Текст книги "На острие истории (СИ)"

Автор книги: Влад Тарханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Глава тридцать шестая
Разговор в кремлевском кабинете
(интерлюдия)

Этот рабочий кабинет знает весь мир. Извините, вырвалась очередная банальность. Тем не менее, это правда. Обитатель кабинета расхаживал, изредка покуривая трубку, в которую, по слухам, набивал «Герцеговину Флор». За рабочим столом находился один единственный посетитель, который в этом кабинете был чаще многих других.

– Присмотрелся? – Сталин не сомневался, что Берия знает, кого он имеет в виду.

– И присмотрелся, и порылся. – ответил всесильный глава НКВД.

– И что ты нарыл за это время, Лаврэнтий? – Сталин был спокоен. Острота интереса к личности «писателя Виноградова», как немного иронично Сталин назвал про себя комбрига, написавшего ему лично письмо с прогнозами на войну с Финляндией.

– Иосиф Виссарионович, комбриг Виноградов ничем ранее не выделялся из общего числа военных. В нем все среднее. В меру старателен, в меру раздолбай. Любит выпить. Чуть больше среднего, но не пьяница, меру, свою меру знает. Вот к бабам это да, у него тяга… даже так, притяжение! Да и женщины ему не отказывают во внимании. Серьезных отношений не заводит. В юности молодая беременная жена умерла от испанки. Но… странности начинаются с момента посещения объектом разработки штаба Киевского военного округа. Показания ординарца – чуть не потерял сознание, бил, крушил в купе, орал благим матом, и не благим тоже. А потом как отрезало. Почти не пьет. Стал собран. Внимателен к бойцам и командирам. Требователен и не только к окружающим, но и к себе. Изменился в отношениях с женщинами.

– Это как понимать?

– Раньше он женщину добивался с максимальной энергией, иногда это было даже на грани изнасилования, но грань не переступал, а сейчас нет, не изменился в сторону товарища Чичерина, он стал с женщинами робок и застенчив, да и вообще уделяет им мало времени.

– На грани, говоришь?

– Ни одна из фигуранток факта изнасилования не подтвердила, а чтобы слухам верить, так можно поверить и в то, что я школьниц на рабочем столе насилую. Своём, а не Вашем. – Сталин усмехнулся. С чувством юмора у него было всё в порядке.

– А чему комбриг уделял освободившееся врэмя? – Сталин выбил из трубки табак и стал её набивать вновь.

– Боевой работе. Не ленился перепроверить несколько раз как исполнены его приказы. При этом стал инициативен и изобретателен. Очень положительно характеризуется сослуживцами, хотя многие отмечали, что особого рвения в службе до этого не проявлял. И еще. Стал несколько смелее, склонен к риску, но очень дозированному. И вроде бы никаких особых новшеств не ввел, многое уже записано в уставах, но почему-то его коллеги эти записи игнорировали, а он нет. В результате его дивизия оказалась наиболее эффективной в 9-й армии и успехов Особый корпус добился благодаря этим «незначительным» изменениям. Я дал его действия на проверку военным старой школы. Они получили высокую оценку.

– Это хорошо, Лаврэнтий? – вождь произнёс с вопросительной интонацией, заложив в вопрос солидную долю иронии.

– Это хорошо, плохо то, что изменились его привычки, такие, которые не могут так просто измениться. Мелкая моторика. Раньше комбриг Виноградов много курил. Курить бросил. У него была привычка, когда думает, крутить между пальцами сигарету, вот так примерно. Он мог постукивать пальцами по колену, если нервничал. Сейчас этих движений нет. Но стали замечать, что во время раздумий потирает пальцами лоб, ровно по центру, когда раздражён, крепко сцепит зубы, как будто останавливает порыв гнева, говорит очень медленно, чуть затягивая гласные, особенно «а» и «о». Сделали предположение, что у него был удар, как говорят врачи, микроинсульт, могли тогда измениться движения, да, мог начать заботиться о здоровье, бросил курить, но врачи говорят, что признаков удара у него не было. А вот врач второго ранга Воронина утверждает, что у комбрига Виноградова была истерика в медицинском вагончике, но объяснил это тем, что много болел и с детства боится врачей и больничной обстановки. Не было этого раньше, мы проверили. К военврачу Ворониной объект пытался, как бы точнее сказать, пытался завязать с ней романтичные отношения, но робко, без обычного напора. И даже не слишком расстроился, когда получил от ворот поворот.

– А не могли товарища Виноградова подменить в штабе Киевского военного округа? Середнячка Виноградова спрятали, а нам выдали военного гения Виноградова. Как, товарищ Тимошенко на такие проделки не способен?

Сталин оставался ироничен, но за иронией скрывалась и заинтересованность. Загадки Вождь любил.

– Это была бы проделка не уровня товарища Тимошенко. И мы проверили. Человек тот же.

– Точно?

– Он же ехал в Китай…

– Отпечатки пальчиков?

– По ним человек тот же.

– Человек тот же, мозги у него чужие, ты это мне хочешь втолковать, Лаврэнтий?

На этот раз, почувствовав раздражение в голосе Сталина, Берия предпочёл промолчать.

Глава тридцать седьмая
Здравствуй, Москва!

В Москву я прилетел 8-го февраля. Да, сознание того, что до войны остаётся всего ничего уже было, оно преследовало меня с того самого момента, когда я оставил Оулу. Дивизия уже передислоцировалась в Житомир. Увы, пришла и плохая новость: майор Чернов, который был моим начальником штаба, а сейчас, фактически, руководил эвакуацией дивизии с финской территории, умер в Ленинградском госпитале. Он погиб в мирное время. Водитель ошибся, машина свернула с дороги и тут же угодила в полынью. Из всех вытащили из воды. Но… переохлаждение, пневмония, в госпитале Ленинграда боролись за жизнь майора… Но увы… Шестого, когда я навещал его в госпитале, майор уже был без сознания, я смотрел из дверей палаты, где он метался в горячечном бреду и понимал, что даже будь у меня чудо-лекарства, спасти его было бы маловато шансов. И всё-таки мне было его жаль.

Знаете, когда мы проходили подготовку, мне всё это напоминало игры в солдатики. Туда переставь пехоту, там расположим артиллерию. Не наигрался в солдатики в детстве, на тебе. Играй сейчас. А тут накатывало ощущение того, что всё это взаправду! Что люди, которых ты знаешь и к которым у тебя есть какое-то отношение, ты их посылаешь на смерть, и они гибнут! Это ведь как – живёт себе человек – ты о нём не знаешь ничего, он вне твоего мира. Но стоит тебе с ним познакомится, дать ему какую-то оценку, как человек входит в твой мир, становится его частью, твой мозг вбирает в себя его внешний вид, голос, запах, мимику, привычки и движения. Это происходит помимо твоей воли, твой мир становится больше. И тут бой, и тут человек уже хладный труп, последние почести, короткая речь, стопка водки, и то не за каждого… ибо сопьюсь! Но мир твой становится меньше… И от этого тоска…

А ещё был страх… Страх потерять людей, когда можно их не терять. Было желание всё сделать самому, но потом быстро пришло отрезвление: ну не может же быть командир во всех дырах затычкой. И тогда я быстро понял, что такое кадровый голод. А теперь ещё и жуткий дефицит времени. И занят я был важным делом, и понимал, что докладные на меня пошли наверх. И что не только приятели и друзья есть у меня, но и враги. Вот только не определился, кем станет для меня Лев Захарович Мехлис в ЭТОЙ истории врагом или другом? А третьего не дано: попал в его сферу внимания, так разложат тебя по кубикам, сложат и куда-то зачислят: в друзья или враги.

В Наркомате Обороны меня встретил деловитый капитан, вручил ордер на вселение в гостиницу, расписание мероприятий, требование по форме и сказал, что сотрудники ведомственной гостиницы в курсе, и всем, чем надо, помогут. В финансовой части получил денежное довольствие, с учетом боевых довольно прилично набежало, так что мог себе позволить и ресторан, вот только хотелось избежать ресторанных барышень, которых ещё ночными бабочками никто не называл.

Награждение должно было произойти в Кремле завтра утром, там же должен был состояться торжественный банкет. Награждать должны были большую группу военных, отличившихся в ходе боевых действий с Финляндией. Мне уже по секрету сообщили, что мне прилетит на грудь еще одно Знамя[63]63
  Орден Красного Знамени – какое-то время единственная, и долгое время высшая военная награда СССР. Вручался за мужество и заслуги в защите социалистического Отечества.


[Закрыть]. Первый орден мой реципиент получил за военную миссию в Китае.

Решил пройтись по довоенной Москве, когда ещё такая возможность выпадет, заодно посмотрю, не прикрепили ил ко мне кого-нибудь из конторы товарища Берия. Но наружного наблюдения так и не заметил. Москва была шумной всегда, сейчас, для своего времени, тем более, а вот для меня она была просто воплощением тишины и застоя. Всё очень медленно. Метро ещё не связало все районы города в одну сеть, но уже скоро это произойдёт, точнее, после войны. Судя по книгам про попаданцев, мне должны подложить женщину, чтобы узнать все мои секреты. Но, удивительное дело, со мной никто не знакомился, а сам я не делал попыток кого-то закадрить. Мне достаточно было наслаждаться этой мягкой московской зимой. Мягкой, конечно же, по сравнению с финской. Поражала чистота и порядок на улицах. С моим временем не сравнить. Милицейские патрули, комендантские патрули. И к ним обращались граждане, и не боялись! Я что-то слышал про народную милицию, так вот она какая, когда народная! Не страшная совсем. У меня трижды проверили документы – и всё вежливо, без хамства. Зашел в несколько магазинов, сделал несколько мелочных покупок, проголодался. Возвращаться в гостиницу где был, по словам товарищей, очень приличный ресторанчик, было далековато. Недалеко был ресторан «Арагви». Не так далеко от центра я забрался. Отведал хорошую кухню, в тоже время был немного напряжён. Ждал подводки к своей тушке женщины… и не дождался.

А вот возвращение в номер меня порадовало, в смысле, что всё было более-менее ожидаемо. Мои метки были нарушены. Волосок, пылинка, кто-то пересматривал документы, которые были в папке, аккуратно, не нарушил последовательность, а вот уголок одного документа оказался выпрямленным. Значит, есть реакция. Какая-то странная, но всё-таки есть!

Глава тридцать восьмая
Замок в Баварских Альпах
(интерлюдия)

Огонь так же приветливо горит в камине. Пожилой обитатель замка совсем плох. Он слаб, укутанный пледом все равно мерзнет. Посетитель его утомляет и, в тоже время, даёт ему ощущение нужности и полезности. Может быть это то немногое, что даёт ему силы жить и бороться с недугами, которых стало слишком уж много.

– Фриц, старина, вы сегодня выглядите неважнецки, мой доктор был у вас?

– Ах, оставьте, Вилли, когда мне теперь выглядеть хорошо? Пожил и ладно.

– Ну вот, может мне приехать в другое время?

– Вилли, оставьте этот политес, на него действительно нет времени.

– Мне нужна ваша аналитика, Фриц. Только ваш мозг поможет мне принять правильное решение.

– Вилли, скажите откровенно, вы можете помочь мне уйти? Мне пора. А ваш доктор только продлевает мои мучения.

– Последняя услуга, Фриц, и вы свободны.

– Хорошо, Вилли, моё завещание в секретере, в сейфе. Ключ на шее. О! Это то, о чём я думаю? Цианид? Хорошо, я слушаю вас.

– Моим конфидентам крайне важно втянуть Германию в войну с Россией. Фюреру очень хочется добраться до украинского хлеба и кавказской нефти. А еще руды Урала. А еще огромные территории, которые можно колонизировать.

– Да, Вилли, тут действительно цианид. Хорошо. Их интересы совпадают? Этого не может быть. Боров хочет получить передышку, стравив нас с большевиками? Или у тебя хозяева из-за океана? В их интересах работать… Это опасно.

– Да. Тем более, что новости из России не радуют.

– И что тебе сообщили?

– Твой контакт действительно стоил той марки. Даже двойной цены. Русские готовятся! Их военный потенциал постоянно растет. Они готовятся к нашему нападению. За горами Урал они возводят бетонные поля. Представляешь, Фриц, в чистом поле стоит бетонная коробка без крыши или просто залитое бетоном поле. Угадай для чего?

– Неужели? Переброс промышленности?

– Мне напрашивается тот же вывод.

– Тогда… если они успеют на безопасном расстоянии от фронта войны воссоздать свою промышленность. Это гибель Германии.

– Фюрер верит в возможности Блицкрига!

– Вера не самое главное в жизни, Виллли. Вопрос в другом. Возможен ли Блицкриг? Одно дело Франция. Другое дело – СССР. Расстояния не сравнимы. Дороги? У Русских дорог нет. Только железные дороги, сеть довольно распространенная. Маленький нюанс – их дороги ши ре европейских. Наш подвижный состав становится бесполезен. Значит, логистические задачи, которые станут перед нашей армией, просто грандиозны по своей сложности. Вилли, что говорят твои ребята про Красную армию?

– Это если кратко.

Пожилой человек углубился в чтение, шевеля губами, иногда поднимая бровь, иногда иронично кривя губу.

– Интересное чтение. Общий уровень Красной армии невысок. Но она быстро учится и умеет делать выводы из ошибок. Если это помножить на расстояния и отсутствие дорог, как таковых… Я имею в виду автомобильные дороги, Вилли. Наши танки осенью увязнут в болоте, зимой замерзнут в снегах. Если хочешь, это проигранная партия. Наш единственный шанс – начать в конце апреля-мае месяце, чтобы иметь запас времени дойти до Урала? Нет, до Москвы. Это реальнее. Мы сможем, может быть, выйти на Волгу. Но это предел. Предел Вилли. Единственный наш шанс – это очень быстрое продвижение и разгром их армии в пограничном сражении. Как было с Польшей. Но у поляков не было пространства, чтобы привести себя в порядок. У русских оно есть. Это проигранная партия. Ни один из твоих сценариев не дает нам верную победу. А мир с бриттами станет возможен только на их условиях.

– Вариантов нет вообще?

– А какие тут могут быть варианты? План Норвежской операции – авантюра. План Манштейна – авантюра, хотя и отчаянная. Интересно, но даже если они выгорят, мы все равно проиграем. Да, да, объясню. Чтобы одержать победу над Британией нам необходим промышленный потенциал Франции, руда Швеции и Норвегии, нефть и зерно из России. Сосредоточив в руках все эти ресурсы, мы можем попытаться задавить островитян или выйти на более-менее приемлемый мир. Но проблема в том, что чем больше территории мы захватим, тем больше сил надо для ее удержания. Тактическая победа обернется стратегическим поражением. На каком-то этапе нам тупо не хватит ресурсов. Это при условии, что мы дотянемся до Волги и большевики капитулируют. То есть, Россия станет ключевым моментом нашей стратегии. Но кто сказал, что война с большевиками будет легкой прогулкой?

– Фриц, нам нужно сделать победу над Россией безоговорочной. Не возможной, а именно безоговорочно возможной! Я очень надеюсь, что у тебя в рукаве есть какой-то козырь.

– Хорошо, Вилли, ты мне помог, у меня есть человек, про которого даже ты не знаешь. Репрессии Сталина были вызваны заговором генералов. Ты приложил тогда немало усилий, чтобы разоблачить его в Германии, и чтобы данные о заговоре попали кремлевскому диктатору. Сейчас в их армии намного меньше подготовленных офицеров высшего звена. Это факт. Но чистки провалились. Они взяли далеко не всех. Об этом сейфе ты не знал. Вилли, не делай такого лица! Сколько раз твои ребята тут всё перерыли? Я достоверно знаю три раза. Один раз промахнулся? Хорошо.

Сейфом оказалась крышка стола. Пожилой морской волк каким-то неуловимым движением нажал на известную только ему точку. Ничего не произошло. Нажал еще раз и еще. Небольшой фрагмент стола отошел в сторону.

– Эти папки теперь твои, Вилли. Но тебя сейчас интересует вот эта, красная. Этот человек – твой шанс. Если военные ничего не испортят, они смогут решить вопрос. Посмотри, там еще план Тухачевского[64]64
  Михаил Николаевич Тухачевский, маршал, герой или антигерой Гражданской войны. Видный военный деятель и теоретик. Впрочем, деятельность его спорная, а вот участие в антисталинском заговоре – вещь неоспоримая. Так называемый «заговор генералов», который должен был закончится военным переворотом в двух странах: Германии и СССР. Расстрелян. Автор плана по защите границ СССР, по которому войска и базы снабжения располагались у границ страны (прим. автора).


[Закрыть] по защите их границ. Пока что его не изменили.

– Странно, Тухачевского давно уже расстреляли, а его план…

– Тухачевского расстреляли, а его товарищи-заговорщики пока еще остались на своих местах. Так что, Вилли, у нас есть мизерный шанс сыграть эту партию вничью.

– В смысле?

– В смысле, когда мы будем подходить к Москве, надо будет начать переговоры о мире, и взять с русских по максимуму, пока они не начали наносить нам поражения. А полгода для их учебы более чем достаточно. Изучи документы, Вилли, а мне пора. Если нетрудно оставь меня. И закрой за собой дверь. Я отпустил прислугу. Хочу побыть в одиночестве.

Глава тридцать девятая
Неожиданное знакомство

Утро началось для меня в шесть часов после полуночи. Парадная форма, выглаженная и сияющая, сапоги, верхняя одежда, всё было при мне. Как и портсигар. Хороший массивный портсигар, в котором лежали исписанные листки папиросной бумаги. Ничего более тонкого тут нет. А у меня возникла уверенность, что именно эти листки пригодятся. Нет-нет, там не было чертежей Бомбы, кое-что поважнее. Часть – это точное указание мест-залежей полезных ископаемых. Информация настолько ценная, к тому же и проверяемая. Уже это одно должно пойти мне в плюс. Иметь возможность во время войны оперировать лишними тоннами золота и каким-то количеством алмазов, чем не хорошее подспорье в войне? Кое-какие технические решения, которые тоже сберегут и время, и народное достояние. Скажите, что все решает? Кадры. Там были еще и оценки кадрового корпуса СССР, взятые из разных источников, в том числе вражеских. Разве этого мало? А информация про лекарства. И про Манхэттенский проект в том числе. Копия плана «Барбаросса» и плана «Ост». И я не могу сказать, какой из этих планов был важнее. Для начала достаточно. У меня было правило – каждый день по листку. Что-то вроде дневника. Для отвода глаз писал короткие записи дневникового плана в блокноте. Авось пригодятся кому-то воспоминания победителя битвы на Раатской дороге. Хотя об этой победе очень скоро забудут. Она действительно микроскопична по сравнению с успехом командарма Тимошенко, взломавшего мощнейшую линию укреплений. Мощнейшей же ее делал рельеф местности и то, как она в этот рельеф была вписана. ДОТы-миллионники, которые обошлись государству в миллион финских марок каждый не принесли столько проблем, как неприметные укрепленные точки посреди болот. И не подобраться к ним, а сколько людей положили зря!

И все – недооценка врага, недооценка значения разведки и саперного обеспечения боевых действий, отсутствие нормальных штурмовых подразделений, заранее подготовленных снайперов, самоуверенность и глупое упорство, с которым можно поднимать бойцов в атаку «за Родину, за Сталина», но подумать, как взять укрепленный пункт с минимальными потерями никому в голову прийти не могло.

Был такой феномен гражданской войны – пленный рядовой состав включался в части победителей, офицеров или комиссаров расстреливали, а рядовые – вперед, за Революцию или за Белое движение… Некоторые могли поменять свою окраску не раз и не два. Белый солдатик – красный боец – зеленый бандит – черный анархист… и так по кругу. Вот и какой смысл был этих бойцов беречь? Завтра они на тебя могут пойти в белых цепях или на тачанках очередного батьки-вызволителя. Победа – пополнимся у белых. Поражение – так меньше достанется врагу. Умение беречь бойцов воспитывается! Порой жёстко. Порой жестоко. Но без этого умения любая победа становится Пирровой. Победу одержать можно, вот только цена за нее будет страшная и жуткая.

Записи делал химическим карандашом. Чернильная ручка для этих целей не годилась. Впрочем, химический карандаш был в это время очень распространенным средством выдачи информации. До награждения и торжественного приема оставалось еще куча времени. Как его потратить? Писать ничего не собирался. Еще напишусь.

А вот пройтись по утренней столице не помешает.

Как это у Булгакова, любовь выскочила из-за угла? Она спешила, опаздывала на работу. Обычная вроде женщина в зимнем пальто и шляпке. В руках она несла несколько канцелярских папок с бумагами, которые прижимала к груди. Что меня зацепило? Ее походка, грациозная, как у балерины, не смотря на груз. И глаза… глаза потом, когда она посмотрела на меня с укоризной:

– Товарищ военный, вы мне загораживаете проход, а я опаздываю!

– Извините. – я и не думал сдвигаться с места. – Алексей Виноградов. Только что потерпел ужасное поражение…

– Так… кадрить будете? – женщина недовольно поджала губы.

– Буду. – продолжаю наглеть я. – сражен в самое сердце… Стоп, а почему у меня болит с правой стороны? Не напомните, где у военного сердце?

– В пятках! Ладно, раз не отстанете, так хоть помогите папки донести.

– С удовольствием, прекрасная незнакомка. – сказал я, пригружаясь тяжелыми папками.

– Уже нет.

– Что нет? – удивился я.

– Маргарита Лурье, – теперь я уже не незнакомка…

– Маргарита Абрамовна или Александровна? – кинул я пробный шар, кажется, у белорусского экономиста Лурье была дочка Маргарита.

– А вот и не угадали! – на этот раз незнакомка искренне улыбнулась. Не за те веточки потянули. Я Маргарита Наумовна. Мой отец из белорусских Лурья. Лурье он стал уже в Одессе. Он известен как Артур-Винсент Лурье. Футурист, потом участвовал в ЛЕФе. Композитор. Когда стал начальником музыкального отдела Наркомпроса нас с мамой бросил, потом перебрался за границу. Где сейчас обитает и что делает я не в курсе. Мама историк-египтолог. А я вот пошла в журналистику. Спасибо за помощь, но мы уже пришли.

– Тогда я вынужден обратится к шантажу. Я отдам вам папки в обмен на свидание!

– А вы действительно удивительно самоуверенный военный. Хорошо, давайте мои папки. Я заканчиваю в семь.

– Только завтра, Маргарита, сегодня ну никак. Приглашен на одно мероприятие и никак не смогу отказаться. Боюсь быть невежливым…

– Мероприятие… А… я думаю, откуда я вас знаю? Вы же… мы про вас писали, даже фотографию поместили, точно, комбриг Виноградов, вот! Значит, вас тоже сегодня будут награждать. У нас Мишу от редакции фотокором туда направили.

– Вот видите, какая слава, какая популярность! Не могу неузнанный и шагу ступить.

– Ладно, не иронизируйте. Я буду вас ждать. Завтра