Текст книги "Аршин, сын Вершка. Приключения желудя"

Автор книги: Витаутас Петкявичюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

«ЕШЬ-НЕ-ХОЧУ»

Очнулся Жёлудь на небольшой лужайке, протёр кулаками глаза и осмотрелся вокруг. Места были мрачные и совершенно незнакомые. Вдруг он вспомнил про Аиста и заплакал от злобы и досады. Поплакал, прислушался, потом заревел ещё громче, однако никто не спешил его утешить. Тогда Жёлудь стал орать во всю глотку: орал, орал, пока не почувствовал под собой огромную солёную лужу. Боясь захлебнуться в собственных слезах, Жёлудь перебрался на сухую кочку и продолжал реветь. Но тут, как назло, кончились слезы. Озорник ещё немного пошмыгал носом и, вытерев рукавом глаза, отправился по протоптанной муравьями тропе.

Он шёл не спеша, оглядываясь по сторонам, однако взгляду не на чем было задержаться: вокруг тянулась мрачная, поросшая чахлой травой равнина. Стемнело. Жёлудь переночевал под открытым небом, а утром почувствовал, что страшно хочет есть. От голода у него отчаянно урчал живот. Но вокруг не было ничего съедобного. Хоть землю грызи.

На второй день живот приумолк и только чуть слышно бормотал: "Хоть р-р-росиночку какую-нибудь!"

На третий день желудок Жёлудя съёжился, прилип к спине и вовсе замолчал. Темнело в глазах. Тропинка двоилась. Тряслись поджилки. Не дождавшись ночи, маленький путешественник устроился под листом Подорожника и тут же крепко заснул. Наутро Жёлудю никуда уже не хотелось идти. Не хотелось даже есть.

– Папочка, папочка, я всегда буду тебя слушаться, – без слез плакал Жёлудь.

Подорожник сжалился над беднягой.

– Вставай, рёва, а не то пропадёшь, – сказал он. – Иди прямо по лесу, пока не дойдёшь до старого сада. Там всё есть, даже птичье молоко. Только берегись: оттуда не многие возвращаются.

– И пускай, – махнул рукой Жёлудь.– Всё равно я не могу идти.

– А что у тебя в этой ракушке? – Это чернила, их пить нельзя. – Ну, как знаешь, – ответил Подорожник. Жёлудь долго вертел в руках чернильницу, прежде чем решился отпить несколько капель. От перебродивших чернил из ягод калины только свело скулы и пить захотелось ещё сильнее.

Он кое-как поднялся с земли и, больше отдыхая, чем двигаясь, поплёлся к старой живой изгороди из шиповника. Ухватился за неё руками и сполз на землю. Из-за изгороди донёсся чей-то пронзительный голос:

– Не хочу, не буду есть! Я лучше умру! Дайте мне "ешь-не-хочу"!

Кто это говорит о еде? Жёлудь прислушался и, напрягая последние силы, ободрав лицо, высунул голову из-за живой изгороди.

Посреди большого старого сада стоял чудесный дворец, сложенный из разноцветных перламутровых ракушек и янтаря. Во дворе с шипением били несколько источников газированной воды, фонтаны всевозможных соков. Из распахнутых окон дворца долетали вкусные запахи, от которых Жёлудь только облизывался и едва успевал глотать слюну.

В это время из окна замка выпрыгнул какой-то шарик и во всю прыть помчался к уставленному яствами столу. За ним гнались взъерошенная сухая Шишка и толстый кривоногий Шишак. Оба на бегу умоляли:

– Шишик, сыночек, только чуточку, одну только ложечку!

– Хочу "ешь-не-хочу"! – вопил шарик, бегая вокруг стола.

Жёлудь присмотрелся и понял, что перед ним маленькая шишечка, которую родители называли Шишиком.

Вдруг Шишка остановилась, а Шишак продолжал гнаться, растопырив руки. Шишик не стал ждать, пока его поймают. Он вскочил на стол и стал отбиваться от преследователей пирожными, вареньем и прочими сладостями.

– Шишик, постой, смотри, что я умею! – Шишак несколько раз перевернулся через голову и стал ходить на руках.

Воинственному крикуну это понравилось. Он засмеялся. А отец, не зная, что делать дальше, ползал на четвереньках и катал носом камешки.

– Ну, а теперь ложечку,– сказала Шишка улыбающемуся сыну.

– Не хочу, не надо! – снова заверещал Шишик, топая ногами. Схватив со стола огромный торт, он швырнул его в мать.

– Зачем нервировать ребёнка! – рассердился на неё Шишак. – Пускай себе не ест.

– Пускай не ест, – согласилась Шишка.

– Вы хитрые, обманете меня, – не сдавался баловень. – Брось чашку на землю! – крикнул он матери.

– Я поставлю её на стол, – сказала Шишка.

– Нет, разбей, разбей!… -затопал ногами Шишик и кричал до тех пор, пока Шишка не разбила чашку.

Запах вкусной еды немного приободрил Жёлудя. К тому же ему стало ужасно досадно, что вот он тут умирает от голода, а какой-то неслух может безнаказанно швыряться такими вкусными блюдами. Жёлудь не выдержал. Подбежав к Шишику, он схватил его за ноги, стащил со стола и стал изо всех сил трясти:

– Как ты смеешь?! Как у тебя рука подымается? – И, не находя больше слов, бросил баловника на землю: – Вот тебе за всё!

Шишак, завидев непрошеного гостя, который тузит его единственного сыночка, налетел на Жёлудя. Тот увернулся от удара и, как учил Воробей, стукнул Шишака в солнечное сплетение. Толстяк шмякнулся на тропинку.

Пока они дрались, Шишка во всё горло орала:

– Караул! Караул! Убили!…

Жёлудь ничего не видел и не слышал. Подскочив к столу, он уплетал что попало. Подбежал стражник и ухватил его за руки, но Жёлудь встряхнулся, уложил напавшего и, схватив кувшин, хотел было запить застрявший в горле кусок. Тогда подскочили сразу несколько стражников и заломили ему руки за спину. Кувшин с соком упал на землю и разбился. Жёлудь пытался схватить ещё что-нибудь, но стражники крепко связали ему руки.

Очухавшись, Шишак приказал заковать Жёлудя в цепи, а сам, отсчитав пять шагов и убедившись, что Жёлудю не достать его, сел допрашивать. – Ты кто разбойник или вор?

– Я доктор наиучёнейших наук и корреспондент наитолстейших газет.

Шишак нахмурился и топнул ногой.

– Послушай, милый, вокруг живут лишь мои рабы, мои солдаты и мои слуги. А все остальные – беглецы, воры и разбойники. Так ты кто такой: разбойник или вор?

Жёлудь много раз играл в разбойников и даже мечтал быть атаманом шайки. Но ведь то была игра!…

Он молчал.

– Всыпать ему! – приказал Шишак. – Пускай нашему сыну наука будет.

Несколько слуг бросили Жёлудя на землю, сели ему на голову и ноги и стали сечь розгами.

– Смотри, и с тобой будет то же самое, если не будешь кушать,– наставляла Шишка своё единственное чадо.

Жёлудь терпел, стиснув зубы, и не издал ни звука. Впервые в жизни ему довелось испытать такую страшную несправедливость: Шишик не ел, Шишик озорничал, а проклятые слуги били его, Жёлудя, чтобы запугать этого негодника. Он не выдержал и тихо заплакал от обиды.

Шишак подал слугам знак прекратить порку и сказал:

– Сегодня моему сыночку Шишику приснилось очень вкусное заморское блюдо, которое называется "ешь-не-хочу". Может быть, ты знаешь, как его приготовить?

– И знал бы – не сказал! – отрезал Жёлудь. – Вы подлые трусы и негодяи: вдевятером бьёте одного, да ещё закованного в цепи!

– Добавьте ему и за то, что не знает, и за то, что не хочет сказать, приказал Шишак. Слуги трудились в поте лица.

– Смотрите, и с вами будет то же, – стращала их Шишка. – Уложили вчера моего сынка голодным, вот ему и приснилось небывалое блюдо.

Жёлудь молчал и только кусал губы.

Видя такую картину, Шишик с перепугу сел за стол и согласился съесть пирожное.

Семья торжественно обедала, а Жёлудь так и остался прикованным к стене, под охраной часовых. За весь обед никто не бросил ему даже крошки. Чтобы не смотреть, как уплетает семейка, он отвернулся к стене и крепко-крепко сжал кулаки.

– Смотри, дорогая, как ест наш Шишик, даже за ушами трещит. Видно, перед каждым обедом придётся драть этого разбойника! – радовался Шишак.

– Непременно,– поддержала Шишка, – а не то у нашего сыночка может снова пропасть аппетит!

От этих слов по спине у Жёлудя забегали мурашки.

«А Я ВСЕГО ЛИШЬ ПРОСТОЙ ГОРОШЕК»

Шишак продолжал держать Жёлудя в старом саду прикованным к стене и перед каждым завтраком или обедом приказывал бить его, чтобы вызвать аппетит у своего сыночка. Не отставал от взрослых и Шишик. Он бросал в бедного пленника остатками еды и огрызками, стрелял выуженными из компота косточками, а то и просто плевался, если ничего не было под рукой.

Не жалели Жёлудя и слуги. При каждом удобном случае они не хуже господ вымещали свою злобу на прикованном пленнике.

Жёлудь терпел все унижения и обиды, однако ни на минуту не терял надежды бежать. Как только замок засыпал, а стражники начинали дремать, опершись на свои копья, он тут же принимался тереть цепи об острый камень. Только всё было напрасно. Начальник стражи Терновник, увидев это, приказал старые цепи заменить новыми, а своим стражникам-тернучкам велел постоянно напоминать Жёлудю: "Здесь все живут и умирают только по милости господина Шишака".

Тернучки расхаживали взад и вперёд, закинув на плечи колючие копья, и по нескольку раз в день напоминали Жёлудю, по чьей милости он должен терпеть такие муки. И всё-таки Жёлудь не думал сдаваться. Он стал расшатывать вмурованное в стену кольцо. Однако Терновник заметил и это. Он велел приковать Жёлудя к другому кольцу.

Однажды, когда Жёлудь строил новые планы побега, кто-то с криком вылетел из окна, несколько раз перевернулся через голову и шмякнулся ему под ноги. Нагнувшись, Жёлудь разглядел в потёмках маленькое круглое живое существо с торчащим вихром жёлтых волос. Незнакомец чуть слышно стонал и звал маму.

Недолго думая сын Дуба ухватился за лист Вьюна и стряхнул на голову упавшего незнакомца самую крупную каплю росы.

Когда тот пришёл в себя, Жёлудь спросил:

– Ты кто такой?

– Горох Бегунок.

– Почему же ты прыгаешь из окна, если можно спокойно выйти через дверь?

– Меня Шишик выкинул.

– А что ты делаешь в этом гадком замке?

– Меня схватили тернучки, когда я пахал землю, и пригнали развлекать этого хвастуна и бездельника Шишика.

– А меня они бьют, чтобы запугать его,– пожаловался Жёлудь.

– Они со всеми так обращаются. Мне этот негодяй руки-ноги выкручивал, в землю закапывал, в погремушке мною гремел, как будто я какая-то игрушка. Впрочем, хорошие дети и с игрушками так не обращаются. А ты кто такой?

– Я – Жёлудь, сын Дуба, знаменитый сочинитель и доктор чистописания.

– А я всего лишь простой Горошек, – тяжело вздохнул его собеседник и опустил голову. – Моего отца в деревне тоже Бегунком зовут.

– Так, может быть, ты спортсмен? – Нет, разве что беда заставит… Жёлудю понравились искренние ответы Горошка, и он предложил:

– Если хочешь, я буду звать тебя чемпионом по бегу.

– Да мне это ни к чему. Ох, какая на тебе шляпа!

– Видишь ли, шляпа нужна мне для того, чтобы не улетучивались хорошие мысли, – похвастался Жёлудь.

– Ого! – удивился Горох и снова вздохнул. – Ты, наверное, очень умный и много знаешь.

– Разумеется, но ещё больше я забыл, – не моргнув глазом, соврал Жёлудь.Правда, сейчас не это важно. Ты, парень, кажется, не в кандалах?

– Нет, на мне никакие цепи не держатся.

– Это очень хорошо: значит, ты поможешь мне бежать!

– Нет! Ни за какие коврижки! Ты знаешь, что такое гнев Шишака? Он нас изрубит на мелкие кусочки и скормит курам.

– Этот старый репей? Этот колченогий толстяк? Ты бы видел, как он летел вверх тормашками!

– Вот за это ты и сидишь на цепи.

– Ну и ладно, я хоть знаю, за что сижу. Не успев подружиться, они уже поссорились и сидели надувшись. Горох не выдержал первым:

– Легко тебе говорить. А ты знаешь, что этот Шишак – главный страж границы Кривдина государства? Он со своими тернучками может не только убить тебя, но и гонять вдоль границы, пока не отвалятся ноги. Он может нас обоих в муку смолоть, может нами квас заквасить… Многое может. Он страшнее зверя.

– Тем более мы должны бежать.

– Я пробовал, да ничего не вышло: с одной стороны – море, с другой – река, с третьей – горы и ни кусочка почвы.

– А что с четвёртой?

– Не спрашивай: самое плохое, что только может быть на свете,-лес! Такой густой, что вряд ли нам с тобой удалось бы сквозь него пробраться.

– Я к лесу привык. А этот лес с какой стороны? – С южной. Только там птиц полным-полно.

– Всё равно надо бежать.

– Тогда бежим, – поднялся Горох и тут же -упал на землю.

На него навалился Жёлудь.

– Здесь все живут только милостью господина Шишака, – сказал, проходя мимо, стражник.

– Как ты неосторожен… – прошептал испуганному другу Жёлудь.– А кто меня от цепей освободит? – Ты доктор, ты и думай, – пожал плечами Горох.

– Я уже придумал. Ты осторожно прокатись в спальню Шишака и выкради у него ключ. Он его держит под подушкой.

– А Шишак не проснётся? – с опаской спросил Горошек.

– Не бойся! – ободрил его Жёлудь. – По-моему, даже здесь слышно, как он храпит.

Жёлудь подсадил приятеля. Тот ухватился за стебель вьюна и пополз вверх. Вскоре Горошек скрылся в тёмном проёме окна. Жёлудь ждал возвращения приятеля и никак не мог дождаться. Напрягая слух, он прислушивался к каждому шороху, к малейшему звуку. Сердце так билось, так колотилось, что разбудило бы стоящего поблизости часового, если бы Жёлудь вовремя не прижал его.

– Спит без задних ног,– послышался сначала голос Горошка, затем показался его весёлый вихор, а потом уже появился и он сам.

Жёлудь схватил приятеля в охапку и не хотел отпускать, словно у него в руках была сама свобода.

– Держи ключ,– вырвался из объятий Горох.

– Ничего ты не понимаешь, ничего ты не знаешь, – всё ещё не отпускал его Жёлудь. – Я впервые в жизни нашёл друга. Впервые!

– Ну ладно, ладно.

Горох быстро отпер кандалы и хотел бросить их у стены, по Жёлудь удержал его и перекинул кандалы через плечо.

– Зачем они тебе? – удивился Горошек. – Только звенеть будут.

– Неужели я, имея свободные руки и такого друга, не отплачу этому жестокому Шишаку? Ты ещё меня мало знаешь.

– Попадёмся, – дрожал Горошек. – Ты и обо мне подумай.

– Тогда уж лучше снова посади меня на цепь,– сказал Жёлудь.

– Тебе лучше знать, ты доктор, – уступил приятель.

Мимо прошёл заспанный стражник и предупредил:

– Здесь все и умирают только по милости господина Шишака…

Заговорщики поднялись по перламутровой лестнице и стали тихо пробираться по янтарным коридорам замка. Спальню Шишака долго искать не пришлось: из-за двери доносился мощный храп, от которого дрожал потолок. Тернучки-стражники в коридоре тоненько подхрапывали своему повелителю.

Друзья прокрались в спальню. На одной кровати кверху брюхом спал Шишак, а на другой – свернувшаяся клубочком Шишка. Жёлудь осторожно подкрался, соединил цепью их ноги и запер на замок. Затем друзья проникли в соседнюю комнату, где спал Шишик. Жёлудь и тут не выдержал, чтобы не выкинуть шутку. Он быстро нашёл свою тетрадь, чернила и перо, окунул палец в чернила и нарисовал маленькому бездельнику красные усы.

– Бежим! – потянул его Горох.

Очутившись во дворе, приятели подбежали к источнику газированной воды, бросили в него железный ключ от цепей, а сами пролезли сквозь живую изгородь и пустились бежать в сторону розовеющего неба.

Едва взошло солнце, стражник заметил, что Жёлудь исчез. Он тут же поднял страшный шум.

– Сбежал! Сбежал! – кричал он, стуча древком копья по висящей сковородке.

Услышав крик, Шишак бросился к двери, а Шишка-к окну, и оба тут же растянулись на полу. Спросонок они подумали, что кто-то тащит их за ноги. Тогда Шишак бросился к окну, а Шишка – к двери. И снова оба грохнулись как подкошенные.

– Караул! – кричала Шишка.

– Пощадите! – вопил Шишак.

На крик вбежал в спальню и маленький бездельник Шишик. Увидев его красные усы, родители решили, что это кровь, и бросились к сыну, но тут же оба полетели кубарем и вывихнули себе ноги. Падая, Шишак и Шишка разбили лбы и расквасили носы.

Так, валяющимися на полу, и нашёл их начальник стражи Терновник.

– Догнать! – кричал ему посиневший от злобы Шишак.

– Расковать! – не уступала пожелтевшая от страха жена.

– Догнать! – приказывал Терновник. А тернучки бросались то в одну, то в другую сторону, пока вконец не сбились с ног.

– Расковать! – закричала Шишка, которая спустя добрый час одержала всё же верх, вцепившись в волосы Шишаку.

Все дворовые бросились искать ключ, но так нигде и не нашли его. А ключ всё глубже и глубже погружался в бездонный источник газированной воды.

ПОХИЩЕНИЕ ЖЁЛУДЯ

Горох действительно не хвастался, когда говорил Жёлудю, что, если понадобится, он может быстро бегать. Вырвавшись из замка Шишака, он всё время мчался впереди своего друга, не чуя земли под ногами. Жёлудь отставал, но, не желая показаться слабым, доказывал:

– Тебе хорошо… А у меня тетрадь падает… Чернила проливаются… Перо из-за уха выскакивает…

А Горох всё удалялся и удалялся. И когда в траве скрылся даже его торчащий вихор, сын Дуба не выдержал и закричал:

– От-дох-нём!

– Нельзя, уже светает! – ответил Горошек и припустился ещё пуще.

Но как ни спешили друзья, небо на востоке всё светлело и светлело. Первые лучи солнца золотили плывущие по небосводу облачка и медленно опускались на землю.

Вдруг вверху какая-то птица захлопала крыльями и так громко защебетала, что Горох от испуга семь раз перевернулся через голову и покатился в траву. Птиц он боялся смертельно.

Споткнувшись о него, растянулся и Жёлудь.

– Делай что хочешь, только не клюй! – обхватив руками голову, вертелся Горох.

– Я… не… птица… – не в силах отдышаться, проговорил Жёлудь. – Не бойся…

Солнце, глянув краешком глаза на землю, не выдержало и улыбнулось. В чистом поле, сунув голову под листок, лежал храбрый Горох, не побоявшийся забраться в спальню Шишака, и дрожал от страха перед маленьким, щебечущим в поднебесье Жаворонком. Рядом с Горохом, не дыша, валялся другой смельчак Жёлудь, который не раз похвалялся, что ему ничего не стоит обскакать весь мир на одной ножке.

– Что ты дрожишь? – спросил он наконец.

– Тебе хорошо прятаться, ты продолговатый. А я – хоть стой, хоть падай отовсюду виден.

– Эта птица не опасна, она поёт гимн Солнцу, – успокаивал приятеля Жёлудь.

– А когда споёт и вздумает поесть?

– Она же видит, что мы с тобой мирные путники!

– А если забудет натощак? Слышишь, как она орёт? Пугает.

– Неправда, она радуется. На птичьем языке её песня означает вот что:

 
Чир-вир-вир,
Весной холодной
Деток вывела голодных,
Голобрюхих,
Голобрюхих,
На обочину…
Чир-вир-виру,
Летом в поле
Будет корму
Всем нам вволю
Только клюй-глотай,
Только клюй-глотай
Сколько хочется!…
 

– Если и детей ещё созовёт, тогда нам совсем конец, – продолжал трястись Горох.

– Раз уж ты такой трус, можешь возвращаться к Шишаку. У него в саду молочные реки текут, а он столько дней жаждой меня морил, каплю воды жалея.

– Не тебя одного, – вздохнул Горошек. – Я самого льва не испугаюсь, а птичку, пускай даже малюсенькую, боюсь до смерти. Что же будет в лесу?

– Не печалься, я сын леса: мне деревья не страшны! Встаём! – подбадривал Жёлудь друга.

– Встаём, – еле-еле пошевелил ногами Бегунок. – Мой отец тоже на пруте рос. Деревьев-то и я не боюсь. Гораздо страшнее те, которые сидят на них.

Хоть Горох и подбадривал себя, однако с каждым шагом всё больше отставал от товарища и поминутно оглядывался. А на опушке, услыхав гомон множества птиц, он побледнел и тихонько попросил:

– Может, ещё отдохнём?

– С удовольствием,– ответил Жёлудь,– Сядем, и я тебе расскажу, как однажды самого Ворона одолел. Знаешь, братец, я бы и с Орлом сразился, если б он не боялся меня.

Горошек хотел одёрнуть товарища, чтобы тот не слишком-то хвастался, но вдруг, откуда ни возьмись, на землю спрыгнул страшный зверь, схватил Жёлудя за шиворот и унёс на дерево.

– На помощь! – едва успел крикнуть Жёлудь и вместе со зверем исчез в дупле.

Как ни трусил Горох, как ни тряслись у него поджилки и как ни стучали зубы, однако бежать он не собирался. Надо было выручать друга, попавшего в беду.

Бегунок спрятался за листом и стал осторожно осматриваться. Страшный длиннохвостый зверь снова высунулся из дупла и куда-то ускакал. Это была Белка, но Горох не знал этого: он ведь никогда не видел белок. Через некоторое время чудовище снова вернулось в дупло, неся что-то в зубах.

"То, что она такая страшная и большая, – ещё полбеды, но как я доберусь до её дупла?" – размышлял Горошек, подыскивая себе оружие.

Наконец он схватил острую сосновую иглу и отправился на выручку друга.

НИ ПОЩУПАТЬ, НИ ПОНЮХАТЬ

Обойдя несколько раз вокруг огромного дерева, на котором прятался зверь, Бегунок не заметил ничего подозрительного; он только очень устал и присел отдохнуть на какой-то коричневый бугорок. Но до чего же он испугался, почувствовав, что бугорок шевелится и медленно подымает его кверху! Горох мигом соскочил и приготовился к защите, однако никто на него не нападал.

Мох раздвинулся, и Бегунок увидел, что коричневый холмик превратился в коричневую шляпку. Немного погодя высунулось и стройное туловище владельца этой шляпки.

– Здравствуй, – осторожно протянул ему руку Бегунок. – Мы с тобой не знакомы…

– Я – Сморчок. Фи, как здесь холодно! Пока они здоровались, Сморчок вырос уже вровень с Горохом.

– Как ты поживаешь? – продолжал беседовать с незнакомцем Горох.

– Чуть жив. Под мхом едва не задохнулся, а здесь, видно, от холода ноги протяну, – жаловался неженка, вырастая выше Гороха. – Ещё и шляпку кто-то набекрень свернул.

– Моего друга страшный зверь похитил, и то я не хнычу, сражаться собираюсь. Потерпи и ты.

– Не могу терпеть!

– Не будь таким хлюпиком. Сделай зарядку, согреешься, и дрожь пройдёт.

– Боюсь, что вспотею, а потом ветерок подует, и будет насморк. Я ужасно боюсь насморка.

За то время, что они разговаривали, Сморчок ещё подрос. Это заметил даже Боровик, всех грибов полковник. Он приоткрыл глаза, хмыкнул себе в усы и буркнул:

– В боровики, видать, метит!

Разбуженные полковничьим басом, вокруг Сморчка сбились в кучу сыроежки, опята, рыжики, маслята и прочие малые грибки. Оттеснив Гороха в сторону, они взялись за руки и закружились в хороводе с криками:

– Да здравствует самый боровичный Сморчок!

– Ура Полуторасморчку!

– Сморчок сегодня – это Боровик завтра! От таких похвал неженка и вовсе размяк.

– Мог бы и ещё расти, но… – Полковник закрыл глаза и уснул.

– Может, может, как не может! – в один голос отозвались малые грибки и бросились тащить Сморчка за уши.

– Не устою! – отбивался тот.

– Мы своими плечами поддержим! – не давали ему раскрыть рот рыжики.

– У меня голова закружится, – бормотал бедняга.

– Держись зубами за воротник! – советовали сыроежки.

– Не удержусь! – хныкал тонконожка.

– Мы тебе поможем! – подбадривали опята. Сморчок рос как на дрожжах. Рыжики, сыроежки, опята, маслята и прочие мелкие грибки уже не могли дотянуться до его ушей, однако они взбирались друг на друга и тащили изо всех сил. Сморчок становился всё больше. Скоро малые грибки не только до ушей, но и до коленок Сморчка не могли достать, однако по-прежнему кричали:

– Расти, тянись, мы тебе поможем! Горох протолкался сквозь толпу и обратился к Сморчку:

– Ну и вытянулся ты, братец! Может, и меня теперь подсадишь на ветку дерева?

– Не подсажу, боюсь напрягаться.

– Ведь ты уже в сто раз больше меня!

– Потому и не могу: того и гляди, ножка сломается.

Гороху было очень обидно, но он не позволял себе злиться: его приятеля каждую минуту мог проглотить страшный зверь. Поэтому Бегунок упрашивал, а Сморчок хныкал, извивался и не хотел отрываться от тёплого мшистого ложа. Однако, даже не двигаясь, этот долговязый неженка рос на глазах: что ни слово – то вершок, ещё слово – два вершка; он раздувался, ширился, всё заслоняя своей тенью. Горох даже присел от удивления: каким великаном может вырасти Сморчок за один день!

– Послушай, чудак, ты уже в тысячу раз больше меня. Тебе ничего не стоит меня поднять. Тебе достаточно шевельнуть пальцем, и я спасу жизнь другу.

– Не могу, я сам едва удерживаю свою шляпку. Сил нету.

– Ты такой большой!

– Поэтому и большой, что мне все помогают, а я никому.

– Ах, чтоб тебя подняло и шлёпнуло! – плюнул Горох и побежал искать помощи в другом месте.

– Мы поможем ему! – кричали вдогонку малые грибки.

Между двух ёлочек, оседлав нос большущими очками, вязал сети Паук.

– Слушай, вязальщик, не поможешь ли ты мне в беде? – спросил Бегунок.Только я очень тороплюсь.

– Если ты не муха – пожалуйста, – ответил горбун.

– Я – Горох. А в беду попал мой друг Жёлудь. Его схватил такой рыжий пучеглазый зверь.

– Этот зверь живёт в дупле?

– В дупле.

– И карабкается по деревьям?

– Да.

– Нет, не помогу.

– Почему?

– Потому что я тоже по деревьям карабкаюсь. От этих слов у Горошка даже в глазах потемнело. Он уже не знал, как просить, как умолять этого бездушного отшельника, вяжущего свои коварные сети. По зелёным щекам Горошка скатилось несколько слезинок.

– Чего ты плачешь? – удивился Паук.

– Ведь товарищ погибает,– пожаловался Горох.

– Товарищ – это ещё не ты.

– Всё равно я должен ему помочь.

– Если очень хочешь знать, то я тебе скажу: твой товарищ попал в лапы Белки.

– Может, и Белки, но всё равно его надо спасать.

– Не обязательно. – Паук покачал головой.– До зимы с ним ничего не случится.

– Ты самый бессердечный зверь в лесу! – рассердился Горошек. – Как же я могу так долго ждать?

– А никто тебе и не велит. За это время найдёшь десяток ещё лучших товарищей.

Эти слова окончательно разъярили Горошка. Он посмотрел на Паука, на сосновую иглу в своих руках и решительно шагнул вперёд. Паук встревожился. Он поправил очки на носу и внимательно осмотрел Бегунка.

– А ты действительно не муха? – переспросил он Гороха.

– Вот документы, – еле сдерживаясь, ответил зеленощёкий.

Паук полистал паспорт Горошка, почитал, что там написано, и вернул:

– В паспорте сказано, что ты Горох, что ты Бегунок, но нигде не сказано, что ты не муха.

– Я действительно Горох, и больше никто.

– А леший тебя знает. Теперь всяких развелось…

– Как же я тебе докажу, что я не муха?

– Это уж твоё дело.

– Если бы я был мухой, то мне не пришлось бы просить у тебя помощи. Я бы сам полетел к дуплу.

– Верно говоришь. Все съедобные предметы летают, а несъедобные стоят на месте. Если бы ты летал, я знал бы, как с тобой поступить. Но что мне делать, если ты не летаешь? Подойди-ка поближе: пока своими лапами не пощупаю, всё равно не поверю.

– На, щупай! – Горошек распахнул рубашку на груди.– Только быстрей.

– А твоего товарища кто пощупает? – невозмутимо спросил Паук.

– Влезь на дерево и сам пощупай, – не выдержал Горох и, видя, что напрасно теряет время, вонзил в спину Паука сосновую иглу.– Ну, шевелись, а не то я проткну тебя, как лягушку!

У горбуна от страха очки свалились. Он быстро схватил моток верёвок, закинул за спину и сказал:

– Теперь я вижу, что ты не муха!

Горох привёл этого никому не верящего лесного жителя к дереву, на котором жила Белка, и остановился в удивлении. Сморчок качался как пьяный, не в силах выдержать свою огромную шляпу, а малые грибки, сбившись в кучу, поддерживали его со всех сторон. Рты у всех были раскрыты, но сказать они уже ничего не могли – охрипли.

Вдруг Боровик проснулся от необычной тишины, приоткрыл заплывший глаз и увидел рядом с собой только что выросшую Лисичку. Он улыбнулся крохе и, начальственно подмигнув, спросил:

– Ишь ты, растёшь? Тянешься, чтоб тебе пусто было!

Все рыжики, сыроежки, опята и маслята, а также прочие малые грибки бросились к Лисичке, схватили её за уши и, танцуя вокруг, запели:

 
Сегодня – лисичка,
Завтра – полковик,-
Так сказал лично
Сам Боровик!
 

Оставшись в одиночестве, Сморчок ещё немножко покачался и рухнул. Его шляпа проткнулась и налезла на хлипкий черенок, а от былого величия остался только неприятный запах.

– Ну и гриб! – махнул рукой Горох. – Всю жизнь дружки за уши тащили, вот он и пал раньше времени, – сказал Паук. – Хоть и не муха, а совсем никчёмная тварь…

– Наконец-то разговорился! – ткнул Горох Паука сосновой иглой. – А откуда ты знаешь, если не пощупал?

– Такого по запаху узнать можно, – ответил согнувшийся под ношей горбун.

Подойдя к дереву, Паук взобрался на вершину, привязал конец верёвки к ветке, а потом, спускаясь, стал быстро наращивать верёвку. Когда он достиг земли, Горох испытал верёвку на прочность и начал взбираться по ней. Паук полез сзади. Сильными своими плечами он поддерживал Гороха снизу.