Текст книги "Вера Чистякова"

Автор книги: Вл. Гуро

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

«СИЛА ЧЕРЕЗ РАДОСТЬ»

Рудольф писал по-немецки:

«Итак, Натали, милая, мы скоро увидимся. Уже два месяца мы ездим по фронту с дядей Амадеем и знакомым вам фон Шлейницем, – он недавно произведен в генералы. Дядя завален работой. Можно сказать, что ни один важный военный вопрос не проходит мимо него. Фюрер прислушивается к его мнению. Анализ военных событий, данный дядей, блестяще подтвердился. Работать с дядей исключительно приятно. И то взаимное понимание, которое между нами достигнуто, дает мне большое духовное удовлетворение. Мы собираемся к вам. Дядя имеет особые полномочия от фюрера. Он везет важные директивы и внесет свежую струю в руководство армейской группы.

Тетка Амалия пишет мне исправно. Наша неутомимая старушка делает много полезного. Сейчас она занимается распределением рабочей силы, в огромном количестве притекающей из завоеванных нами стран. Я часто думаю о вас и с нетерпением жду встречи с вами. Всегда ваш Руди».

Письмо Наташе было личное, но все кругом уже говорили о приезде Кууна, представителя национал-социалистской партии и доверенного человека фюрера. Говорили о новых веяниях, о предстоящих переменах в личном составе командования, отделывали резиденцию для приезжих.

В один из этих погожих весенних дней голубой «Мерседес» остановился у бывшей больницы, и в кабинет изумленного Плечке впорхнула в ярком дорожном плаще и с перышком на шапочке танцовщица Рената.

Вечером Рената рассказывала берлинские новости:

– Ганс Эверс снимается в главной роли нового фильма «Сверхлюди восточного фронта». Попал в концлагерь режиссер, поставивший нашумевшее ревю «Халло-халло Москау». В этом названии был усмотрен намек на провал зимнего наступления.

– Понимаю. – Плечке ухмыльнулся. Все сочувственно посмотрели на него он-то ведь предсказывал, что война не будет продолжительной.

Рената с жаром продолжала:

– Во всех театрах показывают стихотворный фарс молодого талантливого поэта: «Густав мылся в бане, когда раздался вой сирен». Роль Густава исполняет несравненный Хуберт Клоц. Роль банщицы – Эмма Лампе… Юбки носят короткие. Доктор Геббельс сказал: женщины Германии должны сократить до минимума свою одежду – ткани нужны фронту. В кафе «Комикер» ведет программу старый Грабб. «Немцы, смейтесь! – говорит он публике. – Улыбайтесь, хохочите, покатывайтесь со смеху! Час смеха заменяет полкило мяса». Вообще Германия переживает расцвет искусства…

Казалось, болтовне Ренаты не будет конца.

Она сообщила, что сейчас работает над танцем-пантомимой: «Немецкий пехотинец в снегах России». Танец будет условно изображать действия пехоты, под прикрытием танков идущей в бой. Она была две недели на передовой, изучала движения немецкого пехотинца.

– Бог мой! – воскликнул Оке. – И это будут показывать на сцене!

– Вы безнадежный провинциал! – отрезала Рената. – Надо жить в стиле времени.

В конце вечера Рената шепнула Наталье Даниловне, что Веллер вызывает ее в Берлин, а утром было получено согласие любезного Плечке «отпустить фрау Натали на несколько дней в Берлин повеселиться».

И сейчас, перед отъездом, Наталье Даниловне было особенно приятно то, что здесь остается Остриков, свой человек, так решительно и достойно принявший на себя обязанности ее помощника.

Рената получила отдельное купе в эшелоне. Здесь пахло карболкой и дешевыми сигарами. Рената вытащила из несессера духи и пульверизатор. Затем на скамейки были брошены пледы и мягкие шелковые подушечки. На столике появились флаконы и коробки. На вешалке затрепыхался по ветру тонкий резиновый плащ Ренаты. Стало очень похоже на ее театральную уборную в летнем кабаре «Какаду».

Сама она бросилась на сиденье, вытянув свои мускулистые ноги танцовщицы.

Рената больше не была блондинкой. Волосы ее на этот раз были выкрашены в модный рыжеватый, «лисий», цвет. На некрасивом личике с прекрасной розовой кожей сверкали синие глаза.

Вторые сутки поезд шел лесами, и все говорили только о партизанах. Дам развлекал молодой лейтенант.

Уважаемые дамы должны знать, что он уже имеет опыт, печальный опыт. Это было где-то здесь, несколько западнее. В момент катастрофы он находился на тормозной площадке. Взрывом его выбросило под откос. К счастью его самого и семьи – жена и две прелестные малютки в Дюссельдорфе! – он попал в болото. Оттуда он увидел сущий ад. На насыпи горели вагоны – ну просто, как дрова в очаге. Хвост поезда висел в воздухе над насыпью, и из него падали горящие, словно факелы, солдаты. Остальные метались по насыпи, и их поливали пулеметным огнем из рощицы, такой же, как эта вот… – Он показал на окно.

– Какой ужас! – сказала Рената. – Неужели нет средств положить конец этому?

– Не будем себя обманывать – борьба с партизанами пока не имеет успеха.

Он начал объяснять дамам подрывную технику партизан. Рената заскучала, но Наталья Даниловна внимательно слушала. Лейтенант оказался сведущим. Он часто повторял технический термин, который Наталья Даниловна мысленно перевела с немецкого, – «упрощенный взрыватель».

– Вы можете себе представить самообладание этих дьяволов? Мужицкие нервы! Лежать в кустах и ждать, пока пройдет паровоз и первые вагоны, а потом соединить концы проводов, дождаться взрыва и хладнокровно нас расстреливать. Ну, и мы их не щадим! В лесах под Оршей мы поймали мальчишку – так мы ему два дня кости ломали!..

– Пфуй! – сказала Рената. – Перемените тему, господин лейтенант!

– Охотно!

Разговорчивый лейтенант рассказал, что он состоит членом популярного общества «Крафт дурх фройде» – «Сила через радость».

Он пустился в описание воскресных прогулок общества.

– Ну, это скучно! – заявила Рената. – Я хочу спать.

Лейтенант ушел. Поезд двигался медленно. В щель проникал мерцающий свет. Крошечный лучик прыгал по полу, от мелькания его хотелось спать, спать…

Проезжали большую станцию – блеснули огни и исчезли. Женщины заснули.

Наталья Даниловна проснулась от резкого толчка. Поезд стоял в поле. Сильный шум слышался за перегородкой. Можно было разобрать злобные, хриплые выкрики: «Живо!», «Не толкайся, свинья!», «Вон выходи!», «Шевелись же, корова!» Раздалась команда, подаваемая через ручной рупор: «Все из вагонов! Живо! Вы!», «Луфт! Луфт!»[16]16
  Воздух! (нем.)


[Закрыть] – повторил тот же голос.

Гремя амуницией, солдаты прыгали на землю. Про женщин забыли.

Когда шум несколько утих, послышался звенящий, дальний звук.

– Русские самолеты! – сказала Наталья Даниловна спутнице. – Давайте выйдем.

Рената, проявив неожиданное присутствие духа, спокойно собирала дорожный несессер.

Они вышли в лунную ночь. Облитый серебряным светом, стоял на пути их состав. Какие-то фигуры бегали по вагонам, выносили ящики с гранатами. Солдаты залегли в кюветах неподалеку.

Метрах в трехстах от них была видна станция и строения за ней.

В легких перистых облаках показалась девятка самолетов. Наталья Даниловна не почувствовала страха. Лежа в траве, она следила за полетом бомбардировщиков. Но и Рената, подняв голову, смотрела блестящими глазами в небо. Самолеты тройками развернулись над станцией и по одному йхо-дили в пике.

С опозданием заработали зенитки. В небо взвился каскад разноцветных огней – били трассирующими пулеметными очередями. Стало совсем светло. Но боевой порядок машин не нарушался. Самолеты делали заходы, пикируя над станцией. Раздалось несколько взрывов. Все заволокло дымом, сквозь который жадно прорывались языки пламени. По-видимому, строения за станцией были складами боеприпасов – раздался взрыв большой силы, и облако земляной пыли двинулось на пассажиров, залегших в степи.

Когда оно рассеялось, стало видно, что одна тройка самолетов приближается с огромной быстротой. Многие солдаты, не выдержав, выбегали из кюветов, бестолково метались по полю. Самолеты, отбомбившись, низко проносясь над степью и делая крутые виражи, расстреливали солдат из пулеметов.

Гул моторов стоял в ушах. Рената лежала ничком, накрыв голову капюшоном плаща.

Вторая тройка самолетов развернулась над поездом. У этих еще были бомбы: раздался двойной взрыв, и Тотчас вспыхнули цистерны, черные клубы дыма поползли от поезда.

Когда Наталья Даниловна снова смогла открыть глаза, она поняла, что ее оглушило. Пробегавшие мимо нее с искаженными лицами солдаты и офицеры, казалось ей, беззвучно раскрывали рты.

Когда и это ощущение прошло, она поднялась. Недалеко от нее лежал убитый офицер. Она взглянула в исковерканное лицо и узнала его: это был лейтенант, который развлекал их разговором, член общества «Сила через радость».

НЕ БОИТЕСЬ ВОЗДУШНЫХ НАЛЕТОВ

Подъезжая к Берлину, пассажиры «Де-цуга»[17]17
  Де-цуг (нем.) – курьерский поезд.


[Закрыть] стали волноваться: узнали, что поезда не подходят ни к одному из вокзалов – опасались бомбардировок.

Наталья Даниловна и Рената, попавшие в этот поезд после бомбежки, оказались где-то в районе Трептова, в дальнем пригороде Берлина. Не было ни такси, ни носильщиков.

Пока они раздумывали, как им добраться до центра, завыли сирены, и тотчас мгновенно нахлынувшей толпой они были втиснуты в подземелье бомбоубежища. Здесь было так тесно и душно, что, не дожидаясь отбоя, женщины выбрались на улицу.

Небо было залито мертвенным светом прожекторов. Громадные гроздья ракет висели в нем, как связки детских цветных шаров. По направлению к центру города мчались санитарные кареты, огромные и торжественные, как саркофаги.

Они насчитали двенадцать карет. Это был разрушительный воздушный налет, о котором на следующий день писала мировая пресса.

Свидание с Веллером было длительным.

– Я должен был вызвать вас, – говорил толстяк, глубоко погрузившись в кожаное кресло, – потому что есть важные новости. Химические приготовления никогда не были такими широкими, как теперь. Возникла страшная угроза.

Он открыл кожаную папку с золотыми буквами: «служебно», «срочно».

– Здесь договоры с военным ведомством. А вот реализованные поставки. Особым спросом пользуется новый, необычайной стойкости газ. Вот его формула…

Они работали долго, не замечая времени. Когда Веллер раздвинул тяжелые портьеры окон, скупой берлинский рассвет плыл над городом.

Наталья Даниловна вышла на пустынную улицу. Сквер был пуст. Не бил фонтан из каменной чаши, и гипсовая нимфа, запыленная и потемневшая, напрасно приникала к ней сухими губами. Морды каменных львов тоскливо смотрели из зелени, частые трещины бороздили их мощные тела. За спинами мраморных зверей укрылись батареи. Маскировочная сетка скрывала зенитки.

Знакомой аллеей Наталья Даниловна прошла к восточным воротам. Колючая проволока зацепилась за ее платье. Снизу – пожелтевший мох скрывал вход в дзот – появилась зеленая фигура с выставленным вперед штыком. Солдат рявкнул:

– Цурюк![18]18
  Назад! (нем.)


[Закрыть]

Она повернула в боковую аллею. Впереди виднелись затейливые чугунные узоры ворот выхода, но и здесь два скрещенных штыка преградили ей путь. На старом каштане была прибита дощечка: «Проход воспрещен. Сопротивление патрулю карается смертью».

Она вернулась и, покинув сквер, пошла нелюдной улицей.

На перекрестке раньше сверкали огромные зеркала парикмахерской. В них, как в озерах, играло солнце. Из разноцветных шелков выглядывали женские головки – все, как одна, одинаковой «арийской» масти, с одинаковыми высоко-высоко нарисованными на чистом лбу тонкими бровями – так достигалось модное выражение «изумленной невинности».

Теперь не было больше удивленных головок. Не было и дома. Ничего не было здесь. На месте дома осталась гладкая четырехугольная площадка, видимо недавно залитая свежим асфальтом, с обелиском посередине. На обелиске под стеклом висело обращение:

«Население Берлина! Не бойтесь воздушных налетов противника! Вы находитесь под защитой лучшей в мире артиллерии! Мы не допустим никаких разрушений в городе. Соблюдайте полный порядок. Паника и малодушие караются смертью».

Неподвижная ворона сидела на обелиске.

Наталья Даниловна снова неторопливо прочла плакат на пустынной площадке. Прохожий посмотрел на нее. Неужели эта надпись представляет такой интерес для женщины? Когда Наталья Даниловна обернулась к нему, он опустил глаза и прибавил шагу.

Видимо, в таких местах останавливаться было небезопасно.

Парикмахерскую она нашла у Потсдамерплац – тесную, убогую. Худая женщина с оживившимися глазами придвинула проспект моделей с раскрашенными головками:

– Дама будет красить волосы?

– Нет… Зачем же?

– Следовало бы закрасить седые волосы. Правда, они мало заметны у блондинки. Но дама еще молода…

– Седые? – Наталья Даниловна удивленно взглянула на себя в зеркало.

Серебряные пряди белели в ее волосах, разобранных рукой мастерицы.

Парикмахерская была едва освещена. Мастерица работала молча.

И вот в мерцающей глубине зеркала поплыла горькая родная земля, облитая кровью и слезами. Это отсвечивал снег поутру, и тело повешенного колыхалось над ним. Это дрожало пламя над сожженными избами. Горе, горе шло дорогами ее Родины!

Усилием воли Наталья Даниловна заставила себя вернуться к действительности. Мастерица дважды спросила ее:

– Что еще пожелает дама?

На следующий день она выезжала из Берлина. В изящную записную книжку аккуратнейшим образом занесена была опись белья и платьев, оставшихся в Берлине.

При расшифровке цифры и слова давали те самые материалы, которые были переданы ей Веллером накануне.

В группе 97-Ф Наталью Даниловну встретил взволнованный Остриков. Как только они остались наедине, он сообщил:

– Генерал Амадей Куун вот-вот будет здесь. Это фигура. Что же, мы с вами любоваться на него будем? Ликвидировать гада, – так я считаю. Принимайте решение.

– Примем вместе. Сегодня ночью, – ответила Наталья Даниловна.

В тот же вечер при очередной связи с Москвой было получено задание: организовать похищение и доставку к партизанам генерала Амадея Кууна.

АМАДЕЙ КУУН ИНСПЕКТИРУЕТ

– Сила германского духа наиболее полно проявляет себя в войне молниеносной. Но «блицкриг» не получился. И что же произошло? Огромные армии победителей, вырвавшиеся на бесконечные просторы русских снегов, увязли в них, как блоха в гриве льва. Это мысли моего дяди…

Рудольф говорил по-немецки с новыми для него интонациями грустной иронии. Было ясно, что он подражает дяде.

– Есть у нас люди – и люди, стоящие у кормила, – которые позволяют себе сомневаться в успехе войны. Они рекомендуют меры чрезвычайного характера. В тотальной войне, которую мы ведем, должны приниматься крайние решения. Вы представляете себе, что такое тотальная мобилизация?

Наталья Даниловна промолчала. И Рудольф продолжал:

– Мы говорим о своей моральной победе под Москвой. Но под Москвой мы потерпели ужасное поражение. Фюрер сказал: «Мы были на волосок от гибели». Весеннее наступление провалилось. Дядя написал фюреру письмо. Он изложил свои мысли, предупреждал о возможной катастрофе. Не всякий бы на это решился! Но дядя привык поступать смело. Его письмо произвело впечатление. И вот результат – наша поездка по фронту. Дядя привез директивы по важнейшим вопросам предстоящих операций.

Рудольф накинул свою шинель на плечи Наталье Даниловне. Они сидели на ступенях веранды. Огромный сад окружал особняк, уцелевший в недавних битвах. Прошел лишь год с тех пор, как в просторном доме, окруженном старыми липами, работали советские ученые: здесь был научно-исследовательский институт.

Теперь за цветными стеклами дверей раздавался нестройный хор пьяных голосов. На банкет приглашали по строгому выбору, но когда именитый гость удалился на покой, в зал устремились младшие сотрудники. У серванта стоял Тиммих, столовой ложкой набирая черную икру из хрустальной вазы. Бывший фальшивомонетчик, как видно, знал толк в закусках.

А в саду стояла тишина, аромат зацветающих лип; бездонное, в звездах, небо нависло над садом.

Мысли Натальи Даниловны витали так далеко отсюда… Вкрадчивый голос Рудольфа вернул ее к действительности.

– Вы поняли, какой умный и дальновидный человек дядя Амадей? – спросил Рудольф.

– Да!

Гуго-Амадей Куун и в самом деле произвел на нее впечатление умного человека. Днем Наталья Даниловна увидела его впервые. Это был толстяк с коротко остриженной головой, покрытой седой щетиной. Казалось, голова вбита в плечи. Холодноватая усмешка превосходства на лице, сановная свобода движений, небрежная манера, с которой он слушал собеседника… Ничто не обличало в Амадее Кууне провинциального трактирщика далеких времен.

Оттопыривая нижнюю губу, Куун негромко говорил Плечке:

– Глупости и глупости, господин хауптманн! Вы, доктор, педант! Вас портит излишняя ученость. Поменьше мыслей, побольше здорового арийского инстинкта! Вы корпите над бумагами, а русские вас обставляют. Я привез доказательства этого. Им становятся известными все ваши секреты! Вам кажется, что вы ловко замаскировались. Но из-под маски торчат ваши длинные уши. Помните нашу старую пословицу: «Ты хочешь казаться легкой птичкой, но я слышу, слон, как ты топаешь». Я вам напомню об одном французском педанте. Он очень похож на вас. В 1917 году французский офицер нашел германское наставление для стрельбы из пулеметов. За документом давно охотилась французская разведка. Но офицер попался ученый, вроде вас, доктор. Вместо того чтобы немедленно пустить наставление в дело, он сел писать трактат о нем, изучив его до корки. А мы тем временем косили да косили французов. Педант нам не мешал.

Старик пилил и пилил. Из правого глаза Плечке выпал монокль, ярким пламенем загорелись его шрамы. Он был подавлен.

Генерал говорил медленным, ровным голосом, буравя Плечке маленькими, острыми глазками. Вот он отвел их от Плечке, и знакомым показался Наталье Даниловне его взгляд. В нем было сложное выражение опустошенности, ума, скептицизма, усталости и бессильного любопытства к завтрашнему дню. Это было лицо Труфальдино – тряпичной куклы, висевшей на стене костюмерной за кулисами театра в «Таежном». И вместе с тем это было лицо целого мира. Лицо уходящего мира, для которого не наступит завтрашний день.

– А как вы сблизились с дядей? – спросила Наталья Даниловна Рудольфа.

– Нас соединила могила моего отца.

– Ваш отец умер?

– Убит при бомбардировке Маннгейма.

02.15

Свежим утром Наталья Даниловна на мотоцикле возвращалась из города. На заставе дежурный офицер, вышедший из будки, козырнул ей. Шлагбаум поднялся, и она двинулась по шоссе. Глубокие колеи проезжей дороги шли рядом, желтые одуванчики цвели по обочинам. Нежаркое солнце поднималось в утренней дымке.

Серый, как мышь, «Хорх» обогнал ее. Пассажиров в машине не было. Проехав, она остановилась. Пищик открыл дверцу:

– Повышение получил, Наталья Даниловна! Теперь на этом звере ездим! Вчера вез одного приезжего, в дым пьяного. Прихватил у него книжечку на всякий случай.

Наталья Даниловна взяла объемистую записную книжку в кожаном переплете. Золотом на зеленом сафьяне было вытиснено «В. Мейснер».

На странице, которую она пробежала глазами, мелкими аккуратными буквами было вписано имя – Дарья Хохлова. Адрес Даши. Потом шли какие-то цифры, наверное код. А на другой странице вверху было написано «приметы» и два раза подчеркнуто. Под чертой: «среднего роста, стройная, худощавая, глаза серые. Волосы белокурые, укладывает короной. Нос прямой, лицо белое. Правая бровь чуть выше левой».

Наталья Даниловна вздрогнула. Кровь отлила от лица. Это были ее собственные приметы. На ее след напали. Как? Раздумывать некогда. Если Мейснер обнаружит пропажу книжки, это может ускорить развязку.

– Гена, – тихо сказала она, – верните книжку пассажиру, которого вы везли. Объясните, что нашли ее, когда чистили машину. Машина была грязная?

– Как после свиньи. Он же был в дымину. Такого у нас в такси не посадят.

– Поскорее верните ему!

Мейснер не на шутку испугался, увидев свою записную книжку в руках шофера. Он небрежно поблагодарил и наградил шофера сигаретой – награда более чем скромная: этот парень не должен подозревать о значении находки.

Было вполне естественно, что Остриков, заезжая в группу «97-ф», долго разговаривал с Натальей Даниловной в саду.

Они ходили по аллеям, посмеивались, их лица сохраняли выражение людей, болтающих о всяких пустяках. А разговор был чрезвычайно напряженным.

Здесь, в саду, они обсудили последние детали плана похищения Амадея Кууна, находящегося сейчас у Плечке.

Но чем грозил Наталье Даниловне неожиданный приезд Мейснера?

Мелькнула мысль, что Дашу Хохлову арестовали. Она могла под пытками рассказать…

Но Даша не была арестована. Она по-прежнему жила на глухой окраине и уже была предупреждена о том, что немцы приглядываются к ней. Но, может быть, допросили ее дома или вызвали на короткое время, чтобы не возбудить подозрений арестом?

Это маловероятно. Какие-то сведения пришли со стороны.

План созрел вовремя. Нельзя было больше откладывать. Однако следующий день внес в него существенные изменения. Амадея Кууна вызвали в ставку фюрера. Вызов привез ему фон Шлейниц. С некоторым злорадством он предъявил документ, которым ему, фон Шлейницу, предписывалось остаться на некоторое время в группе 97-ф и завершить миссию генерала Кууна.

– Итак, мы едем послезавтра. В два часа пятнадцать минут. С генералом фон Шлейницем.

– Это решено, Руди?

– Уже дана шифрованная телеграмма во все пункты на пути. Заставы имеют извещения о часе, в который проследуют наши машины, и описание нашей колонны. Две машины с опознавательным знаком «лиловый медведь со щитом». Впереди два мотоцикла. Машины пройдут на заставах на полном ходу – генерал не терпит остановок в пути. У нас все это поставлено «тип-топ», как часы. Все эти дни связи с Москвой не было.

Тогда Наталья Даниловна и Остриков решили осуществить похищение фон Шлей-ница и Рудольфа Кууна.

И вот наступил последний вечер. Они снова гуляли по саду. Было слышно, как у калитки сменялись часовые. Разводящий вышел из караульного помещения, ведя новый наряд часовых.

А Рудольф говорил о своем:

– …и не потому, что я был нерешителен. Меня сдерживал отец. Ему наш союз казался чудовищным. Совсем иначе смотрит на это дядя. Вы понравились ему.

– Это приятно слышать.

– Не позже, чем через месяц, я жду вас в Берлине. Почему вы молчите? Разве не пора нам связать свои жизни? Разве это не было предрешено еще там, в Сибири?

Наталья Даниловна посмотрела ему прямо в глаза:

– Да, все было предрешено еще в Сибири!..

Они рано разошлись по комнатам.

Спальня генерала и комната Рудольфа сообщались между собой через маленький кабинет. Там стояло бюро, на котором лежал старомодный, темный, без застежек-молний портфель генерала и стояла его несгораемая шкатулка с секретными бумагами и приспособлениями для мгновенного сжигания их.

Здесь спал на ковре генеральский сеттер Рольф, знавший Наталью Даниловну и ласкавшийся к ней.

Когда стенные часы пробили один раз, Наталья Даниловна поднялась, поманила собаку и заперла ее у себя в комнате.

В доме было тихо. Не спал только неугомонный сверчок.

В час пятнадцать минут две машины, легковая и полугрузовичок, с опознавательными знаками «лиловый медведь со щитом» остановились неподалеку от резиденции группы «97-ф». Их сопровождали два мотоцикла. Из машин вышло восемнадцать человек в форме «СС». Командир группы молча подал знак. Отряд построился у ограды.

С пакетом, опечатанным пятью сургучными печатями со свастикой, командир вошел в караульное помещение.

Начальник караула, вскрыв пакет, прочел, что ему предписывается в час тридцать минут сдать объект подателю сего, начальнику команды вахмайстеру Мюллеру. Мюллер принимает охрану дома на себя, а затем вместе с группой будет сопровождать генерала в пути.

Начальнику же караула Предлагалось немедленно снять своих людей с постов и тотчас же выступить к городской Заставе с тем, чтобы к восьми ноль—ноль прибыть в распоряжение комендатуры.

Приказание было подписано комендантом и скреплено его же печатью.

Этот документ был изготовлен Натальей Даниловной и точно соответствовал образцу, бывшему перед ее глазами.

Начальник караула, следуя предписанию, начал снимать посты. Следом за ним шел начальник прибывшей команды, он расставлял своих людей. Все делалось быстро, четко и очень тихо, чтобы не разбудить спавших в доме.

Сменившиеся солдаты, зевая, рассматривали в лунном свете генеральские машины, «лилового Медведя» и блестящих шоферов.

Затем они Построились. Начальник караула козырнул вахмайстеру Мюллеру:

– Доброй ночи, камрад. Хайль Гитлер!

И небольшая колонна удалилась по направлению к городу.

Как только шаги их смолкли вдалеке, двенадцать человек из вновь прибывших, оставшихся в резерве в караульном помещении, вошли в дом. Их вел Мюллер. Четыре направились по коридору к помещению, где спали денщики. Расположение комнат им было известно.

Наталья Даниловна сидела на постели в своей комнате, поглаживая спину сеттера. Ее поразила удивительная тишина. Только раз послышалась глухая возня в спальне, Да упал задетый кем-то стул. Это Рудольф, выхватив из-под подушки пистолет, пытался сопротивляться. Его замотали в одеяло так крепко, что он едва не задохнулся в пути.

Два человека вынесли генерала фон Шлейница. «Охрану» дома сняли.

Наталья Даниловна видела в окно, как они тронулись в путь. Впереди шли два мотоцикла. За ними – камуфлированная зеленоватая длинная машина со знаком «лиловый медведь со щитом». На заднем сиденье ехал генерал, закрывая лицо воротником шинели. Сходство с фигурой фон Шлейница было поразительным. На полугрузовичке, рассевшись по скамейкам вдоль бортов, вооруженная до зубов ехала «генеральская охрана».

Головную машину вел шофер в блестящем мундире. Его длинный нос выдавался из-под форменной фуражки с большим козырьком.

Отъезд состоялся в назначенное время.

Контрольные посты на заставах могли убедиться в аккуратности генерала.