Текст книги "Лена (СИ)"

Автор книги: Влад Митрич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

Глава 7. Добрые дела

– Алло, Ленка, ты где, мать?

– У нее как раз и гощу. С Валькой общаюсь, а что? – с притворным безразличием спросила Лена, заранее зная ответ.

– Срочно домой дуй! Авария у нас…

– Какая авария, Сережа? – внутренне усмехаясь, спросила Лена.

– Да, блин, так не объяснишь… давай срочно, скоро на стену полезу…

– Да объясни толком! Иначе у мамы заночую, так и знай.

– Не вздумай, я скоро лопну! Лен, лети домой, не капризничай…

– Да не лопнешь ты, не гони! С места не стронусь, пока не расскажешь, что произошло.

– А-а-а, – взвыл Серега и плюнул на гордость. – Стоит у меня, Ленка!

Лена откровенно заржала.

– И что? – пролепетала сквозь смех, – безрукий, что ли?

– Я что, онанист, что ли?! – возмутился было муж, но быстро сдулся. – Пробовал я, без тебя никак, – прошептал он. – Но это не главное, – Лена успела мысленно обидеться, как вдруг услышала. – Я поссать не могу. Скоро лопну. Моча уже в бошку бьет. Выбирай, мать, либо ты, либо «Скорая». Больно, ужас как, живот вздулся…

– Я быстро, Серега, не надо «Скорую»… – пообещала и побежала в прихожую, на ходу зовя:

– Охламоны, собирайтесь быстрее, домой пора… – вдруг затормозила, как в мультике и развернулась.

– Валька, иди попрощаемся. – Обняла сестру, почмокались в щечки, погладила обеими руками ее голые локти.

Тут встряла мама.

– Пусть у меня ночуют, куда ты их на ночь глядя? Время к одиннадцати подходит. Форма есть, уроки сделаны – я проконтролировала, зачем ты их срываешь?

– Дети, вы как? – спросила Лена, обуваясь и надевая ветровку.

Сыновья хором заорали «У бабушки!».

– Ну и черт с вами, – проговорила, вытаскивая ключи из сумочки… которые сразу были отобраны матерью.

– Мам!

– Не мамкай! Куда за руль пьяной?

– Да я не…

– От тебя разит за три километра! Никаких машин, пешком. Я тебя провожу.

– Все-все, пешком, согласна, только не провожай, – с этими словами выскочила за дверь, услышав напоследок крик сестры: «Фотки мне скинь!», – не вызывая лифта, застучала каблуками по лестнице, с пятого этажа вниз.

Сентябрь. В десять вечера уже темно, но район давно стал спокойным, не то, что в дни ее юности. Добралась за пять минут, поднялась на лифте на третий этаж. Серега открыл дверь с первого звонка. Ждал.

– Я сейчас лопну, Лен, – сходу пожаловался он. – Я машину не заметил…

– Пешком я, у мамы оставила… ты как?

– Каком к верху! Давай раздеться помогу и в постельку…

– Ага, сейчас, – согласилась Лена, неожиданно для себя серьезно возбуждаясь. – Ты же меня обоссышь! – остановилась она, вспомнив главное…

– Да успею я! – взмолился он, – Не могу без тебя никак!

– Уже сможешь, дорогой, – успокоила она мужа, потрепав его ладонь своей правой рукой. – Давай, дуй в туалет, – говорила, насильно загоняя мужа в отхожее место. – Серьезно, получится, не стесняйся. Я дверь закры-ва-ю… – пропела как колыбельную и включила Сереге свет.

С облегчением прошла в большую комнату и продолжила раздевание, прислушиваясь к звукам из туалета. Скоро раздался рев дикого медведя, который через несколько секунд сменился блаженным стоном и громким журчанием…

– Хорошо-то как, – прохрипел муж слова больше свойственные жене. Ранее Лена никогда не слышала от Сергея голосового оглашения удовольствия, чем часто грешила сама.

Вывалившись из туалета, не смыв унитаз, Серега нетвердыми шагами, спиной, продвинулся вдоль стены и сполз по ней, сев на пол.

– Как хорошо, Лен… – повторил устало, – Какой это кайф… как в том анекдоте с циклопом прям… думал, лопну, как грелка, а тут облегчение… да вместе с кончиной… о-бал-деть… обоссал бы я тебя, не успел бы, мать…

Уже в постели, целуясь, Лена уловила у Сереги запах.

– Ты что, козел, пил?!

– Не свалила бы, не выпил, – обился муж. – Да и взял-то всего ноль пять пивка, одну стекляшку, считай, для запаха. От скуки.

– А я все гадала, как ты так за четыре часа всего…

– За шесть, дорогуша. Ты в пять вечера сорвалась.

Секс, как обычно, удался. Причем, солировал сегодня Серега.

Валя при помощи душа побаловалась теплыми струйками воды, которые приятно жалили мягкими иглами, обласкивая возбудившийся клитор, мяли его, ласкали. Привычно поймала свой мягкий оргазмик. Легенький, расслабляющий, до конца девушку не удовлетворяющий.

Легла спать. И как черт нашептал – возбудилась. Нежданно-негаданно. Раньше, бывало, похожее случалось, но быстро рассасывалось само собой – главное не думать ни о чем «таком». Вот и сейчас попыталась перетерпеть. Но что-то необычное происходило сегодня. Вместо того, чтобы уменьшаться, похоть росла как зуд нечесаный. Клитор требовательно пульсировал, разгоняя по низу живота горячий нектар. Требовал и требовал разрядки все сильнее и навязчивее. Зуд становился невыносимым. Но только когда трусы промокли насквозь Валя окончательно убедилась, что не пересилит, что рукам придется дать волю, и бог с ней, с простынью, застирает…

Зародившись в области клитора, оргазм хлынул мощной волной во все стороны: вверх, вниз, влево и вправо, вглубь… сжал мозг в комок и отпустил, вызывая восторг и облегчение; остановил дыхание и разрешил дышать вновь… Валя прокусила подушку до перьев, чтобы не завопить от удовольствия. Крайне острое наслаждение омывало все тело, волна за волной… а когда отпустило, расслабилась до невозможности пошевелиться. Голова звенела свежайшей, счастливой пустотой; нежная сладость омывала самые потаенные уголочки открытой нараспашку души. Удовлетворенная полностью, абсолютно, приятно устав каждой клеточкой, Валя уснула. Спала глубоко и сладко, без сновидений.

Ни один мужик не давал ей такого. Но утром четко осознала, что мужик ей нужен. Хрен с ней, с любовью, чисто для здоровья. Права Ленка. О ее влиянии на вечернюю насильственную мастурбацию, Валя, как ни странно, не догадалась. Ни капли сомнения не закралось.

В черном кожаном ошейнике со стразами, к которому пристегнут поводок, свисающийся до пола и скрученный в кольца, Надежда Александровна, сидя на коленях прыгает на присосанном к кафелю ванной толстом фаллоимитаторе, вибрирующем сериями. Устала. Задыхается. Скакать на искусственном члене неимоверно приятно. Дрожание внутри тела стимулирует нежные точки, заводит еще сильней, усиливая возбуждение, которое вроде бы подошло к пику. Оргазм явственно маячит на горизонте, но, падла, не спешит приближаться. Вспоминает, как легко кончается после команды Госпожи. Так и думает о ней, кстати, с большой буквы. Одной половиной так думает, второй – возмущается и бунтует, проклиная. Но обе в данный момент сходятся на одном желании, – кончить. Добирается рукой до маленького, очень чувствительного, но глубоко спрятанного клитора; ласкает его и, наконец, улетает в нирвану, растворяясь в ней… в этот момент свободная половина души прощает Лене все на свете…

Хронический голод, который жизнь богатой чиновницы сделал невыносимой, пропал бесследно, словно его и не было никогда. Живот, наоборот, наполнился приятной умеренной сытостью без чувства переедания, а во рту появился незабытый вкус бабушкиных ватрушек с черемшой или творогом, которые маленькая Надя обожала уплетать со сметаной и маслом, и частенько третировала бабулю, требуя испечь еще и еще. После, став взрослой, перепробовала множество блюд из разряда «услада гурмана», но по сравнению с голубой мечтой детства, воплощенной здесь и сейчас, кулинарные изыски французских поваров померкли… еще одна награда от Госпожи…

Госпожа позвонила утром из машины по пути на работу.

– Привет, шлюшка, как дела? – спросила весело. Настроение у нее было великолепным.

– Все хорошо, Госпожа, спасибо за сытость.

– А то! Я могу… стой, ты одна, что ли? Почему не в коллективе?

– Я на больничном, Госпожа, дома сижу. Муж с утра в гараже. Похмеляться пошел.

– А что случилось? – с искренним сочувствием спросила Лена.

– Позавчера спина разболелась до слез. У меня давно уже остеохондроз, давно суставы ломит, давление, одышка; но все привычно и вдруг прихватило, как будто отбойником по спине лупят. Зашла я кабинет к Лидии Ярославовне – это мой терапевт, знающий врач…

– Короче, Склифосовский, не отвлекайся, только по сути.

– Слушаюсь, Госпожа! Она меня обследовала и нашла опущение почек. Объяснила, что жировая подушка, которая их поддерживала, резко истощилась и почки пошли вниз, натягивая связки – они-то и болят. Прописала постельный режим, запретила подолгу стоять и сидеть, направила на анализы и к урологу. Говорит, что за стремление похудеть, хвалит, но только под наблюдением врача и не так резко. напугала еще тем, что вслед за почками и остальные органы могут сместиться, посоветовала обратиться к диетологу. Вчера анализы сдала, сегодня к урологу надо, а он должен на рентген почек послать. – Отчиталась рабыня и замолчала.

– Отставить больницу! Ты где живешь? – странно, почему раньше не поинтересовалась.

Надежда Александровна назвала адрес и пояснила.

– Сталинский Гребень.

Монументальный трех подъездный дом в одиннадцать этажей с башенками над каждым подъездом стоял в центре города, возвышаясь над набережной реки беззубой расческой, – от того и «Гребень». Плюс намек на модные в те времена чистки партаппарата и прочие репрессии. – Являлся местной подделкой дома на Котельнической набережной в Москве, и контингент в нем жил аналогичный. Чиновники, приближенная к власти интеллигенция, бизнесмены. Квартиры сплошь многокомнатные с высоченными потолками и массивными стенами. Современные лифты, отремонтированные лестницы, черные ходы, консьержки и прочая. Квадратный метр в нем стоил – страшно представить сколько!

– Нихрена себе, – присвистнула Лена, – это сколько же ты зарабатываешь? Или ты столько на детских хатах имеешь? На них квартиру в Гребне приобрела?

– Это родительская квартира, Госпожа! – чуть ли не плача ответила чиновница. – Они у меня в обкоме работали, потом приватизировали, потом умерли… а мамашиными квартирами я всего десять лет занимаюсь, и зарплата у меня – грех жаловаться, – заныла инспекторша, как нашкодившая девочка перед строгой матерью, – я больше не буду, честное слово, если Вы не хотите…

– С чего это я не хочу? Паши, зарабатывай, как умеешь! Я не мать-Тереза и не Супервумен, которая за справедливость бьется, мути дальше, разрешаю. А не хочешь – не мути, твое дело.

– Спасибо, Госпожа! Вы… – но была перебита.

– Короче, я приехала. Сиди дома, жди меня к обеду. У меня контора, оказывается, в пяти шагах от тебя. Приготовь что-нибудь вкусненькое. Если муж заявится, то гони его нахрен. Не получится – отзвонись. Отбой.

Сегодня Лена целый день провела в конторе за написанием отчета. Хоть и была принята «по договору», но начальник был строг ко всем. Давно подумывала уйти в свободное плаванье в виде уже оформленного ИП, но не решалась. Клиентскую базу, вроде, набрала достаточную, но с базой недвижимости была беда. Да и на раскрутку сколько времени и бабла уйдет, стоит ли? Бумаги, правда, сильно бесили, надоели хуже горькой редьки, но приходилось терпеть. Пока.

Уже мечтая о вкусном борще со сметаной, – «Эх, надо было сучке его заказать», – подосадовала на свою недогадливость, – на выходе из офиса была поймана секретаршей шефа.

– Лен, тебя Сам требует, – проговорила, запыхавшись. – Еле догнала. Почему трубу не берешь?

– Не слышала, – пробормотала Лена, доставая из сумочки телефон. Странно, айфон был включен. Если честно, она понятия не имела, выключается ли он в принципе, не догадалась попробовать.

– Ладно, потом разберешься, – поторопила ее секретарша, – давай пулей, он ждет.

– Злой? Добрый? – попыталась выведать по пути в кабинет, но секретарша загадочно отмалчивалась. «Пусть помучается», – решила секретарша, наказывая сотрудницу за то, что пришлось за ней побегать. Ну, не нашла ее номер! В отделе кадров нет, потому как «договорная», а в собственных бумагах куда-то запропастился.

– Садись, Гуляева, – сказал шеф, не глядя, но когда поднял глаза, остановил. – Погоди… крутанись разок.

– Зачем, Лев Андреевич?

– Ну крутанись, что тебе, трудно?

Лена, пожав плечами, чувствуя себя дурой, сделала оборот.

– Похудела, постройнела, помолодела… – восхитился шеф. – Красавица, прям!

– Значит, раньше страшилой была? Толстой старухой? – кокетливо обиделась Лена. Настрой шефа оказался что надо! Зря переживала. Секретутка, есть секретутка! Коза.

– Что ты, Гуляева! Не обижай старика, побойся бога, я совсем не то имел в виду… ну тебя! Зубы заговариваешь. Присаживайся давай, в ногах правды нет.

Сразу взял быка за рога.

– Я заметил, что в последнее время твои дела идут в гору? – вопрос риторический. – Мне нравится, как ты работаешь, а поэтому… – взял интригующую паузу, – хочу предложить тебе перейти от физиков к юрикам. Согласись, масштаб иной, гораздо более крутой масштаб. Выросла, Гуляева, выросла красавица. Ты как на это смотришь?

Да, масштаб действительно крутой. Сделок меньше, зато каждая на семизначную цифру минимум. Проценты конторе и проценик себе… нехило получается. Но почему ее, договорницу без вышки?

– Захочешь, в штат возьму хоть сегодня, Вероника Павловна тебя по сделкам натаскает. Честно тебе скажу, ума там надо не больше, чем при окучивании физиков. Ну, решайся, Гуляева, без подвоха!

– Да я, собственно, не ожидала, – растерялась Лена.

– Подумай, конечно, времени вагон. Маленький такой вагон, как на детской железной дороге, но времечко есть… два дня целых. А пока думаешь, возьми у Светы договор, потренируйся на кошечках. Получится – хвала тебе и цветы вместе с моим предложением; нет, значит «нет» от тебя услышал. Согласна? Вот и славно. Можешь идти, Гуляева. В качестве компенсации твоего драгоценного времени отпускаю тебя не на обед, а сразу домой.

– Договорчик у Светланы не забудь забрать. Под росчерк твой отдаст, не кобенься, распишись. И корочку нашей конторки со своим личиком у нее же сделай. Для юриков – это важно. – Напомнил, когда Лена стояла в открытых дверях.

«Что это было? Расстрел или помилование?», – рассуждала Лена, сунув тонкий файл в сумку, не заглядывая внутрь. Судя по надменному поведению секретарши, которая отдавала документ – расстрел. А если выгорит? Но Лена нутром чуяла – под паровоз пихают. Ее, в штат не встроенную, не жалко. Шарики долго бились о ролики, а она стояла, взявшись за дверную ручку машины. Наконец, тряхнула бестолковой и села за руль. Будь, что будет, плевать!

В квартире Надежды Александровны Лена ожидала увидеть висящие ковры, полированные шкафы, комод, стенку, набитую посудой и книгами, древнего дизайна кровать, не менее старую тахту, огромные кожаные кресла и много мелочей наподобие вязанных салфеток и прочих рюше типа репродукций классических картин, как было у ее бабушки, но попала в хай-тек. Современный дизайн в стиле минимализма, кухня, нафаршированная умной техникой, отделенная от столовой барной стойкой, центр трапезного помещения занимал большой овальный стол, вокруг которого расположились мягкие широкие полукресла с высокими спинками, задвинутые сиденьями под столешницу. Со стороны ансамбль напоминал корону с припаянными к ободу зубьями. На полу – паркет, на стенах из украшений только орнамент на месте потолочного плинтуса. Натяжные потолки, шкафы – купе, огромная кровать с не пропорционально маленькими тумбочками, массивный пуфик, антикварное трюмо, талантливо вписанное в футуристическое окружение, полукруглый диван, двухметровая плазма… и только, пожалуй, кабинет мужа с классическим столом, черной кожаной софой, с библиотекой на стеллажах и напольной лампой с зеленым абажуром более-менее соответствовал изначальным предположениям Лены.

– Просторно. Свежо. – Резюмировала Лена. – Кажется, эхо должно гулять, а нет его. Как это?

– Дизайнер так задумал, Госпожа, – ответила Надежда Александровна, стоящая за спиной хозяйки, как было приказано, ровно в одном шаге. На время работы гидом.

– Тебе здесь уютно? – поинтересовалась, оценивая собственные противоречивые ощущения. Согласилась бы она так жить? Пока склонялась к мысли «скорее нет». Но в целом, продуманность стиля нравилась.

– Я привыкла, Госпожа. Понимаю Ваши сомнения, но да, сейчас уютно.

– Ну-ну. Ладно, корми меня. На слюну изойду скоро. – до кабинета еле слышно доносился ни с чем несравнимый запах борща – угадала рабыня мечту хозяйки.

В столовой рабыня шустро сервировала стол, первым делом поставив фарфоровую супницу. Плоская тарелка, сверху глубокая, фаянсовая сметанница, соль, перец, столовые приборы из похожего на серебро метала – все как в ресторане. Надежда Александровна сняла крышку супницы, У Лены уже живот сводило от предвкушения, но обратила внимание, наконец, на руки рабыни. Кожа с похудевших предплечий свисала безобразными рукавами, как у древнерусской царевны-лягушки, которая ими на пиру махала. Налево – озеро с лебедями, направо – еще какая-то жесть. Лену передернуло от мысли, что сейчас, этими крыльями – парусами, невольница начнет наливать борщ в тарелку…

– Стой! Иди сюда, выдвигай стул и садись напротив. – Пока Надежда Александровна огибала стол, сама развернула свое полукресло. Сев напротив, рабыня по команде вытянула руки. Лена решительно выдохнула и своими ладонями охватила сложенные трубочкой пальцы невольницы. Закрыла глаза.

Мир померк. Во вселенной существовало одно образование, состоящее из двух перетекающих друг в друга цветных пятен, похожих на изображение двойной звезды, две части которой сцепились друг с другом двумя рукавами. Лена четко отделяла свое тело от чужого и откуда-то знала, что самые яркие пятна – проблемные области. Надежда Александровна сверкала практически вся. Сама же была заметно бледнее, но с очагами. Наиболее яркий горел красным пламенем внизу живота. В первую очередь занялась им. Простым движением мысли убавила яркость. Потом сменила цвет, сделав его неотличимым от окружающих здоровых областей, – самой душой, интуицией, чем угодно чувствовала, что поступает правильно. Перекинулась на другое тело. В нем сначала отыскала здоровые участки и уже под них стала подстраивать окружение. Работа выдалась неожиданно долгой и кропотливой. Чувства времени не было, поэтому оценить за сколько она управилась не представлялось возможным. Наконец, Лена открыла глаза и разжала пальцы. Рабыня сидела напротив безмолвным безразличным истуканом. Ее взгляд был туманным и не выражал ничего.

Лена захотела выдавить из себя «Эй» и помахать перед лицом рукой, как вся столовая вместе со всем остальным миром пошла кругом… как падала на пол, потеряв сознание, уже не помнила.

Глава 8. Больничные будни

Идеально белый потолок резал глаза. Лена точно помнила, что у Надежды Александровны потолки были нежно-голубого, небесного цвета. Только что были…

Она помнила все до последнего момента, до головокружения. Мигнула темнота и вдруг – белый потолок. Скосила взгляд в сторону – капельница. Ошеломленная открытием попыталась сесть, но тело оказалось неимоверно тяжелым, будто свинцом напичкано. От усилия возникла одышка и Лена почувствовала, что что-то ей мешает дышать. Опустила глаза вниз и заметила пластиковую фиговину, к которой подведена прозрачная трубка. Спустя несколько секунд догадалась, что это кислородная маска и попыталась ее сдернуть. Правая рука слушалась с трудом. Собственный вес преодолела с усилием битюга, тащившего в гору телегу с чугуном под завязку. Ладонь упала на маску, которая больно резанула лицо острыми краями, пальцы вцепились в крепление шланга и собственной тяжестью поволокли вправо. Рот освободился только наполовину – резинка – фиксатор помешала, и кисть сорвалась. Рука свесилась с кровати. Все, силы иссякли.

Вдохнув пропитанный медикаментами воздух, Лена окончательно убедилась – таки-да, больница. Как ее сюда занесло? Что? Где? Когда, в конце концов! Шлюха, что ли, сюда определила?! Да как посмела?! Внезапное возмущение отняло последние силы и Лена отключилась. Она не услышала стрекотание датчиков и суету персонала. Потеря сознания плавно перешла в глубокий сон. Здоровый, глубокий сон без сновидений.

– Лена! Леночка, проснитесь, – поставленным баритоном позвал красивый мужской голос. – Хватит спать, красавица, просыпаться пора, обход. Голос звал, а рука осторожно трясла за плечо.

Лена без капризов открыла глаза.

– Где я? – шепот вопроса сорвался сам. И сразу кашлянула, прочищая горло.

– Все вопросы потом, – остановил ее доктор – ухоженный мужчина средних лет с холеной бородкой. – Обход будет, услышишь.

Доктор ушел и вскоре в палату ввалила толпа белохалатников. Из услышанного между ними общения не поняла и половины, а у нее поинтересовались только самочувствием. Из того, что разобрала, вычленила наиважнейшие для себя открытия: ее доставила «скорая», раз, у нее анорексия, два, неделю провалялась в коме, три, состояние дистрофии, – обидное, кстати, название! Как детская дразнилка, означающая дрыща, – четыре, анализы идеальные, на зависть здоровым, что невозможно, пять. И это все.

«Неделя!», – вспыхнуло в голове. – «Неделя, мать твою! А дети, работа, муж?! Они в курсе?!». Не успело сердце разбиться, как в палату влетела заполошная мама со слезами в глазах.

– Доченька! Доченька, как же так, как же ты себя довела! – лицо пачкали ее мокрые поцелуи, но Лене было приятно. Приятно до такой степени, что невольно разревелась сама. – Ты же себя чуть не похоронила, доча! – сквозь причитала мама, – зачем ты себя изводишь, зачем?! Серега твой требует, да?! Козел безрогий! Уж я ему все рога с корнями обломаю! Задумал девочку мою уморить! Ишь, чего удумал, трутень толстопузый, да я ему… ты выздоравливай, доча, кушай досыта и никого не слушай! Доктор говорит, тебе питаться надо и все лечение… а еще витамины обязательно, я тебе принесла…

Лена, не прерывая словесный поток матери, блаженно улыбалась, как дурочка, и свинцовой рукой гладила мать по щеке. Как она, оказывается, ее любит! До умопомрачения. И это взаимно. А пальцы больше походили на нитки с суставами – четками. Перебирать можно.

Как же она похудела! Только сейчас дошло до понимания Лены. «Расплата за доброту… так это получается, ее рабыня «скорую» вызвала – больше некому. Зачем? Уморила бы и освободилась… загадка… но, чтобы больше так глупить? Ни в жизнь! А если бы хворь серьезная была, рак, допустим… или была? Мать моя, женщина, как все запущено! Но ничего, отъемся – разберусь…», – пообещала себе Лена и сердце замерло: «Где мой Айфончик?!»

Мама все трещала и трещала. Все за нее переживают, все о ней беспокоятся, все ее любят в любых размерах. Даже гад – зятек уверил, что тоже. У пацанов все в порядке, на работе ждут ее выхода с больничного, сватья чуть ли не каждый час названивает и одно по одному, всю родню вспомнила.

Прервала ее словоизвержение только вошедшая в палату женщина. В возрасте, ухоженная, в нестандартном, фасонистом белом халате из дорого материала. То ли шелк, то ли атлас – Лена не определила.

– Почему посетители в палате? Время посещений с шестнадцати до восемнадцати вообще-то. Вы – мама? С Вами позже побеседуем, а сейчас на выход, пожалуйста. – проворковала женщина командным голосом. Мама послушалась беспрекословно, успев поцеловать дочь и шепнуть «я вернусь».

Женщина пододвинула табурет, аккуратно села и представилась.

– Я врач – психиатр, Анна Олеговна. А ты у нас… – глянула на историю болезни, которая оказалась у нее в руках, – Кто ты?

– Лена я, – представилась Лена слабым от плача голосом. Шмыгнула носом. Поискала взглядом салфетку или полотенце и приняла любезно преподнесенное вафельное изделие. Врачиха сняла его с дужки кровати. Не стесняясь, высморкалась и вытерла слезы. – Гуляева.

– Часто плачешь? – поинтересовалась докторша.

– Не, не очень. Мама довела причитаниями.

– Зачем худеть удумала? В дверь не влезала?

– Ничего не удумала… – заговорила было Лена, но задумалась. Сказать правду – не поверят, в психушку упекут. А за анорексию? Кругом засада. – Ну… немножко удумала. Толстой себя считала, дура, а во мне всего-то семьдесят пять было при росте сто шестьдесят пять. Считала калории, уменьшала, а потом аппетит пропал. Совсем пропал. Вот ни граммуленьки есть не хотелось. Детям и мужу скрепя сердце готовила и изображала, что сама ем.

– А после в туалет и пальцы в рот? – уточнила Анна Олеговна.

– Не, я забирала свою тарелку и в комнату уходила, а там в окно, воробьям.

– И не заподозрили? Видели же, как сохнешь. Муж особенно. Мать.

– С мужем не спала – ссоры разыгрывала, и всегда одетая ходила. Подкладывала там-сям. А потом зашла в гости, а там запах борща, густой такой, противный донельзя, ка-а-к в нос шибанет! Очнулась здесь. Вот и все. А! Знаете, у меня теперь аппетит проснулся. Слона бы съела, честное слово!

– Серьезно? – переспросила врачиха, не скрывая иронию.

– Век воли не видать, – побожилась Лена. На ее счастье тут же распахнулась дверь и в палату въехала тележка с обедом. Как подглядывала.

– Сейчас и покажешь, как слона поглощать будешь, – усмехнулась психиатр. Но сомнения в заочно поставленный диагноз все-таки закрались.

Встала, убрала табурет, освободив место тележке.

Санитарка, сама аппетитная, как запахи, которые доносились из-под больших пластиковых колпаков, скрывавших тарелки, ловко, с помощью пульта, привела кровать в сидячее положение и спросила участливо:

– Тебя покормить, девонька, или сама?

– Сама попробую. Но когда устану, то Вы. Ладно? Кишки будто на кулак намотали, так жрать охота… ой, слюной захлебнусь. – Приговаривала, пока санитарка ставила на колени специальный столик и накрывала его тарелками. К сожалению, только двумя. С парящим бульоном с куриным запахом и неопределенной массой, в которой с трудом угадывался мелко прокрученный фарш, перемешанный с манной кашей. Хлеба не дали.

– Диета у тебя, девонька, – с сожалением пояснила санитарка. – Ничего твердого пока нельзя – живот не примет… ох и довела ж ты себя! Держи, – выдала, наконец, алюминиевую ложку.

Бульон потек блаженным нектаром. Вкуснотища! Рука осилила почти всю тарелку, а аппетит лишь раззадорился.

– Теперь Вы, – тяжело выдохнула уставшая Лена. На лбу выступили бисеринки пота. Санитарка привычно-ловко продолжила кормление, полотенцем убирая потеки на подбородке.

«Точь-в-точь ребенок», – весело подумала про себя Лена. – «Восемнадцать месяцев от роду».

– Богатая, а истязаешь себя, как… зачем дурью маялась? – сетовала кормилица, кормя.

– Я не богатая, – поправила Лена, проглотив очередную ложку каши.

– Ага, не богатая, щас! В отдельной палате лежишь, я тебя персонально кормлю, к другим больным не спешу. Потому как одна ты у меня. А еще подтираю, памперсы меняю, умываю, перестилаю… либо с родителями тебе повезло, если не сама платишь. Все это денежек стоит немалых…

– Лена, – раздался вдруг голос забытой врачихи. – Тебя скорая с адреса забрала, а вызвала ее Окладникова Н. А. Это, случаем, не Надежда Александровна из Администрации?

«О! У шлюхи фамилия, оказывается, Окладникова», – испытала к рабыне что-то вроде благодарности. Хотя она, сучка, во всем виновата. Худеть вздумала! Ишь, блин! О собственном приказе Лена предпочла не думать. Хотя помнила, разумеется.

– Ага, она.

– То-то смотрю адрес интересный. Вы с ней знакомы?

– Так, мельком. Она приходила ко мне с проверкой. У меня все хорошо оказалось, придраться не к чему. Разговорились. Тема зашла за похудение. Время прошло, я забыть забыла, а тут она звонит. К себе зачем-то позвала…

– Вы не родственники? – уточнила Анна Олеговна.

– Ну-у, – натурально замялась Лена. – Надежда Александровна женщина суровая…

– Ладно, какая мне разница, – отмахнулась врачиха. – Наелась? – спросила, когда санитарка принялась убирать посуду.

– Еще бы три раза столько! И компот.

– Сама подержишь, деточка? – поинтересовалась кормилица, протягивая стакан с компотом, из которого торчала трубочка. Обычная трубка для коктейля, заранее согнутая.

– Да уж постараюсь, – оживилась Лена и двумя руками это ей удалось.

– Отсутствием аппетита ты не страдаешь, – подтвердила психиатр. – Но пообщаемся еще полчаса минимум.

– Зачем? – взмолилась Лена. – у меня глазки слипаются. Опустите лучше кровать. Пожа-а-луйста, – закончила сладким демонстративным зевком.

– Сначала поговорим, – безапелляционно заявила докторша. И стала засыпать больную женщину вопросами, требуя непременно точного ответа, все всегда уточняя и уточняя.

Наконец, глянув в свой телефон, заключила.

– Рвать так и не потянуло… у тебя вообще все странно, включая анализы. До свиданья.

Подошла к кровати, опустила верх и зацокала каблуками туфель к выходу. В дверях обернулась, намереваясь что-то добавить, но промолчала. Пациентка сладко спала на боку. Губки умильно вытянулись и еле слышно трепетали при выдохе… лишь пузырей, как у грудничков, для полного счастья не хватало.

Психиатр к Лене больше не приходила и в психушку не упекли. Попытались, было, вынудить подписать согласие на добровольную госпитализацию в областной дурдом, но Лена была тверда. На недобровольный перевод, видимо, не решились. Пациентка семимильными шагами шла на поправку и через неделю после выхода из комы ее выписали с весом пятьдесят два килограмма. Самое то, как мама советует. Выглядела она стройной, фигуристой, красивой, молодой. Пломбы из двух зубов, которые без вскрытия канала, поверхностные были, выпали и заменились здоровой костью. Кожа лучилась здоровьем, морщины разгладились, выглядеть Лена стала лет на двадцать пять. Девушка, ау! Гладя в зеркало, оценивая свою голую внешность, Лена глазам не верила. По сто раз зажмуривалась, но наваждение не спадала. Давила в себе радость как могла, чтобы не сглазить, но всякий раз в санузле, где висело ростовое зеркало, ликовала от счастья. Счастье ее, пожалуй, только с детским восторгом сравнить можно. С тем, который возникает от нежданно-желанного подарка, о котором в самых сладких снах вспоминать опасаешься.

Айфон совершенно случайно нашелся под подушкой. Персональная санитарка с виноватым видом пришла к Лене и заявила, что в ее вещах телефон не найден. Лена, к тому времени уже нащупавшая свое богатство, успокоила ее.

Обзвонила всех. Всех отговорила приходить к ней, включая детей сестру маму и мужа. Чтобы пялились на ноги – спички? Ни в жизнь. Рабыне звонить не стала. Успеет еще. И так ясно, кто ее комфортное положение оплатил. Та тоже общаться не спешила. Но накануне выписки Лена скинула ей размеры, понимая, что старые шмотки попросту спадут или будут болтаться мешковиной, и указала по скромному: нижнее белье, колготки, джинсы, футболка, кофточка, куртка – за бортом успело похолодать. Надежда Александровна явилась часов через пять, сразу после ужина.

– Здравствуйте, Госпожа! – заявила с порога. Не слушая разрешения, вошла в палату и водрузила на тумбочку два огромных картонных пакета без надписи.