Текст книги "Там, где ты нужен (СИ)"

Автор книги: Влад Молоков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)

– За Оршу, за то, что без потерь отбомбились. Снесли немцам все зенитное прикрытие, пока те не опомнились после применения ракет. На обратном пути «Месеры» их все-таки потрепали, но сели все. Давно у них такого не было, сам знаешь мы днем СБ уже и не посылаем, так же как и ваши «этажерки».

– Я уже докладывал, что наша малая авиация на данном этапе для выполнения поставленных задач становится малоэффективна. Тихоходы можно использовать только как курьерскую службу, и ночные бомбардировщики. Для десанта нужны более вместительные самолеты, хорошо показал себя ПС-84, но одной машины нам мало. И да, ребятам, за коньяк спасибо.

– Все все понимают, но разведданные нужны как воздух, задачи разведки ставятся всем подразделениям ВВС. А спасибо передам, конечно, ну и, кстати, конфискую маленько, а то тебе жирно будет. А сейчас у меня для тебя не совсем хорошие новости.

– Что случилось? Мои бойцы, где то набедокурили.

– Да нет, тут другое. Вчера Лев Захарович прилетел. Тимошенко на докладе в ЦК отметил, что у некоторых военноначальников появились «не правильные мысли» по выравниванию линии фронта путем отступления. Приказ ставки однозначен, Смоленск удерживать всеми силами, вот Мехлис и приехал напомнить, кто является карающей рукой партии. Собрали, кого смогли в штабе фронта для разъяснения политики партии. В общем, хвоста нам накрутили, а что бы так сказать сгладить пилюлю, в конце совещания решили показать отснятые материалы о применении нового оружия. Слухи то сразу разошлись, что мощь необыкновенная, но кто сейчас слухам верит. Но показ впечатлил всех. Кинооператоры молодцами оказались, фильм не более пяти минут, но в конце все аплодировали стоя. Мехлис был очень доволен и приказал, ленту ему с собой в Москву приготовить, пообещав всем участникам правительственные награды.

– Так это же хорошо.

– Хорошо, но не для всех. Потом когда в узком кругу остались, Лев Захарович решил уточнить, кто автор идеи провести видеосъемку, да еще и с самолета над немецкими позициями, ему же Сталину докладывать. Рассчитывал услышать, что кто-то из политотдела отличился. Ну, вот тут и всплыло твое имя. Подожди не радуйся, есть у нас тут деятель один, да ты его знаешь.

– Я многих в штабе знаю, и что из этого.

– Помнишь как в начале июля в Смоленске, уже после налета немецкой авиации, вдруг неожиданно началась отчаянная стрельба зениток до этого, кстати, молчавших, которые палили по двум нашим истребителям, со страху приняв их за фашистов. Поднялась не большая паника и из окна штабного барака выпрыгнул известный тебе генерал. Приземлился он неудачно – вывихнул ногу, и его увели в санчасть. А на следующий день у него на груди появились две ленточки, обозначавшие тяжелое и легкое ранение, – эти отличия как раз были введены накануне.

– Ну да, я еще отметил, что «увечье» и «царапину», которые он получил при выпадении из окна его, похоже, нисколько не смущают.

– И это твое замечание ему прекрасно известно, а обиды он не прощает. Вот и использовал ситуацию по максимуму. У тебя оказывается свежий строгач по партийной линии за «политическую близорукость, недальновидность, отсутствие партийной инициативы и прочее». Тут, он еще, что-то пошептал на ушко и Мехлис прямо взорвался. Ему Сталину докладывать, а тут чуть ли не пособник врагу выявлен.

– Чего это я пособник, да у меня немцев за эти две недели уже на маленькое кладбище хватит.

– Подожди не кипятись. Это ты в штабе редко появляешься, забыл, какой здесь гадюшник порой бывает. Когда Мехлиса Членом Военного Совета фронта назначили сразу после ареста Павлова и всего командования фронтом, на нас тогда ощутимо так пахнуло 37-м годом. Обстановка в штабе была угрожающей, царили путаница и неразбериха, не понять, кто теперь командует войсками. «Рулили» все, кто здесь находился: и маршалы Тимошенко с Буденным, и комиссар 1 ранга Мехлис, и командарм Еременко (назначенный вместо Павлова), а так же генералы, приехавшие вместе с ними. И все это руководство сводилось в основном к угрозам направо и налево: «да я тебя», «расстрелять», «отдать под трибунал». Одна директива №16, подписанная Мехлисом, – «В ночь на 05.07.41г. зажечь леса в районе Лепель, Глубокое, Докщицы…» – чего стоит. Это ж до чего нужно было дойти, чтобы применять такие исключительные меры и средства сдерживания противника, сжигая все живое в густонаселенном районе! Поджечь в надежде, что рванут многочисленные склады с боеприпасами.

Когда через неделю Льва Захаровича, назначили заместителем народного комиссара обороны СССР, то многие вздохнули свободно. Новый Член Военного Совета Булганин Николай Александрович, прибывший 12 числа, вместе с Еременко только сейчас хоть какой-то порядок навели. Тут и выяснилась не очень хорошая история. Сусайков, за бои под Борисовом, предоставил наградные листы почти на 300 человек, в том числе и на тебя. Причем на тебя дважды, за уничтожение десанта, трофеи и пленных немцев к Красной Звезде, а за организацию воздушного прикрытия переправ, сбитые самолеты и штурмовку наступающих колон противника к Красному Знамени.

– Ну, десант и пленные с трофеями понятно, а какое к черту воздушное прикрытие.

– Ты мне дурочку не включай. Самолеты кто нашел, экипажи подобрал, боеприпасами снабдил, ловушку немецким асам устроил. Между прочим, пять, подтвержденных сбитых самолетов, в одном бою. В рапорте так и прошло «сводная авиагруппа Песикова».

– Так я-то здесь причем, это ребята молодцы.

– А ни кто с тобой и не спорит, ребята действительно молодцы. И мы всех отметили и наградили: и обоих лейтенантов, и бойцов, что с тобой из окружения выходили, и летчиков, среди которых оказалось два орденоносца. А вот тебя Сусайков лично хотел отметить, в знак благодарности за помощь в организации обороны Борисова. Да не срослось, Мехлис приехал карать, а тут ему на утверждение наградные принесли, вроде вот мы какие, бьем врага. Лев Захарович за сданный мост через Березину, хотел Сусайкова под трибунал отдать, да того раненого в госпиталь увезли. Потом, то конечно разобрались, и то, что два моста из трех успели взорвать, и что город двое суток держали, и бронетехники под сотню сожгли, и дали возможность развернуться Московской дивизии. Только напуганные кадровики к этому времени наградные уничтожили, сейчас-то говорят, что при переезде из Смоленска потеряли. Короче Мехлис эту историю вспоминать не любит, а твои наградные ему тогда вроде бы первыми подсунули. Вот твоя фамилия ему и запомнилась, а тут получается как бы и подтверждение его правоты – ты разгильдяй и политически ненадежен. Только вмешательство представителя ЦК Белоруссии, лично поручившегося за тебя, несколько разрядило ситуацию. «Лучшая награда для коммуниста – быть чистым перед партией» – сказал Мехлис и распорядился выговор с тебя снять, но об орденах пока забудь.

– Да ладно, не ради чинов и наград, как говорится, – невесело отшутился я, но осадочек то на душе остался. Что в той жизни мне не везло на награды, что в этой. Нет, в трудовой книжке у меня тридцать пять записанных поощрений, а вот, когда до награждения медалями доходило, то начальство предпочитало себя отметить. Хотя можете поверить, меня было за что отметить. Да и со званиями такая же беда, здесь первое старше офицерское получить не могу, и в прошлой жизни мне за майора предложили заплатить, хотя у меня и по должности положено было и по срокам. Вежливо послал кадры, так мне майора не 23 февраля дали, а на 8 марта, мелкая такая пакость.

Мы еще немного посидели, обсуждая служебные вопросы. Худяков нагрузил меня текучкой, пришлось выбросить из головы все посторонние мысли и заняться делами. Грустить и переживать после войны будем.

Вокруг Смоленска закручивалась мясорубка, которая почти месяц, будет перемалывать как наши, так и немецкие людские, и материальные ресурсы.

Глава 11

Задание не понравилось мне сразу. И потому, что предстояло лететь с не знакомым пилотом. И то, что задачу получил не через штаб, а от сотрудников НКВД. Причем один из них был знакомый мне лейтенант, которого недавно прокатил на крыле. В коротком инструктаже, доведенном под роспись, мне предписывалось высадиться в немецком тылу, в районе Полоцка, где в окружении находится 22-я армия. Лететь немедленно, так как завтра утром, части 174-й стрелковой дивизии с примкнувшими к ней остатками других подразделений армии, должны пойти на прорыв. В пакете приказ о времени и месте перехода через линию фронта, а так же сигналы опознания. Радиосвязь с 62-м стрелковым корпусом, куда входит дивизия, прервана, точное место расположения штаба неизвестно. Поэтому, место высадки определено по данным последнего сеанса радиосвязи с дивизией. Я должен убедиться, что в указанном месте, штаба нет, найти его расположение и до заката вручить пакет старшему командиру. Предполагается, что это комбриг Алексей Иванович Зыгин, но в связи с большими потерями в командном составе, допускается передать тому, кто взял командование сводными силами на себя. На карте мне показан примерный район сосредоточения частей. А это между прочим 15-20 км от зоны высадки. Конечно, немцы только что обошли «Полоцкий выступ», устав биться лбом об укрепрайоны, и частей их второго эшелона в районе посадки быть не должно, но предчувствия не хорошие. Непонятно, для чего такие сложности, можно сразу перебросить меня ближе к нашим частям, и красноармейцы сами проводят к командованию. Но в отданном мне приказе четко определен маршрут и сроки. Становится понятно, почему полет с незнакомым пилотом – это, чтобы дурных мыслей о выполнении задачи быстро и эффективно в моей голове не завелось. Сказали сделать так, значит, будем выполнять – армейский дурдом в действии.

Вспоминается один полковник, замом которого мне недолгое время пришлось поработать. К нам его прислали в качестве наказания за действия не совместимые со званием офицера, граничащие с уголовной ответственностью, но спасли родственные связи. В качестве профессионала он был полным нулем, как с ним до этого работали люди непонятно, но зато желания быть отмеченным начальством, плескало через край. Для понимания, приведу абстрактный пример. Просит начальник стакан воды. Просто налить из графина или достать минералку из холодильника, это не для нас, полковник не ищет легких путей. Весь личный состав отдела поднимается по тревоге, вооружается шанцевым инструментом и копает во дворе яму до водоносного слоя. И радостный полковник бережно несет начальнику ведро мутной воды. А потом не понимает, где же заслуженная награда – вот вода и даже больше, чем просили, а вот сотрудники – лежат, замученные до края.

Так и в этой ситуации, чувствуется рука инициативного дурака. Подозреваю, что первоначально моего знакомого лейтенанта ГБ и планировали к немцам в тыл послать, да он со страха, через своего родственника, «спланировал» операцию так, что не зависимо от результатов получит свои дивиденды. Доставят пакет – он молодец, отличный организатор, не доставят – а, что вы хотели от серого армейского быдла, которые все испортили. И плевать ему на окруженные части, он себе баллы зарабатывает. Не удалось видно на расстрельных делах подняться, ну да бог с ним.

От меня требуют немедленно грузиться в самолет, я объясняю, что необходимо время на подготовку. По вражеским тылам ходить безоружным глупость несусветная, а при мне только табельное, револьвер «бандитский» в кармане, да пара ножей. Ни экипировки, ни припасов, ни нормального оружия. Командир, постоянно таскающий с собой в тылу «ППШ» или, тем более, трофейный «машинепистоль», вызывает ненужное внимание со стороны окружающих, а там и до врача психиатра недалеко. Прошу полчаса, что бы собраться.

Толстощекий лейтенант хватается за кобуру, – Саботаж, да я тебя…

Лицо у него наливается кровью, глаза вылезают из орбит – прямо гроза паникеров и дезертиров. Остаюсь совершенно равнодушным, то, что он эту сцену не раз отрабатывал на более впечатлительных согражданах понятно, но для меня совсем не эффектно. Я сам страшнее могу.

– Сами полетите? – спрашиваю с откровенной, даже демонстративной издевкой. Затем меняю тон на холодный:

– Согласно инструкции по перемещению секретных документов, на временно оккупированной территории сотрудник, осуществляющий такой род деятельности, обязан принять все меры, обеспечивающие сохранность, а в особых случаях уничтожение, вверенной документации. Отправлять к немцам безоружного курьера – попахивает изменой.

Второй капитан НКВД, все время просидевший в стороне, прерывает нашу пикировку, – Не будем спорить, скажите, что вам нужно. Все подготовят и принесут к самолету. Конверт вы уже получили, а у нас приказ, сопроводить курьера до транспорта. Информация о цели вылета секретна и даже возможность ее утечки исключается.

Приходится согласиться. Оставлять «мою прелесть», имею в виду свой ППШ, который зарекомендовал себя отлично, и лететь с чужим, не пристрелянным оружием, не хочется, но спорить бесполезно. Если толстый лейтенант типичный кабинетный палач, то его напарник – матерый волчище, скорее всего ГРУ или похожая структура. Перед посадкой надел парашют, проверил, принесенное оружие. Дали ППШ с одним запасным диском, две гранаты «лимонки», сотню патронов в пачках, сухой паек, запасные портянки, немного мелочей ну и фляжку спирта. Между прочим, универсальное средство, можно рану обработать, сырой костер разжечь, просто внутрь принять. Завязываю горловину вещмешка и вместе с ППШ забрасываю в кабину У-2, следом залезаю сам. Устраиваюсь поудобнее, привыкая к кабине. Жалко, что для защиты задней полусферы, не установлен пулемет, чувствую себя беззащитным, все-таки наличие возможности оказать врагу даже минимальный отпор, успокаивает. Летим в светлое время, при полном господстве авиации противника, на фанерном биплане. Если на нас обратят внимание, причем все равно в небе или с земли, мы для всех готовая мишень. При наличии пулемета, чувствуешь себя более уверенно. Хватит рефлектировать, начинаем разбег и вперед в небо.

К счастью полет прошел нормально, второй день стоит низкая облачность. Над линией фронта нас ожидаемо обстреляли с земли, но обошлось без серьезных повреждений. Дальше летели, стараясь прижиматься к верхушкам деревьев, пытаясь слиться с поверхностью. Немцы, придавая особое значение нашему направлению, сосредоточили значительные силы своей истребительной авиации, стремясь надежно прикрыть дороги и войска. Мы уже давно отказались от дневных полетов на такой несерьезной технике, над оккупированной территорией, действуя только ночью. В тех же случаях, когда темного времени для возвращения на базу не хватало, летчики на день садились на оперативные площадки в тылу врага и отправлялись в обратный путь лишь после захода солнца. Поэтому наш полет можно считать удачей.

Прибыв в заданный квадрат, сделали круг над деревней. Жителей не видно. Отдельно стоящее за околицей двухэтажное здание, вполне подходит под временное размещение штабных служб, но там тоже, ни кого. Под плодовыми деревьями видна черная крыша легкового автомобиля. В поле, перегородив дорогу, посреди выгоревшего пятна, стоит остов грузовика. Следов боя или бомбежки не заметно. По-хорошему делать нам здесь нечего. Но приказ однозначен – осмотреть место расположения штаба. Кричу пилоту, что можно садиться и показываю на дорогу между засеянными полями. Для У-2 места под посадку много не нужно, как раз от сгоревшего грузовика до площади возле здания должно хватить. Но тот качает головой и уводит самолет в сторону за небольшую речку, наверное, тоже получил жесткие инструкции. Теперь мне место посадки не нравится, и я показываю дальше, где из леса виден хвост разгромленной колоны. Если это штабники, то плевал я на деревню и на приказ. Садимся прямо на дорогу, останавливаясь рядом с опушкой. Скидываю парашют, забираю оружие и вещмешок. Прощай авиа такси. Летчик машет рукой, выруливает самолет, разворачивая в обратную сторону, и начинает разбег. Гляжу вслед и, развернувшись, иду осматривать разбитые и сожженные машины.

Ни чего полезного не нахожу. Обычная для этого времени картина, даже обыденная. Несколько единиц легкой бронетехники, десяток грузовиков советского производства. Все сильно повреждены, скорее всего, в результате налета авиации. Много воронок, на кабинах пробоины сверху. Тела захоронены, имеется большая братская могила, даже надгробие присутствует. Наверное, деревенские постарались, они же прибрали все ценное имущество и оружие. До ближайших домов отсюда километров пять, но наезженной колеи в ту сторону нет. А дорога, на которой я стою, проходит мимо деревни, нас разделяет неширокая река с топкими берегами, заросшими камышом. Наверняка у местных есть свои тропинки, но сверху разглядел только одну и до нее примерно километр. Придется поторопиться, здесь пять километров там пятнадцать, а то и все двадцать, так и до вечера к цели не доберусь. У деревенских разжиться транспортом вряд ли получится, максимум подвезут немного на телеге. Примерное направление я определил и, решив срезать угол, пошел напрямую, тем более что дорога в этом месте делает петлю. К тому же сам учу бойцов, что при движении по лесу они должны обходить полянки и двигаться не по дорогам, а рядом с ними, укрываясь за деревьями и кустами. На опушку же вообще необходимо выходить максимально скрытно, а если лес редкий и без кустов, то желательно выползать, используя средства маскировки.

При правильно выбранном ритме движения, тело идет в автономном режиме, позволяя сознанию переключиться на решение других задач. А подумать было о чем, неделю назад я сам отвез в 22 армию приказ Главнокомандующего Западным направлением Маршала Тимошенко о наступлении за № 060 от 12 июля. В котором говорилось: «п.3 – 22 армии, прочно удерживая занимаемый фронт на своем правом крыле и Половецкий УР, перейти в наступление силами 214 и 186 сд с 56 гап, 390 гап, 102 прд и 46 сад с фронта ст. Войханы, Городок и, нанося удар в направлении Витебск, к исходу дня выйти на рубеж Сиротино, ст. Княжица, где прочно закрепиться». Начало наступления было назначено на утро 13.07.41г. И вот теперь предстоит найти части этой армии, разбитые и находящиеся в окружении.

Почти месяц я здесь, а ничего значительного для страны не сделал. Ну, побил немного немцев, ну спас немного материальных ценностей, ну попробовал на несколько месяцев раньше внедрить тактику подвижной обороны, возможно, спас чуть больше людей, чем погибло в моей истории, а вот чувство неудовлетворенности остается. Может клад, какой из найденных в мое время выдать, например «Трубецких-Нарышкиных», хотя, не смотря на размеры, там, в основном вещи, которые станут антиквариатом лет через пятьдесят, да и объясняться с НКВД не хочется. По той же причине не смогу рассказать про якутские алмазы, о месторождении которых знаю только приблизительно. А вот информация о нефтяных месторождениях для воюющей страны будет очень востребована. Особенно если это не далекие Сибирские кладовые, а вполне доступные и расположенные за Волгой. Еще с начала 30-х годов в Башкирской степи уже эксплуатируется несколько скважин, но не сильно производительных. А вот одно из крупнейших месторождений, входящих в первую мировую десятку, распложенное в Татарстане пока не известно. А мне про него много знаю, благодаря скандалу между «Роснефтью» и «Татнефтью» освещаемому телевидением. Осталось придумать, как информацию преподнести и себя, не засветить. Для начала про Шугуровское месторождение сведения подкинуть, там, кажется глубина залегания метров шестьсот, правда вроде бы большое содержание серы присутствует, но пусть в этом специалисты разбираются. А потом уже и Ромашкинской нефтью займутся.

Размышляя на эту тему, подхожу к краю дороги и замираю, что-то настораживает. Осторожно делаю несколько шагов, огибая кустарник, и выглядываю из-за широкого ствола клена. Рядом с дорогой стоят два немца, в форме мышиного цвета, за спинами видны стволы карабинов. Стоят ко мне вполоборота, но головы повернуты в мою сторону. Значит, услышали, а я думал, что умею тихо и незаметно ходить по лесу. Автомат у меня в руках, патрон я дослал сразу, как только проводил самолет.

– Иван, ком, ком, – подзывает меня немец, делая характерные движения рукой, потом лопочет что-то еще.

Но я сдвигаюсь немного в сторону, и становится, виден автомат в моих руках, направленный на них. Говоривший замолкает на середине фразы, второй делает попытку сорвать с плеча карабин. Для себя я уже решил, что пленные мне не нужны, сразу не стрелял, потому, что раздумывал, есть ли рядом другие и стоит ли поднимать шум. В такие моменты остро жалеешь, что нет глушителя, потом нужно будет озаботиться, тем более, что он прекрасно дополнит комплект моего ППШ, оставшегося дома. В это время, раздается грохот пулемета, рядом свистят пули. Меня резко дергает сзади за лямку вещмешка. Успеваю выпустить короткую очередь по немцам, стоящим на дороге. Результат не виден, так как падаю, укрываясь за стволом дерева. Пулемет работает на подавление, короткими очередями прижимая к земле, значит, на дороге кто-то уцелел, и ему дают возможность укрыться. Быстро выглядываю и вижу, как один из немцев боком отползает в сторону, оставляя за собой кровавый след, второй лежит сломанной куклой – не жилец. Вот оно достоинство «окопной метлы» – очередь как залп картечи. Короткого мига хватает, что бы встретиться с немцем взглядами, и уже пряча голову за дерево, увидеть как его рука судорожно дернулась к гранате за поясом. Пулеметчик тоже заметил мое движение, сверху сыпется древесная труха, забивая глаза. Пары секунд, пока смахнул с лица мусор, хватает, чтобы солдат на дороге дернул запал и замахнулся для броска. Короткая очередь обрывает его жизнь, но граната уже в полете. Вжимаюсь в землю, кажется, что запал горит вечность. Хлопок, визг осколков, сильно дергает ногу. В голове проносится – ранен. На мгновение бросает в жар, но нет, боли не чувствую, значит обошлось. Передо мной лежит ребристое тело гранаты, без запала. Это моя – та, что была в вещмешке, как она здесь оказалась, буду думать потом, а пока хватаю и коротко размахнувшись, бросаю в сторону пулеметчика. То, что запала нет, немец не знает, и я ожидаю естественной реакции человека, что он так же как я до этого вожмется в землю в ожидании взрыва. Поэтому вскакиваю и, стреляя в сторону его позиции, перебегаю левее, на новое место. Тут деревья растут гуще и проще сделать фланговый охват. Жар, охвативший мгновение назад не проходит, огладываю себя – да я горю. Переворачиваюсь на спину, и делаю несколько движений, сбивая пламя. За кустами раздается звук работающего двигателя. Пришла помощь немцу? Но нет, звук удаляется. Да он, же убегает сволочь – не упустить. Со всех ног несусь на звук мотора, но оказавшись на открытом месте, понимаю – мотоцикл уже не достать. Сплевываю с досады, и возвращаюсь к месту боя. По пути поднимаю с травы выпавшие вещи. Оказывается, вещмешок изрядно попорчен пулями, содержимое тоже пострадало. Фляжка разбита, спирт вытек и загорелся, от трассера или осколка гранаты. Делаю ревизию имущества. Оружие целое, только на прикладе ППШ небольшой скол. Запалы, лежавшие отдельно, исправны, сразу вкручиваю их в гранаты. Доснаряжаю магазин патронами, бой короткий, а полсотни патронов отстрелял. Экономней нужно, так и без боеприпаса остаться можно, у меня ведь не полный боекомплект в триста патронов. Продуктам досталось по полной. Тушенка пробита, жир вытек, но пригодна к употреблению. Галеты перемешаны и размокли от спирта – на выброс. Сухари пострадали не так сильно, можно оставить. Сам вещмешок хоть и поврежден, но выбрасывать пока не буду, не в карманах, же нести нехитрые пожитки. В тылу врага любая мелочь может пригодиться. С немцев трофеев взять не удалось, все их имущество уехало на мотоцикле. Похоже на трофейщиков нарвался, наверное, тоже ехали разбитую колону смотреть. Моя форма повреждена, прогореть до дыр не успела, но вид у меня еще тот. Хорошо, что форма х/б, была бы как в моем времени синтетика, расплавилась и без ожогов бы не обошлось. Дополняет картину поврежденный сапог – оторван задник и срезало половину каблука. Очень жаль, сапоги довоенные, сшитые на заказ. Сейчас я больше похож на оборванца чем на представителя штаба фронта. Закинул карабины в одну сторону, затворы в другую и пошел своей дорогой. То, что сбежавший немец приведет сюда своих товарищей понятно, нужно оказаться к этому времени как можно дальше. Если бы не идиотский приказ, я уже бы бежал в другую сторону, но деревню нужно посетить.

Тропу, через низину, заросшую тростником, я нашел. По перекинутым мосткам перешел неширокую речку, борясь с искушением поставить растяжку. Невольно вернулся к мысли – почему на задание послали меня? Ведь понимали, что как ходок, тем более на длинные дистанции, пока не гожусь, все-таки стараюсь беречь ноги. Понятно одно – для чего-то понадобилось узнаваемое лицо. Затворником я не являюсь, жизнь в последние годы была насыщенной. По службе и в составе проверочных комиссий пришлось поколесить по Белоруссии. Опять же пропаганда парашютного спорта, которой я занимался со всем пылом души. Только по Республиканскому радио за последний год дважды выступал, плюс ежемесячные встречи с комсомольским активом Совавиахима и выступления в рабочих коллективах. Да и фронтовая газета не забывает. Раздумывая, обошел по краю пастбище, и коротким рывком добежал, до садовых деревьев. Со стороны деревни меня видеть не должны, скрывает холм. А вот если наблюдатель находится в доме, к которому иду, то разглядеть меня не сложно. Но, похоже, что внутри, ни кого нет. Направляюсь к нему, соблюдая меры предосторожности. По пути заглядываю в легковой автомобиль. Салон цел, а вот капот раздавлен, как будто по нему сверху нанес удар великан. На переднем сидении следы крови, но тел нет. На заднем лежит чемодан, между сиденьями на полу, сумка, похожая на противогазную, но только сшита аккуратней и форма немножко другая. Странно, деревенские должны были уже все осмотреть и забрать. Открываю чемодан, сменное мужское нижнее белье; сапоги, хорошего качества, на размер больше моего; большая плетеная бутылка вина; пакет с продуктами. Заглядываю – копченая колбаса, сыр, баночка сардин, шоколадные конфеты, печенье. Какой-то набор для пикника с дамой. Беру сапоги и продукты, поднимаю сумку, пригодится под мелочь, вместо моего разорванного вещмешка. Все теперь осмотр помещений и дальше в путь. Дом большой, бревенчатый. Два этажа, с фасада по восемь окон на каждом, один центральный вход и черный выход со двора, в цокольном этаже – котельная, с отдельным входом в торце здания. Перед парадным крыльцом разбросаны бумаги, не относящиеся к армии, скорее к средствам агитации. Осматриваю комнаты – пусто, кроме мусора и перевернутой мебели ни чего интересного нет. Поднимаюсь на второй этаж и сразу иду в самый большой, наверное, директорский кабинет. Здесь тоже следы поспешных сборов. Несгораемый сейф, в мой рост, на два отделения, дверцы раскрыты; массивный двух тумбовый стол, под зеленым сукном; в углу платяной шкаф; куча стульев вдоль стен; пара тумбочек – вот небогатое убранство помещения. Смахнув мелкий мусор, кладу на столешницу свое имущество. Раскрываю сумку и вижу аккуратно свернутое красное полотнище. Неужели знамя части? Нет, слишком много золотого шитья. Достаю и частично разворачиваю довольно большое полотно. И так понятно, что это вышитый портрет Сталина и надпись по краю. Неужели Красное Знамя БССР с портретом вождя, но как оно могло здесь оказаться, такие вещи вывозятся спец курьером с надежной охраной. Да нет, это, скорее всего его копия – символ социалистического соревнования, так сказать переходящее знамя.

Сразу хочется пить. На тумбочке, рядом с окном, стандартный кабинетный набор – разнос на котором, стоят графин и три стакана, а вот подстаканники отсутствуют – непорядок. Вода не испортилась, но в качестве дезинфекции и профилактики, разбавляю вином из бутылки, которое оказывается сливовицей. Коварная штука, пока пьешь, голова остается светлой, а встаешь – ноги не идут. В шкафу висит полувоенный френч цвета хаки и галифе пронзительно синего цвета, с огромными, по последней моде «ушами». Ткань из мериносовой диагонали, такая идет на парадную генеральскую форму, только по уставу брюки должны быть на выпуск и с лампасами, а мундир стального цвета. Раздумываю не долго, то, во что превратилась моя форма, лучше выкинуть. Намочив в графине полотенце, обтираюсь, приводя себя в порядок, затем надеваю галифе, френч и новые сапоги. Но куда мне девать ремень с подсумками и кобурой, к френчу портупея не положена. Ладно, и так сойдет, пока к своим не выйду. Настроение повысилось, можно перекусить, потом придется делать это на природе. Разложил продукты на столе, большими кусками порезал колбасу, открыл банку сардин. Именно сардин, а не шпрот или копченой иваси, продукт не то что бы редкий, но дорогой. Плохо, что нет хлеба, у меня сухари, а в найденном пакете – печение. Голод не тетка, так что отведаем, что бог послал.

Прихлебывая из стакана, вышел из комнаты к окну в коридоре, постоял, разглядывая ничем не примечательный пейзаж: брошенная легковушка, которая подарила мне головную боль, добротные деревенские дома, зелень садов, засеянные чуть недозрелой пшеницей поля за околицей. Местные жители ничем не выдают свое присутствие, скотина не мычит, собаки не лают, это плохо. Развернувшись, вернулся в комнату к другому окну. Раз уж этот дом господствует над местностью, грех не использовать его возможности для наблюдения за окрестностями. Глядишь, что-нибудь полезное на глаза попадется. Идет война расслабляться нельзя, во всех ситуациях нужно держаться начеку, тем более что-то много подозрительных мелочей.

Другая сторона дома, а пейзаж тот же. Ну, разве что дальний план изменился – вместо золотящихся полей там располагается узкая полоска пастбища, прижавшаяся к поблескивающей водными прорехами тростниковой низине, через которую прошел час назад. Немцев в той стороне не видно. Перестав разглядывать верхушки деревьев на месте недавнего боя, посмотрел на деревню и понял, что довыеживался. Между домами стремительно промелькнула пара солдат, одетых в серую форму, на головах армейские каски, выверенные движения опытных бойцов, вооружены карабинами, при движении прикрывают друг друга, заметно, что не впервые этим занимаются. А вон там, среди зарослей, угадывается еще пара силуэтов, передвигающихся аналогичным образом. Торопливо перебравшись на другую сторону, замер у края оконного проема, искоса рассматривая деревню, и быстро заметил еще несколько человек уже в зелено-черном камуфляже. Форма интересная, такую носят егеря, которых нечасто увидишь в ожесточенном бою, но что касается сомнительных делишек, особенно карательных, в этом они в первых рядах. Расцветка немного смущает, точнее присутствие в ней черного. Эсэсовцы что ли? И кого они могли ждать в этой ни кому не нужной деревеньке, и сейчас плотным кольцом окружающих дом, ставший моей ловушкой. Как меня выследили понятно, но сейчас это не важно, нужно думать, как выкрутиться из этой ситуации. Судя по тому, что видно через окна, дом обложен со всех сторон. Вояки действуют грамотно – вначале держали дом под присмотром наблюдателей, вон один из них спускается с крыши большущего сарая на околице. Когда поняли, что я один, окружили деревню и начали затягивать петлю вокруг здания. Минут через пять, немцы блокируют окна, подойдут под стены, затем ворвутся, и никакой возможности справиться с такой толпой – их не меньше двух пехотных отделений.