Текст книги "Пушистый талисман"

Автор книги: Влада Орлецкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

17

Вернувшись домой после больницы, Любка с головой погрузилась в работу. Некоторые картины, выставленные в художественном салоне, наконец-то продались, и она решила выставить там еще несколько своих работ.

Об Игоре она почему-то совсем не думала. Как отрезало. В принципе их действительно ничего больше не связывало. Она даже не хотела ничего слышать о нем и чуть было снова не поссорилась с Ольгой Князевой, которая призналась, что обратилась за помощью к Наталье. Господи Боже! Не хватало, чтобы об этой глупости Любови Перфиловой узнал весь город!

А если Игоря найдут и поймают… Она понятия не имела, как должно проводиться следствие по таким делам, но думала, что ее, наверное, вызовут на очную ставку. Это будет просто кошмар. Ей противно даже вспоминать о нем, а тут придется сидеть напротив него и слушать его вранье… А он наверняка будет лгать и выкручиваться. Смотреть в его надменное лицо, красивое, как у молодого египетского фараона, и пустые бессовестные глаза. А потом еще будет суд… Любку постоянно преследовало горькое чувство стыда, как будто преступницей была она, а не кто-то другой.

Но Княгиня изо дня в день продолжала капать на мозги, так что в конце концов Любка сдалась и согласилась пойти на прием к подполковнику Шведову. Она написала заявление и ответила на вопросы, не особенно веря в торжество справедливости.

Среди всей этой нервотрепки совершенно неожиданно ей позвонил Матвей – и это было весьма некстати. Только его сейчас и не хватало! Любка решила, что этому безобразию пора положить конец и пригласила Ольгу одновременно с ним к себе домой. Помнится, она таких «толстолобиков» любит.

Матвей обрадовался тому, что Любка пригласила его к себе. Он даже не подозревал, что на самом деле задумала эта чертовка. Явился с цветами, шампанским, конфетами и фруктами к девушке, которая ему нравилась и с которой он хотел побыть наедине. Благо Данька в Новокузнецке, у бабушки с дедушкой… А она вдруг решила свести его с какой-то своей разведенной подружкой! Не то чтобы он имел что-то против разведенных женщин, но так же нельзя! Если ей так неприятно его общество, могла бы просто отказать… К чему все это?

Матвею следовало плюнуть и уйти: разве не понятно, что тут ему ничего не светит? Но он почему-то остался. И сел с ними рядом на диван. И откупорил шампанское.

Люба сидит с отрешенным видом, как поповна на смотринах. Это просто невозможно. Матвей лишний раз убедился, что она совершенно равнодушна к нему, и снова дал себе зарок, что больше никогда ей не позвонит. Впрочем, в прошлый раз он тоже зарекался, но, как видно, безуспешно.

Этим летом он вместе с сыном ездил на Сицилию. Данька попросил пригласить «тетю Любу», и Матвей, ни на что особенно не рассчитывая, набрал номер. Трубку взял какой-то мужик. Больше он, конечно, не звонил. Можно было предположить, что это вернулись ее родственники, но Матвей однажды сам видел, когда проезжал мимо ее дома (случайно, разумеется!), как она садилась в машину вместе с каким-то лощеным красавчиком.

На Сицилии отец с сыном пробыл две недели: купание, водные лыжи, экскурсии, достопримечательности, в том числе грозный вулкан Этна – национальная гордость аборигенов. Море впечатлений. Куча совершенно бестолковых сувениров. Ворох фотографий, напечатанных с «цифры». Довольно сумбурный фильм, снятый на видеокамеру. А Любы там не было. Вот ведь какая незадача.

Матвей и сам не мог понять, почему его так влечет к этой странной девушке. В ней не было ничего особенного. Совсем. Ну кроме того, что она не от мира сего, если это можно считать действительно чем-то особенным. И она не отвечает ему взаимностью. Смотрит на него, как удав на ежа. Не надо быть знатоком женской психологии, чтобы понять, что он ей неприятен.

Единственным существом, по-настоящему радостно встретившим Матвея, была Степанида. Она сразу устроилась у него на коленях, распластавшись в томной позе и блаженно зажмурив глаза. Конечно, он гораздо охотнее бы предпочел, чтобы на месте кошки оказалась художница Люба. Но в данной ситуации это было невозможно. Впрочем, он уже понял, что это невозможно даже вне данной ситуации.

Когда Матвей ушел, Любка спросила у Княгини:

– Ну? Как он тебе? Понравился?

– Очень понравился. Я так рада за тебя, Люб. Честно. Наконец-то у тебя появился нормальный мужик.

– Да я-то тут при чем? Я его для тебя позвала… Чтобы он от меня отстал…

– Не-ет, подруга. Этот мужик – твой. Разве не понятно? Только не вздумай его отшить!

– Господи Боже мой! – прошептала Любка, закатив глаза. – Как мне все это надоело…

– Дура ты, Любка. Твоя кошка и то в мужиках лучше разбирается.

18

Он не собирался ей звонить. После тех посиделок у нее дома он поклялся, что больше никогда не станет этого делать. Даже ее картину убрал из своего кабинета.

Но его решимости хватило только на месяц, потом он почувствовал, что больше не может. Такое положение дел становилось неприличным: с маниакальной настойчивостью он преследовал женщину, которая плевать на него хотела. Тяжелый случай. И все-таки он позвонил ей, втайне надеясь, что на этот раз Люба просто пошлет его – и тогда уже действительно все будет кончено. Тогда-то уж он ей точно больше не позвонит. Он же не идиот. Хотя… кто знает…

И она его почему-то не послала. Это было удивительно. Матвей даже растерялся. Надо было куда-нибудь ее пригласить… Но единственным местом, куда он в действительности охотно бы увлек проклятую художницу, засевшую у него в печенках, была спальня на втором этаже его двухуровневой квартиры. Чтобы залюбить ее там до потери сознания. Возможно, тогда она перестала бы строить из себя недотрогу.

Но вариант проведения досуга, который предложила Люба, просто огорошил его.

– Матвей, пойдемте в картинную галерею, – произнесла она многообещающим тоном.

– Куда? – не понял он.

– В картинную галерею, – терпеливо повторила Любка со стервозной усмешкой, которую Матвей, к своему счастью, видеть не мог.

Он помолчал несколько секунд, собираясь с мыслями, а затем спросил:

– А это где?

Любка со снисходительностью объяснила ему, где находится сей очаг культуры. Делать было нечего: Матвей согласился. Его ведь никто не заставлял звонить. Так что следовало предвидеть и такой вариант развития событий.

Она радовалась своей затее, словно дитя. Наконец-то этот дуболом поймет, сколь велика, как пишут в романах, пропасть, разделявшая их.

И они пошли в картинную галерею. Чтобы окончательно доконать Матвея, Любка с небывалым воодушевлением принялась рассказывать ему о живописи, останавливаясь у каждой картины. Она устроила ему настоящую лекцию по искусствоведению. В ней горел азарт, она жестикулировала, цитировала высказывания каких-то философов и еще черт знает каких мировых светил. Ей хотелось, чтобы он развернулся и ушел. А он все не уходил, наоборот – таскался за ней по галерее и даже делал вид, что все это ему жуть как интересно. Невозможный тип. Мазохист, не иначе.

Матвей, действительно, в какой-то момент поймал себя на том, что слушает ее болтовню с интересом. Его никогда в жизни не тянуло ни в какие музеи, оперы или театры. Подобное времяпрепровождение до сего дня он считал скучным и бесполезным. А тут у него в голове будто со скрипом приоткрылась потайная дверца, из которой хлынул поток ранее незнакомой и даже в каком-то смысле чужеродной информации постепенно стал заполнять пустовавшие ячейки. К тому же рядом была не какая-нибудь старая музейная крыса в очках, а, напротив, привлекательная девушка, которую он уже довольно долго и тщетно пытался охмурить.

Он получил бы еще большее удовольствие от этой экскурсии, если бы можно было притянуть ее, трещавшую без умолку, к себе, положить руку ей на талию и уткнуться носом в ее шелковые волосы. Но здесь, наверное, так себя вести нельзя. А жаль.

Теперь нужно было обязательно сделать главный шаг, ибо она бросила ему вызов. Бестия-художница как будто в открытую насмехалась над его невежеством, и это заводило его так, что кровь буквально вскипала в жилах. Как ни странно, но в этой галерее Люба возбуждала его даже больше, чем во время игры в боулинг. Наверное, потому, что, очутившись в своей среде, она стала еще более раскрепощенной. Кажется, он понял, как ее заполучить. Когда они вышли из галереи на улицу, Любка дежурно спросила, как ему понравилось. Матвей ответил, что очень, и тут же задал встречный вопрос:

– Люба, а вы были в Эрмитаже?

– Нет, к сожалению, не была, – со вздохом ответила она.

– А хотите там побывать?

– Допустим, хочу. И что? – Она с вызовом посмотрела ему прямо в глаза.

– Я вас приглашаю, – сказал Матвей с таким видом, будто звал ее в бар за углом.

– Куда? – не поняла Любка.

– В Москву. Вы же хотите побывать в Эрмитаже.

– Эрмитаж в Питере, – поправила его Любка. И на всякий случай добавила: – В Санкт-Петербурге.

Матвей, ни капли не сконфузившись, уточнил:

– А в Москве у нас что? – Его глаза искрились ленинским лукавством.

– В Москве – Третьяковка.

– С ума сойти. Люба, как много полезного я почерпнул, общаясь с вами.

– Я рада, – сухо ответила она.

– Так вы принимаете мое приглашение?

– Какое приглашение? – Люба догадывалась: этот дебил просто мстит ей за многочасовое торчание в галерее.

– Посетить Эрмитаж.

– По-моему, для этого сначала нужно поехать в Питер, – злобно произнесла она, глядя на Матвея глазами, полными искренней ненависти.

– Это не проблема, – спокойно и даже несколько небрежно ответил он.

– Для кого как, – огрызнулась Любка.

Матвей чувствовал, что еще немного, и она вцепится ему в лицо.

– Люба, я предлагаю нам с вами перейти на «ты». А то…

– А то – что?! – выпалила она, теряя последнюю каплю терпения.

– А то вот что…

С этими словами Матвей обхватил ее покрепче, чтобы она не вырвалась, и поцеловал ее в дрожащие от злости губы. И так он держал ее и целовал до тех пор, пока она, перестав трепыхаться, не обмякла в его руках. Тогда он осторожно отпустил ее, заранее приготовившись в любой момент увернуться от затрещины, если ей придет в голову дать ему по морде – в защиту своей девичьей чести.

Любка стояла перед ним сама не своя, такая смешная, взъерошенная, как воробей, и очаровательно-беззащитная. Матвей снова обнял ее, теперь уже более бережно, как ребенка, она безвольно поддалась, прижалась к нему.

– Что ты со мной сделал? Зачем ты это сделал? – бормотала она.

Матвей собрался ответить шутливым тоном, что, мол, собственно, еще ничего толком и не сделал, но тут понял, что она плачет. И еще догадался, что плачет она вовсе не от того, что он ее вот так насильно и довольно грубо поцеловал. Люба словно была задавлена гнетом каких-то неприятностей. Может быть, глубоко потаенных, женских, которых мужчинам не понять. Может быть, связанных с безденежьем или творческой нереализованостью. Может, обидел тот холеный жеребец, с которым Матвей ее видел у дома. Наверное, ему не следовало вот так набрасываться на Любку. Даже стало немного совестно перед ней.

Внезапно его захлестнула волна какой-то странной, почти отеческой нежности. Никогда, никогда он не сделает ничего такого, что огорчит ее, никогда он не посмеет причинить ей боль. Он будет ее любить, беречь, хранить ей верность, баловать ее, как дитя. Он вывернется наизнанку, только бы она была довольна. Матвей легко поднял беспомощную Любку на руки и понес к своему джипу.

Сев за руль он, как бы между прочим, спросил у нее:

– У тебя паспорт с собой?

– Зачем? – настороженно спросила она.

– Затем, что билет на самолет без паспорта не продадут.

Любка покорно полезла в сумку.

– Да… с собой…

– Здорово. – Он завел машину и вырулил на Красный проспект.

– Матвей… что ты задумал? Какой еще самолет?

– Мы летим в Питер, чтобы посмотреть Эрмитаж. Ты же хотела.

– Что, прямо сейчас летим?

– Ну конечно. А когда еще, по-твоему?

Любка вздохнула. Матвей хитро покосился в ее сторону. Нет уж, он не позволит ей пойти на попятную и не станет слушать никакие возражения. А на случай, если любительница искусства попытается выскочить из машины на ходу, он уже заблокировал дверь. Ей останется только слопать свой паспорт, но Матвей надеялся, что до такой крайности дело не дойдет.

19

– Ты знаешь, что бывает за похищение человека?

– А тебе неизвестны случаи, когда заложницы влюблялись в своих похитителей?

– Вы на редкость самоуверенны, Матвей Сергеевич. Вам не кажется?

– Мы перешли на ты. Забыла?

Вообще-то она действительно о многом забыла. Это была самая удивительная неделя за всю ее жизнь. Во всяком случае, она никогда так сумбурно и странно не путешествовала. Пока они летели до Санкт-Петербурга, Любка дремала, как сурок. Перелета она почему-то не боялась, хоть в самолетах раньше не летала никогда. Просто в соседнем кресле сидел Матвей, и она понимала: ничего плохого не случится, раз он рядом. Потом был номер люкс в гостинице, с ванной-джакузи, куда они, разумеется, залезли вдвоем. Потом ужин в номере, прямо в постели. И целая ночь любовного безумства. Иногда, в коротких промежутках между плотскими утехами они вспоминали о существовании остального мира и о том, что, собственно, послужило поводом к поездке. Они посетили Эрмитаж. И Любка радовалась так, будто ее допустили на экскурсию в райские кущи.

Матвей только теперь начал понимать, что она находит в этом всем, ибо его самого, невежественного уроженца двадцатого века, до глубины души потрясла непередаваемая красота и великолепие одного из величайших музеев мира. Любка снова много и с воодушевлением говорила, рассказывала о шедеврах. При этом она вальяжно прислонялась к Матвею спиной, и тогда ему становилось не до картин – приходилось предельно концентрировать внимание.

Петербург распахнул перед ними и двери Русского музея, они побывали и в Петергофе, и еще много где, а когда экскурсии надоедали, эти двое, обнявшись, просто бродили по городу, по бесконечным набережным Невы, заходили в какие-то кафешки – выпить кофе и что-нибудь съесть. Или в магазины. В магазинах Матвею нравилось даже больше, так как там можно было беспрепятственно смотреть, как Любка примеряет какую-нибудь одежку и зажимать ее, полуголую, в тесных примерочных…

– Выходи за меня, – сказал он ей в их последнюю ночь в Питере.

Любка испуганно уставилась на него. Прошел месяц с тех пор, как она пришла с заявлением к милейшему подполковнику Шведову, а дело так и не двигалось. До нее вдруг дошла вся чудовищность ее положения. Господи, да они же могут Полякова годами разыскивать, в то время как у нее в паспорте будет стоять этот идиотский штамп! Точно клеймо на лбу. Любке противно было даже заглядывать туда, словно это был не паспорт, а дохлая мышь.

– Ты предлагаешь нам пожить вместе? – осторожно спросила она.

– Куда катится мир… – вздохнул Матвей. – Я предлагаю тебе руку и сердце, почки и печень, и так еще кое-что, по мелочи. Все, прошу заметить, в хорошем состоянии, а кое-что даже в рабочем…

– В рабочем, говоришь? Что-то мне не очень в это верится…

– Тебе недостаточно доказательств?

– Думаю, что для чистоты эксперимента еще одно испытание не помешает…

– А с виду такая порядочная, скромная девушка…

На этот раз ей удалось заполучить небольшой тайм-аут, чтобы подумать над положением дел.

– Что с тобой? – спросил Матвей, почуяв холодок, исходивший от нее.

Идиот, как же он не понял сразу?! Это он ее напугал своим предложением. Точно. Традиционная мужская уверенность в том, что все женщины на свете обязательно хотят выйти замуж – и при этом именно за него. И чего тебя, Савва Игнатьич, понесло с твоими штихелями?

– Ничего, все хорошо.

– Тогда почему бы тебе не ответить на этот вопрос?

– Какой именно?

– Люб, ты что, нарочно меня дразнишь?

– Конечно! Я ведь женщина и хочу, чтобы меня всячески домогались.

– Всячески – это как?

– Напряги фантазию.

– Не могу. Видишь ли, Люба, когда я пытаюсь напрячь эту самую фантазию, у меня почему-то одновременно с ней напрягается… Не при даме будет сказано…

– А с виду такой приличный молодой человек…

– Ну как говорится, с кем поведешься…

С чего она взяла, что из-за отсутствия общих интересов им не о чем будет поговорить друг с другом? Оказалось, очень даже есть. Почти неделю они вместе: спят вместе, едят вместе, гуляют – и как-то не до скуки. И говорить можно, о чем хочешь: хоть об искусстве, хоть о сексе, хоть о погоде. Можно и просто помолчать, когда в словах нет особой надобности. Как-то у них все так сложилось в одночасье, словно самые простые пазлы. Но чего-то этим двоим не хватало для осознания того, что они созданы друг для друга. И пришлось отринуть прошлые страхи и прочие глупости, шагнуть навстречу и просто сбежать в другой город – за несколько тысяч километров, чтобы запереться в гостиничном номере с джакузи и трахаться до потери сознания.

– Значит, от ворот поворот? – лукаво спросил Матвей.

Ему очень хотелось добиться ясности. И потом, он не намерен был отступать. К черту кокетство и весь этот дамский выпендреж, пусть честно скажет, что она думает о его предложении!

– Какой поворот? – не поняла Любка.

– Люб, не смешно уже.

Она молчала. Молчала, потому что не знала, как выкрутиться из этой ситуации. Может быть, согласиться для вида, а потом просто потянуть время, пока не разрешиться вопрос с Поляковым? А если он, этот вопрос, не разрешится никогда? Или все это растянется на неопределенное время? Милиция в лице товарища, или как их там теперь называют, Шведова, не чешется. Любка посмотрела на Матвея: он ждал ответа на поставленный вопрос, и по всему было видно, что он уже начинает нервничать. Она вздохнула, собралась с мыслями, помолилась про себя и сказала:

– Матвей, миленький, ты только не злись на меня, но я пока не могу выйти за тебя замуж.

Как странно! Всего неделю они были вместе, а он уже стал ей родным. Хотя, опять же, неделю назад она и слышать не хотела ни о каких отношениях с этим человеком. А теперь очень сильно полюбила его. Так полюбила, что даже боялась рассказывать ему всю правду о своем прошлом.

В принципе в ее так называемом прошлом не было ничего предосудительного и аморального: в конце концов, она не занималась проституцией, не воровала, не убивала и не торговала наркотиками. Скорее, сама оказалась жертвой подлеца, ну, и если хорошенько подумать, то собственной глупости. Только ей почему-то было очень тяжело признаваться в этом. И потом, Любка не знала, как Матвей отреагирует на то, что она, уже будучи знакомой с ним, вышла замуж за другого мужчину и теперь не может с ним развестись.

Эта история должна была поразить Матвея, как и любого здравомыслящего человека, только лишь безграничным идиотизмом. И поэтому ей не хотелось посвящать его во все подробности, особенно о том, что какой-то там бывший одноклассник вот так запросто, буквально за здорово живешь, оставил ей в наследство свою фирму, деньги и все имущество. Ей казалось, что Матвей ни за что не поверит в эти россказни и будет думать о ней плохо, а этого теперь очень не хотелось.

И Любка решила поведать ему, так сказать, упрощенную версию. «В конце концов, недосказанность – еще не ложь», – рассудила она. Итак, она действительно была замужем, но замужество продлилось недолго, так как супруг чудовищно обманул ее и внезапно исчез. Да, она заявила в милицию. Что она станет делать, если он найдется, живой и здоровый? Конечно же, разведется с ним. Она его совсем не любит! Теперь уже не любит, ведь во всей полноте понимает, что любящий мужчина так ни за что бы с ней не поступил. Вот, собственно, и все. Что тут еще добавить?

– Люб, ты прости меня, кретина… Это я во всем виноват. Если бы я сразу понял, что чувствую к тебе, ты была бы сейчас со мной и не трепала бы себе нервы из-за какого-то хорька, – сказал Матвей, выслушав ее.

Весьма интересный момент: он ни разу так и не признался, что любит ее, хотя у них уже все было. А она почему-то уверена в нем. Это какое-то непередаваемое чутье! Как у Степаниды, которая, не владея человеческой речью, может безошибочно определить, хорош человек или плох. Просто вот так – с такой сумасшедшей страстью – обнимать и целовать женщину, заниматься с ней любовью, настаивать, чтобы она стала его женой, наверное, может только любящий мужчина. В конце концов, что такое слова? Мысль изреченная есть ложь. Ложь…

Любка искренне надеялась, что ее маленькая, совсем невинная ложь – даже и не ложь, а так – небольшая недомолвка, которая не причинит вреда их отношениям.

20

По возвращении из Питера Матвей решил поехать на работу. А что ему еще оставалось делать, если Люба появится у него только завтра? Так они условились. Наталья, конечно, не спросила бы с братца, даже если бы он не показывался там еще несколько дней. Но Матвей относился к своим обязанностям ответственно – по крайней мере, очень старался. К тому же ему не хотелось, чтобы Наталья волновалась из-за него. Потому что, когда Наталья начинала волноваться, она становилась опасной для окружающих.

Матвей заехал домой, чтобы привести себя в порядок и переодеться в строгий костюм. На всякий случай решил прослушать автоответчик: мало ли кто из знакомых и приятелей мог позвонить. Как правило, там не бывало ничего стоящего, потому как самые близкие люди всегда были в курсе, что он в отъезде, и не звонили. Впрочем, одно сообщение заинтересовало его. Незнакомый мужской голос четко произнес:

– Добрый день, Матвей Сергеевич. Вы меня не знаете, но я обладаю очень важной для вас информацией. Это касается вашей безопасности. Предлагаю встретиться в любое удобное для вас время. Мой номер телефона…

Матвей удивленно уставился на телефонный аппарат. Что это за хрень? Чья-то идиотская шутка? Тогда откуда этот идиот может знать домашний телефон руководителя службы безопасности крупнейшего в регионе банка? Хотя теперь, при нынешней открытости и доступности всякой информации… Итак, на раздумья время лучше не тратить. Матвей снял трубку и набрал номер мобильного, оставленный неизвестным на автоответчике…

Зотов сидел в раздолбанной «Волге», припарковав машину неподалеку от вокзала «Новосибирск-Главный». К сожалению, «хлебное место» этого района для него было заказано, ибо здесь хватало и своих бомбил. Впрочем, ему теперь многие «хлебные места» были недоступны – слишком поздно он решил вернуться на ниву частного извоза. Все, как всегда, было схвачено и поделено, а получить монтировкой по голове он не хотел.

Анжелка, хоть и обещала пристроить его обратно в такси, в итоге ничем не помогла – трепачка. Хорошо, что его старинная «Волга» все еще была на ходу. Автомобиль, отданный за долги, о которых Николай уже сто лет, как благополучно забыл, стоял в гараже у одного приятеля. «Все-таки мужики, – лишний раз убедился Николай, – народ куда более человечный, чем представительницы „бабского“ пола». Приятель согласился отдать Николаю его машину с тем условием, что долг будет постепенно отработан. И даже без процентов, что само по себе уже было по-божески. У другого приятеля Зотов перехватил немного денег и снял комнату в коммуналке.

И начались трудовые будни. Коля пахал, как вол: надо платить за комнату, отдавать долг, питаться, амортизация опять же… Недосыпал и недоедал. На былые развлечения не оставалось ни времени, ни сил. Помнится, в одной песенке про таксиста пелось: «Меня на бабу и домкратом не поднять», – в самую точку! Эх, старость – не радость, маразм – не оргазм… Он, впрочем, не оставлял надежды подцепить богатую даму, даже объявление дал в газету, естественно, расписав себя в лучшем виде. Сначала он указал, что его избранница должна быть не старше сорока. Отклики были, но, увидев его затрапезное авто, потенциальные невесты воротили нос. Тогда, несколько умерив амбиции, Коля согласился на знакомство с пятидесятилетними женщинами. В конце концов, среди них тоже бывают очень даже ничего, да и запросы у них поскромнее. Но и тут ничего не срасталось. Ровно как сглазил кто!

На фоне этой тотальной непрухи Николай случайно увидел Любу Перфилову, да еще и в таком месте, где даже не предполагал когда-либо встретить бедную художницу. Он стоял возле ночного клуба, поджидая какого-нибудь подгулявшего клиента, как вдруг из дверей заведения буквально выплыла она, а за ней следом – какой-то молодой смазливый ферт. Николаю даже показалось, что это его глюкануло от недосыпу. Ибо двух вещей, более несовместимых, чем Люба и ночной клуб, он просто представить себе не мог. Да еще и с кавалером! Его такое зло взяло: ну где же справедливость?! Да и обида припомнилась, когда по весне она выставила его из дома, как пса…

Тут в Зотове взыграло старое желание отомстить за предательство, которое уже посещало его однажды – в тот самый день, когда он курил на лавочке возле Любкиного подъезда и проклинал ее последними словами. Теперь он, пожалуй, найдет средства, чтобы уничтожить эту праздную гадину, ибо теперь для него это было вопросом чести.

Итак, Николай стал следить за ней, когда выдавалось свободное время. Оказалось, что она сдала свою квартиру и жила в другом месте. Ее теперешние апартаменты находились в новом доме, в престижном квартале, а сама Люба разъезжала в дорогом современном автомобиле. Это было просто невероятно и совсем не вязалось с ее привычным образом. Николаю край как захотелось выяснить, откуда она взяла деньги. Он, конечно, ни рожна не понимал в ее мазне, которую некоторые почему-то называли живописью. Но даже при всей своей необразованности он прекрасно осознавал, что на доходы от продажи картин, какими бы прекрасными и гениальными они ни были, такие хоромы и такую тачку ни в жизнь не купишь.

Через своего знакомого в ГАИ он выяснил, кому в действительности принадлежит этот «Лексус». Оказалось, что машина числится на некоем Слуцком, ныне покойном. Через юстицию же он узнал, что квартира так же принадлежит ему, ибо полгода для оформления наследства еще не истекли. Николаю стало вдвойне интересно. В голове начинала складываться картина чудовищного преступления, но для полной уверенности все-таки нужно было поднабраться информации.

Для начала Николай попытался разузнать, кем же был при жизни Виктор Евгеньевич Слуцкий, и этот вопрос его вывел на компанию «Аякс». Конечно, фирмой уже заправляли другие люди. Познакомиться с офис-менеджером, хорошенькой и болтливой девушкой, не составило большого труда. Правда, для этого ему пришлось тащить ее в дорогой ресторан, что нанесло невосполнимый урон его скромному бюджету. Там, слегка захмелев, она рассказала ему, что после смерти генерального в компании ходили недобрые слухи. В коллективе не без основания полагали, что хозяина просто-напросто «грохнули» на заказ. А с чего бы еще молодому человеку взять и вот так, ни с того ни с сего, «помереть»? Известное дело.

Ай да Люба! Волк в овечьей шкуре – это еще слабо сказано! Окрутила паренька, потом быстренько его ухайдакала, наследство, понятно, получила, фирму продала – и живет себе припеваючи! По клубам да по ресторанам ходит, выискивает новую жертву. И ведь наверняка же спит спокойно, да еще и не одна. И кошмары, видать, не мучают. А совесть – и подавно.

Сначала у Николая возникла идея шантажа, но он был вынужден отказаться от нее – по правде говоря, не без сожаления. Если уж Люба не побоялась отправить на тот свет своего мужика, что же она с ним тогда сделает?! Вполне возможно – даже наверняка! – за ней стоит кто-то очень серьезный. Он, Николай, и пикнуть не успеет, как его порежут на ленточки для бескозырок.

Оставить все, как есть, было нельзя. Зло должно и будет наказано. Поэтому он продолжал следить за ней. И, наконец, был вознагражден за труды. Проезжая как-то по Красному проспекту, мимо картинной галереи, он увидел, как из крутого джипа Люба вышла вместе с каким-то бугаем и направилась внутрь здания. Николай дождался, пока они выйдут из галереи, и стал свидетелем довольно трогательной сцены с объятиями и поцелуями… «Да-а, чувак-то влип по самое никуда. Интересно, как ей это удается?» А Зотов никогда раньше и не замечал за ней подобных талантов. Вот уж по истине, в тихом омуте черти водятся. Да еще какие!

Однако теперь он знал, как разобраться с Перфиловой. Этот бугай сотрет ее в порошок, если узнает обо всех ее так называемых художествах. Сразу видно, что человек влиятельный… И Николай быстро разузнал все, что нужно, о новом Любкином кавалере.