Текст книги "На острие истории (СИ)"

Автор книги: Влад Тарханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Глава девятнадцатая
Пробка Раатской дороги

9 декабря командир 9-й пехотной дивизии, полковник Ялмар Сииласвуо прибыл в район парома Хаукиперя, где сосредотачивались выделенные ему части. Фактически, кроме группы майора Карри, чуть более двух тысяч человек, полковник располагал пехотным полком, саперными подразделениями, минометами. Невысокого роста, спокойный, похожий на сельского учителя в очках, полковник на самом деле был человеком опасным и целеустремленным. Как и маршал Маннергейм, Ялмар был этническим шведом, который стал финном, но в отличии от того же Маннергейма, военное образование получил в Германии. Отношение к красным, русским и большевикам – крайне враждебное. Непримирим к врагам рейха в том числе… Стоп, это из другой характеристики, но тоже подходит. К боям на Раатской дороге за ним уже закрепилось прозвище Кровавый Ялмар, в первую очередь, из-за Выборгской резни, финального аккорда белофинской победы. Хладнокровие, хорошая военная школа, гибкий ум делали из полковника Сииласвуо (урожденного Стрёмберга) опасного противника. Он сразу же обратил внимание на две возможности, которые не мог не использовать для разгрома частей Красной армии. Крепкие морозы скрепили лёд на озерах, которые стали гладкой белой пустыней, закрепившись небольшими силами с пулеметными гнездами на высоком берегу озера, финны могли не пропускать врага вглубь своей территории. Без танков или тяжелой артиллерии их с этой позиции было не выбить. Таким образом полковник укрепил силами двух пулеметных рот южный берег Хаукперя, а основные силы отправил как раз в узкое дефиле между озерами Куйвас-ярви и Куома-ярви. 11-го декабря 163-я дивизия оказалась почти полностью отрезана от снабжения. Заткнуть пробку Раатской дороги должен был отряд Контулла из двух пехотных рот и двух отрядов разведчиков. Финны быстро готовили позиции, не зная, где находятся части 44-й дивизии и когда они подойдут, а основные части группы Сииласвуо вышли на Раатскую дорогу и повернули на Суомосалми, чтобы ударить по частям 163-й дивизии.

Я знал, что промедление моей дивизии в прошлом, а также пассивность авангарда, при первом сопротивлении финнов, остановившего наступление привело к тому, что 163-я не выдержала и начала отступление, а высвободившиеся силы финны перебросили для разгрома уже моей дивизии. Но сейчас на острие моего наступления был не 25-й полк Миши Плюхина, а 305-й полк майора Легкодуха. А это было намного лучше. Михаил Михайлович Плюхин – командир храбрый, но безынициативный, точнее, не так, командир 25-го стрелкового достаточно инициативен и решителен, но в рамках приказа. Он ни физически, ни морально нарушить приказ не мог. Это с ним я спорил до хрипоты, доказывая, что командиры, особенно младшего и среднего звена, не должны быть легко узнаваемы, из-за чего командиры отделений и взводов вооружились внештатно винтовками. В ТОЙ истории, внезапно наткнувшись на позиции финнов, отряд Плюхина затормозил в ожидании приказа, который так и не поступил. Штаб дивизии был в Важинара и никак на появление противника не отреагировал. Комбриг (не я, а тот), вроде бы, узнал о столкновении с противником только к вечеру, начштаба ждал появления командира дивизии, потом долго думали и решали, что с этим делать, а отряд Плюхина топтался на месте и дал возможность противнику еще больше укрепить позиции, даже пушку туда подтянули. Именно нерешительность комбрига Виноградова, его не умение быстро реагировать на изменившуюся обстановку было усилено абсолютным отсутствием инициативы со стороны командиров подразделений. А ТУТ… тут Миша рвался в бой, говорил о хорошей подготовке полка, был расстроен тем, что его полк должен быть основой для блок-постов, которые должны были прикрыть узловые точки дороги, в которых были наиболее вероятны нападения финских лыжников, но поставить его на острие наступление – это та еще глупость. А вот задача по нейтрализации вылазок финских лыжников как раз по нему. Легкая мобильная пехота в тяжелых природных условиях – это козырь, который очень трудно перекрыть. И вроде лечение простое – фланговые дозоры, быстрое движение, блок-посты, огонь артиллерии и давление броней. А тут у меня гордое название отдельный танковый батальон, а из 66 танков, что в нем числятся, танками можно назвать только 26, а все остальное – пулеметные танкетки. Ну, скажите, зачем мне тут в снегу и при сорокоградусных морозах 22 плавающих танка с пулеметным вооружением и легким бронированием? А тут получилось, что из пришедших среди первых легких танков Т-26 техники смогли отморозить и привести в порядок всего 6 штук… Хорошо, что только один из танков был двухбашенным. Три танкиста три веселых друга это про экипаж именно однобашенного варианта этого легкого танка. На них и пушка стояла посолиднее, уже могла оказать пехоте серьезную поддержку, особенно тут, где массивных дотов, таких, как на линии Маннергейма не было и в помине. Будь у противника сил больше, мог бы и многочисленные завалы на дороге организовать, и точек долговременных понакапывать, морозы окапыванию не помеха, особенно если хотите выстоять.

Так что основная задача танкеток – патрулирование дороги и разведка. Над оставшимися танками упорно трудились техники, накрученные мной по самое нехочу. Я не был уверен, что у финнов тут будут противотанковые орудия, но этим танчикам и попадание мины противопоказано. А минометы у них должны быть. Так что делаем все по науке: выдвигаемся как можно скорее, чтобы сбить небольшой заслон, выходим на оперативный простор, давим основные силы. Ага. Все будет как раз так просто. Но пару козырей я в рукавах имею.

Я занял позицию на наблюдательном пункте, оборудованном разведчиками. Финны не успели серьезно зарыться, но при нашем приближении затихарились. У них было несколько минометов, мины не расставляли, окопы отрыли насколько могли, сделали вал из снега, снегом присыпали два ряда колючей проволоки. Для наступающей пехоты колючка в снегу могла оказаться очень неприятной неожиданностью. Фланговые дозоры сбили несколько групп вражеских разведчиков, которые пытались выяснить наши силы. Было обнаружено несколько снайперских засад. Я помнил, что двадцатые числа декабря кроме сильных морозов еще отличался сильными снегопадами и метелями. Поэтому начал движение заранее, даже не успев получить приказ командующего армией.

На наблюдательный пункт прибыл майор Ивлиев, командир Богунского, 146-го стрелкового полка. Его первый батальон составлял второй эшелон, который должен был поддержать нашу атаку на вражеский заслон. Я ни на минуту не сомневался в том, что как только мы собьем противника с дороги, как он развернет на нас свои основные силы.

– Петр Васильевич, как ваши ребята?

– Батальон движется в полном составе, будут тут через полтора-два часа максимум. С нами четыре танка, отремонтированных, один двухбашенный. – майор Ивлиев был человеком монументальным. Надо сказать, что среди его умений было не теряться, хорошо ориентировался в обстановке, в ТОЙ истории был на Раатской дороге ранен, но организовал отход своих бойцов, вышел с ними, потом хорошо проявил себя в Великую Отечественную, героически сражался под Сталинградом. Погиб в начале 43-го. Он нравился мне такой крестьянской основательностью, отсутствием паникерства. Кстати, интересный факт, читая материалы про Раатскую дорогу и трагедию 44-й дивизии помню «свидетельства» о расстреле то ли семи, то ли десяти командиров, остальные, мол, застрелились сами… Реально: комдив, начштаба, политрук дивизии – да, их расстреляли перед строем. Ни одного из командиров полков, отдельных подразделений не то что не расстреляли, не понизили в званиях, они продолжали служить верой и правдой.

Не знаю почему, но майор Ивлиев вызывал у меня подсознательное чувство симпатии. Может быть потому, что я и раньше воспринимал таких монументальных людей как защиту, знал, что слабого такой сильный не обидит. Захотелось побыть под его защитой подольше, наверное, такие вот выверты подсознания.

– Петр Васильевич, задержись, посмотрим, как ребята Александра Игнатовича отработают. Александр Игнатович, корректировщики на месте?

– Мы готовы, Алексей Иванович! – майор Александр Игнатович Балаев был сыном царского офицера, происхождения самого не пролетарского. А дослужился до генерал-майора, не был репрессирован, всем своим жизненным путем опровергая мифы о страшном беспределе того времени. Честный служака. Фанат своего дела. Уверен, что себя покажет с лучшей стороны. Такие как он, во время Бруссиловского прорыва, вражеские огневые точки гасили вторым снарядом. А тут, когда нет дефицита снарядов, ему, как говорится и все карты в руки.

– Тогда начинаем через 15 минут. Вот, ребята Легкодуха заканчивают сосредотачиваться.

15 минут тишины. Отмашка. В небо взлетают три красных ракеты.

Глава двадцатая
Штопор для Раатской дороги

Сначала была огненный вал. Первые пристрелочные выстрелы, корректировка, и огонь гаубичного дивизиона оказался для противника совершенным громом среди ясного неба. Штурмовые группы выдвинулись вперед, а фланговые отряды лыжников стали обходить позиции финнов по льду озера, поддерживая продвижение огнем станковых пулеметов, которые передвигались на санках, в санки же уложили боекомплект, да не один, имея приказ прижать финскую пехоту к земле.

Пошли цепи 305-го стрелкового, в передней я увидел батальонного комиссара Семена Даника, который высоко подняв револьвер, воодушевлял бойцов, вел их в атаку. И талдычил я им, что надо идти спокойно, ч винтовкой в руках, бойцы видят, кто идет с ними! А врагу знать не обязательно! Ну, не сидит еще в головах наших командирах, что в поле надо быть незаметнее для вражеских снайперов!

Сначала это должно было быть отступлением, но под давлением с флангов отступление быстро превратилось в бегство. Значит, мой штопор начал открывать эту пробку, которой враг запечатал Раатскую дорогу! В преследование противника ушел отряд лыжников в сопровождении танкеток, за ними пустили группы разведчиков, мне надо было понять, какими силами будет атаковать противник. И знать это надо было заранее. Сидеть на месте я не собирался, но и кинутся, очертя голову, волку в пасть было глупостью.

Меня охватило возбуждение, которое я никогда до этого не испытывал. На моих глазах, по моей воле гибли люди. Шли в атаку, падали. Там тоже гибли люди, в разрывах снарядов, под пулями, я ощутил тот самый противный привкус смерти к которому у военных, наверное, есть иммунитет. Вот у меня его только не было. Я понимал, что меня сейчас снова может начать корчить, что-то такое же противное, как и в медицинском кунге потихоньку подбиралось ко мне. Не дамся! Сжал волю в кулак… Тут вовремя на КаПэ подошел майор Легкодух. Он был возбужден и весел.

– Как им дали, товарищ комбриг! Пух только полетел!

– Выбил пух из финнов Легкодух. – сымпровизировал я, чем поверг майора в недоумение.

– Это ты чего, Лексей? Что это было? Ты, часом, не влюбился? Стихами тут заговорил. Так такого от тебя отродясь… да…

Ординарец быстро сообразил две стопочки, куда я налили водки из фляжки.

– Коньяк барский напиток, давай, Кузя, за победу! За нашу Победу. – сплагиатил я еще не родившуюся фразу. – И вы, Александр Игнатович, присоединяйтесь!

Мы приняли на троих, закусывая тридцатиградусным финским морозом. А к началу 41-го и до сорока морозы могут дотянуть! Надо бы эту бодягу заканчивать, да быстрее!

Короткий бой утром четырнадцатого декабря закончился разгромной победой, но что это была за победа? Фактически, мы сбили заслон, пусть и хорошо организованный. Вскоре вернулась разведка. Финны атаковали занятую 163-ей дивизией деревню, силами примерно пехотного полка, сейчас ослабили давление и разворачивали в нашу сторону две или три роты при поддержке минометов. У нас было почти столько же пехоты, но подавляющее преимущество в броне и огне. Пока саперы Рыбальченко расчищали дорогу при активной помощи двух тракторов и танкетки, восстанавливали покрытие моста, начали подходить богунцы, подтянулся весь гаубичный полк, две батареи 122-го артполка, все танки, которые вышли из Важенаары. Нам предстоял встречный бой. Пока суть да дело, связался по рации со штабом армии. Сообщил о успешном бое, о готовности к выходу в бой с основными силами финской армии, попросил организовать встречную атаку со стороны Суомасаалми.

В это время отряд лыжников из состава 25-го полка с приданным взводом разведчиков, местным проводников и парой танкеток был направлен мною к парому Хаукиперя, в качестве усиления они тащили станковые пулеметы и батарею минометов с запасом мин. Этот отряд повел комиссар 25-го полка Петр Гаврилович Отдельнов. Ну… ну… то у наших писак все комиссары евреи, то все комиссары трусы, то и то, и другое вместе взятое. Удивительное дело, мне пока что откровенных трусов и мерзавцев не попадалось. Тут со мной связался штаб армии, комкор Духанов был доволен, пообещал организовать удар навстречу.

Я не слишком верил этим обещаниям, вообще, штаб 9-й армии поражал меня даже на расстоянии жутким даже для российской армии бардаком. Как только саперы справились, мы двинулись навстречу финнам.

Через несколько километров разведка натолкнулась на противника, срочно готовившего позиции для встречи, Легкодух развернул свой полк в две волны для атаки, по недоделанным позициям, за которыми пехота и укрыться-то толком не могла, отработала артиллерия, с фланга позицию финнов стали обходить лыжники при поддержке танков. Но эта позиция была ложной, основные силы ждали нас немного дальше, около занесенного снегом мосточка, который и взорвали при нашем приближении. Снега намело много, но берег речушки, через которую был перекинут мостик был достаточно крут, так что его можно было бы засчитать противотанковым рвом, так я туда танки и не собирался пускать. Ребята проехали вдоль финских позиций, постреляли немного, да стали показывать фланговый обход слева. Ну не было у финнов противотанковой артиллерии, только минометы, они тоже мало приятная штука, но попасть в движущуюся цель из миномета с его примитивной прицельной системой… ага… А цель постоянно меняет курсы… так что не судьба!

Капитан Тумачек командовал 312-м отдельным танковым батальоном 44-й дивизии. Это был грамотный, толковый танкист, начинавший свою службу курсантом в той же самой 44-й стрелковой дивизии. В 36 лет стал капитаном и принял под командование танковый батальон. Пока шли эшелонами до Ленинграда, всё было как всегда. Погрузились, укрепили танк на платформах, чай не впервой. Петр Валерьянович технику свою холил и лелеял. Конечно, по большому счету, половина танков, а броневиков и танкеток, так поболее половины будет, требовали капитального ремонта и обслуживания. Но был приказ грузиться. Кое-что подтянули, остальное решили по ходу дела исправить на месте, чай, дойдет техника, выручит, сколько уже прошла! Вот, весь польский поход прошли. И в нашей дивизии процент отказа техники и поломок был самым низким в округе! Но в Ленинграде пришлось попотеть. При помощи железнодорожников на боковухи и лобовую броню навесили дополнительные экраны, чтобы усилить защиту, техники оперативно провели обслуживание танков, выявляя узкие места, заказывали и! ПОЛУЧИЛИ!!! нужные запчасти! Так с таким обеспечением и воевать можно! Насчет защиты капитан как-то сомневался, не хотел, чтобы его танк потерял в скорости, всё-таки легкому танку надо иметь маневр, это важнее брони… а брони, как известно, на танке мало не бывает! И все-таки сейчас, в самый нужный момент, в его распоряжении было всего десятка танков. Два из них, которые уже сейчас вызывали у капитана опасения, Тумачек оставил в резерве, типа КП дивизии охранять, а две четверки действовали, как и хотел командир, на флангах. И откуда командир знал, что будут такие проблемы с техникой и ее обслуживанием? Вот почему настаивал на таком количестве запчастей, фактически, двойной комплект от положенного по штату. Жаль, что мотор у танка слабоват, а то понеслись бы и по финским сугробам. А так нет – по дороге, даже сейчас, в снегу, танк терял свое главное преимущество – скорость и маневр. Вот так и маневрировали – вперед-назад, вперед – выстрел – назад – перезарядка… Ну не предназначен этот танк для прорыва укрепленных районов, ему оперативный простор нужен. Сейчас простор был – пусть и узко в дефиле, но простор был. И возможность пострелять по целям была. Командир еще в Важинаре настоял, чтобы боеукладка была полна фугасными снарядами, мол, с танками противника мы встретимся навряд ли. Так что сейчас не думай, стреляй!

Сейчас они поступали так, как им приказали: в последнее время капитан танкистов Тумачек в решениях комбрига Виноградова сомневаться перестал. Война, она война, ошибаться может любой, тем более в такой обстановке, но Он, командир, оказывался в который раз прав. Тут капитан увидел плюющуюся огнем пулеметную точку, быстро довернул башню, снаряд, огонь. Еще и еще, теперь назад… а зачем? Снаружи несколько раз вжахнуло в броню, так ему пулю не страшны, пусть и говорят, что броня противопульная, но все-таки! Откатился, сигнал мехводу, бросок танка вперед, остановка. Еще одна цель или это тот же пулемет, финны позицию поменяли? Какая разница. Еще три выстрела в быстром темпе. Была бы рация, могли бы, нет, кто-то еще помогает, вроде экипаж Семибрата? Или Горидзе? Горидзе справа, все-таки Семибрат.

И тут ударило крепко, посыпались искры – это приложило лбом… как следует приложило.

– Живы? Все живы?

А в ушах звенит… нет… чертовщина какая-то кто-ж по ним так пристрелялся, нету тут пулеметов крупняка, нету… Осторожно шевельнулся башнер, а вот и мехвод подает признаки жизни, ору:

– Миша, взад дуй, давай, только бокуху не подставляй, дуё. ё…ё…ё!

Докричался или тот и так все понял, но танк тронулся с места и отполз назад, за какую-то сосенку. Там заелозил, но мехвод быстро вырубил машину, не бал ей развернуться…

– Нас раззули! – орет, а сам, вижу, доволен, как черт, что только раззули. А что, гусянку натянул, и мы снова в бою… Только сволота эта финская все равно пытается нас достать. Тряхнуло еще раз, а потом … А потом там все накрыло! Отработали братки артиллеристы!

Вынырнули мы аккуратненько из коробочки, смотрим, мама дорогая! А побили нас! Это наверняка противотанковое ружье, вот никогда еще с этой байдой не сталкивался до сих пор. А ведь если бы не экран… Тут напротив мехвода торчит – в броню впилась… Этож нас бы прошило нах… Да! В чистом поле без мехвода расстреляли нас бы, как птичку в тире… Надо будет комбригу выставить за спасение моего героического экипажа!

Снова и снова ударили артиллерией, снова заговорили миномёты, но на этот раз финны держались стойко. Тут моя дивизия понесла первые потери. И никакое алягеркомалягер утешением мне служить не могло. Возможно, что потери были бы больше, только встречный удар со стороны Суомассалми спас ситуацию. Финны начали отступать, стараясь отойти к парому, не зная, что там путь отрезан. Вот тут, в преследовании врага, легкие танкетки оказались более чем кстати. Они практически не вязли в снегу, им эта импровизированная дорога что шоссе, так что разгром оказался полнейшим. Очень удачно отряд Отдельнова прорвался к Хаукиперя, разгромив штаб финской группы, а полковник Сииласвуо попал в плен, раненый разорвавшейся миной.

Виктория! Поле боя осталось за нами.

Глава двадцать первая
Вот и проблемы нарисовались

– Мария Львовна, я ждал вас, спасибо, что пришли. – Была почти ночь, и я не был уверен, что ординарца не послали куда подальше.

– Добрый вечер, товарищ комбриг.

– Мы не в боевой обстановке, Алексей Иванович.

– Мне сказали, что вам плохо. На что жалуетесь? – так и не понял, я все еще товарищ комбриг или уже Алексей Иванович? Кремень, а не женщина!

– На вас, Мария Львовна, почему вы скрыли, что перед тем, как попасть к Мелигуеву (начальнику подвижного госпиталя 44-й дивизии) вы трудились в институте экспериментальной медицины?

– А серьезно? Или мне идти?

– Да вот, сердце, стучит и колотит, кажется, даже с перебоями, кажется, это вы называете «тахикардия».

– Раздевайтесь, мне надо вас осмотреть. – И молодой доктор вытащил трубочку для прослушивания сердца и легких. Надо бы фонендоскоп изобрести, что ли. И не спросишь, совсем раздеваться или чуть-чуть, женщины ЭТОГО времени таких шуток не понимают, можно и в зубы получить.

Она простучала меня, прослушала, заставила лечь, повернуться на бок, все это происходило в полнейшей тишине, понимая, как ей неудобно меня прослушивать я старался производить как можно меньше шума.

– Тоны глуховаты, вам сердечко поберечь надо, Алексей Иванович, (!!!!! – я внутри немножко ликовал). Я дам Мише капли, будете пить по 30 капель три раза в день.

– И что вы мне даете? А вдруг какой яд? – иронично выгнутая бровь в ответ, нет, все-таки соизволила.

– Это спиртовая настойка корня валерианы, как раз успокоит нервы, и тахикардия должна уйти, вам полежать надо, отдохнуть, ребра не болят?

– Ай! – невольно вырвалось из меня, когда женская, но жесткая рука молодого врача (ну не могу я называть ее врачихой! Не могу!) прошлась по ребрам.

– И еще, не радуйтесь, что настойка спиртовая. Вам бы от алкоголя надо воздержаться. Сердечку опять же легче будет…

– Спасибо, Мария Львовна, а вы можете оказать мне еще одну услугу?

– Какую? – она смотрит на меня строго, как на расшалившегося паренька. Ну да, интим не предлагать! Ага! Сейчас будет тебе… разрыв шаблонов… Но надо… надо… сколько жизней спасти, может быть, получится…

– Вы знаете доктора Ермольеву[46]46
  Зинаида Виссарионовна Ермольева – выдающийся ученый и врач. Создатель первых отечественных антибиотиков. Лауреат Сталинской премии (прим. автора).


[Закрыть], она ведь в вашем же институте работала?

– Зинаиду Виссарионовну? Так из-за конфликта с нею я и ушла из института. Жесткая женщина, слишком, а я ее плесень неуважительно назвала, огребла по самое… бросила в запале, а теперь да, жалею, только…

И она замолчала, смущенная и даже умудрилась немного покраснеть. Вот они, докторицы, видом голого мужика не испугать, а упоминанием о конфликте можно смутить и еще как!

– Я попрошу ВАС написать Зинаиде Виссарионовне, письмо покаянное сочинить можете? Эта плесень – важнейшее исследование, поверьте мне. И еще, укажите в письме, что особое внимание стоит уделить плесени, которая образуется на среднеазиатской дыне.

– Извините, Алексей Иванович… я шокирована, ваши познания в медицине, откуда? И это, про плесень???

– А это военная тайна, Мария Львовна, и не смотрите на меня так, я ведь не шучу, но краешек этой тайны я вам приоткрою, в Британии и САСШ над этой плесенью работает доктор Флеминг[47]47
  Доктор Александр Флеминг работал в Великобритании, но полученный им пенициллин доводили до ума (очищали и испытывали) другие ученые в Англии и САСШ (Хитли), именно в САСШ начали широкое промышленное производство пенициллина. При всей эрудиции и памяти героя делайте скидку на то, что он нервничает…


[Закрыть], и он с коллегами стоит на краю большого прорыва в медицине.

Да, шокировать я умею, это мне и в ТОЙ жизни давалось довольно просто.

– Вот только теперь мне придется на вас жениться, Мария Львовна, поскольку вы вроде как секретоносителем стали, и за вами нужен неусыпный пригляд. И днем, и ночью…

И как сердце колотится от одного женского поцелуя, вот что с человеком делает отсутствие сексуального опыта и гормональная буря в организме! Ага! Я, между прочим, медицинскую энциклопедию знаю назубок!

А тахикардия – это не был разводняк, меня действительно прихватило. И все после разговора с комбригом Зеленцовым, командиром той само 163-ей, которую мы только что вытащили из котла.