Текст книги "Аршин, сын Вершка. Приключения желудя"

Автор книги: Витаутас Петкявичюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)

СТРАННЫЙ ПОПУТЧИК

К рассвету Фасолька, Горох и Жёлудь были уже далеко от города задранных носов. С каждым шагом друзья всё меньше и меньше думали об опасности, а когда взошло солнце, они даже запели: такое у всех было чудесное настроение. Но вот на одном из поворотов дороги они увидели, что кто-то лежит и стонет.

– Наверное, это ловушка,– сказал Горох. – Не думаю, – отозвался Жёлудь и, соскочив с коня, крадучись пошёл взглянуть.

Посреди дороги шевелилась облепленная пылью, чуть живая Чечевица. Она была страшно избита, искусана, руки и ноги у неё были связаны.

– Ой, умру! – кричала бедняжка не своим голосом.– Ой, как они избили меня! Я не выдержу!

Жёлудь взял Чечевицу на руки, положил у обочины, обтёр пыль и, отвернув фляжку, влил в рот бедняги глоток воды. Фасолька тут же перевязала её избитые бока, но Чечевица не переставала кричать. Иногда она вскрикивала так громко, что приходилось зажимать уши.

– Перестань орать и скажи, как ты тут очутилась? – спросил Горошек.

– Я бежала… Мыши догнали меня… Избили, связали и бросили посреди дороги. Лучше убейте меня, только не оставляйте здесь!…

Друзья призадумались. Неужели мыши опередили их? К тому же что делать с раненой Чечевицей? Коней только два, а беглецов уже четверо.

– Послушай, Чечевичка, а давно ли здесь были мыши?

– Не помню, они у меня всю память отшибли. Ой-ой-ой!

– Эх, была не была, возьмём тебя с собой, но смотри!… – предупредил Жёлудь.

Сын Дуба посадил Чечевицу на своего коня, а сам, ухватившись за стремя, побежал рядом. Горох последовал его примеру и точно так же катился рядом с Фасолькой. Вскоре Бегунок догнал товарища и показал кусочек бинта.

– Зачем ты мне его показываешь?

– Твоя раненая уже третий раз бросает по такому кусочку. Мне кажется, Чечевица оставляет кому-то знаки.

Услыхав их разговор, Чечевица застонала сильнее прежнего:

– Не спешите, не мчитесь, как будто вас ветер гонит. Меня ужасно трясёт!

– Не нравится мне эта попутчица,– с сомнением проговорил Горошек. – Ты только послушай, как она орёт, будто её режут. Ясно, прикидывается.

– Неужели ты думаешь, что это она сама себя так разукрасила? – возмутился Жёлудь.

– Надо будет следить за ней, может быть, она и есть тот тайный агент.

– Ерунда! – возразил Жёлудь. – Ей больно, вот она и кричит. Сразу видно, что ты родился в Кривди-ном государстве, – пошутил он над товарищем. – Тебя послушать, так скоро мы друг друга начнём подозревать.

– Ну смотри, – вздохнул Горох. – Предатели выдают не только тех, кто родился в Кривдином государстве.

– Какой ты злой, Горошек, – сказала Фасолька. – Ведь мыши на ней живого места не оставили!… Бегунок шёл дальше молча, но с Чечевицы не сводил глаз. Около полудня отряд спустился с крутого холма и оказался возле большущего озера.

– Заблудились! – не на шутку испугался Жёлудь. – Когда ехали сюда, я его не видел.

При этих словах на холме показалось облако пыли.

– За нами гонятся! – воскликнул Горох. Жёлудь не медлил. Он отыскал острый камешек, сорвал с головы берет, сложил в него свои письменные принадлежности и бросился в воду. Подплыв к листу кувшинки, он нырнул, срезал стебель и пригнал к берегу готовый плот. Из листа ольхи сделал парус, из аира – рулевое весло и, усадив друзей, оттолкнулся от берега.

Едва успел ветер отнести их на несколько саженей, как на берегу появился отряд мышей.

– Стойте, таков приказ Хоря!

– Остановите нас, если не боитесь захлебнуться, – посмеялся над ними Жёлудь.

– Ну погодите, мы с вами разделаемся!

– Только не забудьте приклеить приставные носы! – не остался в долгу и Горошек.

Мыши подняли страшный шум: они бросались камнями, метали свои алебарды, но ничего не могли сделать – никто из них не умел плавать и они панически боялись воды. На шум высунулась из норы старая Водяная Крыса. Она работала здесь паромщицей.

– Кто мне спать не даёт? – спросила она.

– Именем коменданта столицы Кривдина государства, отважнейшего храбреца и доблестнейшего полководца, будущего льва львов, приказываю задержать их! закричал старший над мышами.

Но пока он перечислял все достоинства и титулы Хоря, старая паромщица опять заснула. Прежде чем мыши разбудили её, ветер надул парус и угнал плот чуть ли не на середину озера.

Водяная Крыса догнала беглецов и ухватилась за край листа. Она чуть было не опрокинула плот.

– Чего они там орут, почему бросают в воду камни? – спросила она. – Я совсем плохо слышу – вода в уши натекает.

– И мы не знаем. Спроси у них самих. Только мы слыхали, что Хорь хочет озеро осушить.

– Это я, что ли, буду ему служить?

– Ну да, будешь спину ему натирать.

– Не за что меня запирать!

– А вот возьмут да запрут, – усмехнулись друзья.

– Что же это за прут? – Водяная Крыса в полном недоумении пошевелила седыми усами и, по-видимому решив, что с мышами не стоит связываться, поплыла своей дорогой, а беглецы – своей.

Но вот ветер пригнал плот к берегу. Беглецы пустили коней пастись, а сами отправились на поиски пищи.

Вскоре они выяснили, что высадились на небольшом острове, сплошь заросшем травой и кустарником. Один берег островка был пологим, а другой – крутым и каменистым.

– Нам здесь долго не продержаться,– зашмыгала носом Чечевица.

– Можешь вернуться, плот ещё стоит, – разозлился Жёлудь и влез на вершину ивы, чтобы осмотреться.

На подёрнувшемся дымкой берегу озера мыши сооружали плот: валили деревья, тащили их к воде, связывали в кучу.

– Что будем делать? – спустившись, спросил он у Гороха.

– Сражаться, – ответил тот. – Может, тем временем Воробей подоспеет, может, Клён подаст какую-нибудь весточку. – Бегунок огляделся и, увидев, что Фасолька не слышит, добавил: – Только ты скажи этому Воробью, что я не просто какой-нибудь Горох. Словом, чтобы он меня не съел.

Друзья набрали кучи камней, веток, сухих трав и сложили баррикаду. Не дремали и мыши. Связав плот, они взобрались на него и, подбадривая себя ди-кими криками, стали приближаться к острову. Друзья высекли из кремня огонь, подожгли ветви и траву. Дым щипал глаза нападающим, камни сшибали их с брёвен. Ветер переменился, и плот отнесло в сторону. Первая атака была отбита.

Стемнело. Друзья до поздней ночи приводили в порядок укрепления, собирали камни и только под утро сели посоветоваться.

– Надо перегнать плот к скалам и под покровом темноты бежать на другую сторону озера, – решил Желудь.

– Согласен, но ведь ветер переменился и дует в сторону острова, предупредил товарища Горох. – А кроме того, как Воробей опустится на такой маленький плот? Нет, надо подождать.

Пока они разговаривали, над головами послышалось жужжание и кто-то, осветив их фонарём, опустился на землю.

– Я снова здесь, – сказал Светляк. – Привет вам от Клёна. Он просил пролетавших тут ласточек, чтобы они срочно сообщили о вас Воробью. Только дайте условный знак: разложите ночью три костра, а днём выложите три круга из камней.

– А сами ласточки не могли бы помочь? – тихо, очень тихо спросил Жёлудь у Светляка.

– Могли бы, – ответил он, – но они за что-то очень злы на тебя. Говорят, ты когда-то замуровал их и чуть было не уморил голодом.

Светляк улетел, а сын Дуба чуть не плача подумал, что очень нехорошо так долго злиться за какую-то давнишнюю глупую шутку. Но ничего не поделаешь, сам виноват. Разве он мог тогда подумать, что когда-нибудь попадёт в такую переделку?

Уложив товарищей спать, Жёлудь вскочил на плот, схватил весло из аира и, перегнав лист кувшинки к скалистому берегу, оставил его в небольшой бухточке. А сам, карабкаясь по скалам, вернулся назад, устало свалился прямо на землю и крепко заснул, подложив под голову седло.

ИЗМЕНА

Занималось чудесное солнечное утро. Жёлудь сквозь сон прислушивался к доносившейся откуда-то песне и никак не мог проснуться. Песня будила, поднимала его, а усталость и сон клонили голову к жёсткому седлу.

 
Будь я пчёлкою-пчелой,
Слезы б не лила рекой,
Нас никто не разлучил бы,
Ой, домишко мой родной!
 

Это пела приятным голосом Фасолька, а Горох подпевал ей негромким баском:

 
Смог бы ветер обогнать я,
Полетел бы в путь обратный,
Поклонился низко маме,
Обнял крепко милых братьев…
 

Наконец Жёлудь открыл глаза. Солнце медленно взбиралось к зениту. Жёлудь, почувствовав стыд, вскочил и стал искать, где же его оружие.

"Ох уж этот Горох! – подумал сын Дуба. – Спрятал оружие и распевает как ни в чём не бывало. Вот чудак…" Жёлудь подошёл к Бегунку и сказал:

– Ну хватит шутить, куда ты девал моё ружьё?

– Я не брал его, я сам думал, что это ты моё спрятал.

– Чечевица…-едва шевеля губами, проговорил Жёлудь, и сердце у него сжалось от страшного предчувствия. – Где Чечевица? – вскричал он.

Друзья кинулись искать прибившуюся к ним попутчицу, однако её и след простыл.

Вместе с Чечевицей исчезли оба ружья, мечи, а главное – огниво.

– Какая подлость! Чем мы теперь разведём огонь! Вот гадина!

– А что я говорил?… – подал голос Горох и умолк, вспомнив, что он тоже спал как убитый.

– Из-за нашей глупости и Воробей, чего доброго, в беду попадёт, сокрушался Жёлудь. – Вдруг он прилетит этой ночью?

– Ну, это ещё ничего не значит: он может прилететь и не только нас спасти, но и разделаться с Чечевицей, – сказала Фасолька.

– Вряд ли, – махнул рукой Горох.

Между тем на берегу мыши снова подняли шум. Они плясали, веселились, кричали, словно заранее празднуя победу. Хорошенько присмотревшись, друзья увидели, что Чечевица, оседлав ветку лозняка, подплывает к берегу. Солдаты Хоря вытащили её из воды и с радостными воплями стали подбрасывать вверх.

– О изменница! – гневно воскликнул Горошек. – Чуяло моё сердце, что мы подобрали подлую тварь.

Жёлудь опустил голову и ничего не сказал. Он чувствовал себя во всём виноватым: не послушал приятеля, доверился предательнице, а теперь, чего доброго, и сам погибнет и других погубит.

Мыши не медлили ни минуты. Взобравшись на плот, они снова подплыли к острову. Друзья защищались изо всех сил и всё-таки были вынуждены отступить в недоступные скалы. Сюда мыши не осмелились сунуться. Но они выложили из камней три круга, приготовили хворост для трёх костров, и снова началось ликование.

Чечевица была самой маленькой среди них, однако кричала и кривлялась больше всех.

– И как таких земля носит? – удивлялась Фа-солька. – Так отплатила нам за доброе отношение!

Жёлудь молчал. Он тоже не мог представить себе, как Чечевица могла за сердечность, любовь и дружбу отплатить такой бесчеловечной ложью и подлостью.

Неотвратимо надвигался вечер.

Друзья сложили три каменных кольца, но они затерялись в тени скал. Замерцали звёзды. А внизу вспыхнули три ярких костра.

– Только бы не прилетел… Только бы не прилетел… – тихо шептали друзья и сбрасывали со скал большущие камни, чтобы погасить костры, однако это ничего не дало.

– Лучше самому погибнуть, чем друга в беду заманить, – вздохнул Жёлудь, со страшными усилиями скатив очередной камень.

В самую полночь послышалось хлопанье крыльев, а затем воинственный голос Воробья:

 
Чиру-чир
И ча-ча-ча,
Где ты,
Жёлудь,
Отвечай!
Я летаю
Ночь и день,
Не найду тебя
Нигде.
Чик-чирик
И чи-чи-чи,
Где ж ты, Жёлудь,
Не молчи!
 

Тут же снизу откликнулась Чечевица. Изменница искусно подражала голосу Жёлудя:

 
Выручай нас,
Воробей!
Опускайся,
Не робей!
 

– Воробей, это западня! Воробышек, беда! Милый, нас предали! – чуть не плача, кричали на скале друзья, но крылатый друг не понял их и стремглав нырнул вниз.

Не успел он приземлиться, как на него со всех сторон набросились мыши, уцепились за крылья, хвост, ноги. Храбрец не сдавался. Несколько мышей остались без глаз, две свалились замертво, у третьей была свёрнута шея, однако остальные одолели героя. Собрав последние силы, Воробей воскликнул:

 
Чик-чирик
И чиру-чиру,
Я сражался молодчиной!
Чик-чирик
И чи-чи-чи,
Жёлудь, милый,
Не взыщи!…
 

Плакал Горошек, плакала Фасолька, плакал Жёлудь. А враги радовались. Самое ужасное было то, что друзья всё видели, всё слышали и ничем не могли помочь товарищу. Их скорбное молчание было прервано отчаянным воплем внизу. Кричала Чечевица:

– Как вы смеете?! Я помогла вам поймать Воробья, я украла для вас оружие этих бунтовщиков!… Я буду жаловаться Хорю!

– Для того и связываем тебя, чтоб не жаловалась,– смеялись мыши. – Если ты предала тех, на кого сама похожа, то что тебе стоит предать нас? – Они связали ей руки, ноги и бросили у костра.

– Где ваша совесть? – взывала Чечевица. – Где обещанные вами деньги?

– Не бойся, мы не оставим тебя в обиде, – усмехнулись мыши. – Съедим тебя последней.

Беглецы не жалели Чечевицу. Они знали, что такова судьба всех изменников: их не любят ни враги, ни свои. Друзьям даже стало чуточку легче, когда и эта предательница получила по заслугам.

На следующее утро стали думать, как бы спуститься к плоту. Горох и Фасолька вызвались свить верёвку из крепкой осоки.

– Не успеем, – сказал Жёлудь. – Смотрите, мыши уже подбираются к нам.

Соединёнными усилиями все трое раскачали несколько обломков скал и сбросили на головы мышей. Грызуны отступили с большими потерями, но с берега к острову подплывали всё новые и новые силы противника.

Жёлудь принялся тщательно обследовать скалу. И вдруг его сердце так и забилось от радости! На одной из плоских скал сохранилась горстка земли, а на ней рос… Одуванчик! Он был уже совсем белый и вот-вот собирался пустить свои семена на парашю-тиках в далёкое путешествие.

– Миленький, хорошенький, – обратился к нему Жёлудь,– дай нам хотя бы по одному парашюту.

– Пожалуйста, – ответил тот. – Только потом не забудьте засыпать семена землёй.

Друзья взобрались на самую отвесную скалу и приготовились к спуску. Первым прыгнул Жёлудь. Он связал вместе два парашюта и довольно точно опустился на плот. Фасолька приземлилась почти рядом с ним, и только Горошек оказался слишком лёгким: ветер отнёс его немного в сторону, в воду. Сын Дуба не растерялся – втащил друга на плот, поднял парус, и они отчалили.

Спустя полчаса на той же скале показались мыши. Увидев, что произошло, они тоже попытались спуститься на парашютах, но были слишком тяжелы, и несколько самых отчаянных солдат Хоря разбились о скалы.

Не зная, на ком бы выместить злобу, мыши стали избивать Чечевицу.

– Почему ты нас не предупредила? Почему не украла плот? Почему не вырвала Одуванчик?

Чечевица кричала, плакала, но ничего не могла сделать, так как была крепко связана. Наконец мыши схватили её за руки и за ноги, раскачали и бросили на острые скалы. Так не солоно хлебавши они и вернулись в Великое Я.

Беглецы видели, как бесславно погибла Чечевица, но не проронили ни слова. Им было жаль отважного Воробья.

МЕЧТЫ СКРЯГИ

Переправившись через озеро, друзья чуть ли не целый день потратили на то, чтобы изловить на зелёном лугу диких кузнечиков. Необъезженные кузнечики стрекотали, брыкались, кидались из стороны в сторону, однако Горох показал класс верховой езды: он взлетал вверх, переворачивался через голову, оказывался под брюхом у коня, но не отпускал поводья до тех пор, пока одного за другим не укротил норовистых скакунов.

Весь следующий день путники скакали от темна дотемна. Только к ночи кузнечики, почуяв воду, застрекотали и пустились во весь опор.

У прозрачного родника друзья напились, умылись и стали думать, где бы заночевать. Неподалёку стояла какая-то полуразрушенная хибарка. Взяв коней под уздцы, все трое пешком направились к ней.

Глянув на Жёлудя, Горох не выдержал и фыркнул. От долгой скачки на неосёдланном коне ноги приятеля так выгнулись, что Горох мог бы проскочить между ними без всякого труда. Жёлудь же заметил, что ноги его зеленощёкого друга выгнулись ещё больше и теперь между ними свободно может проехать воз сена. Посмеявшись вволю, друзья подошли к хибарке, возле которой плечом к плечу сидели на старой прогнувшейся скамье старик и старуха, оба худые и оборванные. Это были дорожный сторож Полынец и его жена Полынь.

– Здравствуйте, – поздоровались беглецы. – Что вы делаете тут в потёмках?

– Греемся, – ответил Полынец.

– Сегодня ночью такая яркая луна, что мы решили погреться, не растапливая печь, – объяснила Полынь.

Друзья молча привязали коней к дереву. Угрюмый вид стариков не сулил ничего хорошего. На них было жаль смотреть: оборванные, всклокоченные, в сшитой из множества самых разнообразных лоскутов одежде. Но, как видно, решительные лица друзей и хлысты у них в руках подействовали на хозяев сильнее, чем любезные просьбы: старики приняли гостей на ночлег.

Что-то бормоча, Полынец и Полынь постелили путникам, но, увидев, что гости миролюбиво бросили хлысты в угол, стали перешёптываться:

– Слушай, старуха, обойдутся они и без подушек, – сказал Полынец.

– И я так думаю, – отозвалась Полынь и сунула подушки в сундук.– И одеял жалко, ни разу не стелены.

– Сними и одеяла и простыни, – распорядился Полынец. – А я спрячу матрацы. Ведь и они ни разу не были в деле.

Попрятав всё в чулан, они стали у кроватей.

– И кроватей тоже вроде бы жалко,– вздохнула Полынь.

– Да и пола жаль, он ведь деревянный, – согласился с ней Полынец.

Разобрав кровати, они затем разобрали пол и тяжело вздохнули:

– Как жалко, что земля не наша!

– Шут с ними, – выругался усталый Горох. – Ляжем на земле. Хорошо, что хоть крыша над головой есть.

– Тише, – одёрнула его Фасолька. – А то услышат – снимут и крышу, завернут в какое-нибудь тряпьё и упрячут в чулан.

А хозяева стояли перед дверью чулана и запирали её на шестнадцатый замок. Только на замки в этом доме не жалели ни времени, ни денег.

Друзья подстелили свои куртки Фасольке, а сами легли на голую землю. Не успели они и глаз сомкнуть, как старики выложили на стол краюху хлеба, горсточку соли, поставили кувшин воды и сели ужинать.

– Как бы не объесться на ночь глядя… – сказал Полынец, забрал половину краюхи, потом половину соли и спрятал всё на полку.

– Да и мне что-то не хочется. – Полынь разделила пополам оставшуюся долю и спрятала половину на полку.

Так они делили, делили, пока на столе ничего не осталось – ни хлеба, ни соли. Старики выпили воду и удовлетворённо вздохнули:

– Одно счастье, что за воду платить не надо. Потом завернулись в свои лохмотья и сели сторожить спящих: как бы те чего-нибудь не взяли. А друзья уснули так крепко, что даже не почувствовали, когда солнце заблистало за подслеповатым окошком хибарки. Проснувшись, все трое побежали к колодцу умываться, а вернувшись, не нашли ни коней, ни сбруи.

– Отвечай, куда сбрую девал? – прижали они Полынца к стене.

– В чулан спрятал. Уж больно жалко мне стало такую красивую сбрую! Зачем ею понапрасну пользоваться, если можно и так обойтись? – оправдывался вороватый скряга, пойманный с поличным.

– А кони где?

– Тоже в чулане. Жалко мне этих бедняжек. Стоит ли их мучить, если можно пешком ходить? – оправдывалась Полынь.

Друзья заставили всё вернуть и пригрозили старикам:

– Чтобы это было в последний раз! Мы больше не будем церемониться с вами, скряги несусветные! Если б вы могли, то и солнце у людей украли бы!

– О, это моя заветная мечта! – обрадовался По-лынец. – Я бы солнце под кадушку спрятал, чёрным платком замотал, а потом через щёлочку по одному лучику отпускал: кому сколько надо. У кого денег больше, тому и солнца побольше… А то ведь столько света, такая уйма тепла задаром пропадает! Изо дня в день во все стороны проливается.

– Ты просто сумасшедший! – разозлился Жёлудь.– До чего только не доводит жадность!

– И родник бежит без толку,– мечтательно продолжал Полынец.– Столько воды зря пропадает! А ещё, говорят, есть на свете реки, озёра, целые моря – страшно даже подумать! Вот бы всю эту воду в мой кувшин налить! Или хотя бы в мой колодец… Я бы тогда ничего не делал, только отпускал бы всем по капле, как в аптеке…

– Сколько капель, столько и денежек… Кто же на воду не раскошелится! радовалась Полынь, не в силах усидеть на месте.

– Рассказывай, рассказывай, что же ты умолк? – подбодрил Горох старого скупца, а сам едва удерживался, чтобы не вцепиться Полынцу в лохмы, которые тот уже десять лет не расчёсывал, опасаясь сломать гребень.

– Вот, скажем, встанешь ты, выйдешь на двор и надышаться не можешь. Столько воздуха, такая прорва – всё поднебесье к твоим услугам! И как подумаешь, сколько воздуха всякие ненужные создания понапрасну переводят, даже жить не хочется. Эх, если б весь этот воздух в свиной пузырь загнать! А потом по мерочке, по глоточку…

– Замолчи! – не выдержал Жёлудь. – Заткнись, старый негодяй! Это вы со своей старухой зря воздух переводите! Будь ваша воля, вы бы весь мир спрятали в свой чулан и держали под замком. А потом за деньги продавали бы: кому звезду с неба, кому земли горстку, а кому и вовсе ничего… Замолчи, скупердяй, а не то сейчас же раздавлю, как червяка!

– Идём, – успокаивала Жёлудя Фасолька. – Не трогай их, они и сами скоро ноги протянут. Видишь, от них лишь кожа да кости остались.

Друзья сели на коней, но только отъехали от хибарки Полыней, как разразилась гроза. Блеснула молния и ударила в стоявшее неподалёку дерево.

– А этих жадин даже гром не поразит! – возмущался побледневший от гнева Горошек. – Солнце – под кадушку!… Видал, что придумали!

– При чём здесь гром, если мы сами позволяем таким гадам ползать по свету?! – воскликнул Жёлудь и, подхлестнув коня, поскакал прямо по лужам.