Текст книги "Вера Чистякова"

Автор книги: Вл. Гуро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

НОЧНЫЕ ТЕНИ

Библиотекарша заболела как раз тогда, когда в ней больше всего нуждались. Надо было ехать в Н-ск за книгами, приобретенными для комбината. Правление клуба «Таежного» решило командировать за литературой счетовода клуба Воронцову. Сначала Воронцова наотрез отказалась поехать. Ее убеждали. Она отвечала: «Стара, оставьте меня в покое. Разве я мало делаю для клуба?»

На нее махнули было рукой, но тут Рудольф поневоле стал помощником клубной администрации и потребовал, чтобы Воронцова поехала в Н-ск.

– Слушайте, Клеопатра Павловна, дорогая, ведь болезнь библиотекарши нам как с неба упала.

– Кому – нам? – вызывающе спросила Воронцова.

– Вы уже успели забыть, о чем мы с вами условились.

– Мы не уславливались о том, что я буду разъезжать.

– Нельзя предусмотреть все до последней мелочи.

– Я устала.

– Надо поехать, и вы поедете!

– Зачем?

– Вот это дельный вопрос.

Рудольф рассказал, что ей предстоит сделать в Н-ске.

– Это сложно… – пробормотала старуха. Она была испугана.

– Ничего сложного нет. Надо разузнать, где эти люди, что с ними. И только.

Разговор происходил в костюмерной. Воронцова время от времени бросала беспокойные взгляды на своего любимца Труфальдино.

– Вы что же, просите у него совета или мысленно прощаетесь с ним? – насмешливо спросил Рудольф.

– Я не люблю бестактных шуток! – сухо ответила Воронцова. – Хорошо, я еду.

После отъезда Воронцовой Рудольф заглянул в костюмерную. Труфальдино не было на месте.

– Даже в пути она не расстается с ним! – смеясь, сказал он Наталье Даниловне. – Труфальдино всегда с нею: дома, в костюмерной, теперь в командировке.

– Вероятно, она суеверна?

– Как и мы с вами. И Труфальдино стал для нее талисманом.

– Талисманом? Чего она может ждать от судьбы?

– Все мы ждем…

Весенний вечер был холодным, трава – обильно росистой. С реки поднимался туман, настолько плотный, что скрывал всё понизу. Казалось, что деревья вырастают прямо из его белой пелены. Всходила круглая багровая луна. Где-то кричала болотная птица. Чуть слышно плескалась темная река.

К воде быстро спускалась женщина. На берегу к колышку была привязана легкая лодка. Женщина вошла в нее и села на корму. Из кустов к лодке направился худощавый человек в темном плаще. Отвязав лодку, он оттолкнул ее, прыгнул сам и взял весла. В молчании проплыли мимо плавучего буйка с двухцветным фонариком. Теперь они шли по течению, бросив весла.

Постепенно окружающее менялось. Поднявшийся ветер разогнал туман; все сверкало, искрилось, переливалось вокруг них. Движение лодки было незаметным. Очень медленно уходили назад берега… Мужчина снял кепи – светлые волосы блеснули при луне, – взглянул выжидающе на спутницу:

– Теперь рассказывайте.

– Рассказывать придется много, Приходько… – тихо ответила женщина.

Лодка продолжала неслышно скользить по водной ряби, и вскоре исчезла за поворотом реки.

Колокол на пожарной каланче давно пробил полночь. Снова пал туман, придававший нереальный, фантастический вид всему окружающему. Перед рассветом ночная темень стала гуще. Из-за угла показалась фигура высокого, широкоплечего мужчины. Она скользнула на фоне белой стены клуба. Несколько мгновений мужчина повозился с замком. Послышался приглушенный щелчок, дверь подалась, и мужчина проник внутрь. Вошедший быстро разыскал вход в комнатушку Воронцовой. Занавесив окно одеялом, он зажег карманный фонарик. Тонкий, будто клинок шпаги, световой луч забегал по деревянному полу, незатейливому скарбу и блестящим кафелям печи.

Человек переворачивал вещи, рылся в тряпье, аккуратно возвращал каждый предмет на свое место, выстукивал печь и доски пола, задержался с осмотром содержимого фанерного чемодана и порванного мешка с рухлядью. Человек устал. Испарина выступила на его лысой голове. Разочарование, досада были написаны на его лице, когда он покинул здание клуба.

Спустя несколько дней возвратилась из командировки Воронцова, привезя из Н-ска книги. Разговор Воронцовой с Рудольфом был коротким. Все усилия Клеопатры Павловны оказались тщетными. Ни одного человека из названных Натальей Даниловной разыскать не удалось.

– И больше не загружайте меня подобными поручениями! – заявила Воронцова огорченному Рудольфу.

С видимым удовольствием она вернулась к своим обычным занятиям: кройке костюмов и возне с куклами.

Несмотря на всегдашнюю свою осторожность, Клеопатра Павловна не замечала, что внимательные глаза следят за ней. Вечерами высокий, плечистый мужчина с оглядкой приближался к ее окну и, прильнув к стеклу, терпеливо что-то высматривал. Ночные шорохи на миг отпугивали человека – он отскакивал, а потом снова приближался к покинутому месту. Так продолжалось немало ночей.

И вот однажды ночью человек увидел наконец то, что хотел увидеть давно…

Через несколько минут слабый свет коптилки, проникавший наружу через еле заметную прореху в занавеси, погас. Белая длинная фигура показалась за стеклом. Окно открылось от толчка. Воронцова облокотилась на подоконник и пристально вглядывалась в ночную темноту. На улице стояла такая тишина, что старуха услышала биение собственного пульса на висках, обрамленных слежавшимися белыми волосами. Ничто не указывало на то, что за минуту до этого у окна кто-то стоял.

СЕМЕЙСТВО ФОН КУУНОВ

К крыльцу, на ступенях которого сидела Наталья Даниловна, подошел Генка Пищик. Под жарким солнцем выцвели его густые брови и пряди волос, вылезавшие из-под кепки. Синий комбинезон со множеством карманов ловко сидел на нем.

– Любуетесь видом, Наталья Даниловна? – спросил он. – «Начинаются дни золотые».

– Начались, Гена.

– Да, вовсю солнце печет.

Пищик, как всегда, с восхищением глядел на Наталью Даниловну:

– Смотрите, Наталья Даниловна: по реке идет сплав. Знаете, как называются те большущие плоты?

– Не знаю, Гена.

– Кошели. Чтобы связать их, требуется большое искусство. Не каждому оно дается! Из рода в род передают его мастера сплава. Вот какие дела…

На залитой солнцем реке разворачивалась своеобразная, ни с чем не сравнимая сибирская таежная картина. Между темной зеленью берегов, по серебряной от солнца речной зыби, торопясь, сталкиваясь, подгоняя одно другое, плыли отдельные бревна. И вдруг почти во всю ширь реки вступал огромный плот.

Ладно связанный, медленно двигался он, раздвигая всё впереди и по сторонам, а на нем, обнаженные до пояса, прыгали с баграми сплавщики, обугленные солнцем. Ни одного свободного метра не находил глаз на реке. Стоя в воде вдоль берегов, сотни людей с баграми спускали, толкали, оттягивали лес. Шум сплава, особая смесь звуков, человеческих голосов, речного плеска, скрипа плотов не долетали сюда. Поэтому вся картина, полная жизни, красок, блеска, была словно кадр из немого фильма.

К Пищику подошли два товарища-шофера, попросили прикурить. Генка протянул одному свою сигарету, другого отстранил:

– Третий не прикуривает. Возьми у него огоньку.

– Вы суеверны, Гена? – смеясь, спросила Наталья Даниловна.

– Есть немного.

– Стыдно!

– Стыжусь. А знаете, откуда это пошло?

– Что пошло?

– То, что третий не прикуривает.

– Не слыхала.

– Расскажу. Это исторический факт! – с важностью заявил Гена.

За «исторический факт» Пищик нередко выдавал то, что смахивало на вымысел. Таких «фактов» он знал много и рассказывать умел занятно.

– Это было, Наталья Даниловна, когда англичане воевали с бурами. Пришли они в Трансвааль как разбойники и угнетатели. Буры, конечно, встали как один. Стреляли они великолепно – снайперы замечательные! Притаятся и выжидают. И вот ночью закурит англичанин на позиции – бур заметит. Другой англичанин прикурит – бур взведет курок. Третий прикурит – бур стреляет, третьему конец. Вот откуда пошло.

Генку слушали с интересом, но один из приятелей пожал плечами:

– Сказка! Чепуха!

– Факт! – горячо возразил Генка.

Он простился с Натальей Даниловной.

– На лесную биржу надо, – спохватился он вдруг. Через минуту его мальчишеская фигура с длинной, худой шеей появилась на берегу. Издали донесся его голос:

 
Трансваль, Трансваль, страна моя,
Ты вся горишь в огне!
Под деревом развесистым
Задумчив бур сидел.
 

Наталья Даниловна смотрела ему вслед. И вдруг лицо ее стало озабоченным: на дороге показался Рудольф. Он постоял на месте, поглядел на окно школьного дома и пошел к лесу.

Набросив на голову пестрый газовый шарфик, Наталья Даниловна поспешила туда же.

Куун сидел на пне пихты и мрачно курил.

«Умело выбрал место для разговора!» – про себя отметила Наталья Даниловна.

Действительно, ярко-зеленая лужайка давала широкий обзор. Никто не смог бы скрытно подойти к этому пню, а кусты, которые росли вокруг, надежно укрывали собеседников от посторонних глаз.

Увидев подходившую к нему Наталью Даниловну, Куун поднялся и сделал несколько шагов навстречу.

– Садитесь, пожалуйста, – указывая на пень, невесело пригласил он. – А я, подобно безнадежному воздыхателю, расположусь у ваших ног.

– Вы чем-то расстроены? – спросила Наталья Даниловна, усаживаясь.

– Радоваться нечему – все идет кувырком. Я поэтому и вызвал вас…

– Что-нибудь случилось?

– Ничего определенного сказать пока нельзя. Но вот неопределенность и заставляет беспокоиться…

– Нехорошие вести от Клеопатры Павловны? Вы так и не успели рассказать мне о ее поездке в город.

– Старуха или поглупела, или стала чрезмерно пугливой. Рассказывала она сбивчиво, будто и в самом деле ее перепугали. Никого из тех, кого надо было разыскать, она по старым адресам не нашла. Соседи, к которым она обратилась, будто бы подозрительно ее оглядывали и ничего вразумительного не сообщили. Куда те выехали? Что с ними произошло?.. Как же после этого не тревожиться? И, вдобавок, здесь за мной стали следить…

– Кто?

– Да хотя бы ваша соседка Людочка. Глаз с меня не сводит при встречах. Недавно, случайно обернувшись, чтобы прикурить – дул встречный ветер, – я увидел, что по моим следам идет Людочка. Когда поняла, что я заметил ее, свернула в сторону.

– Чепуха! Людочка и слежка! Это только вам могло прийти в голову. Вот уж у страха глаза велики! – весело рассмеялась Наталья Даниловна. – Неужели вы не понимаете, что Людочка просто ищет возможности пофлиртовать.

– Почему же она свернула тогда в сторону?

– Вы мужчина или школьник?

– Ну, а то, что мне сообщила Клеопатра Павловна, тоже, по-вашему, плод моего воображения?

– Что же именно?

– А то, что она однажды сама, собственными глазами, видела, как Людочка разговаривала с Приходько. А этот человек, по ее словам, работает не то в НКВД, не то в милиции…

Куун пристально посмотрел на Наталью Даниловну, но она продолжала смеяться.

– Эта старуха отшельница! Она нигде не бывает и не знает того, что знаю даже я, сравнительно новый здесь человек. Людочка рассказывала мне, что Приходько ухаживал за ней. Это старая история, которая известна всем в «Таежном». Мой друг, вы становитесь мнительны, как слабонервная девица… А вот неудача Воронцовой в Н-ске меня всерьез беспокоит.

– Я уже принял решение. На днях начальство командирует меня в город получать запасные части. Вот я и проверю сообщение старухи.

– Стоит ли вам рисковать?

– Риск будет минимальный. Проверять буду через одну глупышку – официантку вокзального ресторана. Я с ней познакомился, когда разыскивал Отто Келлера и вас.

– В таком случае я спокойна. Ну, вернемся домой?

– Посидим еще. Мне кажется, что я вас так давно не видел. Мне нужно видеть вас постоянно!

– Даже тогда, когда это не требуется для дела?

– Даже тогда. Если я не вижу вас один день, мне делается тоскливо, просто не нахожу себе места.

– Что ж, я рада, если только это искренне, – спокойно отозвалась Наталья Даниловна.

– Вполне искренне! – горячо подтвердил Рудольф. – И потому-то я давно хотел спросить вас, почему вы так сдержанны со мной, почему ни о чем не спрашиваете?

– Ну о чем, например?

– О моей прошлой жизни, о моих планах…

– Вы однажды сказали при мне Клеопатре: «Не все ли равно, кем были мы в прошлом».

– У вас хорошая память, но все же вам надо знать больше обо мне.

– Для чего? Ведь мы же связаны только работой.

– Я надеюсь, что в дальнейшем мы будем связаны не только этим. Теперь я понял Отто. Он сделал хороший выбор и, если бы не катастрофа на шоссе, был бы долгие годы счастлив. Я хочу рассказать вам…

– Именно сегодня?

– Завтра я буду на дальних участках, и послезавтра… Посидите со мной, Наталья Даниловна!

И Рудольф начал свой рассказ.

В конце прошлого столетия семья Куунов, разорившись, рассыпалась по свету. Старший брат Лео выехал в захудалый немецкий городишко, где, женившись на пожилой вдовушке, получил в приданое крошечное кафе. Он оставил при себе младшего в семье – девятилетнего брата Гуго. Сестра Амалия уехала в Ригу и поступила в бонны. Третий брат, двадцатилетний Иоганн, в будущем отец Рудольфа, выехал в Россию. Приятные манеры и приставка «фон» открыли перед ним двери богатых домов. У него нашлись высокие покровители, падкие на иностранные имена и немецкую предприимчивость. В их числе была Клеопатра Павловна Воронцова. Иоганн Куун прожил в России семнадцать лет. Он настолько обрусел, что его не тронули в 1914 году. Под именем Ивана Кунова он управлял угольными копями на юге России. Правда, ползли слухи о том, что Иван Кунов близок к лицам, уличенным в шпионаже в пользу немцев, и как-то в клубе раненый штабс-капитан публично назвал его немецким шпионом. Но штабс-капитан был известен как дебошир, а Кунов был принят в доме губернатора. Дело замяли. Кунов продолжал процветать. В Петербурге еще совсем молодым Куун женился на Жюли Ланской. До самой войны он аккуратно, каждый год, ездил с женой в отпуск на родину, куда обычно к этому времени приезжала и сестра Амалия.

В 1910 году в берлинской квартире Иоганна Кууна родился сын Рудольф.

Рудольф вырос и учился в Петрограде. Отцу в конце 1917 года пришлось бежать из России. Он не смог взять с собой семилетнего сына и тяжелобольную жену. Несколько лет она еще протянула как беспомощный инвалид и умерла в середине двадцатых годов.

Младший брат в семье – Гуго-Амацей Куун вырос в атмосфере провинциального кафе, которое он должен был получить в наследство.

С войны 1914 года он вернулся в чине лейтенанта, с железным крестом, без пальцев левой руки. Брат Лео умер. Кафе не давало дохода: инвалиды войны были плохой клиентурой. Гуго бедствовал. Он мечтал об иной доле.

В 1920 году в мюнхенском локале,[2]2
  Локале (нем. разг.) – пивная.


[Закрыть] в который случайно забрел Гуго Куун, он услышал выступление Гитлера. Гитлер извергал обещания, угрозы, пророчества. Гуго пламенно уверовал в «нового Мессию». С того дня началось знакомство Гуго Кууна с будущим фюрером. Оно стало близким.

Куун никогда не занимал особо видных постов, не на виду он и сейчас. Но он всегда находился где-нибудь «близко от власти». В критический день 30 июня 1934 года он был около своего кумира. Именно он помогал Гитлеру в расправе с его недавним другом Ремом и сотнями других. Такие услуги не забываются.

А следы Иоганна, отца Рудольфа, после бегства из России на некоторое время затерялись. Теперь он вот уже несколько лет проводит какие-то опыты в угольной промышленности Германии и живет в Берлине. Отец неоднократно оказывал сыну помощь через разных лиц, посылая валюту, вещи. Дважды он лично, под чужим именем, как представитель меховой фирмы, приезжал из Германии в Ленинград, якобы на пушной аукцион, и встречался с сыном. Последние годы связь между отцом и сыном проходила через представителей различных иностранных фирм, бывавших в Ленинграде.

После окончания института Рудольф пытался уехать за границу, но в это время с ним установили связь «хозяева с той стороны», и он получил указание остаться в Ленинграде…

– Да, история интересна, но печальна, – сказала Наталья Даниловна, когда Рудольф Куун кончил.

– Вы видите, как я одинок…

– Но есть шансы, что в будущем у вас все изменится. Ваш дядя Амадей Куун должен играть известную роль в Германии…

– Несомненно! – подхватил Рудольф. – И дядюшка может очень пригодиться нам там…

– Там? Нам?

– Да, когда мы переберемся туда.

– Неужели вы серьезно думаете об этом?

– Абсолютно серьезно! Если люди Келлера попались, кто-нибудь из них может вспомнить и о вас. И тогда… вы пойдете вслед за ними!

– А вы?

– Обо мне можете рассказать только вы. А те меня не знают. Другое дело, если провалится ленинградский шеф… Меня томят дурные предчувствия, Наташа. Можно мне так называть вас?

– Если хотите.

– Я откровенен с вами. Чувство опасности, которое мы с вами испытываем ежеминутно, конечно, сроднило нас. Я полюбил бы вас, Наташенька, если бы…

– Если бы?..

– Если бы мы были далеко отсюда. Здесь мы в плену, а в плену даже звери не любят… И знаете, – проникновенно продолжал Рудольф, – вы с вашим спокойствием, выдержкой, самообладанием и острым умом вселяете в меня уверенность, вы удваиваете мои силы…

– Милый Руди, уместны ли в нашем положении лирические отступления?

– Я только хотел, чтобы вы поняли, как необходимы мне! – Он помолчал, а потом неожиданно спросил: – Послушайте, а у вас есть какие-нибудь сбережения?

– Почти никаких. – Наталья Даниловна с изумлением посмотрела на Рудольфа, словно хотела спросить, что это за перемена в настроениях: то лирика, то меркантильные соображения?

– Для перехода на ту сторону, Наташа, нужны будут средства, и немалые. У меня, правда, созрел уже один план. Но такой шаг будет предпринят в крайнем случае… – добавил он загадочно.

– Видите ли, Руди, муж много помогал своим родным в Берлине, и потом мы жили как-то нерасчетливо, тратились на всякую дребедень – на мои наряды, например.

– А не дарил ли вам Отто драгоценности? – спросил Куун и взглянул на брошь, приколотую к блузке Натальи Даниловны, – большой зеленый камень в середине блестящей подковки излучал приятный блеск.

– Нет, я к ним равнодушна. А если вы имеете в виду эту безделушку, – она перехватила взгляд Рудольфа, – то стоит она немного. Это подарок матери Отто, так же как и вот это… – Наталья Даниловна сняла с шеи газовый шарфик.

– Ну что ж, в резерве будет мой план! – решительно заявил Куун.

– Вы все здраво взвесили, Руди? Не решаетесь ли вы очертя голову на что-нибудь рискованное? – озабоченно спросила Наталья Даниловна. – Расскажите мне, что вы намерены предпринять?

– Не могу.

– Мне?

– Именно вам! – угрюмо отрезал Руди. – Пойдемте, а то наша прогулка затянулась.

Около школы им попался навстречу запыхавшийся рассыльный.

– Инженера Кротова срочно требуют в дирекцию, – сообщил он.

– А что случилось? – подавляя тревожные нотки в голосе, спросил Куун.

– Нам оно без надобности, – безразлично ответил рассыльный. – Начальник какой-то из города приехал. Видать, ему и понадобилось…

Наталья Даниловна увидела, как побледнел Куун.

Немного овладев собой, он сказал:

– Хорошо, передайте, что сейчас приду.

– Вот что, Рудольф! – категорическим тоном заявила Наталья Даниловна. – В таком растревоженном виде вам появляться там нельзя. Вы посидите у меня и успокойтесь. Я сама выясню, что случилось. Наблюдайте в окно. Если вам что-либо будет грозить, я выйду, сняв шарфик с шеи, он будет у меня в руках. А предлог зайти к директору у меня имеется – я же занимаюсь с его сыном…

– Какая смелая и преданная женщина! – прошептал он ей вслед.

Прошло не больше десяти минут. На улице появилась Наталья Даниловна. Газовый шарфик весело развевался у нее на шее. Куун побежал ей навстречу.

– Вам срочно готовят командировочные документы. Надо сегодня же ехать в город. Ну же, смелее!

– Ждите с хорошими вестями! – благодарно отозвался он.

РЕЗЕРВНЫЙ ПЛАН КУУНА В ДЕЙСТВИИ

После торжественной части заседания – чествовали бригаду Алексея Донского – начался концерт. Наталья Даниловна смотрела из-за кулис на сцену. Рядом послышалось:

– С приездом, Роман Иваныч. Сенька поздоровался с Рудольфом и тотчас исчез.

Рудольф знаком поманил Наталью Даниловну к себе. Они прошли в костюмерную. Здесь никого не было. Глухо доносилась музыка со сцены.

Рудольф молча протянул ей открытку. Она была адресована Кротову Р. И. и содержала несколько незначительных фраз: «Привет. Соскучились по своим. Ждем. Целуем». На обратной стороне ленинградский вид – бессмертные творения Растрелли на фоне северного неба…

– Что это? – с удивлением спросила Наталья Даниловна.

– Шифрованное сообщение некоего «сына». Пишет, что шефа по старому адресу не нашел. Соседи ничего, о нем не знают. Куда шеф девался, «сын» установить не может и отказывается от дальнейших поисков. Следовательно…

– Кто этот «сын» и можно ли ему верить? – спросила Наталья Даниловна.

– У меня нет оснований не доверять ему. Но оставим его в стороне. Есть дела поважнее.

– Говорите!

– Человек вашего мужа арестован… Вы понимаете, что это для нас значит?

– Лишний вопрос… – Наталья Даниловна поморщилась. – Сначала скажите, верны ли ваши сведения.

– Верны. Официантка Галочка оказалась везучей. Ей удалось расположить в свою пользу соседку одного из исчезнувших жалобами на то, что тот обманул ее, обещав жениться. Соседка посочувствовала и рассказала об аресте «соблазнителя».

– Ну, а второй?

– Со вторым получилось еще проще. Галочка неожиданно встретила своего постоянного клиента по ресторану. Узнав, что разыскиваемый ею человек «нажрал и напил на сотню рублей, а сам уполз, как гадина», – клиент коротко сказал: «Плакали твои денежки! Он выехал из города и адреса не оставил»…

– Ну, а третий?

– Напуган так, что к нему не подступишься.

– Ситуация сложилась острая… – задумчиво заметила Наталья Даниловна.

– Настолько острая, что нам здесь делать больше нечего! – закончил Рудольф. – Надо уносить ноги. Готовы ли вы?

– Да, я решила! Другого выхода нет. Он быстро нагнулся и поцеловал ей руку.

– Необходимо разрешить еще один важный вопрос, – сказал Куун.

– Какой?

– Ваш отъезд отсюда пройдет относительно незамеченным – у вас школьные каникулы, а со мной дело гораздо сложнее…

– Почему?

– Я еще не прослужил времени, дающего право на отпуск. А уехать просто так, незаметно испариться, – это вызовет кривотолки. Надо что-то придумать.

– Я уже придумала. Концерт, кажется, заканчивается… – Они прислушались. – Вот что я придумала. Директор на днях спросил меня, какой подарок я хотела бы получить за занятия с его сыном. Сынок натянул на тройку – переэкзаменовки не будет. Я сказала, что подумаю. Ну вот и придумала.

– Я начинаю догадываться, Наташа…

– Погодите! – остановила она его. – Я ему объявлю, что придумала, какой подарок мне нужен, этим подарком будете вы! Сегодня же после концерта скажу директору, что мы решили пожениться и провести вместе отпуск в Ленинграде. Я попрошу выдать вам отпускные документы. И немедленно, потому что мои каникулярные дни уходят!

– Уверены вы в удаче?

– Почти. Если не это, вам придется скрыться. Завтра утром, до занятий, стукните в мое окно. Думаю, что смогу обрадовать вас.

Из зала неслись звуки дружных аплодисментов. Слышно было, как отодвигались стулья, раздавался веселый смех, многоголосый говор. Зрители покидали клуб. Уходил вместе со всеми и инженер Кротов. Он раскланивался с сослуживцами, громко смеялся, делал все для того, чтобы люди заметили его уход из клуба.

Когда же все в здании затихло, Рудольф вернулся. Вокруг не было ни души. Тусклый свет лился из окна комнаты Воронцовой. Рудольф с минуту смотрел на этот свет, потом, повозившись у входных дверей, вошел в коридор. Он без труда нашел дверь в комнату старухи. Дверь бесшумно открылась, когда Рудольф нажал на нее плечом. Ночник горел на тумбочке. Прерывистое дыхание долетало из-за ширмы. Рудольф задул слабое пламя ночника…

Наталья Даниловна плохо спала в эту ночь. После разговора с директором она вернулась к себе и долго разбирала свои вещи. В чемодан вместе с необходимыми предметами она положила связку писем Отто Келлера. Это были его письма из командировок, с курорта. В этих письмах он был неизменно нежен и внимателен к жене. Она перечитала некоторые. Слабая улыбка тронула ее губы…

Поздно ночью она забылась тревожным сном. Ее разбудил осторожный стук в окно. Как он ни был легок, она тотчас услышала его. В предрассветном сумраке она увидела Рудольфа. Он нетерпеливо делал ей знаки, просил выйти. Она наскоро оделась.

– Что случилось? Почему вы являетесь ночью? Что за безрассудство? – Она присмотрелась к нему. – Что с вами, Руди? На вас лица нет… Ведь все в порядке – я договорилась с директором.

– Ну вот и отлично… – устало сказал Рудольф. – Спрячьте это…

– Что здесь, Руди?

Он передал ей объемистый сверток. Наталья Даниловна развернула его и невольно отшатнулась:

– Это… это какие-то украшения…

– Да. Драгоценности. Теперь нам есть на что уехать. Туда…

Она побледнела:

– Как вы добыли их? Откуда?

– Для вас это безразлично! – холодно ответил он. – Надеюсь, вы не истеричная дамочка…

– Как вы смеете так говорить со мной! – воскликнула она. – Если вы и дальше намерены не считаться со мной, то лучше расстанемся…

Куун взмолился:

– Наташа, поймите – без денег мы погибли. Иного выхода я не видел. А не посвятил вас в свой план, оберегая вас, ваш покой…

– Рассказывайте! – приказала Наталья Даниловна. Глаза ее сверкали. Она показалась ему красивее, чем когда-либо.

Он заговорил сбивчиво, бессвязно…

Когда он кончил свой рассказ, было уже совсем светло. Они все еще сидели на крыльце школы. Рудольф тревожно заглянул в лицо Натальи Даниловны. Оно было спокойно. Только бледность все еще покрывала его, и губы были крепко сомкнуты. Куун тихо говорил:

– Если можно было бы найти другой выход, я нашел бы. Но его не было. Я подсмотрел, что старуха Воронцова прячет свои драгоценности в тряпичной кукле Труфальдино…

– И вы не остановились перед убийством?! – воскликнула она.

– Приходится шагать и через грязь, и через кровь. Когда-нибудь вы поймете это, а сейчас не думайте о старухе… В сущности, она уже давно умерла. Возьмите это… Спрячьте.

– Давайте!.. – Наталья Даниловна взяла сверток. – Есть распоряжение директора. Вам дают месячный отпуск, – сказала она. – Вы должны немедленно все оформить, и сегодня же мы уезжаем. На полустанок отвезет нас Пищик. Я уже с ним договорилась. Мы едем в Ленинград?

– Я должен сначала выяснить обстановку там. Было бы лучше, если бы вы задержались в Москве на несколько дней, а я поеду в Ленинград, чтобы все разузнать. А это разделим поровну… – Он кивнул на сверток с драгоценностями.

– Как заправские уголовники… – с горькой усмешкой заметила Наталья Даниловна.