355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Влад Савин » Вперед в Ссср (СИ) » Текст книги (страница 1)
Вперед в Ссср (СИ)
  • Текст добавлен: 10 октября 2017, 15:30

Текст книги "Вперед в Ссср (СИ)"


Автор книги: Влад Савин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Савин Влад
Вперед в Ссср (Мв-16)



Из речи И.В.Сталина на ХХ съезде КПСС (альт-ист).

Говоря о будущем, мы неизбежно обращаемся к прошлому. Вопрос о путях дальнейшего развития непрерывно связан с оценкой Октября. Но ни одна революция не проходит по заранее составленному плану, не дает в точности таких результатов, какие ожидали ее участники. И если с Октябрем связаны величайшие прогрессивные перемены в истории нашей страны, то нельзя избежать и вопроса о том, в какой мере нарушения социалистической законности, ущемление демократических прав граждан, и другие негативные явления стали возможными в условиях нового общественного строя. Наше прошлое неоднозначно – в нем слились победы и неудачи, открытия и ошибки, светлое и трагическое, революционный энтузиазм и жертвы, великие надежды и разочарования. Весь опыт социализма представляет собой достояние человечества, его требуется глубоко изучать и осмысливать. Тогда не только победы, но и потери будут не напрасными.

Некоторые товарищи думают, что у Ленина была завершенная программа строительства социализма в нашей стране. На самом деле, напряженная работа и тяжелая болезнь не позволили Ленину написать научно обоснованную программу, он успел дать лишь первоначальные наметки кооперативного плана, связать идею культурной революции с кооперированием мелкого производителя, и с изменением всех условий жизни. Как конкретно это осуществить, в каких организационных и социальных формах, Ленин проработать не успел, указав лишь подходы. И поиск этих форм и методов вылился в жестокую идейную и политическую борьбу, в обстановке внешней угрозы, остатков внутренней контрреволюции, и нехватке самого необходимого. Те, кто обвиняют нас в "отказе от ленинских норм", забывают, что сами эти нормы, применительно к данному этапу построения социализма, не существовали. Мы были вынуждены прибегать к административным, даже диктаторским мерам принуждения, по отношению не только к бывшим эксплуататорским классам, но и к народу в целом – как например мобилизация в РККА, вместо добровольной народной милиции, или жесткое планирование промышленности и сельского хозяйства, с суровыми карами за невыполнение. Иначе – мы бы погибли. Также, оказались неоправданными надежды на "отмирание" государственного аппарата с заменой его на самоуправление отдельных коммун, добровольно договаривающихся между собой в масштабах страны. В этом, и многих других вопросах, мы не могли опираться на Маркса – который предполагал, что пролетарская революция победит одновременно во всех, или большинстве самых передовых промышленных стран. Империализм, в отличие от марксова, домонополистического капитализма, делает наиболее вероятной победу революции сначала в одной стране, не обязательно самой развитой промышленно. Что означает – наличие лагеря социализма во враждебном окружении, обстановка "осажденной крепости" при постоянной угрозе капиталистической агрессии и обострения борьбы с контрреволюцией внутри. Военные говорят, что уставы пишутся кровью. Так и мы – своей кровью, ошибками, перегибами, определяли еще никому неизвестные законы построения социализма.

И эти законы – не есть что-то навеки застывшее и завершенное, как Катехизис. Подобно тому, как военное искусство постоянно развивается, с изменением общества, его производительных сил, появления новых видов вооружения. Так и социализм – нельзя построить, сначала выписав проект во всех мельчайших деталях, а затем сооружать все в точном соответствии с бумагой. Приходится творить вживую, на живом общественном организме – и при этом совершать ошибки. Но помнить, что каждая наша ошибка – это лишняя кровь, труд, время и затраты.

Так дерзайте, стройте – но анализируйте, как и почему. Ищите лучшие пути, задавайте вопросы. Не бойтесь ошибок – но и не медлите с их исправлением. Социализм, это более прогрессивный строй, чем мир капитала – и значит, никто не может помешать победе социализма, кроме нас самих.

5 марта 1953 года. Молотовск (еще не Северодвинск).

День, когда со стапеля завода "Севмаш" сошла на воду очередная атомарина для ВМФ СССР.

Флаги (красные и военно-морские), короткие торжественные речи. Пришли и те, кто в этот час был свободен от смены, но тоже вложил свой труд. Не только заводчане, но и ученые, инженеры и преподаватели Северного Кораблестроительного института, а также те, кто работал на Втором Арсенале, секретном объекте за южными озерами – и не писали в газетах, что товарищ Курчатов там не минно-торпедным вооружением занимается, а совсем другими делами. Многие были с военной форме и с наградами – память о совсем недавней войне. Женщины, которых тоже было немало, работавших в КБ, Северном Кораблестроительном, а также служащими на заводе – одеты все по-нарядному. Ну а в центре конечно, были высокие гости из Москвы, военные и штатские, в окружении заводского начальства.

Главным был вице-адмирал, подтянутый и молодо выглядевший, с тремя Золотыми Звездами на кителе, и целым иконостасом орденских ленточек. Лазарев Михаил Петрович, "Адмирал Победы" – не одним же сухопутным Маршалов Победы иметь! Отчего до войны у нас были флоты – СФ, ТОФ, ЧФ, и только один Балтийский, КБФ, "краснознаменный", ну а сейчас первые три такими же стали, а балтийцы остались в прежнем статусе, не "дважды" КБФ – ответ на этот вопрос, любой знает, по крайней мере из североморцев: туда Лазарев не успел, война кончилась раньше. Но начинал он у нас, еще в сорок втором, командиром легендарной "моржихи", первого советского подводного линкора! Затем, в сорок четвертом, вместе с эскадрой с ЧФ, помог братскому итальянскому народу вымести фашистские лоханки из Средиземки. А в сорок пятом уже командовал всем Тихоокеанским флотом, сполна отомстив самураям за Цусиму и Порт-Артур. И в кризис пятидесятого года, когда с Америкой едва не сцепились, тоже был на Дальнем Востоке – и разговоры ходят, что американскую дивизию возле Шанхая, атомным ударом с моря приложили, а не авиация постаралась, но про то нам знать не положено, секрет! А сейчас он в Москве, в наркомате (вернее, уже министерстве), у самого Главкома в заместителях, отвечает за атомные и подводные дела. Но мы не забудем, что всю Отечественную его "моржиха" за СФ числилась, да и сейчас, у соседнего причала стоит. А командиром на ней контр-адмирал и тоже Герой Золотарев Иван Петрович, кто у Лазарева прежде старпомом был – вот и он, с членами комиссии разговаривает. И тот инженер-контр-адмирал, лысоватый, невысокого роста, тоже с Золотой Звездой – это сам товарищ Сирый Сергей Николаевич, всю войну на "моржихе" командиром БЧ-5 отходил, сейчас в системе Атоммаша работает, но и к нам прилетает часто. И вообще, в экипаже того корабля, у каждого по два ордена самое меньшее – по крайней мере из того состава, что в войну был. Шутка ли, на рубке в звезде, число побед нарисовано, трехзначное – одна эта лодка, целый флот потопила. А теперь уже "моржихи" нашей постройки есть – в прошлом году первые две спустили, вот третья, к лету и четвертая со стапеля сойдет.

Откуда взялась та, самая первая "моржиха", пришедшая на флот в сорок втором – никто не спрашивал. Помня о строжайших мерах секретности, тянущихся еще с войны – тайна с грифом "ОГВ", особой государственной важности. Кому надо, те знают – ну а нам, значит, не положено. Хотя слухи ходили самые экзотические – вплоть до помощи от коммунистического Марса, покрытого красным океаном, где подводные лодки одновременно являются и космическими кораблями – понятно, что эту версию никто всерьез не принимал. Да и люди из экипажа "моржихи" ну совершенно не были похожи на марсиан. Куда уж дальше – если все они, будучи холостыми, здесь уже женились, и детей успели завести?

Среди высоких московских гостей были две женщины – молодые, красивые, в модных пальто и шляпках с вуалью. Но всем "старослужащим" на заводе была хорошо знакома Аня Лазарева (сейчас уже Анна Петровна), в войну служила тут в подразделении, которое "моржиху" обеспечивало, и стала женой самого Лазарева, сейчас и сама в немалом чине, по партийной части. А рядом с ней Лючия Смоленцева, в прошлом году в кино снялась – а в войну была в той самой команде "песцов", которые Гитлера живьем притащили! И командовал тем делом ее муж, полковник Смоленцев, Дважды Герой – и он тоже здесь, а в войну был в особой в/ч, к "моржихе" прикомандированной. Такие дела вершили – недаром "песцы", бригада морского спецназа СФ, неофициально считается рангом выше "иркутских бобров" с ТОФ, "бойцовых котов" ЧФ и "пираний" с Балтфлота. Возвращаясь же к нашим прекрасным дамам – это тоже еще с войны пошло, с подачи Ани Лазаревой, нарядными встречать и провожать своих мужчин в море и на битву. И что с того, что в буржуазных шляпках – чем это делу коммунизма мешает? Ну а алые шарфики, платки у них, это знак, что близкий кто-то у них в море, или просто, "я жена моряка, и сердце мое занято".

Причалы за кормой, конец сеанса связи

Уходим в глубину, за Родину свою

Лишь твой портрет со мной и долгий путь до базы

Но знай, что под водою я сильней тебя люблю!

Гремела музыка из репродуктора (оркестра под рукой не оказалось). И вот, огромная сигара атомарины, кормой вперед (чтобы при сходе на воду не повредить винты и рули) двинулась к воде, расчищенной ото льда. Сошла легко, без осложнений. Работы еще не были закончены – но лодки спускают в большей технической готовности, чем надводные корабли, а оттого, достроечный период у них короче.

–Таким темпом, по две единицы в год, сколько будет в строю, например, к шестьдесят второму – произнес адмирал – два десятка. И по тактико-техническим, ближе не к "китам", а к "щукам".

–Положим, на "щук" не потянут – ответил Сирый – но к "ершам" близки. (прим.авт. – «кит», это проект 627, самые первые советские атомарины, в нашей истории вступали в строй в 1957-1963 г. «Ерш», это проект 671, года 1966-1973. Ну а «щука», это 671РТМ, с 1977. Считались примерно равноценными с АПЛ «Лос-Анжелес» ВМФ США). Но назвать их «телегами», а тем более, «ревушими коровами», здесь ни одна собака не посмеет. Уж сколько за снижение шумности боролись! И это пока чистые лодки-истребители, подводные «эсминцы», даже не крейсера. Противокорабельных ракет не несут, и стрелять ими через аппараты не умеют. Так что наш «Воронеж» пока незаменим – и будет таким еще лет пять. Аналог пока что у Базилевского лишь в проекте.

–А куда мы денемся: построим! – усмехнулся адмирал – пока всеобщий мир и разоружение нам точно не грозят. Три года назад все на грани было, а через девять лет что начнется вокруг "острова свободы"? Хотя стрелку уже перевели – и куда пойдет, одному богу известно. Но правило вечное и неизменное – кто у нашей страны в постоянных и всегда верных союзниках? Однажды уже поверили в чье-то миролюбие – теперь хватит!

–Прорвемся, тащ командир! – ответил Сирый – у амеров пока даже "наутилуса" нет. Положение у них похуже, чем... Ну и казна все ж не бездонная, а бюджет не резиновый. И теперь им нас догонять придется – а значит, мы чуть впереди них будем, по техническим наработкам, по тактике. Уж если такая пьянка прошла – грех не отыграть на все сто!

–Товарищи, "ОГВ" – влез в разговор Смоленцев – хотя нет тут японских шпионов, мои орлы проверили и бдят. (прим.авт. – реальная история, СССР, 30е, Дальний Восток. Спуск подлодки для ТОФ, оркестр и речи, «в защиту наших морских рубежей от японского милитаризма». И вдруг совершенно случайно среди гостей обнаруживают японского консула! В списке допущенных его не было, и охрана клялась что бдила – ниндзей просочился?).

–Нехай и дальше бдят – отмахнулся Сирый – это и есть ваша служба. Дай хоть потрепаться, в кои веки мы тут вместе собрались. Сам же говорил, нельзя быть постоянно на взводе, психика не выдержит. А я вот не помню, когда в последний раз отдыхал – пашу, как раб на галерах, как кто-то когда-то.

–Летом может и удастся – сказал адмирал – как раз "окно" выходит в июне-июле. Мне Кузнецов обещал. А я Ане, чтоб вместе на теплоходе, от Одессы до Батуми.

–До лета еще дожить надо – ответил Сирый – шучу. Рабочие планы расписаны по дням, на год вперед, а личные, полная тьма. Вот кто знал, месяц назад, что в Сормово лететь придется? Хотя на мой взгляд, это чистая авантюра, там атомарины строить. Как мы их будем оттуда выводить?

–Сроки – сказал адмирал – в каком это будет году? Когда по плану, завершат работы на Волго-Балте, и на Беломорканале. Четыре тысячи надводного водоизмещения, облегчить можно до трех с полтиной. Должна пройти.

–Тогда уж и камрадов следует загрузить – заметил Сирый – если "вождей" они нам построили, Маркса с Энгельсом? По тому же принципу – корпуса их, секретная начинка наша.

–Пока отклонено – ответил адмирал – через пару лет, посмотрим. Когда атомарины у нас уже секретом не будут.

–А думаете, там не догадались? – вступил в разговор Золотарев – вот сомневаюсь, что они и сейчас верят в "фтороход" на химии!

–Так знать и догадываться, разные вещи – ответил за адмирала Смоленцев – вот сам бы ты поверил, что возможно такое, как, не будем говорить что? Версия, по вероятности такая же, как "помощь с коммунистического Марса". Но мы же – есть!

Из репродуктора гремел марш. Затем сменился выпуском новостей. Трудовые подвиги советского народа и всего социалистического лагеря. И про Китай, где стараниями американского империализма и военщины все еще полыхает война – хорошо хоть, уже не у наших границ! И не как в пятидесятом, когда едва до Третьей Мировой не дошло.

Был обычный день, 5 марта 1953 года. Иосиф Виссарионович Сталин, был жив и здоров. И выступал с речью на ХХ съезде Партии – который завершился тоже в феврале, лиш тремя годами раньше, чем в иной истории.

Анна Лазарева.

Я – жена Адмирала из будущего. Уже десять лет.

В лето после Победы мне предложили демобилизоваться. Стать лишь женой и матерью, на что я имела полное право. Восстановиться в ЛГУ, откуда я ушла в сорок первом, отучившись два курса. Но я уже много слышала про тот мир, 2012 года, из которого к нам (путем неведомого науке феномена) попал атомный подводный крейсер со всем экипажем. Я не была уже прежней, беззаботной и доброй Анечкой, мои родители погибли в Ленинграде в первую блокадную зиму, а у меня за плечами была Школа, оккупированный Минск, партизанский отряд, и полсотни лично убитых фашистов. "Если тебе плохо, плакать должна не ты, а тот, кто в этом виноват" – Лючия считает эти слова моими, но я сама услышала их от того, кого сегодня уже нет среди живых. И я готова была драться насмерть – за то, чтобы мои дети не увидели гибель моей страны, а мои внуки не мечтали стать бандитами и проститутками. Потому – я осталась в кадрах. Сначала подчиняясь "дяде Саше", товарищу Кириллову, затем попала в "инквизицию" к Пономаренко. Первым моим поручением, в новом качестве, был Киев, бандеровский мятеж – и меня там дважды пытались убить, и приговор от ОУН не отменен: окажись я сегодня на Западной Украине (вернее, в Галицко-Волынской ССР, после реформы 1945 года), любой атаман УПА поспешит привести его в исполнение. После были и другие дела – но до прямой угрозы жизни не доходило. В отличие от Юры Смоленцева, которому довелось и выжигать бандерье из вонючих схронов, и помогать итальянским товарищам доказывать мафии, что она вовсе не бессмертна, и едва не погибнуть в сорок девятом, в Ташкенте.

Знаю, что в иной реальности, узбекские товарищи (которые нам и не товарищи совсем) делили с такими же московскими премии за несуществующий хлопок. У нас такого нет, но лозунг "стране нужен хлопок" уже есть – и ради такого, гнали в узбекские поля и старого, и малого, и больного, умри, но собери. С феодальным зверством, как при каком-нибудь эмире бухарском – плохо работающих, били плетьми: если в тюрьму, кто тогда работать будет, штраф взять просто нечем, ну а пороть прилюдно, лучший стимул не лениться. Причем наказывали даже не обязательно за невыполнение плана, а если ты хоть сто процентов сдал, но по выработке последним оказался, или среди трех, пяти, десяти последних. Так как план по хлопку стал товаром: район перевыполнивший мог часть своего хлопка на неудачливого соседа перекинуть, разумеется не бесплатно. Потому, начальство обращалось с колхозниками, как с рабами. С силовой поддержкой не только местной милиции, но и банд собственных нукеров-надзирателей, обеспечивающих трудовую дисциплину (и вершащим самые грязные дела). И это сходило с рук в военное время – хлопок любой ценой. Но выплыло на свет, когда домой стали возвращаться фронтовики, кто никак не хотел быть поротыми рабами – тем более, видя, что призывы начальства к труду на благо родины сочетаются с освобождением от этого труда не только самого начальства, но и его деток, и родни. Кроме того, если поначалу хлопковая повинность касалась лишь колхозников в узбекской глубинке, а русские, будучи преимущественно городским населением, специалистами, ИТР, квалифицированной рабсилой, были от этой каторги избавлены – то после и они оказывались вовлечены в конфликт, и через фронтовое братство, и через смешанные семьи (особенно, военного времени – прежде, когда узбечки выходили за русских, то обычно уходили в город, а в войну стало, что и наши женщины из эвакуированных шли замуж за местных, и не только городских). Но русским, даже привыкшим к довоенному колхозу, казалось средневековьем то, что они увидели на хлопковых полях – а районные "баи" реагировали так, как им привычно, несогласных не только избивали, но и убивали, при полном попустительстве милиции и прокуратуры (если в городах, особенно таких как Ташкент и Самарканд, в органах обязательно наличествовали и русские, то в деревне, исключительно местные кадры, да еще и нередко связанные с начальством родством).

Тогда и пришлось московским товарищам (среди которых был и Юрка Смоленцев) в сорок девятом заняться тем же, что в иное время, мне рассказали, в тех же местах творили Гдлян с Ивановым. Тут же выяснилось, что иные из местных партийцев нам никакие не товарищи, а вообще, бывшие басмачи, за которыми грешки тянутся еще с тех времен, ну совершенно не наши люди – зачем секретарю райкома, двести дорогих ковров, найденных в его сарае, или десятки закопаных кувшинов с ювелирными изделиями? Кого-то взяли быстро, кто-то просто подался в бега, а кто-то и басмаческое прошлое вспомнил, тем более что и банда была под рукой, нередко даже в милицейской форме – так что у наших товарищей, и у привлеченных армейских частей, были потери. Но и бандитов исполняли по законам чрезвычайного положения – то есть, пойманных с оружием в руках, или на месте преступления, в кратчайшее время и без суда, да и прочим, меньше "четвертака" не светило. А затем настало "утро байской казни", когда по всему Узбекистану массово сменялось руководство, от районного звена до самого верха. И битва за хлопок, вплоть до того, что на сезонную работу на плантациях стали массово привлекать китайцев – хлопкоуборочные комбайны уже есть, но слишком грубо работают, коробочки мнут. Юрка вернулся – а кто-то из ребят, прошедших войну, остались там навеки. Хотя казалось, что после тех испытаний, нам не страшно уже ничего!

А мой Адмирал, мой Михаил Петрович – на свете боится лишь одного. Что не сможем историю изменить, и все как там пойдет – распад СССР, реставрация капитализма. Сам мне сказал, если под водой что случиться, просто сгинем, как "Трешер", и никто не узнает, и могил наших не найдут – но там от нас зависит, даже на войне, сумеем врага переиграть? А вдруг окажется, что вся наша суета здесь, это битва с ветряными мельницами – не дадут хода лысому Горбачу с Борей-алконавтом, так другая мразь вылезет и как бы не хуже? Если там весь народ был как одурманенный, и верил в "демократию", что завтра как в Швейцарии заживем. И без этой веры, вот делайте со мной что хотите, никакие сговоры наверху под ковром были бы невозможны! А отчего массы к такой жизни пришли – вопрос особый.

И это наш вопрос – службы Партийной Безопасности, (в разговоре, "инквизиции"). Мы МГБ не подменяем – их с хирургами можно сравнить, резать пораженное уже развившейся болезнью, ну а мы, терапевты, на ранней стадии перехватить, или даже гигиенисты, такие условия обеспечить, чтоб болезнетворным бациллам благоприятной среды не было с самого начала. Показательно, что в самом начале я значилась помощницей Члена ЦК ВКП(б) Пономаренко, ответственного за дело пропаганды – да и сейчас у меня эти "корочки" есть. Поскольку по закону от 1947 года, "инквизиторы" имеют право представляться любым званием, должностью, и фамилией (на которое у них выписаны документы). И стоим мы в иерархии спецслужб выше чем МГБ. Зарплату я получаю в родной Конторе, в других числясь "откомандированной" – а вот например Юрка Смоленцев по флотской ведомости проходит, и получает как полковник морской пехоты. Хотя "песцы" часто привлекаются нами для силового обеспечения, своих боевиков у "инквизиции" пока что нет. Хотя отдел, в котором Валя Кунцевич числится (еще один гость из 2012 года и охотник на фюрера), очень может быть, во что-то подобное "Альфе" или "Вымпелу" разовьется.

Я больше работала с творческой интеллегенцией – впечатление двойственное, и с Мастерами знакомство довелось свести, как например, фантаста Ефремова в Союзе Писателей отстаивала, но и такой гадючник попадался, руки хотелось вымыть после! Одна лишь Лида Чуковская чего стоит (прим.авт – см. Алеет восток), достойная предтеча тех, кто в «перестройку» с эстрады будут кривляться, «не отдадим завоеваний социализма – а что, их кто-то хочет у нас отнять?», «будем голодать стоя, а не на коленях», «так жить нельзя». Которые как раз и расшатывали понемногу монолит советской веры. Скажете, они лишь зеркалом были, реальных ошибок политики Партии? Так тот фронт отдельный, большая стратегия – и хочется верить, что те, кто наверху, здесь такого безобразия не допустят! Ну а мы тактики, принимаем меры на своем уровне. На Севмаше я с товарищами учеными много общалась, и от них узнала, что теоретическая прочность материала (стальной балки или проволоки) в разы, если не на порядки, выше конструкционной – но лишь при условии, что образец идеальный, без микротрещин и локальных неоднородностей, чего практически не бывает. И разрушение при превышении нагрузки всегда с этих микроскопических слабых мест и начинается – чем их больше, тем скорее. Ну так позаботимся, чтобы в духовной области здоровых трудовых масс СССР было поменьше таких «концентраторов напряжений» – все не убрать, но сильно убавить их число вполне реально. И хуже от этого точно не будет!

За этим я и здесь сейчас. У Пономаренко часто поручения с двойным смыслом – ты на Севмаш с мужем, тогда вот тебе дело к рассмотрению, людей ты всех знаешь, ну и товарищи Смоленцев с Кунцевичем тебе для помощи и охраны. У вас, Анна Петровна, куда лучше получается деликатные вопросы решать, чем у этих живорезов.

"Акулу" спустили. И поехал мой Адмирал вместе с Курчатовым на Второй Арсенал, с научными и техническими проблемами разбираться (и Юрка Смоленцев с большей частью "песцов", в охране). Ну а я, предъявив заводским товарищам свои полномочия (да и помнят тут меня хорошо, еще с военных лет), расположилась в кабинете на втором этаже заводоуправления, сначала вытребовав для просмотра все бумаги, а затем попросив доставить участников конфликта. Лючия со мной, в роли адъютанта, стажера, и телохранительницы – хотя на вид и не скажет никто, что хрупкая на вид девушка, это отменный рукопашник и стрелок (бывшая партизанка-гарибальдийка, и обучал ее Юрка персонально и очень серьезно). Валя Кунцевич тоже в кабинет проник.

–Не помешаю. А вдруг на тебя нападет какой-нибудь партиец, недовольный твоим вердиктом? – и добавил с иронией – ну и приятно моему глазу на тебя, Аня, еще посмотреть.

Ну смотри, не жалко, за погляд денег не берут. Только ты что, уже решил, кто прав? Еще к рассмотрению не приступая.

–Ань, а ты веришь, что Иван Семенович может оказаться виноватым? А закон, уже прости – в данном случае, инструмент. Если мы, "инквизиция", как раз для того и нужны, чтоб отсечь, где формальный закон расходится со справедливым понятием. Чтоб не вышло – по закону, а не по правде.

Логачева Ивана Семеновича, бывшего главстаршину с "Воронежа", я знала отлично. Те из экипажа, кто после Победы законно решили демобилизоваться, но не рвались взлететь высоко, как мой Михаил Петрович, или товарищ Сирый – в подавляющем большинстве остались здесь, на Севмаше. Место, хорошо знакомое еще с войны (единственное в СССР, приспособленное для базирования и техобслуживания атомной подлодки), их тоже тут знают и ценят, "с той самой Моржихи, все гвардейцы, орденоносцы" – и работа по специальности, с зарплатой и жилищными условиями, заметно лучшими чем в среднем по СССР. И нам удобно – ведь не отпустишь в вольную жизнь носителей высшего уровня тайны, но и держать их под замком и надзором было бы черной неблагодарностью. Если, вот кино я смотрела про "зори тихие", и слова оттуда, что за иную секунду в бою тебе положено до гроба водкой поить того, кто тебе ее обеспечил – а эти люди всему Советскому Союзу лишний год мира подарили, Победу не в сорок пятом, а в сорок четвертом! А тут, закрытый город, где иностранцев нет, и вообще чужие люди редкость.

Так и ушел на гражданку гвардии мичман Логачев Иван Семенович, кавалер трех орденов (Отечественная война, обе степени, и Красная звезда) и пяти медалей (Заполярье, Нахимов, Ушаков, "боевые заслуги" и за Рим). Желая, как кто-то великий сказал, "посадить дерево, построить дом, вырастить детей". Работал мастером в цеху на Севмаше, женился на Танечке Авдеевой, из моей команды "стерв", слышала уже, что дочка у них родилась. И еще Иван Семенович был фанатом русбоя (карате и айкидо, из того мира) – конечно, по мастерству уступая Смоленцеву, но по таланту тренерскому даже его превосходя. Но на предложение пойти в кадры МГБ натаскивать рукопашников ответил отказом – как мой отец когда-то, мастер Балтийского завода в Питере, не захотел идти в НКВД, куда его звал дядя Саша, старый друг нашей семьи (сегодня, комиссар госбезопасности Кириллов Александр Михайлович) – зато и сейчас три раза в неделю по вечерам тренирует группы на стадионе "Север". Как и во время войны заводских учил – это ведь он прием ставил, который мне жизнь спас, когда меня Федька Троль хотел зарезать. Серьезный уже мужик в сорок лет, женатый и работящий, никогда прежде в хулиганстве не замеченный – не восемнадцатилетний балбес, у которого молодецкая удаль из ушей прет, кулаки почесать и перед дружками покрасоваться. Однако же, прилюдно избил товарища Нелина О.А., пребывающего в должности парторга цеха! Качественно избил – с переломом носа и сотрясением мозга!

Что, по закону, дело не просто уголовное. И не надо смеяться, "битая морда партийного секретаря, политическое преступление". Наслышана я, и от отца, и от других, как было в двадцатые – и в городе, а особенно на селе, когда контрреволюционная мразота, нэпманы и кулаки, подговаривали шпану, "вы хорошенько избейте вот этого активиста, вот вам червонец на водку и червонец на штраф". До 1926 года это считалось "мелким хулиганством", за которое не то что тюрьмы не предусматривалось, но и штраф был смехотворный – чем недобитая контра пользовалась вовсю. А после уже начали принимать в расчет личность пострадавшего, так что битая физиономия соседа дяди Вани, и она же, партийного или комсомольского секретаря, стало очень большой разницей касаемо последствий для обвиняемых!

Будь Иван Семенович не носителем Тайны... Но по отношению к таковым, по секретной инструкции (лица, состоящие в Особом Списке, категория "А") любые действия вроде ареста могут предприниматься лишь с ведома и разрешения нас, "инквизиции", и никак иначе! Были уже прецеденты, с большими неприятностями для виновных, кто на отметку в личном деле внимания не обратил – так что местные товарищи порядок хорошо усвоили. Вот и прислал Пономаренко меня, разобраться. И я – несправедливости совершиться не дам!

Интересно, а трудовой коллектив выступил в защиту Логачева! А вот фамилия партийного мне незнакома – по документам, он на Севмаше недавно, года еще не прошло. Читаю его послужной список – нет, не тыловая крыса, как я подумала сначала! Из крестьян, воевал, "политрук сорок третьего года" – когда по уставу, стали на самую низшую должность ротного политрука, идейно выдержанных сержантов ставить, две недели обучения, и офицерские кубари в петлицы. С одной стороны, это низовой политсостав резко оздоровило, а кому везло, то и выше поднимались. С другой же, и потери среди таких политруков были выше, чем у строевых офицеров – кому в атаку первым бежать, бойцов поднимая, и для немецких снайперов цель, и конечно, в плен их фрицы не брали. Но если мужик честно отвоевал, аж две "славы" (была у политруков привилегия, право на этот солдатский орден) и две медали (не юбилейные), так какого черта он на своих наезжает? И еще настораживает – демобилизовался он в сорок шестом, и дальше, за семь лет, девять мест работы, это отчего такой кадр все старались от себя спихнуть поскорее? Без позора, но и без наград – то есть, и обвинить не в чем, но лучше иди ты от нас подальше?

Ладно, сначала выслушаем обе стороны, затем решим. Первым, как должно, товарища Логачева приглашаю (пребывающего сейчас под подпиской, а не в камере с хулиганьем – поскольку человек уважаемый). После взаимных приветствий, предлагаю ему изложить суть дела.

–Это еще в прошлом году началось, сразу как этот Нелин пришел. Ладно, двадцать процентов зарплаты облигациями выдают, привыкли мы уже, тем более что и оставшегося на жизнь хватает. Так этот, как пообвыкся, сразу с почином выступил на собрании, мобилизуем внутренние резервы – пусть каждый себе по минимуму оставляет, а все остальное, стране на восстановление. И чтоб мы все подписали. А я встал и сказал, шиш! Двадцать процентов ладно, мы все понимаем – но остальное, честно заработанное. И мужики меня поддержали, и не только наши, с "моржихи". А Нелин запомнил. Татьяне моей пенсия была положена, за отца, офицера, погибшего на фронте. Так Нелин к ней – время сейчас нелегкое для страны, и подумай, не нужны ли эти деньги кому-то больше, чем тебе, откажись, будь сознательной. По-честному, прожили бы мы и без них – но в хозяйстве, как понимаете, Анна Петровна, и копейка лишней не бывает? А Нелин к Татьяне с угрозами – за несознательность, как бы тебе из комсомола не вылететь? Ну я после к нему, и в крик – но тогда без драки обошлось. Так последнее самое, мы в очереди на отдельную квартиру стояли, комната в коммуналке у нас большая, уютная, и соседи хорошие – но как Маришка родилась, лучше было бы, чтоб полностью свое, на кухне у плиты не толкаться. В этом году должны были заселиться – и тут выяснилось, что нашу квартиру другим отдали, Нелин сам якобы от меня заявление написал, подписался моей фамилией, и куда надо отнес. Что будто бы уступаю я свою очередь кому-то – у тех трое детей, а у нас с Таней пока одна лишь Маришка. Я к нему, а он лишь смеется и говорит – а вы бы сами товарищ Логачев, разве такое заявление бы не написали? Как настоящий советский человек. Вот я вас от такого, само собой подразумевающегося, и избавил. А вы подождите еще годик или два – получите тогда свою квартиру, если у вас сознательность будет. Ну я ему и влепил от души, не сдержался, виноват. Да вы мужиков поспрашивайте – Нелин и их достать успел, своими идиотскими инициативами! И не он один – тут партийные в большинстве нормальные, но есть еще парочка таких же болванов.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю