Текст книги "Дети сумерек"

Автор книги: Виталий Сертаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 23 страниц)

17
РОКСИ

 
Если Вы утонете
И ко дну прилипнете
Полежите день-другой
А потом привыкнете!
 

Школьная частушка

Доктор Малкович ворвалась в вестибюль института в воинственном настроении, но её пыл мигом погасили. Двое в штатском перехватили её у проходной, не дали добраться до туалета, а сразу проводили в лабораторный блок. До нужной двери они шли рядом, страхуя с двух сторон. У Рокси возникло незнакомое доселе стыдное ощущение беспомощности. Точно она превратилась в букашку, а сверху, растирая в порошок всё, что казалось твёрдым и незыблемым, катился грозный каток государственной машины.

Бледное солнце насквозь протыкало пыльными вечерними спицами пустые коридоры. Рокси немного занервничала, представив, что на крыльце и внутри всё ещё бродят криминалисты в резиновых перчатках и собирают что-то, но от полицейских и службы спасения не осталось и следа. Похоже, все штатные сотрудники тоже пораньше разбежались домой. Во всём шестнадцатиэтажном здании неярко светились пять или шесть окон. Рокси внезапно охватил озноб; она представила, что провожатые её сейчас посадят одну в лифт, она доедет до самого верха, и створки лифта откроются в темноту. Она будет бесконечно щёлкать зажигалкой, дёргать запертые двери, убеждаясь, что в здании, кроме неё, людей больше нет…

В пустом учебном классе на месте преподавателя сидел тусклый, очень обыкновенный мужчина в стандартном костюме. Лампа, повёрнутая обычно к лежащим на столе документам, светила в сторону, бросая пучок света на издёрганного Адабашьяна. Кроме шефа в кабинете находились ещё двое мужчин и женщина в брючной паре, с короткой стрижкой, оттого почти неотличимая от своих спутников. Все пришлые вели себя столь незаметно, что Рокси не сразу заметила у окна, возле щели в портьерах, четвёртого гостя. Она даже вздрогнула, настолько неподвижно и в то же время расслабленно сидел мужчина.

– Полковник Малой, устраивайтесь, – искусственно улыбнулся мужчина, занявший место за лекторским столом. Рокси показалось, она услышала щелчок выключаемой улыбки. – Не будем слишком официозны, не та обстановка. Можете называть меня Дженгиз.

– Меня тоже можете называть по имени… – рассеянно ответила Рокси.

«Директора не взяли в комиссию и попросили удалиться, – ахнула она. – Выгнали из собственной вотчины»

– Анна, – темноволосая женщина с короткой стрижкой изобразила кивок. Лица её доктор Малкович так и не запомнила.

– Госпожа Сачек работает в Министерстве социальной защиты.

– Роберт, – один из мужчин протянул через стол сухую жёсткую руку. На Рокси пахнуло одеколоном.

– Мистер Клеменс работает в представительстве Всемирной торговой организации. По результатам наших будущих проверок нам предстоит принять очень важные решения. Возможно, они будут связаны с ограничением импорта.

«Как бы не стало поздно, – подумала Рокси. – Интересно, что же они вытрясли из Адабашьяна относительно нашего будущего доклада».

– Августин, – четвёртый собеседник ухитрился поздороваться, также, не выходя из тени. – Я служу в пресс службе губернатора.

«Это не полиция, – усаживаясь напротив скрытых в тени мужчин, соображала Рокси. – Это гораздо хуже. Они действительно будут меня внимательно слушать. Вот только полемики не получится. И выводами со мной никто не поделится. Хорошо, если скажут спасибо».

В следующую минуту полковник Малой её крайне удивил. Он повернул свет настольной лампы в сторону школьной доски и взял в руки мелок.

– …Обозначим повседневное состояние преступности как некий фон, неприятный атональный шум… м-да… наложенный на гармонию города, – полковник ловко начертил оси координат, затем вдоль линии абсцисс провёл жирную черту и надписал – «средний фон криминогенной обстановки». – И вот на этом неприятном для уха фоне возникают два всплеска, – продолжал полковник. – Один всплеск условно назовём кривой немотивированной агрессии м-да, …а другой – кривой суицида.

– Вот так геометрия, – невесело усмехнулась Рокси.

– Теперь следите внимательно, – полковник отыскал жёстким взглядом Адабашьяна. – Вы учёные и должны понять. По оси «У» я располагаю просто численность преступлений, совершённых подростками в городе за последнюю декаду. По оси «Х» идут даты. М-да… – он сверился с бумажкой. – Девять дней назад – три случая необъяснимой жестокости, в прошлый вторник – уже восемь, но можно считать в пределах нормы. В среду – от четырнадцати до восемнадцати, смотря как вести учёт. Например… драки… Ну, казалось бы – подумаешь, кулаками помашут! Молодые самцы всегда выясняли отношения, а после изобретения огненной воды – тем более, хе-хе!

Шутке полковника никто не рассмеялся. Он кашлянул и продолжал.

– Мы обычные драки не рассматриваем, хотя, если их учесть, статистика получится более удручающая. Подросток пришёл из школы и зверски убил свою собаку. Привязал её к батарее и стегал проволокой, пока животное не истекло кровью. Две сестры, десяти и двенадцати лет, подожгли в деревне дом, где оставалась их глухая и полуслепая прабабушка. Студенты пытали первокурсника, зажимали ему пальцы дверью, выбили глаз. И так далее. Полнейшее отсутствие корыстных мотивов, личной неприязни, скорее похоже на помешательство.

«Мы исследовали, – отметила Рокси. – Кто такие «мы»? Этот умник явно не из убойного отдела…»

– В прошлый четверг – около тридцати, – продолжал Малой, нанося на доску метки и соединяя, их плавной кривой. – А в пятницу – резкий скачок свыше шестидесяти случаев по городу, м-да… Здесь избиения одноклассников, беспомощных родственников, поджоги машин и магазинов, нападения на прохожих без цели наживы, изнасилования. Субботние данные обрабатываются, но уже ясно, что перевалили за две сотни. – Мелок скакал по доске, выстраивая последовательность жирных голубых точек. – Не считая тех преступлений, что произошли в воинских частях, дислоцированных в городе. Ими занимаются сами военные.

– Парабола! – выдохнул Адабашьян. – Простите, господин полковник, вы ведь не оперативник? Вы – аналитик? Впервые встречаю полицейского, оперирующего понятием прогрессии и математических функций.

Малой щёлкнул выключателем улыбок.

– Любое явление, поддающееся математической статистике, можно выразить геометрически.

– Погодите, – опомнилась Рокси. – Но если возник такой рост хулиганства, почему об этом не кричат по телевизору?

– До прошлой пятницы наша пресс-служба регулярно передавала данные всем заинтересованным телеканалам, на радио и в печать. В ночь на субботу, по результатам оперативных сводок, принято решение дозировать информацию.

– Кем принято?

– На самом верху, – полковник потыкал мелком в потолок и вдруг прикрывшись ладонью, хитро подмигнул собеседникам: – Мы с вами ещё не рисовали зелёненьким цветом, м-да… – лучезарно заулыбался он, демонстрируя на ладони огрызок мелка. – Вот здесь мы будем отмечать количество подростковых самоубийств за ту же последнюю декаду.

– Снова отрицательная кривая, ещё более острый пик, – воскликнула Рокси не дожидаясь, пока встанут на место последние метки.

– А почему вы решили, что это параболы? – неожиданно остро из-под локтя глянул полковник. – Ага, ясно. Вы хотите сказать – должно же это когда-нибудь кончиться?

– Ну, примерно так… – Адабашьян достал платок и вытер лоб. Там же в кармане он обнаружил пакетик «Орбита», сунул в рот пластинку, но понял, что жевать не сможет, и выплюнул.

– Руководство ВТО связывает рост самоубийств с солнечной активностью, – заметил Роберт.

«Экие мудрецы там собрались!» – хмыкнула про себя Рокси.

– Очень может быть, – не стал возражать полковник. – Однако к нам стекается несколько иная информация. Завтра мы ждём медиков высшего эшелона, согласившихся принять участие в работе нашей группы. Тогда всем вам будут розданы результаты анализов. Заранее скажу одно: результаты более чем странные. У всех в той или иной степени – резкие изменения в крови, атрофия многих отделов головного мозга, и в то же время некоторые показатели парадоксально завышены для их возраста. Например, уровень тестостерона, м-да… Такое впечатление… – полковник на секунду замялся. Очевидно, ему не хотелось высказывать личные соображения. – Такое впечатление, что все они, и девочки и мальчики, разом начали превращаться во взрослых мужчин…

– Вы хотите сказать, что самоубийцы мутировали? – подался вперёд Адабашьян.

– Теперь – главное, – снова уклонился от ответа полковник и провёл ещё одну горизонтальную черту поверх незаконченных парабол. – Ранее мы разбирали ситуацию с детьми и подростками до восемнадцати лет. Теперь я чёрчу кривые для взрослого населения, м-да… Смотрите, что получается. Во-первых, у нас не рост, а резкое снижение числа преступлений в имущественной сфере. Вдвое упало число квартирных краж, вчетверо снизилось число угонов и краж из автомобилей. Чуть менее выраженные показатели по мошенничеству, по коррупции и наркотикам. Но здесь сложно утверждать однозначно, слишком маленький отрезок времени. Зато!…

– С ума сойти… – ахнула Анна из социального министерства.

Поверх первой параболы, уверенно обгоняя её в скорости прироста, нависала вторая. Причём её нижние значения по координатам времени отставали на три дня.

– Вы можете хотя бы примерно перечислить, о чём идёт речь? – подняла руку Рокси. – Про забитую до смерти собачку мы поняли, и про сгоревшую бабушку…

– Вы ещё ничего не поняли, – недобро улыбнулся полковник. – Следите за цифрами. С субботы и до следующей пятницы мы фиксируем только детский суицид и детское хулиганство, которое иногда заканчивается увечьями и убийствами, м-да… Сто человек взяты под стражу, многих мы отправили для освидетельствования в центр судебной психиатрии. Врачи до сих пор не могут сказать ничего вразумительного. Симптоматика не укладывается ни в одну из традиционных схем. Частичная либо полная потеря памяти, перевозбуждение, тремор конечностей, суженные зрачки…

– Кажется, я начинаю понимать… – у Рокси спёрло дыхание. – Но это… гм… Я проверила на калькуляторе. Получается, что кривая взрослых преступлений нарастает в прогрессии? Отстаёт по времени, но обгоняет по силе, так?

– Что касается самоубийств, то почти не отстаёт, – поправил полковник. – Смотрите, я помечу последние данные за вчерашний день, м-да… Сегодняшние сводки настолько разрозненные, что верить им просто нельзя. Кроме того, в провинциях картина повторяется с опозданием в пять дней.

Малой взобрался на стул и нарисовал мелом ряд точек выше доски, прямо на стене. Никто не улыбнулся, не двинулся с места.

– Но это уже не парабола… – прошептала доктор Малкович.

– Приятно иметь дело с интеллигентными людьми, – сказал полковник. – То же самое я рисовал вчера трижды, на ночном заседании Кабинета, в приёмной губернатора, и ещё… ещё в одном месте, м-да… Но это неважно. Все спрашивают меня, отчего силовые ведомства не наведут порядок… – он спрыгнул со стула, щёлкнул зажигалкой, непринуждённо закурил. Рокси подумала, что за курение в лаборатории шеф увольнял мгновенно, не обсуждая и не вдаваясь в личности. Почти сразу к ней вернулось то же самое стыдное чувство бессилия, посетившее её в холле института.

«Кожаные сапоги. Я наедине с властью кожаных сапог, – подумала Рокси. – Вот как это происходит, оказывается. Они будут курить, где им вздумается, будут плевать и мочиться на любом углу. Ещё они будут тупо шутить и ржать над собственными остротами. Им задали перцу наверху, потому что они не могут справиться с хулиганами. Естественно, ведь за хулиганами надо охотиться, куда проще ввалиться к нам, положить ноги на стол и стряхнуть пепел на ковёр. Мы же промолчим, мы – интеллигентные люди».

Рокси словно подавилась собственными мыслями. Она недоуменно оглянулась, испуганная тем количеством желчи, которое, оказывается, в себе накопила. Полковник Малой вовсе не укладывал ноги на стол. Он не носил сапог, а пепел аккуратно стряхивал в подставленную Адабашьяном пепельницу.

«Это всё из-за Хорька. Он оставил уже восемь сообщений, а я не реагирую. Это всё из-за недоумка Гризли. Бедненький убедил себя, что коварная Рокси сломала ему жизнь, и теперь не успокоится, пока мне не станет так же хреново, как и ему. Только он отряхнётся и пойдёт дальше, как и все мужики, а я остаюсь дура дурой и уже начинаю кидаться на людей».

– Полковник, вас не захотел выслушать губернатор? – спросила она.

– Не меня, а первичный доклад нашей комиссии, – покачал пальцем Малой. – Выслушали, но не захотели понять. Они видят это, – он широким жестом указал на разноцветные меловые дорожки, – но не умеют сделать верный вывод. Вывод у наших политиков в таких ситуациях всегда один…

– Лечь на дно, – подсказала Анна.

– Вы не совсем правы… – попытался вклиниться Августин из пресс-службы.

– М-да, лучше бы госпожа Сачек ошиблась, – вздохнул Малой. – Таковы издержки великого демократического пути. Как только происходит нечто, не поддающееся прогнозам, Кабинет кивает на президента и зарывается в песок. Авось буря пройдёт верхами. Президент тоже, не менее ловко, принимает придонное положение. Очень легко обозвать меня коршуном, м-да…

– И вы не боитесь нам это говорить? – с деланным восхищением прогудел Адабашьян.

– Неделю назад я бы этого не рассказывал, – согласился полковник. – Сегодня я боюсь совсем другого. При таких темпах развала ещё три дня – и некому станет рапортовать об успехах расследования.

– Если речь идёт об эпидемии, то вы обратились не по адресу…

– Эпидемиологи уже давно в курсе, – отмахнулся полковник. – По крайней мере, те из них, кто способен соображать, м-да… Они утверждают, что ни один известный вирус не способен передаваться с такой скоростью. В настоящее время… – полковник кинул взгляд на часы, – получены отчёты из трёх лабораторий Министерства обороны. Это закрытые центры, находящиеся… гм… на удалении от столицы. Туда помещены некоторые из особо буйных… гм… пациентов. У меня нет возможности продемонстрировать вам видеозапись, это строго секретно…

«Представляю себе, что там творят с людьми в ваших закрытых центрах», – подумала Рокси. А вслух спросила:

– Эти люди как-то изменились внешне?!

– Незначительно, – полковник задержал на ней взгляд – Я не имею права вам говорить, но м-да. … Уже не до секретности. Внешние изменения присутствуют, но не они являются предметом исследований. Быстрый рост волос и мышечной массы, позеленение роговицы, форма зрачков. Удлинились верхние конечности, но далеко не у всех арестованных. У самоубийц ничего не поменялось. Тем не менее, это люди. Внешне все заразившиеся остаются людьми, м-да. … Более или менее.

– Зелёные глаза? – оживился Адабашьян. – Удлинились руки? Вы нас разыгрываете, или это…

– Это то, что вы думаете, профессор. Изменения в конкретных генах. Именно поэтому мы вас известили. Сейчас сгодятся любые гипотезы.

– Предметом исследований были способы передачи? – подняла руку доктор Малкович.

– М-да, – полковник отодвинул стул и посмотрел на Рокси с нескрываемым интересом. – Только не надейтесь, что я знаю ответы на все вопросы. Я не знаю практически ничего.

– Но вы же представляете комиссию?

В лаборатории становилось всё темнее. Лица людей казались Рокси светлыми овалами, свободно парящими в сумраке.

– Комиссия? М-да, – Малой расстегнул две верхние пуговицы рубашки. – Комиссия – это где-то там, наверху. Я всего лишь крошечный винтик, гаечка, кнопочка, хе-хе…

Рокси до одурения захотелось встать и включить верхний свет. Ей почему-то стало холодно, точно включили кондиционер. Она не встала только потому, что позади сопел грузный Адабашьян, и пришлось бы перелезать через его ноги. С другой стороны, шеф внушал ей некоторую долю уверенности. С ним было не так страшно.

Человек у портьеры с хрустом разворачивал что-то. По звуку что-то чертовски похожее на пакетик с солёными сухариками.

– Если только вы приводите верные цифры, – спросил Адабашьян.

– Никакие цифры теперь не верны, – сухо ответил полковник. – Всё приблизительно. Отныне точных расчётов не ждите. Статуправление распущено по домам. Наш расчётный центр работает с перебоями. Половина офицеров не выходит на службу. Многие покинули город вместе с семьями.

– Тем не менее, – кашлянул Роберт, – не стоит недооценивать солнечную активность.

– Они выяснили, ваши люди в лабораториях? Выяснили, как происходит заражение? – спросила Анна Сачек. Она не спросила, а почти выкрикнула. Рокси подумала, что женщина из социального министерства тоже что-то чувствует.

Что-то надвигалось. Не с верхних этажей, и не по пустым коридорам. Что-то росло прямо тут, в затенённом холодном классе. Шепоты обрастали костями и мясом.

– Они ничего не нашли, – раздельно произнёс полковник и закурил вторую сигарету. – Никаких следов инфекции. Простейший математический расчёт показывает, что на каждую тысячу самоубийств подростков, совершённых сегодня, завтра придётся восемь тысяч случаев суицида взрослых. А послезавтра…

– Двадцать четыре тысячи, – не удержалась Рокси. – И семьдесят две тысячи на следующий день.

– А вы – молодчина, хи-хи! – каркнули из темноты. Рокси дёрнулась, словно её укололи. Она так и не поняла, кто засмеялся. Человек у окна шуршал обёртками и громко чавкал.

– Отлично считаете. – Огонёк сигареты описал круг. – Только одна ремарка. Сегодня уже не третий, а пятый день или шестой, м-да…

– Г-ох… – Адабашьян издал клокочущий звук, как будто ему в горло попала кость.

– Но… Не существует болезни, которая распространялась бы такими темпами, – пискнула Анна.

– Вы хотите сказать, что сегодня могли покончить с жизнью шестьсот тысяч человек? – спросила Рокси.

– М-да… Предположительно, по стране на порядок больше. И примерно столько же совершено убийств. Либо покушений на убийство.

– Полковник, одну минуту, – ужом зашипел чиновник из команды губернатора. – У нас в пресс-службе совсем иные данные. В городе сохраняется спокойствие…

Рокси захотелось сильно зажмуриться и сосчитать до десяти.

– А теперь спросите меня, что объединяет эти случаи? – полковник снял очки, прошёлся мимо лампы, и Рокси заметила набухшую сетку сосудов в белках его глаз. – Как и все остальные смертельные исходы, пришедшиеся на преступления прошедшей недели?

– Боже мой, неужели кукуруза… – ахнула Рокси.

– Почему кукуруза? – дёрнулся Малой.

– Да как-то… Вы же сами сказали профессору, что у девочек в желудках кукуруза. Ну, у тех, кто прыгнул с крыши…

– Ах да, извините, ну, конечно же! – Малой неожиданно расхохотался. Рокси вздрогнула и почувствовала, как позади вздрогнул Адабашьян.

– Прошу вас, не обращайте внимания, это пройдёт! – полковник корчился, словно не мог сдержать приступ смеха.

– Ничего страшного… – торопливо заговорила Рокси. – Просто я сейчас как раз занимаюсь этой культурой, и вдобавок сегодня позвонил мой… мой бывший муж и сказал, что его изваляли в кукурузе.

– Изваляли? – Малой кое-как пришёл в себя.

– Как я поняла, там кого-то вырвало. У него в школе. Он учителем работает. Кого-то вырвало, и он вляпался… – Рокси почувствовала, что несёт полную чушь. Однако на сей раз полковник не улыбнулся. Его странный приступ прошёл так же быстро, как начался.

– Поэтому мы вас и пригласили. Ведь именно вы выдвигаете тезис о перерождении мозговой ткани у теплокровных, питавшихся модифицированными продуктами?

– Но… я ещё не выдвинула… – доктор Малкович растерянно обернулась к шефу. Адабашьян прижал к груди пухлые ладони, всем своим видом показывая полную непричастность к утечке информации.

– Мы следим за вашей работой и, не буду скрывать, восхищены, – молитвенно сложил руки полковник. – Доктор, я бы очень хотел, чтобы у вас с самого начала нашей совместной деятельности сложилось верное представление. Хотим мы этого или нет, но мы находимся в состоянии войны. Причины и моральные принципы, которые якобы заставляют кого-то отсидеться под кустом, для меня не существуют. Это война для каждого.

– Никому не удастся лечь на дно, – бесцветным голосом добавил мужчина, сидевший у окна, и громко икнул.

– Что вы конкретно хотите знать? – хрипло спросила Рокси.

– Всё. В первую очередь – возможно ли такое, чтобы генетические изменения произошли одновременно с сотнями тысяч человек и на огромной территории?!

Рокси беспомощно повернулась к шефу. Адабашьян толкнулся ногами, подъехал к столу, под свет. Его обычно свежее лоснящееся лицо как-то разом постарело.

– Да, – выдавил он. – Конкретно мы именно так и считаем. Но это не официальная точка зрения Учёного совета и руководства института.

– Но сертифицированные продукты не могут вызывать мутаций! – опомнился мистер из Торговой организации. – Полковник, мы топчемся по кругу. Все группы продуктов, проверенные экспертами ВОЗ, не подпадают…

Полковник резво обогнул стол и ткнул Роберта пальцем в грудь.

– Мистер Клеменс, я пригласил вас с одним условием – слушать. Молча слушать! Пожалуйста, у меня был не самый приятный день.

Клеменс плюхнулся на стул. К своему немалому изумлению, Рокси заметила, что Августин, весь такой лощёный и прилизанный, под столом тянется ногой к ноге госпожи Сачек. Анна что-то чертила жирным маркёром прямо на полировке стола.

Рокси захотелось заорать во весь голос, но тут ей в голову пришла идея.

– А среди самоубийц есть старики?

– Нет. Кажется, нет. … А почему вы спросили?

– Потому что модифицированные продукты повседневно употребляют люди последних поколений. Лет сорок назад никто о них не слышал. Попкорн и прочие чудеса активно поглощают дети, и в меньшей степени – родители детей. Те, кому не больше сорока.

– Какая чушь! – скрипнул зубами Клеменс. – Если вы приводите цифры, позвольте и мне. У меня есть друзья в США, они тоже снабжают меня информацией. Нет никаких возрастных критериев. Это массовое безумие, вот и всё. Да, в начале прошлой недели казалось, что возвращаются подростковые бунты! Но уже через день ветераны флота громили и поджигали собственный госпиталь! Что вы на это скажете? Полковник, я вовсе не пытаюсь опровергнуть ваши выводы, но не валите всё на невинный попкорн. Если кому-то в вашем правительстве нужно под шумок пролоббировать национальное производство, это их право.

– Возраст тут ни при чём! – прервала эксперта Рокси. – Мы выяснили, что последние двадцать лет все возрастные категории потребляют изменённые продукты. Просто дети более восприимчивы, тут играет роль множество факторов. В первую очередь – городская среда. На следующей неделе мы собирались сообщить о результатах наших опытов.

– Так вы прогнозировали этот кошмар? – ахнула госпожа Сачек.

– Можно сказать и так. В условиях «чистого» эксперимента изменения в наших мышах, кроликах свинках наступали в пятом шестом поколениях. Но мы создали полную действующую модель городской среды. Результаты совсем иные, – Рокси облизала пересохшие губы. – Это невозможно рассказать без демонстрации, но у нас ещё не всё подготовлено.

– То есть – мистер Клеменс перегнулся через стол. – Вы утверждаете, что миллионы людей вполне могли одновременно сойти с ума оттого, что десять или двадцать лет кушают чипсы и попкорн?

– Да.

– Извините, но это бред, – вступила в беседу госпожа Сачек. – Сегодня утром я слышала, что тринадцатилетние мальчики выжгли свастику на теле девочки! Они-то когда успели мутировать?

– Выражаясь языком ядерщиков, – загудел Адабашьян, – детям досталась ещё и доза родителей.

– Вы все чокнутые! – Анна покачала головой и швырнула об пол маркёр. – Вы чокнулись со своими свинками! Люди – это не свинки!

– Совершенно верно – вздохнула Рокси – Люди в данном случае вообще не изучены.

– Сегодня нам не успеть собрать всех заинтересованных людей. Господин профессор, утром вы будете готовы? – полковник потянулся к телефону. – Я вызову сюда к десяти всех наших экспертов. Больше ждать нельзя. Если у нас есть хоть малейший шанс.

– Утром мы будем готовы доложить. – Адабашьян поднялся, кивнул Рокси. – Но вы не совсем верно понимаете. Мы не занимались разработкой лекарств или вакцин.

– Вот вместе и займёмся, – хохотнул человек у окна.

Доктор Малкович поёжилась.

– Сейчас я могу ехать? Вы нас отпускаете?

– Одну секунду… – Малой слушал верещание из другой трубки. – Профессор, вы приехали на своей машине?

– Нет… то есть да. А какое это имеет значение?

– Я вынужден вас просить оставить автомобиль здесь. И вас – тоже, – повернулся полковник к Рокси. – Мой водитель развезёт вас по домам на служебной машине.

– Но… Что за ерунда? – взвилась Рокси. – С чего бы это мне бросать здесь машину?

– Для частного транспорта проезд ограничен. Только что мне передали – введён комендантский час, движение в центре только по спецпропускам. Или вы предпочитаете идти пешком? Слышите?! – Малой отошёл к окну, резким движением отдёрнул штору, распахнул раму.

На волнах сырого сумрака в лабораторию вплыли хлопки одиночных выстрелов, трескотня автоматов, а затем стёкла сотряслись от далёких взрывов.

– Боже мой… – прошептала Анна Сачек.

– Вас заберут в восемь утра, – буднично сообщил полковник, подсаживая женщин в бронированный джип. – Ни в коем случае не выходите из квартиры, и не открывайте двери, даже если звонящий представится полицейским…

Шофёр в форме химических войск почесал стриженый затылок и завёл мотор «геленвагена». Малой захлопнул дверцу, кивнул своим солдатам.

– Не беспокойтесь. На ночь институт будет взят под охрану. Лишь бы нам успеть выработать план. Я доложу наверх…

– Что вы с нами, как с детьми? – обиделась Анна Сачек, которую поместили на заднее сиденье. – Двери не открывать. Может, ещё спички не трогать, и в розетки пальцы не совать?

– Полчаса назад власть в столице перешла к военному коменданту, – нехорошо улыбнулся Малой. – Жаловаться некому.

Не прошло и пяти минут, как Рокси убедилась – жаловаться действительно некому. На первой же развязке «мерседес» уткнулся в колоссальную километровую пробку. Полицейские, дежурившие с автоматами, пропустили джип полковника на реверсивную полосу.

– Боже, куда они все в это время? – ахнула Анна. Джип в гордом одиночестве нёсся навстречу потоку огней.

– Сваливают из города, крысы – водитель опустил стекло, смачно сплюнул в темноту.

– Сваливают? – Рокси не могла поверить собственным глазам. За окнами проплывала панорама горящего супермаркета. Купол крыши наполовину обвалился, пожарные машины заливали пылающие витрины пеной, десятки человеческих фигурок прыгали вокруг, создавая впечатление коллективного шаманского танца. На проспекте Доблести машину снова остановили, но уже не полиция, а военные. Высокий капитан в мокром прорезиненном плаще посветил в салон фонариком, внимательно глядя каждому в глаза. Пока что пропуск действовал безотказно.

Навстречу, в сторону Южного шоссе, плотным потоком катили машины с беженцами. В свете фар Рокси успевала заметить детские рожицы, прилипшие изнутри к стёклам, прикрученные к багажникам баулы и чемоданы, собачьи морды с высунутыми языками. Горожане покидали город.

Первой высадили госпожу Сачек, затем Адабашьяна. При въезде во двор профессора «геленваген» застрял. Видимо, не так давно в узкой подворотне не смогли мирно разъехаться два автомобиля представительского класса. За моросью дождя моргали габариты лежащего на боку «лексуса», резко пахло бензином. Из распахнутого кожаного чрева машины свисала мужская рука в белой рубашке, на запястье сверкал золотой браслет. Офицер, приставленный полковником, велел всем оставаться в салоне, вышел под дождь. Рокси заметила в его руке короткоствольный автомат.

– Чёрт знает что, – прохрипел Адабашьян. – Я дойду пешком, не стоит.

– Извините, у меня приказ.

– Чёрт знает что! – повторил профессор. – Рокси, до завтра. Я словно под конвоем!

– До завтра, – в последнюю секунду, когда любимый шеф уже вставил ключ в дверь парадной, Рокси мучительно захотелось его окликнуть, выскочить из машины и забрать профессора с собой. Но она ничего такого не сделала. Она позволила профессору уйти. У Рокси было ощущение, будто она бросила его посреди страшного ночного леса.

Пока джип взбирался на мост через Новую, доктор Малкович трижды пыталась дозвониться до матери. Водитель качал головой, объезжая восьмую по счёту аварию, а Рокси мысленно умоляла маму взять трубку. Она проклинала себя за то, что так и не удосужилась толком научить мать пользоваться сотовой связью. Наконец она догадалась набрать городской номер.

– Со мной всё в порядке, доченька… – издалека удивилась мама. – Но у соседей творится что-то…

– Мама, никуда не уходи и не открывай двери! Никому, слышишь! Никому! Завтра я тебя заберу…

…Джип мягко ткнулся колёсами в бордюр.

– Спасибо, вот мои окна, я дойду сама, – Рокси выпрыгнула прямо в лужу. Офицер взял под козырёк. Шофёр засмеялся неизвестно чему. От его смеха Рокси передёрнуло.

– Завтра в восемь, – напомнил офицер.

Рокси уже набрала код на двери, оглянулась, чтобы ему ответить и застыла с открытым ртом. «Мерседес» сдавал задом, в салоне горел свет, потому что офицер так и не захлопнул заднюю дверцу.

Молоденький шофёр оторвал ладони от рулевого колеса, ухмыльнулся и показал Рокси неприличный жест. Его глаза светились, как два изумруда.