Текст книги "Адмиралы Бутаковы — флотская слава России"

Автор книги: Владимир Врубель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Офицеры подбивали свои сюртуки каким-нибудь дешёвым мехом суслика, белки, зайца, иногда и просто ватой, носили галоши. От дождя защищались зюйдвестками и плащами из смолёной парусины. У матросов не имелось и таких возможностей. Зюйдвестки и плащи выдавали только вахтенным. Работать в них на мачтах было неудобно и опасно. Все были простужены, покрывались болячками, фурункулами. Ко всему этому добавлялись ежедневный мордобой и порка линьками за самые незначительные проступки. При адмирале Лазареве – нашей гордости, выдающемся моряке, о котором положено говорить только с придыханием, обучение и служба матросов были поставлены так, что многие новобранцы не выдерживали условий корабельной жизни и умирали. Выживали лишь наиболее крепкие люди, происходил, язык не поворачивается это произнести, естественный отбор. Зато из оставшихся в живых создавали великолепные команды, прославившие себя в Синопском сражении и на севастопольских бастионах, как говорится, мы за ценой не постоим

Как-то уж очень часто это повторялось в отечественной истории. Смертность на Абхазской эскадре была самой высокой в Черноморском флоте. Иногда умирали целые команды. В море находились неделями. Когда появлялась возможность сойти на берег в местах, где стояли русские гарнизоны, радостным пребывание на берегу назвать было трудно. Ряды малочисленных защитников фортов и постов косили, как и моряков, малярия и другие болезни. Развлечений никаких, женщин не было. Оторванность от семей, общества, жизнь в тяжелейших условиях служили причиной всеобщего пьянства. Флотское командование, чтобы сократить потери личного состава, разделило отряды Абхазской эскадры на три смены, но обстановка постоянно вынуждала привлекать для высадки десантов и крейсерства большое число судов, и заметного облегчения матросам и офицерам эта мера не принесла. Григорию Бутакову, на его счастье, в Абхазской эскадре плавать долго не пришлось, в отличие от его младших братьев, Ивана, Дмитрия и Владимира, которым довелось сполна испытать все прелести службы у кавказских берегов. Да и зря мичман обижался, что всех наградили «чохом». Начальство его не забыло: он получил даже не полугодовой, а годовой оклад жалованья, а главное, был назначен в октябре 1838 года на шхуну «Ласточка», идущую в заграничное плавание.

Судя по наградам, Лазареву понравился сын его старого друга и сослуживца. Заграничное плавание считалось тогда такой же большой удачей, как и во времена Советского Союза: во-первых, интересно и познавательно побывать в других морях, посетить разные страны, а во-вторых, денежное содержание при плавании за границей было выше, чем при плавании во внутренних водах. Одно дело получать надбавку за крейсерство вдоль необжитого Черноморского побережья, а другое – ещё большую надбавку, плавая по поручениям русских посланников, посещая места истоков человеческой цивилизации.

На денежную помощь из дома братья Бутаковы никогда не рассчитывали. «Наши живут в Николаеве ни бедно, ни богато, но в удовольствии. Всякое воскресенье папа обедает у Михаила Петровича (Лазарева. – Примеч. авт.), а часто и маменька с Сашей. Дяденька живёт открытее, у него по вторникам собираются играть в карты», – сообщал Григорий своему старшему брату. Принимать гостей у себя дома, вести светский образ жизни влекло за собой значительные расходы, но без этого было не обойтись – надо же знакомить дочерей с потенциальными женихами! Немало денег тратилось и на образование девушек, которых посылали учиться в Петербург, Киев или Москву. Делалось это опять-таки для повышения статуса невесты. Отрывок из письма Григория в 1838 году: «Саша – очень миленькая девочка, и серьёзная петербургская барышня, или “баришня”, как здесь произносят. Говорит, что один уланский офицер играл с ней вдвоём на фортепьяно». И затем с грустью добавляет: «Только, кажется, он ищет не только жены, а приданого и жены».

Унизительное чувство постоянной нехватки денег доставило немало горьких минут Григорию Ивановичу. Память о пережитом скандале в доме дяди, о положении бедного родственника навсегда осталась с ним. Несколько месяцев, которые Григорий Бутаков провёл в Севастополе в ожидании назначения, для него не пропали даром. Немецкий и французский он знал с детства благодаря матери. Теперь же мичман принялся изучать английский язык. Он стал частым посетителем морской библиотеки, брал учебники и книги на английском языке.

Ещё не зная о своём назначении, Бутаков готовился к заграничному плаванию, не без оснований считая, что при выборе кандидатов получит преимущество за знание иностранных языков. Лингвистические способности у него были хорошие. Вскоре Григорий принялся изучать итальянский язык. В этом отношении на него большое влияние оказывал Алексей, которому тоже легко давались языки. Однако какие бы способности ни были у человека, за всем этим всегда стоит большой труд. Попасть в заграничное плавание мечтали все, только вот мечтается всем всегда легко, а упорно трудиться для осуществления своей мечты способны, увы, немногие. В этом месте многие читатели захотят ещё добавить, что неплохо иметь к тому же влиятельных друзей или родственников, и будут, без сомнения, правы. Библиотека в те далёкие времена служила основным источником знаний. Не зря Михаил Петрович Лазарев вложил столько сил в создание великолепной морской библиотеки, о чём мне хочется когда-нибудь рассказать в отдельном очерке.

Помимо приобретения знаний, существовала и ещё одна цель у Григория Ивановича. В библиотеке имелась возможность завязать полезные знакомства. Мичман, в отличие от большинства своих товарищей, сидевший по вечерам с книгами и учебниками, а не за столиком с водкой в одном из многочисленных питейных заведений, был, конечно, замечен старшими по службе. Комитет директоров морской библиотеки состоял из самых авторитетных командиров Черноморского флота, фамилии которых знакомы любому, интересующемуся историей отечества и российского флота: адмиралы и капитаны 1-го ранга Нахимов, Вукотич, Корнилов, Матюшкин, Новосильский, Метлин, Юхарин. Бутакова, по предложению Корнилова, назначили в ревизионную комиссию библиотеки. Комиссию составили из наиболее образованных, подающих надежды молодых офицеров. В ней Григорий Иванович работал вместе с молодыми лейтенантами и мичманами, Лесовским, Шестаковым, Поповым. Они знали друг друга ещё по Морскому корпусу, хотя и учились на разных курсах. Библиотека свела их вместе, и молодые офицеры подружились. Пройдут десятилетия. Юные мичманы и лейтенанты станут заслуженными, убелёнными сединами адмиралами и… лютыми врагами. Такими они и уйдут из жизни, никогда не примирившись друг с другом. Грустный финал.

Перед началом плавания шхуна зашла в Одессу, там командир получил «звонкой монетой» денежное содержание на экипаж и на судовые надобности. Из Одессы Григорий 23 сентября послал Алексею огромное письмо, как он писал, «не письмо, а настоящее письмище. Желаю от души, чтоб оно дошло, потому что такого я, верно, не скоро соберусь написать другой экземпляр. В нём ты увидишь почти всё подробно, что со мной было в Черномории…». Чаще, чем с другими членами семьи, Григорий общался в письмах со старшим братом, правда, с годами письма стали реже. Молодой офицер не мог нарадоваться, что своими глазами видит страны, о которых раньше только читал, поэтому, называя в письмах порт стоянки шхуны Пирей, никогда не забывал добавить – «7 вёрст от Афин». В том порту он встретил Ивана Шестакова. Иван Алексеевич служил на корвете «Ифигения» (боевые суда Черноморского флота, непонятно почему, называли именами героев и героинь греческих мифов). С деньгами у обоих было не густо, поэтому Бутаков был очень доволен, когда узнал от приятеля, что наиболее дешёвые книги можно купить во Флоренции. Он собирался приобрести книги Байрона, Шекспира, Шиллера и других авторов, которые ему нравились. Из английских писателей Григорий увлекался тогда Фредериком Марриатом. Этот автор в своё время был лихим моряком, искателем приключений. «Ласточке» предстояло посетить Мальту, а затем Ливорно, откуда Бутаков мог за день добраться до Флоренции.

Из Греции мичман написал родителям о своих недавних турецких впечатлениях. Открытие того, что Стамбул – город контрастов, принадлежит вовсе не герою кинофильма «Бриллиантовая рука», а Григорию Бутакову: «.. любовался неописано прелестным видом Стамбула со стороны пролива, и видел, как гнусен он внутри, где подле часового мастера или модного магазина, режут баранов или продают рыбу пеламиду. Получал толчки от встречного и поперечного, потому что в этих узких улицах глупый турок идёт, и не дует себе в ус». Поразил моряка и вид турецких фрегатов, на которых «по грот-штагу (снасть стоячего такелажа. – Примеч.. авт.) развешена баранина, чтоб с неё стекала кровь». По переписке чувствуется, что Григорию Ивановичу были свойственны ироничность и чувство юмора Вот, например, как он описывает встречу с русским посланником: «Когда мы вышли из карантина, к нам приезжал наш посланник, и капитан представлял нас ему, сказавши обо мне, что я “сын Ивана Николаевича Бутакова, если изволите помнить, ваше превосходительство”, и Катакази сказал – “А”, а консул Попергопуло сказал: “А, Ивана Николаевича?!”».

За время заграничного плавания на шхуне побывали многие иностранные посланники, команда утомилась салютовать им из орудий. Английский посол в Турции, сам бывший моряк, не преминул подпустить шпильку, заметив, что шхуна отделана с такой исключительной роскошью, что на потраченные деньги в Англии можно построить линейный корабль. Молодой офицер старался рассеять сомнения, возникшие в его душе, и, описывая этот эпизод родителям, сослался на авторитет Лазарева: «Михаил Петрович говорил, что шхуна стоит 80 тысяч, только на кораблях белую полоску красят извёсткой, и всякое утро поправляют её, и потому они из зависти говорят, что это лишнее. Англичане щеголяют только скоростью маневров, тогда как русские щеголяют и отделкою самого судна, и быстротою действия. Да здравствует Российский флот и Россия!» Больше подобный пафос в его письмах мне ни разу не встретился. Служба на шхуне в Средиземном море после пребывания на Абхазской эскадре казалась раем. Всё-таки иногда неплохо быть сыном вице-адмирала, который по воскресеньям обедает в доме главного командира Черноморского флота и портов. «Ласточка» выполняла различные поручения русского посольства в Греции. К Греции в отечестве всегда было особое отношение.

В России не забывали, что христианство и многие его традиции пришли от греков. Первыми просветителями славян были также греки, братья Кирилл и Мефодий. Но вся эта историческая лирика использовалась для маскировки главного – стремления правителей России обосноваться в Средиземном море, чему мешало владение турками проливами. Ясно, ради чего христианской Греции придавалось такое большое значение в русской внешней политике. Царское правительство много потрудилось, способствуя созданию в девятнадцатом веке греческого государства Первым его правителем стал граф Иоаннис Каподистрия, бывший статс-секретарь и фактически некоторое время министр иностранных дел России. Не приходится удивляться, что его политика было пророссийской. Но в Греции переплелись интересы многих держав. Каподистрия убили, после чего между Россией, Турцией, Англией и Францией началась борьба за влияние на греческое правительство. Конечно, Григорий Иванович, по молодости лет и незначительности своего служебного положения, был далёк от высокой политики, другие вещи, более земные, занимали его ум.

Плавание по Средиземному морю казалось необременительным: тёплый климат, мирный характер поручений, который выполняла шхуна. Это позволило Бутакову приобрести морской опыт в благоприятных условиях, практиковаться в иностранных языках, расширять свой кругозор, посещая старинные средиземноморские города и знакомясь с культурой и историей различных стран. С профессиональной точки зрения много дали встречи с иностранными моряками и осмотр их судов. Внимательный глаз всегда ведь увидит что-нибудь полезное. После заграничного плавания Григорий Иванович получил назначение командиром тендера «Поспешный». Это было одномачтовое посыльное и разведывательное маленькое судно. Но суть не в размерах, а в должности. Бутаков стал командиром судна, и это стало первой существенной ступенькой в продвижении по службе.

Плавание на тендере вдохновило его на написание своей первой статьи для «Морского сборника». Она называлась «Несколько слов о тендерах и управлении ими». Ему было на кого равняться в литературном творчестве, но подписаться своим именем он не решился. По статье чувствуется, что молодой офицер ещё полон романтики: «…тендер должен быть боек, ловок и легок, как мысль: вечно готовый пуститься к указанной цели, обреченный на всегдашнюю деятельность, даже в минуты отдыха в море он обязан быть настороже и по первому знаку вспорхнуть, как птица! …тендер выходит на рейд, но не для того, чтобы красоваться, как яхта, или ожидать посетителей, не стоять ради эффекта (его могут даже и не заметить), – а для того, чтобы быть готовым ежеминутно сорваться с цепи и лететь, куда толкнет его воля начальника Едва успела команда тендера оправиться, как уже зловещие вымпелы летят к клотику флагмана. Подвижный командир тендера несется к кораблю начальника – и неожиданно получает приказание: перебросить пару слов на какие-нибудь сотню миль!»

Его приятель Иван Алексеевич Шестаков также был назначен командиром тендера «Скорый». Двум молодым командиром адмирал Лазарев дал очень важное поручение. Точные записи и промеры на Чёрном и Азовском морях производились с 1825 по 1836 год под руководством капитана 1-го ранга Егора Павловича Манганари. На основании его трудов издали атласы этих морей. В 1845–1848 годах, по договорённости с турками, Манганари производил опись турецких берегов. Оставалась ещё недостаточно обследованным побережье Чёрного моря от Босфора до Дуная. Вот эту задачу Лазарев и возложил на двух молодых командиров, Бутакова и Шестакова. Замечу попутно, что некоторым историкам, которым то ли хотелось возвеличить роль Бутакова и Шестакова в области гидрографии, то ли фамилия основного исследователя не понравилась, зачем-то написали о Манганари в уничижительном тоне. Между тем это был очень достойный и знающий офицер, смелый моряк, к которому, по воспоминаниям, хорошо относились сослуживцы. Можно не сомневаться, что немалое значение при выборе кандидатов для такой почётной миссии сыграли дружеские отношения Лазарева с их отцами. Оба офицера прекрасно понимали, насколько дальнейшее продвижение по службе каждого из них зависит от того, как будет выполнено столь ответственное поручение. Бутаков и Шестаков начали с изучения, как бы сейчас сказали, нормативной документации.

В Морском корпусе, конечно, давали понятия, как производить опись. Но для выполнения такого задания общими понятиями не обойтись, требовалось влезать в подробности и детали. Влезли. Подготовка и консультации заняли немало времени. Из архивных документов не видно, чтобы Лазарев ограничил их жёсткими сроками. Оба командира не горели желанием поскорее отрапортовать начальству о выполнении задания. Во-первых, не забывали старинную мудрость: все забудут, что ты быстро сделал работу. Но если она будет выполнена плохо, то это запомнится надолго. А, во-вторых, в этом поручении имелась и приятная сторона – их никто не дёргал с неожиданными заданиями. Они сами планировали свою работу.

Пока другие утюжили море у кавказских берегов, занимаясь обеспечением боевых действий войск, Бутаков и Шестаков неторопливо выполняли гидрографические работы, на что у них ушли три года, срок для человеческой жизни немалый. Неторопливо шла переписка с министерством иностранных дел, ведь не полезешь в чужие воды без разрешения, поэтому командиры тендеров описывали родные берега. Турки наконец не только дали согласие на ведение описи в своих территориальных водах, но и выделили в помощь два военных брига Их командиры попутно присматривали за русскими. Большую часть работы пришлось выполнять Бутакову, потому что у Шестакова всё время происходили какие-то неприятности: то тендер на мель посадил, то лечиться на воды поехал, потом продолжал курс лечения в Константинополе В 1847 году Бутаков получил за отличие по службе орден Св. Анны 3-й степени.

Такие награды шли по разнарядке для офицеров, которые хорошо несли службу. Опись Чёрного моря командиры тендеров завершили 10 сентября 1850 года. Вместо смертельно больного Лазарева флотом фактически командовал начальник штаба Владимир Алексеевич Корнилов. Он высоко оценил проделанную работу и приказал передать все рабочие материалы гидрографам. Авторы получили щедрые награды. Бутакову досрочно присвоили звание капитан-лейтенанта и вручили царский подарок – перстень с бриллиантом. На следующий год гидрографический департамент издал «Лоцию Чёрного моря с 36-ю литографированными планами портов». Но как бы удачно ни складывалась служба, корабельный офицер всегда должен быть готов получить взыскание. Получил свой «фитиль» и Бутаков от командира Севастопольского порта вице-адмирала Степана Петровича Хрущева за отвратительный почерк.

За что только не наказывают командиров! Возмущённый адмирал в приказе написал: «…начальная буква фамилии более имеет вид ракушки, чем литеры “Б”, почему предписываю вашему благородию на будущее время, при подписи бумаг по службе, означенный приказ главного командира № 570 исполнять без отступлений» (адмирал Лазарев отдал в своё время приказ «О разборчивости в письме». – Примеч. авт.). Я совершенно искренно разделяю гнев почтенного адмирала, поскольку сам немало намучился в архиве с разбором почерка Григория Ивановича Увы, таким недостатком страдали многие выдающиеся личности.

К началу пятидесятых годов Бутаков приобрёл известность, как один из наиболее образованных офицеров форта. Неформальное общение в библиотеке с видными командирами Черноморского флота не только расширяло кругозор, но и вводило в их круг, что также способствовало будущей карьере. Недаром в письме Корнилова адмиралу Лазареву, написанному в 1846 году с представлением исправленного по замечаниям адмирала перевода английского «Артиллерийского учения», автор, опасаясь пропусков, спросил: «Нельзя ли будет поручить Шестакову или Бутакову прочесть потом с Поспеловым Они, конечно, это сделают аккуратнее других». В марте 1851 года Бутаков получил неожиданное, весьма лестное, но вполне заслуженное назначение командиром строившегося в Англии буксирного парохода «Дунай». Ему предстояло произвести приёмку готового парохода и привести его в Николаев. В дальнейшем судно предполагалось использовать на Дунае для буксировки гребных судов Дунайской флотилии. Говорить о том, что Николай I и командование Черноморского флота, в частности адмирал Лазарев, не сознавали, что флот следует оснащать паровыми судами, просто несерьёзно. Все всё прекрасно понимали. В докладной записке Корнилова от 6 мая 1853 года упоминается, что Николай I приказал строить только винтовые суда Не знаю, кто придумал и другую, без конца повторяющуюся в учебниках и исторических трудах басню о том, что передовые русские адмиралы стремились создать паровой флот, а косное правительство тому мешало.

Никто им не мешал. Просто страна ужасающе отставала от западных держав в техническом отношении. При всеобщем понимании этого обстоятельства делалось очень мало, чтобы создать собственное современное судостроение. Когда изучаешь историю, то создаётся впечатление, что политические деятели в Российском государстве всегда были заложниками того самого общественного строя, который сами же создавали и поддерживали. Торговые интересы побуждали установить пароходное сообщение с Константинополем Правительство способствовало созданию Черноморского пароходного общества, и даже предоставило ему льготы, освободив от некоторых платежей. Вопрос упирался, как обычно, в отсутствие денежных средств. Их хватало на многое, например на щедрое содержание царского двора или Священного Синода, но только не на строительство судостроительных предприятий. На царский двор и многочисленные резиденции царей у нас всегда находились деньги, эта традиция живуча и поныне.

* * *

В 1841 году Николай I утвердил заказ в Англии пароходо-фрегатов «Крым», «Одесса», «Херсонес» и «Бессарабия». Они предназначались и для коммерческого, и для военного использования. Сейчас эти пароходики показались бы нам очень маленькими, водоизмещение у них было, как у тральщика. Однако тогда они смотрелись весьма солидно. Оснащение русского коммерческого и военного флота паровыми судами велось давно, начиная с 1820 года Но всё происходило черепашьими темпами. Сначала строили сами в Николаеве, Петербурге, Одессе. Затем стали заказывать пароходы в Англии, потому что качество постройки английских судов было намного лучше, а стоили они дешевле Лишь в сентябре 1852 года в Николаеве заложили 135-пушечный винтовой корабль «Босфор». Потом, правда, спохватились, что слишком вызывающе звучало имя линейного корабля, и посему его переименовали, после знаменитого сражения, в «Синоп». В августе 1853 года там же, в Николаеве, заложили второй однотипный корабль «Цесаревич». Они простояли на стапелях всю Крымскую войну, достраивали суда уже после войны, а после спуска на воду их пришлось, по условиям Парижского мирного договора, отправить на Балтику. Крымскую войну парусный Черноморский флот встретил эскадры союзников, укрывшись в Севастопольской бухте и преградив вход в неё своими же затопленными кораблями.

В 1846 году Лазарев отправил в Англию капитана 1-го ранга Владимира Алексеевича Корнилова руководить офицерами-черноморцами, контролировавшими постройку и вооружение пароходов для Черноморского флота Кроме того, ему предписывалось собирать сведения об английском военно-морском флоте. Этой работой он занимался в течение двух лет. Отвлекаясь несколько в сторону, замечу, что и современному российскому флоту полезно было бы перенять этот опыт: производить постоянную ротацию военных представителей, которых следовало бы назначать из опытных флотских офицеров, предварительно подготовив их на курсах в Военно-морской академии. Разумеется, для реализации такого предложения потребуются служебные квартиры на местах и создание соответствующих курсов в академии. Но зато избавимся от коррупции, разъедающей военные представительства. Может быть, тогда перестанут тонуть подводные лодки, а ракеты начнут летать в ту сторону, какая требуется.

До Корнилова приёмкой первых пароходов занимался капитан-лейтенант Александр Игнатьевич Швенднер. Затем он плавал в качестве командира на одном из них. Тот самый Швенднер, с которым Григорий Иванович так жестоко и, как позже выяснилось, несправедливо расправился после Крымской войны. Командировка Бутакова в Англию послужила трамплином для его дальнейшего продвижения по службе. Григорий Иванович отправился в Лондон сухим путём через европейские страны. Сначала на его пути была Вена, где он собирался навестить адмирала Лазарева, которого безуспешно пробовали спасти австрийские врачи.

К моменту приезда Бутакова Лазарев скончался, и Григорию Ивановичу довелось участвовать в отправке на родину тела адмирала. В Вене он встретил брата Ивана, сопровождавшего тело адмирала в составе почётного караула. В столице Австрии в русском посольстве ему передали письмо от сестры Анны. Та писала, что все ждут от него известий о здоровье Лазарева. В Николаеве ходили по этому поводу печальные слухи. Написала Анна и о неудаче, постигшей самого младшего брата. Владимир, уже мичман, тоже служил на Чёрном море. «Вообрази, – писала Анна, – бедный наш ошибся в расчёте попасть в заграничную компанию. Комплект офицеров везде полный, к Лесовскому назначен Ильинский. Володя предполагал к Степану Степановичу (Лесовскому. – Примеч. авт.), вот будет досадовать на судьбу».

В Англии Бутаков поселился в одной квартире со старым приятелем Иваном Алексеевичем Шестаковым и с бывшим адъютантом Лазарева капитан-лейтенантом Платоном Юрьевичем Лисянским, который по заданию Михаила Петровича заказал пароходы для Чёрного моря. Жить в одной квартире было экономней, оставалось больше денег на еду и покупку разных вещей. Командировка Григория совпала по времени с командировкой брата Алексея в Швецию. Братья часто обменивались письмами, Европа – не Россия, письма доставляли быстро. В середине сентября 1851 года заводское начальство уведомило Григория Ивановича о проведении ходовых испытаний парохода на Темзе. Испытания показали, что пароход имеет более глубокую осадку, чем было задано при его строительстве. Осадка судна определяла возможность плавания его по Дунаю, поэтому Бутаков немедленно доложил о выявленном отступлении по команде, но получил в ответ приказ завершить приёмку в кратчайшие сроки, принять командование судном и следовать на нём в Николаев. Несмотря на большую занятость на заводе, Григорий Иванович умудрился написать статью о компасах, «A Russian Mariner's Compass», и отправил её в морское издание «The Nautical Magazine and Naval Chronicle». Статью опубликовали в декабре. Это издание есть в Центральной Военно-Морской библиотеке в Инженерном замке. Особенно дотошные читатели могут ознакомиться со статьёй, что в своё время автор и сделал. Ничего революционного в ней нет, но флотское начальство наверняка для себя ещё раз отметило, что офицер Бутаков – думающий. Побывал он и на балу в Букингемском дворце. Приглашение русским офицерам прислали через посольство. Англичанки, судя по всему, не произвели большого впечатления на русского офицера, хотя некоторые его коллеги впоследствии обзавелись жёнами с туманного Альбиона. Совершить впервые плавание на маленьком пароходике, водоизмещением всего 262 тонны, по Бискайскому заливу и далее по Средиземному и Чёрному морям в осеннее время потребовало большого напряжения от командира. Команду набрали с бору по сосенке, поэтому ухо требовалось держать востро.

Тем не менее «Дунай» благополучно добрался до Одессы, а оттуда прибыл в Николаев. Начальство осталось довольно. Григория Ивановича назначили с повышением командиром брига «Аргонавт», но командовал им он недолго. Через пять месяцев его снова перевели на «Дунай» командиром. Со стороны могло показаться, что это понижение по службе, но только незнающему человеку. Начальник штаба Черноморского флота вице-адмирал Корнилов разыгрывал многоходовую кадровую перестановку. В 1852 году на Черноморский флот прибыл император, чтобы лично убедиться в его боеготовности. Из Николаева царь перешёл в Севастополь на пароходо-фрегате «Владимир», лучшем пароходе Черноморского флота. Командовал им Николай Андреевич Аркас, который участвовал в контроле за строительством «Владимира», а потом сделал его образцовым боевым кораблём. Переход царя состоялся в благоприятных погодных условиях, ему всё понравилось, и царская благодать пролилась на командира Аркасу досрочно присвоили звание капитана 2-го ранга, назначили в свиту и перевели служить в Петербург в Гвардейский экипаж. Словом, ухватил Николай Андреевич за хвост птицу счастья завтрашнего дня. Видимо, Корнилов предполагал что-то подобное, потому, когда встал вопрос о назначении нового командира «Владимира», Бутаков оказался лучшей кандидатурой – командовал разными судами, в том числе бригом, а главное, пароходом. Владимир Алексеевич Корнилов следовал политике своего учителя Лазарева – создавал на флоте ядро хороших командиров, которые к тому же будут всегда помнить, кому они обязаны своей карьерой. 3 декабря 1852 года назначенный командовать «Владимиром» Григорий Бутаков вошёл в элиту черноморских командиров.

Нужно сказать, что командиры пароходов, совершавших плавания у кавказских берегов и в Константинополь, получали наиболее высокое денежное содержание. Ещё при жизни Лазарева по предложению Корнилова хороших командиров и старших офицеров больших парусных судов, обременённых семейством, посылали на год или на два командовать пароходами, чтобы те могли поправить свои денежные дела Таким образом, командование Черноморского флота удерживало на службе опытных и толковых моряков. Пароходо-фрегат входил в состав 5-й флотской дивизии, начальником которой был вице-адмирал Павел Степанович Нахимов. «Владимир» базировался в Севастопольской бухте. Теперь Григорий Бутаков постоянно был на виду у флотского командования. Севастополь моряки любили больше, чем Николаев. Город, раскинувшийся по берегам прекрасной бухты, был очень красив. Улицы в центре – широкие, прямые. На Екатерининской площади по вечерам играла музыка Улица Морская – хорошие дома палисадники, сады. Морская и Екатерининская улицы сходились на Театральной площади. Там построили красивый театр, устроили фонтан.

Две главные улицы опоясывали городскую гору. Когда я пишу эти строки, то думаю о том, как мне повезло в своё время пожить и на одной, и на другой исторических улицах. В красивых домах с палисадниками и садами росли персики, миндаль, черешня, летом от солнечного зноя прохожих укрывала тень акаций. На Екатерининской площади располагался дворец, в котором останавливались царь и высшие петербургские и николаевские начальники. Батареи Александровская, Константиновская, Михайловская, построенные из белоснежного инкерманского камня, тоже украшали город. На Павловском мысу красовались Павловская и ещё три большие, тоже каменные, батареи. В Южной бухте находилось адмиралтейство, величественные каменные казармы, сухие доки, водопровод. А на Городском холме высилось роскошное здание библиотеки. В 1852 году в Севастополе насчитывалось 46 тысяч жителей и свыше 2500 домов. На Корабельной стороне и на окраинах в домиках, построенных из ракушечника, жили матросские и солдатские семьи, городская беднота. Ракушечник – это жёлтый камень из мелких ракушек и обломков моллюсков, когда-то находившихся на дне моря. Тогда он был очень дешёвым материалом.

Пароход – не парусный тендер, который можно гонять по делу и без дела. Каждое плавание требовало расхода угля, стоившего немалых денег. Каким ветром занесло Бутакова в село Щербань 10-го кавалерийского округа Новороссийских военных поселений, я так и не докопался. Но в результате его пребывания в тех краях в штабе Черноморского флота появилось дело «Об открытии капитан-лейтенантом Бутаковым месторождения каменного угля…». Найти месторождение каменного угля в месте, удобном для доставки его к берегу Чёрного моря, было событием большой важности.