Текст книги "Лена (СИ)"

Автор книги: Влад Митрич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 13 страниц)

Глава 5. Первый блин бывает не комом

В понедельник дети с радостью согласились ночевать у бабушки, мама тоже не возразила, скрыв довольство, а Лена освободилась уже к обеду и до вечера полировала глотку пивом, вызывая зависть у хмурого, не пьющего перед дежурством мужа. В семь вечера, будто подсмотрев, когда Серега хлопнет дверью, позвонила Надежда Александровна.

– Я закончила работать, Елена Сергеевна, Вы позвонить просили…

– Дуй домой, переодевайся во что-нибудь мене пафосное, чем твой костюм, бери полторашку… нет, двушку пива, светлого «Толстяка», роллы и сразу ко мне. Жду. Это приказ, – добавила, разобравшись с интуитивным управлением. Добавила так, на всякий случай. Главное – приказной тон обращения и четкое желание. Но и слово «приказ» лишним не будет.

Чиновница заявилась часа через два. Сама водрузила на узкой кузне баллон пива, коробку с роллами и пакет с соком и фруктами. Другой пакет виновато протянула в сторону Лены.

– Куда положить, Елена Сергеевна, это мой рабочий костюм на завтра.

– Ух, ты! Предусмотрительная. В детскую положи… как тебя называть, не подскажешь? – уже пьяненькая, иронично спросила Лена.

– Н-надя? – неуверенно, со страхом предложила Надежда Александровна.

– Ха-ха! Так и знала, что постесняешься! Буду звать тебя. как придется. Не возражаешь? – Чиновница согласно кивнула. А куда бы она делась? Это было первое издевательство, Лена только входила во вкус. – Что ж ты такая толстая? – спросила чисто риторически. – Ладно, хозяйничай, а я пошла в зал. Там на журнальный столик все накрывай. Красиво. Посуда вся здесь, в гарнитуре. Найдешь.

В полутораметровом телике на стене сменялись музыкальные клипы, столик был заставлен красивыми яствами в праздничных тарелках, скромная чиновница стоя наливала пиво в чистейшие бокала, а Лена в домашнем халате развалилась в кресле. Второе находилось на противоположном конце стола.

– Садись, разрешаю, – позволила она, кивая на мягкое дерматиновое кресло с деревянными подлокотниками, точную копию своего трона. – Давай чокнемся, – предложила, протягивая бокал. Звякнуло стекло, немножко отпила. Съела роллу. – Закусывай, не стесняйся… м-да, ну и расплываешься ты. – Посетовала с искренним сочувствием. – Тюлень позавидует.

Легкие свободные брюки светлого оттенка все равно натянулись на ляжках и широченной корме, касаясь подлокотников широкого домашнего кресла, где нормальному человеку можно было спокойно выспаться, свернувшись калачиком. Фартук живота лежал плотным тестом, доходя до середины бедер, прикрытый темной блузой, одетой навыпуск; грудь, несмотря на поддержку бюстгалтера, свисала арбузами чуть ли не до пупа; подбородок был тройным, щеки наплывали на глаза. Черные крашенные волосы, прическа – каре. Только кожа, пожалуй, являлась единственным светлым пятном в ее образе – без морщин, чистая, приятно загорелая, без намеков на прыщики и редкие усики, которые у брюнеток в ее возрасте намечаются частенько. Причем было видно, что она с ними не боролась. Просто не росли сами.

– Ну, тетя, расскажи о себе, – именно попросила Лена рабыню, ощущая в себе нарастание странного ликующего настроя и желая его притормозить. Времени впереди было много.

– А чего рассказывать-то? – переспросила «тетя».

– О жизни своей пропой, дура. Я послушаю, как ты до такого безобразного тела дошла. Да и характер у тебя подленький, как у гадюки. Говори, – уже приказала.

Из Надежды Александровны полилось помимо воли. Как она ни пыталась остановить словоизвержение – не получалось.

Рано вышла замуж за преподавателя института на десяток лет старше, родила двух дочерей, есть внуки, о благосостоянии которых переживает больше всего, из-за которых и вписалась в аферу с квартирами неблагополучных мамаш; карьеру изначально начала в администрации другого района, а месяц назад перевили сюда, чтобы «спрятать», когда стали вскрываться ее делишки. Десять лет назад у мужа перестал вставать окончательно и стресс она стала заедать, тогда и поползла усиленно вширь и еще больше окунулась в работу.

Долго рассказывала. Дочки с мужьями и детьми живут в коттеджах, а она с мужем ютится в скромной четырехкомнатной халупе многоквартирного дома. Денег в баксах накопила в пределах ста тысяч. Объездила всю Европу и половину Азии, посещала Америку с Карибами. Много еще бы наговорила, ели бы Лене не надоело.

– Хватит, рокфеллерша, мозги устали. Тебя послушать – бедная, нестрастная в личной жизни женщина. Сука ты подколодная, – сказала без злости. Не было ее. И кураж, начинавший было нарастать, куда-то испарился. Заговорила, падла, совсем. – Стакан обнови, – приказала, протягивая пустой бокал. – И сама глотай, не стесняйся.

Попив и поев в компании замолкшей рабыни, мимо ушей пропуская выступление очередного рэп исполнителя, вдруг догадалась, как повысить задор.

– Ну-ка, обзови меня.

– Что? – Поперхнулась Надежда Александровна.

– Обзывай меня, шлюха! Выдай всю грязь, что обо мне думаешь, ну!

Шлюха, шалава, сука подзаборная, алкашка, бомжиха, детей недостойная, падаль и падла – самые мягкие выражения, не считая откровенных матов, услышала в свой адрес и расцвела. Злость забурлила, закипела, кураж задорным напором накачал оскорбленную гордость. Она, ни разу не лесбиянка, даже сексуально возбудилась, чего точно от себя не ожидала.

– Заткнись, грязь! Ты моей перхоти не стоишь, падаль! На колени! – в сердцах выкрикнула Лена и уже спокойней, увидев, как неловко инспекторша бухнулась на колени, выбив из ковролина, показалось, всю недельную пыль, проговорила тише, но не менее зло. – Значит, такого ты обо мне мнения, да? А сама-то ты кто, скажи?

– Я?.. Я грязь у Ваших ног, – быстро нашлась рабыня. В ее выпученных от страха глазах плескался ужас. – Ел…

– Молчать! Я для тебя исключительно Госпожа! Повторить!

– Госпожа! – с готовностью, без задержки высказалась рабыня.

– Раздевайся, пыль. Хочу твой жир без одежды оценить. – В душе Елены горело желание унизить богатую чиновницу по полной.

Надежда Александровна со скрипом поднялась и скинула с себя всю одежду, включая затерянные в складках трусы размером с парашют. Снова опустилась на колени.

– На четвереньках ко мне. К ногам, сука!

Рабыня подползла, обогнув столик вдоль дивана, едва не задевая отвислым животом пол, и поднялась на колени у самых ступней хозяйки. Груди шарами на привязи свисали до втянутого на глубину стакана пупка, кожа на боках цвела разводами от растяжек, складка жира фартуком накрывала лобок.

– Ну ты скифская баба в натуре! – с некоторым восхищением воскликнула Лена. – Ну-ка, жировка, подними живот, покажи-ка мне свою мудень, – назвала, конечно же, по-простому незатейливо, всем понятно как.

– Пипец! Ты еще и не бреешься?! Мондавошек разводишь, что ли… встань и раздвинь ноги… да-а, не доковыряться. Как ты тогда сидя кончить умудрилась?

– Показать, Госпожа? – не раздумывая спросила рабыня. В ее взоре мысль больше не проглядывались, читалось одно лишь ошеломление и все. Даже страх куда-то делся.

– Давай, устрой шоу.

Чиновница села на пол и широко раскинула ноги. Чуть ли не до шпагата.

– Ты спортсменкой что ли была? – поинтересовалась Лена.

– Да, Госпожа, спортивная гимнастика в детстве, – говоря, Надежда Александровна лезла правой рукой под фартук жира, а на левую, откинувшись назад, опиралась.

Чтобы все разглядеть, Лене пришлось бы слезть с удобного кресла, лечь на пол и положить голову на ковролин. Делать это было лень.

– Все, хватит, я поняла. Я поняла еще, что ты полрулона туалетной бумаги когда поссышь изводишь, хах! А по большому, я вообще молчу. Так?

– Не совсем пол рулона….

– Это был риторический вопрос, уродина жирнявая! Налей мне пива и на четвереньки передо мной становись, я ноги на тебя закину. Затекли что-то.

Несколько минут Лена потягивала пиво и заставляла рабыню подавать ей со столика закуску, что она ухитрялась исполнять из положения «на четвереньках», не скидывая ноги хозяйки со спины, действуя лишь одной левой рукой. Вскоре Лене эта скукотень надоела. Несколько раз трезвонили и ее и рабыни телефоны, «надо их выключить», – думалось тогда, но не пошевеливалась.

– А что ты мужу наплела, падаль? – безразлично поинтересовалась она, ощущая заметное опьянение, которое еще не дошло до той стадии, когда кажется, что ты трезв. Да и по-маленькому в туалет манить начало. Скоро забегаешь, с пива-то.

– На даче у подруги ночую. У неё крестины внука были. Муж ее не знает.

– Поверил?

– Наверное. Я несколько раз к ней сбегала, когда он по пьяни буянил.

– У-у. Дай-ка виноградинку. Ссать охота, а идти лень… о! – Лену озарило. – Отвези-ка меня, коняшка.

Доехала на спине Нади до туалета, сделала дела, дверь не прикрывая, вышла и распорядилась.

– Давай-ка, лошадка, покажи, как ты подтираешься. – Ей было на самом деле любопытно, такой наплыв жира она сроду не видела.

Бока рабыни свисали с унитаза, ляжки закрывали все. Послышалось недолгое журчание, и рука Надежды Александровны по локоть перегнулась через пузо, оторвав от рулона совсем не половину мотка, разумеется.

– Ох, блин, не хочу я быть толстой, – вслух посетовала Лена. – Подъезжай ко мне и погнали дальше.

Облегчившись, сидя на широкой спине враскорячку, Лена обратила внимание, что иногда некий ритм приятно щекочет ей клитор. Тепло, мягко и своеобразное покачивание…

– Стоп! Давай на месте покачайся вперед-назад, – приказала и прикрыла глаза, сосредотачиваясь. – Так, так… побыстрее… вот, вот… еще… нет, медленнее… вот так держать.

Мягко, необычно нежно и медленно нарастало возбуждение без колдовского влияния левой руки. Лена поймала нужный ритм. Приятно, что ни говори. Невольно вспомнились слухи о наездницах. Какая-то из старых подруг пересказывала историю своей знакомой, которая буквально кончала на скачках. Теперь в это верилось. Живой теплый вибратор, блин. Хотя, если честно, она и мертвым пластиковым ни разу не пользовалась.

Рабыня устала качаться, тяжело дышала, но ритм держала. Лена блаженствовала и тихо, чисто для куража поругиваясь, прислушиваясь к захватывающему ощущению.

– Сучка… бл… (нецензурное слово) шлюха еб…я (снова написать нельзя) … держи ритм, паскуда жирная… – и так далее.

Но скоро, минут через двадцать – точно не засекала, возбуждение застопорилось, и смена ритма больше не помогала. Наездницам, оказывается, не так просто кончить. Как и велосипедисткам… наверное. Лена, по крайней мере, ни разу при езде на двухколесном транспортном средстве даже намека на сексуальность не испытывала.

– Валяй к кровати, – скомандовала и для скорости хлопнула ладонью по заду. Как настоящий всадник. Ягодица колыхнулось как тесто. Зрелище ее развеселило, и она стала шлепать Надежду постоянно, пока та подбиралась к дивану.

Лена легла, сама стянула домашние трусы-шорты и широко раздвинула ноги, наплевав на категорическое неприятие лесбиянства и на свою нелюбовь к куннилингусу как к виду секса. На запах и вкус собственной промежности плевать стало. Рабыню стесняться что ли? Лишь бы поднять возбуждение и наконец-то кончить. Мимоходом промелькнула мысль, о том, что наказание сексом сильная штука. Испытывала, конечно, и не раз испытывала тягость недотраха, но жестокость наказания невозможностью разрядиться оценила на собственной шкуре еще тогда, когда неслась в туалет после попытки подкурить сигарету. А теперь захотелось естественности. Специально ни себя, ни рабыню не стимулировала.

– Лижи давай… нет, так щекотно, – дернулась Лена и от досады стукнула рабыню ладонью по голове. – Сильнее прижми язык, сука! Да не так, б-ь! В щелочку и по губкам осторожней вверх, к клитору… плотнее…да чувствуй меня, будто себя лижешь, прошмандовка! – В голове как вспыхнуло – верный приказ. Она может передавать ощущения рабыне. – О-ох, – сладостно потянула Лена. – Сама тоже возбуждайся, шлюха… – велела сквозь стоны и закачалась на волнах блаженства.

Летала вверх-вниз, постепенно приближаясь к пику и он не сплоховал. Ноги зажали судорогой голову лизуньи и полученный оргазм Лену порадовал. Не такой мощный, как колдовством наведенный, но сладкий по естественному… как приход от натурального морфия отличается от убойной синтетики. Наркоманы поймут.

– Хорошо-о… – хрипло протянула Лена, – боже ж ты мой… – напряжение полностью спало, складки меж бровей разгладились и лицо растянулось в блаженной улыбке. С минуту тихо кайфовала, забыв отпустить голову рабыни. Ляжки легли на ее плечи, и та боялась шевельнуться, чтобы не нарушить нирвану хозяйки. Саму Надежду Александровну терзало дикое возбуждение, напоминая то, первое, после неудачной (или удачной?) проверки сигнала соседей… лишь бы разрядка было похожей – все простит…

В эту ночь Лена еще не раз заставляла себя лизать, а в конце приказала осторожно трахать пальцами. Остановилась на трех, добилась очередного оргазма и уснула голой, зарывшись в одеяло. Лифчик и халат давно валялись на полу. Вняв осторожным просьбам рабыни, разрешила кончить и ей.

– Спи на полу, – приказала, зевая, – укройся, чем найдешь.

Надежда Александровна не сомкнула глаз до утра. Она чувствовала себя самым счастливым человеком на свете. Если существует такая сладчайшая награда, то почему бы не потерпеть унижения, к которым за несколько часов успела притерпеться. Ничего страшного в подобном рабстве нет… кроме ущемления наносной гордости. Но на это плевать она хотела.

Оба будильника зазвенели почти одновременно. Умывались, одевались, красились как старые подруги. Разве что Лена была старшей, а Надежда младшей. Лена на машине даже соизволила подбросить ее до работы, все равно по пути было. Чувствовала она себя сутра мерзко. Лесбиянкой с роду не была и становиться не собиралась. Стало противно от воспоминания о ночных забавах, но рассада проклюнулась.

– Так, шлюшка, слушай, – остановившись перед администрацией района, заговорила Лена. – Я тебе вышлю реквизиты, чтобы все оплатила, ясно? Потом квитанции за квартиру дам… черт, сейчас забыла. Все, гуляй пока, я позвоню.

– Я все сделаю, Госпожа, не сомневайтесь!

– А я знаю, что сделаешь, – ухмыльнулась Лена, – можешь зазря не лебезить. Да! Вот еще что. Худей и здоровей – это приказ. Жри меньше, спортом займись и все такое. Мне красивая рабыня нужна, а не такое чучело как ты. До встречи.

Когда Надежда вышла, дала по газам.

«Словно от чумы избавилась…», – с обидой подумала чиновница, глядя на быстро убегающий автомобиль. «Как же мне похудеть?», – Надежду Александровну охватило чувство тоскливой досады, в котором смешались собственные чаяния и приказ Госпожи.,

В середине дня перед обедом раздался звонок. Руки сами открыли связь и прижали телефон к уху. Рядом находились еще три бабы – бездельницы.

– Алло.

– Совсем забыла, шлюза, сделай депиляцию. Не нравится мне твоя мохнатка.

– Да, – и далее прошептала, – слушаюсь, Госпожа.

– Ты не одна, что ли?

– Да, – и снова тихо, – Госпожа.

– Ладно, разрешаю, когда мы не одни звать меня по имени – отчеству. – С этими словами бросила трубку.

Надежда Александровна положила на стол телефон в самых довольных чувствах. Одна часть души морщилась от презрения, а другая ликовала словно та Гюльчатай, которую господин назвал любимой женой.

Глава 6. Посиделки сестер

Все реквизиты и квитанции ушли через ватсап, разговаривать Лена не захотела. Даже о ста тысячах баксов, ставших, по сути, ее собственностью, забыла. Как невероятно это кому-то покажется. Не была она меркантильной, и желание выкинуть из головы лесбийский опыт повлек за собой и «расставание» с мнимыми, услышанными, а не увиденными воочию деньгами.

Жизнь закрутилась. Дети, как обычно, косячили в школе, муж мямлил свое; бывший невовремя вспомнил, почему, мол, детей к его матери с отцом не пускаешь, которые соскучились. Нет, чтобы о себе такое ляпнуть, так нет же! Наверняка новая жена мутит. Собрала детишек к первой свекрови, отправила. А в субботу неожиданно пришлось работать, и там, на объекте, во время общения с клиентами, позвонила Надежда Александровна. Прошло пять дней.

– Госпожа, простите, но Вы не запрещали звонить…

– Невовремя, я занята, – перебила ее Лена, отвернувшись от семейной четы клиентов, собирающихся купить квартиру. – Говори четко, не мямли.

– Я уже пять дней почти не ем, – отрапортовала рабыня. – Считаю калории, строго по схеме питаюсь, но…

– Быстрее! – тихо скомандовала Лена, когда клиенты при осмотре стали натыкаться на недоделки, которые она собиралась скрыть. – Вы осмотрите лоджию… – обратилась к супругам и бросила в трубку, переменив решение. – Я сама перезвоню, жди.

Сделка выгорела. Более того, оказалась супер удачной. Скинула меньше предполагаемого и процент зазвенел веселой монетой. Среда – не выходной, но когда душа поет день недели не помеха. Деньги директор, вняв захватывающему рассказу о потере всех карт. выдал наличными, добавив:

– Реши вопросы, Елена, первый и последний раз.

Подруги пошли в отказ, мужу завтра тоже на работу, и он тоже встал на дыбы:

– Ну тебя нахрен, Ленка! Угомонись. Нам еще долги гасить. – В трезвом виде он, случалось, бывал до противности правильным.

Долги! Гасить! Тут она вспомнила понятно о ком. Позвонила из машины, которая для нее была вторым домом, как для мужиков в классических советских семьях гараж. Ее Серега автомобиль водить не умел и техникой не интересовался вовсе. Редкий, вымирающий тип половозрелых самцов.

– Здравствуйте, Елена Сергеевна, – через пару гудков ответила чиновница. В ее голосе слышалось такое облегчение и надежда, что Лене поневоле стало стыдно. Обещала же…

– У меня младшая дочь и внуки гостят – мужа совсем заездили, – послышался щелчок задвижки. – Я в туалете одна, Госпожа. – сказала тихо. – Очень Вас прошу, не бросайте трубку!

– Да слушаю я тебя, – выдохнула Лена, досадуя о падении настроения. Хотелось гульнуть. Не так, как тогда в клубе, все-таки завтра на работу, но деньги жгли и долгая, более чем недельная трезвость сказывалось. Душа горела праздником, но в первую очередь…

– Ты по счетам заплатила?

– Да, Госпожа, сразу же. Молю Вас, выслушайте меня!

– Да слушаю, слушаю… – с грустью ответила Лена. – Куда от тебя, обломщицы, денешься…

– Пожалуйста, позвольте мне есть! – с глубинной тоской прошептала рабыня. – У меня кожа складками пошла, я мимо шашлычных ходить не могу, в магазине взгляд от сладостей не отрывается и голод. Жуткий голод, как в Бухенвальде! Я понимаю блокадников Ленинграда вспоминаю, когда они крыс сожрали и на детей косо смотрели! Не могу так больше. Еда всегда в голове, по адресам ходить невозможно. Только запах борща уловлю и все, чуть не падаю. Ни протокол заполнить, ни на комиссию родителей вызвать…и жевать. Всегда хочется жевать. Я и представить себе не могла, но я постоянно что-нибудь ела. Конфетки, леденцы, чипсы, все, что угодно, но челюсти всегда были заняты. Дирол и Стиморол, как мертвому припарки…. Муж скоро меня бросит – я готовить заставить себя не могу! Слюнями захлебываюсь. Молю Вас, Госпожа! Я не выдержу…

– Ох, как сложно… давай на видео переходи.

Щеки заметно уменьшились, прорезались глубокие морщины, глаза увеличились и ввалились, подбородок висел тухлым мешком, складки от лица опускались на шею. Женщина постарела лет на десять. Лишь только блекло-карий взгляд сверкал дикой надеждой. Широкие зрачки чернели бездной…

Лену передернуло от близкой съемки.

– Ты сколько в день себе назначила?

– Восемьсот. Восемьсот килокалорий…

– Дура! Для твоего-то веса?! Давай-ка… – начала было сочинять приказ, но в голову интуиция будто молотом шмякнула. Мозги загудели, трезвость мыслей осветилась ярко. Четко вспомнилось, как сама бросала курить и ясно обрисовались другие возможности управления телом рабыни.

– Значит так, слушай. – Твердо произнесла Лена. Лицо чиновницы сглотнуло. – Когда почувствуешь голод, подрочи. Кончишь – насытишься… купи в сексшопе самотык… с присоской, – зафантазировала Лена, отвлекаясь. – Черный. Нет, красный, да потолще… и потоньше тоже, экспериментируй… с вибрацией… Да! Ошейник обязательно, без него и не начинай… и еще… – но сама себя прервала. – Вот сучка! Совсем меня заболтала, шлюха, я заводиться начала, млядь! Тебе ясно?

– Я поняла, Госпожа, спасибо… разрешите немедленно в магазин ехать?

– Лети, млядь! – хохотнула Лена и отключилась, перенеся следующее воздействие на «попозже».

Бросив телефон на пассажирское сиденье, поехала домой. К маме с сеструхой, решив на полпути взять пива с рыбой. Расстояние было метров пятьсот всего, но не пешком же тащиться?

В меру пьяные, сытые вкусной маминой пищей, со стаканами пива они с сестрой расположились на застекленном балконе, закрывшись от бесящихся Ленкиных сыновей, с которыми воевала бабушка. Болтали. Тепло. Осень только-только проклюнулась золотистой россыпью на деревьях.

– С твоей красотой, Валька, я бы мужиками, как вентилятором вертела, а у тебя наоборот получается. Они тебя во все позы поставят, а потом сваливают.

– Да козлы они все, – привычно ответила сестра: длинноволосая брюнетка в домашних шортах и футболке; на ладонь выше сестры, в меру стройная, фигуристая, крайне приятная на лицо тридцатилетняя девушка, работающая аудитором в солидной конторе, финансовых проблем не испытывающая. Она «вышку» до конца дотянула, окончила, в отличие от старшенькой разгильдяйки.

– Отца все ищешь? – в который раз констатировала Лена. – Нет его, не найдешь. – Их отец умер от инсульта пять лет назад.

– А ты будто не? Первый ладно, из протеста, а второй – копия.

– Да брось ты.

– А ты фотки сравни. А имя? А кто не мужнину фамилию взял, не от старого супруга оставил, девичью вернул?

Сравнивала Лена, соглашалась. По характеру тоже очень схожи. И про фамилию сестра права. А что было делать, если свадьба состоялась на сорок пятый день после похорон? На эмоциях вся была. Папка так сожалел, что на нем род Гуляевых прервется! Тогда она себе пообещала, что третий сын непременно станет Гуляевым. С мужем договорится. Но, не срослось… но согласиться с младшей сеструхой – позор для старшей.

– Со мной все ясно, не права ты. А вот что с твоим Саней? Жили – не тужили…

– Ага, тужили! Козел очередной. Ленка! К первой своей умотал, едва та пальчиком поманила. Как телок на веревочке поплелся… хоть бы на бойню! Я для него, оказывается, проходной вариант был… была. Козел драный! Ненавижу суку.

– Его или ее? – хохотнула Лена.

– Его, конечно! – удивилась Валя. – Она-то здесь причем?

– Вот поэтому, сеструха, за твою мягкотелость, мужики тобой крутят, а ты ими.

– Да можно подумать ты круче! – не на шутку возмутилась Валя.

– Я?! Стопудово круче!

– А почему это мамка тебя содержит, а?

– Она?! Меня?! С какого бодуна тебе это в бошку влезло?!

– А кто кредиты твои ежемесячно гасит из пенсии? А я, между прочим, нас с ней кормлю. И детей твоих тоже, которые у нас разве что два дня в неделю не ночуют!

Явный перебор. Валя разозлилась. Лена в ответ возмутилась.

– Не надо мне ничего от вас! Подумаешь, пару раз пеню оплатила и сразу – содержит! Детей ты моих кормишь, ага! Может, мне, когда они к бабушке рвутся, не пускать их? Или деньги им с собой давать на прокорм?! Будто в столовку идут, а не к родной бабушке. А ты знаешь, сколько стоит их к школе собрать?

– Знаю! Кто им новые рюкзаки покупал, не помнишь?

– А форма, учебники, тетради… да что перед тобой распинаюсь?! Своих заведи, ими командуй!

Валя фыркнула и отвернулась.

– Вот! Молчать только умеешь… – последняя фраза прозвучала умиротворяюще. Лена успокоилась. Не умели они с сестрой по-настоящему ссориться, с самого детства не умели. – У тебя просто мужика давно не было, вот ты и бесишься.

– Я?! Бешусь?! Окстись, дорогая, на себя глянь.

– Да?! – делано удивилась Лена. – Скажи-ка мне, дорогуша, когда ты в последний раз простынку мочила?

Когда-то, выйдя на откровенный разговор, Валя призналась сестре, что иногда во время оргазма непроизвольно писает. Совсем чуть-чуть, но после становилось неудобно. Даже стыдно, можно сказать. Она росла пай-девочкой. Прямой противоположностью сестре – бунтарке.

– Да иди ты! – обиделась сестра. Не раз корила себя за ту минутную откровенность. Ленке нравилось ее подкалывать, видя нездоровую реакцию. Просто так, развлеченья ради, не со зла.

– Да ладно тебе! Пальчиком поди себя теребишь перед сном, а?

– Да иди ты, Ленка, лесом! Я не такая озабоченная как ты! Мне это нафиг не надо! – не признаваться же глумливой сеструхе о том, что в ванной любит душем себя ласкать. Потом насмешек не оберешься. – Над тобой, вон, Никитка хихикает, Ярику рассказывает, как ты по ночам воешь. Они большие, все понимают. – Старшему было тринадцать, младшему двенадцать – разницы почти никакой, но Ярослав был жаворонком и засыпал как убитый, а Никита совой, поэтому в кровати ворочался долго. – Тебя к Сереге страсть как ревнуют!

– Тю-ю, Америку мне открыла! Ты о себе подумай, Валечка.

– Не беспокойся, Леночка, со своей жизнью сама разберусь, – на последних словах допила давно выдохшееся пиво.

– Ага, разберешься ты без старшенькой, – проворчала Лена и подняла со столика свой Айфон. – Улыбку, плиз… – попросила сестру, наставив на нее глаза смартфона. Но заветное окошко появляться не спешило.

– Брось, Лен, я сейчас страшная. – Отмахнулась Валя. – Давай накрашусь сначала…

– Секунду… – остановила ее нахмурившаяся сестра, лихорадочна копаясь в настройках.

«Есть!», – возликовала она, найдя-таки приложение «Объекты», которое распадалось на две строчки: «Управление сексуальностью партнера» и «Контроль над телом и душой партнера». Валька – рабыня ей ни к чему. – «Бе-е», – Лену передернуло, едва только всплыл образ любимой сестры на месте противной инспекторши, а вот «сексуальность» – как доктор прописал.

– Смотрим камеру, оттуда вылетит птичка! – шелк, щелк, щелк… наверное, с десятого раза, резвящаяся как маленькая Валька, притворно закрывающая лицо ладошками, запечатлелась на экране. Глаза, смотрящие прямо, проклюнулись сквозь пальцы.

– Ой, – часто заморгала Валя, ослепило что-то… – ты вспышку-то убавь, – ляпнула первое, что пришло в голову, и с интересом, – дай-ка посмотреть.

– А почему одна? – спросила с обидой, взяв телефон у сестры. – Где остальные? Почему не листаются, Лен?

– Не знаю… – искренне соврала Лена. – Ну-ка, давай селфи вдвоем попробуем… глюкануло, наверное.

– Зря старого Афоню взяла, мой новый ни разу еще не глючил… давай, подсаживайся. Нет, давай сперва стоя…

Сестры могли развлекаться часами, переодеваясь во что попало и хохоча над собой, но телефон вдруг зазвонил.

– Твой, – сообщила Валя, в руках у которой находился Ленин айфон. – Ответить?

– Дай сюда, я сама, – обеспокоилась Лена, вспомнив про обиду на мужа перед отъездом, и что она сделала в отместку.