдыхают, то на вдохе произносят «раз», когда выдыхают,– «два», и так до десяти. Затем все повторяется. На начальной стадии обучения счет ведут шепотом, потом считают про себя; 2) считать только выдохи, вдохи пропускать. Насчитывают десять выдохов и начинают вести счет сначала; 3) считать только вдохи, выдохи пропускать. Счет ведут также до десяти.

На первой стадии обучения начинают с подсчетов вдохов и выдохов, потому что процедура подсчета выдохов, а тем более только вдохов считается более трудной. При дыхании следят за тем, чтобы в работе участвовала диафрагма, для этого при вдохе следует расслаблять мышцы нижней части тела. Выдыхать воздух нужно медленно. Считается нормальным слегка задерживать дыхание на полном вдохе и полном выдохе. Это помогает избавляться от побочных блуждающих мыслей, мешающих самососредоточению.

Во всех случаях при отработке навыков дыхания наставники дзэн рекомендуют обращать особое внимание на работу мышц нижней части живота. В древних восточных системах самотренировки, в частности в йоге, эта часть тела считается центром координации тела и духа. Во всяком случае, если напрячь названные мышцы, то останавливается дыхание, а ото ведет к концентрации внимания на избранном предмете деятельности или даже какой-то точке. Это явление учитывается при подготовке актеров театра Но, в процессе обучения военно-спортивным искусствам и даже при составлении букетов. Кацуки Сэкида вслед за классиками дзэн в своей книге «Дзэн-тренировка» утверждает, что «духовная сила человека исходит именно из нижней части живота, как бы смешно это пи звучало. Подобный факт,– подчеркивает он, – подтвержден долголетней практикой дзэн-тренировки» [257, с. 49].

Конечно, духовная сила не может концентрироваться в каком-то участке тела, однако надо учитывать, что под термином «духовная сила» в понимании наставников дзэн подразумевается способность к самососредоточению, наблюдательности, бдительности. При напряжении мышц живота происходит сдвиг и нервной системе, ведущий в какой-то степени к выключению рационального сознания. Путем использования искусных приемов, которые практикуются на сеансах дзэн-тренировок, человек может добиться способности воссоединять свое сознание с его подсознательной основой. Однако о духовной силе как о системе идейно-нравственных качеств личности здесь, конечно, не может быть и речи.

Другой традиционной методикой дзэн-тренировки является решение специфических задач-головоломок – коанов. Решение коана – это нечто вроде преодоления барьера мысли, через которое человек переходит к другому типу мышления, дающему возможность познавать тайны бытия и открывать новые аспекты явлений. Чтобы решить коан, надо отвлечься от обычного подхода, сосредоточиться и всматриваться внутрь проблем, не думая о них. Согласно некоторым данным, зарегистрировано 1700 коанов [213, с. 56]. Классическими являются следующие коаны:

1) «Человек держал в бутыли гуся. Гусь вырос и уже не мог выйти оттуда через горлышко. Нужно, не разбивая бутыли, освободить гуся. Как это сделать?»

При усиленном сосредоточении мысли на проблеме должно наступить озарение, и тогда решение приходит само собою. Обучаемый вдруг осознает, что гусь – это эго, а бутыль – это мир, который он создал вокруг себя. Принимая бутыль за окружающий мир, обучаемый освобождает из нее гуся.

2) Задается вопрос: «Как выйти из круга рождения и смерти?»

Обучаемый, сосредоточиваясь на вопросе, уходит в глубокую медитацию. Решение оказывается возможным, если он применит контрвопрос: «Кто поместил меня в этот круг?»

3) Наставник может спросить: «Вам прислали зеркало. Вы держите его в руках. Чье зеркало, ваше или того человека, кто прислал его?»

Если обучаемый скажет, что зеркало его, как же тогда зеркало могли прислать ему? Если он скажет, что зеркало того, кто его прислал, то почему же оно у него в руках? Сосредоточившись на сущности проблемы и добившись озарения, обучаемый теряет границы своего «я», и тогда решение приходит само собою.

Коан рассматривается классиками дзэн в качестве духовного динамита, взрывающего подсознание. Подведение к такому эффекту осуществляет наставник. Чтобы освоить дзэн, надо найти себе наставника, который бы согласился стать учителем. Согласие дается не сразу, кандидат в ученики проходит испытание временем. Он доказывает свою веру в учителя, воспитывает в себе терпение, способность к безоговорочному повиновению. Когда учитель убеждается в искренности претендента, он испытывает его на коанах.

Ученику предлагают один из коанов. Ученик сосредоточивается на нем в процессе медитации. В установленное время он идет к наставнику и отчитывается в своем понимании внутренней сущности коана. При этом ученик должен привлечь одну из древнекитайских пословиц, поговорок или отрывков из буддийской классики – д з я к у г о. Каждый коан имеет, как правило, закрепленный за ним дзякуго. Если ученик справляется с первым коаном, ему дают новый. Так продолжается годами. Наставник следит за правильным ходом решения коанов. Никакого отступления не допускается. Каждый коан примыкает к какому-то догмату дзэн-буддизма. Решая коаны один за другим, ученик осваивает определенную систему коанов и, в сущности, познает всю доктрину дзэн. Наставник побуждает его преодолевать барьеры мысли. Вера в учителя делает свое дело: решая коан, ученик как бы впитывает в себя мудрость учителя.

Это хорошо видно на известном примере решения коана, в котором говорится о звучании хлопка ладони одной руки.

Наставник монастыря Кеннин Мокураи по утрам и вечерам принимал учеников, которые отчитывались перед ним в решении коанов. Живший с Мокураи двенадцатилетний кандидат в ученики Тоё внимательно наблюдал за поведением своих старших братьев и прислушивался к их беседам с учителем. Тоё тоже хотел приступить к интенсивным тренировкам. «Подожди немного, – говорил Мокураи, – тебе еще надо подрасти. Твое время впереди».

Однако Тоё был настойчив, и учитель согласился.

В назначенный час вечером Тоё переступил порог зала дзадзэн, известил учителя о своем присутствии ударом в гонг, три раза поклонился и сел, застыв в почтительной позе.

«Вот ты слышишь, как я хлопаю двумя ладонями, – сказал Мокураи. – Как будет звучать хлопок ладонью одной руки?»

Тоё поклонился и удалился в свою комнату, чтобы обдумать ответ. Через окно он услышал, как поют гейши. «Вот то, что мне нужно», – подумал Тоё. На следующий день вечером, когда учитель спросил его, как же звучит хлопок ладонью одной руки, Тоё пропел ему песню гейш. «Нет, нет, – сказал учитель. – Это совсем не то. Ты не уловил пока этого звука».

Тоё удалился в тихий уголок храма и сосредоточился. «Как же будет звучать хлопок ладонью одной руки?» Здесь он услышал шум журчащей воды. «Вот этот звук!» – обрадовался Тоё. Вечером он продемонстрировал этот звук учителю. «Что это? – спросил учитель. – Это же шум воды, а не хлопок ладонью одной руки. Старайся».

На следующий день Тоё услышал шум ветра. Его идея была снова отвергнута. Затем он услышал крик совы, и это было не то. Так Тоё приходил к учителю десять раз, и тот все время посылал его думать снова. После этого Тоё в течение целого года усиленно отыскивал решение коана.

Наконец Тоё добился озарения: в его сознании четко всплыли все звуки, тем не менее ни один из них он не мог принять за хлопок ладонью одной руки. Осознав этот факт, Тоё воскликнул: «Да это же звучание тишины!»

Так Тоё познал хлопок ладонью одной руки.

Предполагается, что в момент решения подобного и любого другого коана в сознании человека формируются специфические импульсы, вспышки психической энергии, приливы сверхчувствительности, «окна» просветления. Японцы называют такое состояние сатори.

Китайский иероглиф, обозначающий сатори, состоит из двух частей: «разум» и «я – сам». В процессе переживания с а т о р и человек чувствует, что его Я («самость») куда-то исчезает, растворяется и вместо него появляется ощущение слияния с миром. Японцы называют это ощущение муи («недеяние», «несотворенное бытие»). Па самом деле в этом состоянии человек не замирает, не уходит от мира, он продолжает действовать, однако его деятельность оказывается включенной в общий поток конкретной ситуации. Такое состояние сродни вдохновению, оно знакомо художнику, когда он собирается сделать первый мазок, воину, когда он пытается предвосхитить движение противника, лучнику, когда он готовится поразить цель, и т. д.

Итак, сатори – это не исчезновение, а пробуждение в человеке истинного Я. Состояние сатори достигается путем психологического тренинга и через посредство культовой практики. Состояние, сходное с сатори, но по некоторым аспектам отличающееся от пего, японцы называют к э н с ё. Нередко в Японии эти два термина (сатори и кэнсё) употребляются взаимозаменяемо. Знатоки дзэн находят между ними различия.

К. Сато считает, что с психологической точки зрения между явлениями, которые обозначают слова кэнсё и сатори, есть определенная разница, хотя и не всегда уловимая. Кэнсё, по мнению К. Сато, обозначает ощущение озарения, а сатори – осознание этого озарения [255]. Вот как описывает это состояние один из обучающихся по практикуемым сейчас в Японии ускоренным курсам дзэн-тренировки.

«Это было состояние безмятежного спокойствия, состояние чистоты и легкости. Я упивался этим состоянием. Меня всего захватило какое-то удивительно нежное чувство. Оно не походило на известную мне дикую радость, а скорее воспринималось как безграничное счастье. Слезы ручьем текли из моих глаз. Я не мог и не хотел их сдерживать. Слезы были теплыми, они горячили мое лицо. Я пытался осушить лицо носовым платком, по слезы продолжали обильно омывать его. Я никогда не проливал столько слез. Удивлению моему не было предела. Однако я еще больше удивился другому. Звуки улицы, которые прежде раздражали меня, когда я, сидя у стены в храме, тщетно пытался вызвать у себя это новое состояние, теперь как-то приглушились. Звуки доходили до меня, они были ясными, разборчивыми, но я не досадовал на них. Неприятные голоса, которые я раньше не хотел слышать, теперь воспринимались мною с умилением. Чувство всепрощения, симпатии ко всему миру захватило меня. Такого со мною никогда не было» [254, с. 188].