Текст книги "Останкино 2067"

Автор книги: Виталий Сертаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Мы спускаемся на шесть этажей, я целую ее и говорю, что заеду за ней вечером. Милеша очень долго обнимает меня за шею и трогает мои губы губами. Держится очень естественно, глаза полузакрыты, ни малейшего притворства. Рядом со мной сильно влюбленная женщина. Поворачиваюсь и направляюсь к подземной стоянке такси. Машина резво набирает ход в полутемном тоннеле, у водителя шумит радио, я называю какой-то адрес, но не слышу собственных слов. Однако шофер кивает, уходит в правый ряд, мы разворачиваемся над Охотным Рядом и становимся в очередь на монорельс.

Стоп! Я уже невольно напряг брюшной пресс, ожидая крайне неприятную процедуру выхода из стрима, но Костадис снова обманул меня. Мелодичный сигнал в левом ухе.

– Да? – тихо отзывается Костадис, не включая визуал.

– За вами чисто, – рапортует невидимый собеседник. – Ваша спутница вышла следом и пересекла проспект. Сейчас она в детском развлекательном комплексе. Сидит… хм… Она сидит в кабинке для сетевой игры. Сделала один звонок, в защищенном коде, говорила, отвернувшись к стене. Сейчас к ней подошла девушка, они разговаривают, отвернувшись.

Водитель барабанит пальцами по рулевому колесу в такт музыке. Впереди нас «ягуар» втянул под днище колеса и, плавно набирая скорость, скользит по рельсу в небо над Манежем. Шлагбаум переключился на красный свет, через две машины наша очередь. Я трогаю мальчишку за плечо, кладу ладонь на опознаватель между сиденьями, перевожу ему щедрые чаевые.

На Тверской меня засасывает поток фланирующей публики. Милену я нахожу быстро: она действительно в гейм-центре. Она скрывается в массивном сооружении с сервомоторами, с двумя анатомическими лежанками и сложными штурвалами. Широкий люк, изображающий бронированную плиту, сдвинут в сторону. Однозначно Милеша не играет в космонавта, но какого черта она тут делает, вместо того чтобы выбирать наряды?

И вдруг люк «звездолета» до конца отъезжает в сторону. Положив руки на штурвал, Милена внимает и кивает, а рядом, повернувшись боком, что-то говорит девица в белом анораке с высоким стоячим воротником.

Я стремительно разворачиваюсь, но, пока глаза привыкают к перемещениям блеска, пока нахожу верный угол, картинка меняется. Продираюсь сквозь вопли динозавров, выстрелы и хохот, пальмовые листья и напряженные улыбки продавцов.

– Где она?! – одну за другой дергаю дверцы пустых гейм-боксов.

– Кто, милый? – Милеша распахивает глаза. – Ой, как ты меня напугал! Почему ты вернулся? Что случилось? Ты решил не ехать?

Девчонка-менеджер застывает с микрофоном у рта и пачкой буклетов в руках. Из галереи вежливо выглядывает черный швейцар в ливрее.

– Она только что подходила к тебе, эта, со стоячим воротником, похожа на иностранку!

На ее лице – полная беспомощность, затем она сменяется почти детской радостью.

– Ах, милый Тео, ты так напугал меня! Как здорово, что ты ревнуешь… Как это приятно, оказывается. Но здесь никого нет.

…Толчок в спину, толчок в грудь. Темнота и яркий свет. Влажная салфетка, цепкая рука на лбу, перед носом – бумажный пакет на случай рвоты. Комариный писк в ушах и тряска во всех мышцах. Ощущения при выходе из стрима всегда довольно болезненные. Возникает какой-то там резонанс, организм перформера подстраивается под ритмику и восприятие другого человека, а выход всегда происходит резко.

Мохнатые брови сошлись у переносицы, надо мной озабоченная физиономия Гирина.

– Говорить можешь? Воды дать?.. Януш, давай сразу, первые впечатления. Дружочек, приди в себя! Ты что-то видел? Пойми же, все, что у нас есть, – это твои впечатления. Ах, черт! Техник кричит, что чип уже разрушился. Вот же гад этот Костадис!.. Что там было, дружок? Кого ты там видел, ну?!

Меня уже не тошнит. Все хорошо, все просто замечательно. Я дорого бы дал, чтобы оказаться сейчас с Костадисом в одном самолете. Потому что запись оборвалась на самом важном для меня месте. Потому что внешность женщины в белой куртке мне чертовски знакома.

Никто на моей новой работе не узнает, что благодаря бывшим коллегам из Управления я раздобыл несколько следящих приборчиков элитного класса. Одна из таких «стрекозок» периодически охотится за Ксаной. Это мерзко, это недостойно, но я ничего не могу с собой поделать.

Я никогда не ревновал Ксану к ее розовым подружкам, но память на лица сыграла шутку. Девка в белом анораке знала погибшую Милену Харвик. Эта же девка как минимум дважды целовалась с моей женой в барах. Только у нее была другая прическа, цвет волос и глаз, и на бровях светились скрабстилы.

Итак, мужик из ресторана встречался мне у собственной двери, а девушка, встретившаяся с Миленой, прежде лапала мою жену.

– Он тот еще пройдоха, наш Костадис, – выдавливаю я сквозь кашель. – Никого там нет, он над нами посмеялся. Ничего интересного я не видел.

8. Подполковник и коко

«Опель» вырвался из бесконечной вереницы авто, летящих по Второму транспортному, и занял очередь к терминалу. Все, кто хотел покинуть столицу, честно дожидались под светящимся табло.

«Внимание! Вы выезжаете из зоны милицейского контроля! Для лиц, не имеющих постоянной московской визы, проезд только через транзитные посты!»

Под колпаком терминала датчики токсинов замигали зеленым светом. Януш снял респиратор.

– Добрый день, господин Полонский! У вас на теле зафиксированы четыре электронных устройства, и одно находится в автономном полете.

– По роду своей деятельности я имею право…

– Нет проблем, господин Полонский. Я вижу, кем вы работаете, но обязан спросить, нет ли у вас причин опасаться насильственных действий?

– Нет, это обычные предосторожности.

– Отлично! Вы не указали в маршрутном листе вашего автомобиля цель поездки. Сожалею, но с прошлой недели введен еще один опросник.

– Я, наверное, отстал от жизни, – поставив ногу на педаль, Януш заполнил формуляр. – Я верно понял? Иногородние и дважды судимые теперь лишены свободного передвижения?

– Вы верно поняли, господин дознаватель! – Офицер на экране уже отвернулся, оформляя следующую машину. – Будьте осторожны, не покидайте зеленую зону.

«Опель» обогнул полицейский броневик и нырнул в грязный проулок. Парни в касках, дежурившие у водометов, проводили его тяжелыми взглядами. За пределами Второго транспортного кольца начиналась совсем другая Москва. Здесь тихо разрушались столетние «хрущевки», держались самые низкие ставки аренды, а про содержимое складов ходили темные слухи. Здесь громыхали автосервисы, заглатывая украденные в Европе авто и чопперы. Здесь разгружались фуры без документов и назначали разборки лидеры радикалов. В заброшенных фабриках ютились колонии нищих, напрочь лишенных опознавательных маячков. В здешних кабаках набирали актеров в экстремальные шоу, а за драг рассчитывались нелегальной наличностью.

Полонский покосился на приборную панель. Так и есть, все три датчика, отражавшие разные показатели агрессии внешней среды, наливались малиновым цветом. Метрах в двадцати от ближайшего перекрестка шестеро подростков валялись на засохшем газоне и смотрели прямо перед собой. Они походили на брошенных тряпичных кукол, с вывернутыми руками. На их лицах и на одежде лежал толстый налет пыли; такой же покрывал кривые дома и заборы. На бордюре, потягивая пиво, сидели еще десятка полтора ребят. Януш прикинул, что в это время все они должны быть в школе.

Если здесь вообще работают школы…

Адрес, указанный Клементиной Фор, Януш отыскал с трудом. Клуб располагался за кирпичной кладкой старой фабрики. Выше третьего этажа окна были выбиты, а ряд пожаров довершил картину разгрома. На сотни метров вокруг расстилались заросшие травой пустыри. Полонский с трудом отыскал место на подземной парковке. Машину обступили нагловатые парни с кавказской внешностью и кавказской овчаркой. Один, не глядя, принял плату, другой, зевая, скользнул взглядом по одежде и сумке, но дознавателя эта показная небрежность не обманула.

– Я договаривался о встрече. Передайте, что приехал Полонский.

– На нем куча электронного дерьма, и «стрекоза» летает, – произносит писклявый голос за дверью. – Проще сразу пристрелить, чем обыскивать.

– Заметано, – соглашается серый «ящер» и наводит на Януша рифленое дуло.

Полонский разбирается в оружии. В лапах у «стража ворот» контрабандный разрядник, созданный в Китае для спецподразделений и запрещенный конвенцией ООН. Бьет на двадцать метров наповал и без всяких пуль и крови. Однако годзилла не стреляет.

Клементина в штатском. Издалека показывает гостю, что он замечен, и кивает на боковую дверь. Януш перешагивает порог «фиолетовой гостиной». Здесь сумрачно, нет окон и от перестука ударных вибрирует потолок. Здесь пахнет травкой, дыней и пряным женским парфюмом. За аквариумом светятся сразу четыре скрина.

В это место приглашают немногих.

«Комиссарша» здесь не на службе, ее бульдожья хватка чуть мягче. Но в ее опухших стальных глазах такое выражение, что хочется побыстрее выйти и закрыть за собой дверь.

– Это Коко, она здесь главная, – представляет Клементина, стряхивая пепел на ковер. – Говори, я от нее не скрываю. Когда я перестану ей доверять, я ее зарежу.

Полонский и Коко несколько секунд разглядывают друг друга. Мужчина думает, что давно не встречал такой смеси целомудрия и обжигающей порочности. Тоненькая блондинка сидит на барном табурете непринужденно, одной ногой переплетясь с хромированной ножкой, другую ногу поджав и положив щеку на голое колено. На ней очень короткие кожаные шорты и роскошный свитер из ангоры с высоким воротником. Глаза прикрыты зеркальными очками с фиолетовыми стеклами, а когда она отворачивается взять со стойки сигарету, на шее становятся видны следы укусов. Ни за что не скажешь, что девочка ворочает крупными делами.

Януш достает папку.

– Это моя жена, снимки сделаны в женском пансионе «Ирис и карамель» и…

– Я вижу, где сделаны снимки, – вздыхает блондинка.

– Коко, именно поэтому я пока не хочу в этом копаться официально, – вступается Клео. – У меня частная просьба. Вероятнее всего, жена нашего приятеля просто выбирает не тех друзей.

На снимках Ксана отснята почти в полной темноте, среди лиловых сполохов на кирпичной стене. «Стрекоза» не пыталась подключить видеоадаптер, даже покадровую съемку вести было непросто.

– Я знаю, на кого ты горбатишься, блондинчик. Но частных просьб не бывает. Все завязано, не согласен? – Коко передает дознавателю граненый стакан и листочек с цифрами.

– Ровно пять тысяч. – Януш переводит деньги на счет, указанный в записке. – Я надеялся, что… что вы имеете отношение к «Ирису и карамели».

– Я ко многому имею отношение, но тебя мои отношения не коснутся, пока не раздавишь «стрекозу». Тебя предупреждали, чтобы не брал с собой подлых ментовских штуковин?!

Чертыхаясь, Полонский велит камере опуститься на ладонь. Пока он с тоской уничтожает ценнейшую следящую аппаратуру, пять тысяч евро исчезают, а Клементина разворачивает к нему один из скринов:

– И кто из них твоя жена?

– Моя жена – слева. Но нам нужна эта рыжая рядом с ней. Эта рыжая замешана в убийстве нашего перформера.

– Мне наплевать на вашу телевизионную кухню, – отмахивается Коко. – Если эта крошка не федеральный агент, за пять штук ты получишь ее живой.

Скрин поделен на шесть фрагментов, в каждом идет сверка изображения рыжей девушки, обнимающей Ксану, с возможными двойниками.

– «Ирис и карамель»… – хихикает Клео. – Такты позволяешь своей жене посещать это милое гнездышко?

– У нас контракт на гостевой брак, – вяло оправдывается Полонский.

– То есть по шестому пункту у твоей киски полная свобода?

Януш потирает лоб. Словно тысячи иголочек колют череп изнутри. Он никак не может сосредоточиться на словах собеседницы. Он слышит вопрос, но никак не может найти ответ.

– Что с тобой, Януш? Ты не помнишь, как выглядит твой собственный контракт?

Он не помнит.

Сердце бьется все скорее, дознаватель вытирает вспотевшие ладони о брюки. Он понятия не имеет, где лежит этот чертов контракт. Он должен быть, просто обязан находиться в сейфе среди важных документов. Зашитая папка, в ней пачка бумажных листов, пластина из полиэтилена и герметично упакованный чип.

– Я свяжусь с донной Рафаэлой, – подводит итог Коко. – Одного тебя не пропустят в «Ирис», поедешь со мной.

– И не дай бог, попытаешься потрогать ее задницу, – пристрелю обоих! – добавляет госпожа подполковник.

Поиск завершен. Навстречу Янушу разворачиваются сразу три трехмерных полотнища. Дознаватель чувствует себя раздавленным. Здесь не просто «Ноги Брайля» во всей красе, здесь гораздо больше информации. Совсем не то, что он ожидал.

Гораздо хуже.

– Расстроился, капитан? – участливо склоняется Клементина. – Баб любить надо, а не контракты с ними подписывать.

Ксана с рыжей девчонкой. Чокаются, пьют на брудершафт.

Ксана с двумя похожими толстыми блонди, трогает чью-то оголенную грудь.

Десятки застывших мгновений. Ксана в офисе. Непонятно где, он там никогда не был.

Ксана платит штраф за неправильную парковку.

Ксана на улице, сидит в незнакомом лимузине. Очень дорогая машина, с бензиновым движком. Она еще не вышла, только выставила одну ногу за порог. Держит в руке пачку бумаг и что-то темпераментно доказывает мужчине, сидящему в глубине салона.

– Заметил соперника, Януш? – участливо интересуется Клео.

– Нет, не соперника… Откуда у вас этот снимок? – вырывается у него. Януш тут же жалеет, что спросил, но госпожа Фор в приветливом настроении.

– Дурацкий вопрос для бывшего мента. Ты не находишь, киса? – Она трогает губу Коко. – Присмотрись, лапушка. Это выезд из подземного гаража под Лубянкой.

Точно. Теперь он узнает, просто ракурс необычный. Всегда немного странно выглядят снимки, сделанные с мобильных камер, которыми федералы окружают объекты государственной важности. Дознаватель думает, что легкости, с которой эта бандитка Коко нашла компромат на его жену, все мы обязаны ядерному взрыву у берегов Калифорнии. Если бы не купленная террористами в России бомба, до смерти напугавшая Америку, федералы бы не протолкнули в Думе свои требования по безопасности. Уже много лет вопрос не обсуждается: «стрекозы», «жуки» и «черви» повсюду. Сложно сказать, где их нет, поскольку сложно сказать, где нет угрозы государственным интересам. Первые летают, вторые бегают, третьи лезут из-под земли, подкапываются и прогрызают ходы в бетоне.

Разумеется, в интересах национальной безопасности.

– Твоя киска тебя удивляет, да, блондинчик?

Итак, лимузин остановился в неположенном месте, всего на несколько секунд. Возможно, именно Ксана была виновата в том, что машиной заинтересовалась ближайшая «стрекоза», патрулировавшая выезд из гаража. Женщина замешкалась, не вышла вовремя, что-то втолковывая своему флегматичному спутнику. Мужчина сделал все, чтобы его не смогли опознать. Когда дверь открылась, он откинулся на кресле; лицо почти целиком находится в тени, освещен наискосок лишь край подбородка и участок шеи над сиреневым воротничком. Спутник Ксаны не вел себя как преступник, ему некого бояться; судя по жесту, он привык к назойливому вниманию журналистов…

Дознаватель не может выдавить ни слова.

– Донна Рафаэла ждет. – Коко заканчивает разговор по одной из линий, поднимает на Януша черные зеркала очков. – Что надо сказать, лапушка?

Полонский помнит, сколько денег он тут оставил, но это не мир Клементины, это мир ее темных подруг.

– Я ваш должник, – признает он.

– И выключи маячок. У меня есть умненькая девочка, она сделала так, что твой маяк будет моргать вместе с маяком твоего «Опеля». За твоим авто поедет мой человечек, посмотрит, как и что. Если я верно поняла, в этом деле пахнет гнилью. Это значит – нельзя расслабляться.

Полонский пытается вспомнить, когда он в последний раз покидал опознавательную всероссийскую сеть. Возможно, лет двенадцать назад, перед поступлением в Академию.

– Я тоже отвечаю за твою безопасность, котик. Маяк не погаснет, все будут довольны. Ты ведь не слышал о директиве ФСБ за номером «а» шестнадцать дробь сто шесть от прошлого понедельника?

– От прошлого?.. – Януш кое-как фокусируется на ее словах.

Подружка Клементины не похожа на федерального агента. Но никакое постороннее лицо не может быть знакомо с директивой грифа «а», и к тому же недельной давности. И среди милиции посвящены наверняка лишь высшие чины. Вместо хозяйки клуба дальше говорит госпожа полковник:

– Они готовят запрос в Думу, и жопы, скорее всего, подпишут. Месяца через два то, чем мы сейчас невинно забавляемся, обзовут самым страшным преступлением. Опознавательный контур станет круглосуточным и обязательным для всех. Ну, обязательным для всех, кроме самих жоп, естественно.

– Это нереально, нет соответствующих мощностей…

– Мощности уже созданы. Останкино строит новый центр обработки данных. Они охватят страну в два этапа, используя китайские спутники. Они не оставят никого без присмотра. Но не это главное, капитан.

Януш на миг выныривает из водоворота, на дне которого Ксана коротко целует мужчину в лимузине. Он выныривает, но не в силах охватить новую реальность. Несомненно лишь то, что Клео не лжет.

– В Чертаново грохнули большую шишку. Он плавал в бассейне с девками и с включенным маяком. Только маячок у него был не такой, как у ментов, а на пеленге у его собственной охраны. Официальная версия такая. «Червяк» китайского производства, с микропроцессором от «Сони» и холодным буром. Он прошел по канализации, прогрыз решетку в сливном отверстии бассейна и шарахнул разрядом в пять тысяч вольт. После этого распался на куски, а любители бани всплыли, как прожаренные бифштексы.

По слухам, подобная игрушка стоит порядка сорока штук, а матрица, заложенная в ней, чуть ли не мощнее, чем на центральном компьютере метро. Забавно, да? «Червячка» ведь нельзя вести ни со спутника, ни из наземного авто, его выпускают за пару кварталов в люк…

– Клео, ты хочешь сказать, что робот шел на пеленг маячка?! Это абсурд!

– У тебя неважно со слухом? Маячок убитого жирняка замыкался на пульт его собственной охраны. Это повод протащить закон, и федералы вцепились зубами. Они уже давят на президента и почти наверняка продавят Думу. Кстати, твои боссы только «за». Все локальные сети слежения будут аннулированы как не-на-деж-ные.

– Быть того не может! А «чрезвычайщики»? А налоговая? «Скорая помощь», в конце концов?!

– Внешне все останется как есть. Большинству граждан дела нет до того, через какой спутник за ним будут следить и кто именно.

– Это чертовски сложно и дорого… Такая запутанная система будет постоянно зависать.

– А кто считает деньги, котик? – ухмыляется Коко. – Максимум полгода, и мир станет другим. Никто не считает изменениями то, что происходит сегодня, на глазах и без особой помпы. А это и есть самые страшные изменения, котик, самые необратимые. Поэтому выключай маяк, пока еще можно!

– Вы думаете, что за мной следят?

Полонский изо всех сил пытается сосредоточиться. Что-то нехорошее происходит с организмом, крутит в животе, и вкус на губах, будто дыма надышался.

Он думает о своем брачном контракте, которого нет.

О внезапной головной боли.

О полном мужчине, которого Ксана целовала в машине. Он думает о мертвой Милене Харвик с синим флажком осведомителя. Что-то складывается из этих обломков, но мешают стальные зрачки госпожи Фор. Она ищет сторонников и слишком ясно дает понять, против кого намерена строить баррикаду.

– Береги себя, Януш, почаще оборачивайся. Коко тоже не понравилась та сучка, что сосалась с твоей женой. А Коко редко ошибается.

Полонский вынужден себе признать, что почти забыл о рыжей девушке в белом анораке, встречавшейся с убитой Миленой Харвик. О девушке, оказавшейся в игровом центре за минуту до убийства перформера. О девушке с рыжим чубчиком, целовавшейся с его женой. Он думает о спутнике Ксаны в белом лимузине.

Это Лев Сибиренко, владелец телеканала и отец персональных шоу.

9. Реаниматоры

«Салоники», «Жажда» и Костадис.

Сибиренко и моя жена.

«Жажда» и «Реаниматоры».

Хаос и полный бардак в мыслях. Я разворачиваю скрин и говорю слово «Жажда».

«Реаниматоры» вышли на экраны кабельных сетей раньше и удерживали пальму зрительского спроса почти полгода. Мне было тогда… лет шестнадцать. Я уже получил подтверждение, что прошел тест на перфоменс. Еще не было точно известно, какой статус мне присвоят – сценарный или целевой, но силовые ведомства уже прислали приглашения на учебу. О том, что в семье Полонских вырос редкий открытый перформер, никто пока не догадывался…

Шоу мы с пацанами смотрели на ворованном скрине. Это уже было после того, как федералы стали метить все лицензионные носители. По идее, скрин должен был моментально выдать тревожный сигнал на ближайший ретранслятор, а в райотделе только этого и ждали. Но у одноклассника Андрюхи был знакомый, который «варил» в системах безопасности и знал несколько способов обойти запреты. В те годы, до принятия общеевропейского уголовного кодекса, запретов было множество. Если тебе не исполнилось четырнадцать, шестнадцать или восемнадцать, ты не мог просмотреть программы с соответствующим количеством крестов. Германская техника даже не требовала паролей или прикосновений. Она чуяла твое прыщавое присутствие в комнате и перескакивала на соседнюю волну либо возвращала на предыдущую страницу в поиске.

Евросоюз принял решение вводить в схему каждого компа чип возрастного контроля. Взрослые теперь не могли посмотреть порно в присутствии несовершеннолетних детей. А наша развеселая компашка, даже раздобыв пиратский диск «Реаниматоров», не могла насладиться им ни у кого дома.

Мы скинулись вчетвером, купили «левый» скрин и поехали к Андрюхиной сестре: у нее дома было спокойнее всего. Мы охладили пиво, вскрыли мешок чипсов и с некоторой робостью воткнули диск.

Через пять минут просмотра кушать нам расхотелось…

– Добро пожаловать в команду реаниматоров! – кривя на сторону рот, гнусаво произнес парень в рваной футболке.

Он был весь какой-то кривой. На губах шелушились болячки, под глазами висели мешки, но возможно, они были нарисованы. Ведущий выглядел больным, он постоянно чесался и прикладывался к бутылке. Он трепался с операторами, матерился и по ходу дела поливал грязью всех шишек в официальном телемире. Потом рядом с этим тощим уродом возникла девчонка с закрашенными разной тушью глазами, в дырявой латексной юбке и грязном бюстгальтере. Ее золотушные плечи были покрыты тату на темы сатанизма, а на груди болтались железные амулеты. Андрюхина сестра узнала в этом стилизованном кошмаре певицу из супермодной группы «Утренний инцест».

Оба слишком профессионально косили под отребье и очень старались сделать «все наоборот». Все наоборот. Творцы «Реаниматоров» старательно переворачивали с ног на голову все представления о мирном семейном вечере у телевизора. Репортаж со свалки, груды автопокрышек, стаи чаек, нищие у костров и «штабной» вагончик, размалеванный в цвета российского флага. Сюда же подкатывают закрытые машины с будущими участниками шоу. Их выводят с завязанными глазами и строят на краю обрыва. Желтушный свет прожекторов, стелющийся черный дым, чавкает грязь под ботинками съемочной группы.

Много людей в кадре, которых быть не должно. Слева от ведущих двое осветителей уминают тушенку из банки. На заднем фоне у костра греют руки девушки-гримеры, по кругу передают пачку сигарет. Затем оператор рывком задирает камеру и общается с тем, кто сидит на платформе. Съемочной группы в кадре быть не должно, это известно каждому. Но они есть, и они ведут себя, как будто так и надо. Кажется, кто-то из мужчин даже собрался помочиться, пристроившись за перевернутым автобусом. Ведущие без стеснения говорили зрителям: «Ну, что, сопляки, захотелось чего-нибудь настоящего? Мы вам покажем настоящее, не сладенькую водичку, а такое реалити, что аппетит пропадет! Мы вам покажем, на что способны ребята с улиц, обычные парни и девчонки, а не лощеные типчики из недр телевидения! И нам ни к чему все эти трюки, которым учат в институтах, типа правильной постановки света, экспозиции и подачи материала. Мы снимаем „Реаниматоров“, а кому не по вкусу – пусть смотрят вонючее старье, вроде „Башни страха“!..»

Словом, начиналось зрелище, кардинально отличавшееся от всей этой мутноватой, паточной бодяги, от которой рыдали старушки. Сестра Андрюхи заявила, что видела кусочек рекламного ролика про «Реаниматоров».

Бесспорно, это было клево. Ведущий опрокинул в рот банку пива, рыгнул и объявил условия. Четыре команды, самый разный возраст, социальный статус и навыки, но всех объединяет одно условие – в командах не должно быть профессиональных медиков и следопытов. Бросается жребий, все предупреждены о последствиях. Согласно жребию, по четыре человека в каждой команде отдаются на заклание; у остальных будет не очень много времени, чтобы спасти своих товарищей. Если их не успеют спасти, в команде произойдет естественная убыль, и следующий этап станет труднее преодолеть.

Я смотрю и убеждаю себя, что все это понарошку. Что выступать будут специально подготовленные йоги и каскадеры, что нас нарочно запугивают, чтобы потом посмеяться. Я смотрю на одноклассников, они тоже таращатся на экран. Шоу прерывается рекламой оружия, мы закуриваем, нервно хохочем. Да, это вам не «Жажда»…

Так хочется, чтобы все оказалось понарошку.

И в то же время неистово хочется, чтобы кто-то умер на экране. Мы не говорим об этом вслух, но в расширенных зрачках – одинаковое желание.

«Свобода… – солистка „Утреннего инцеста“ сплевывает под ноги. – Свобода… Да какое, на фиг, право вы имеете рассуждать о свободе? Что могут знать о свободе кролики, обеспеченные кормом и автопоилкой? Вы для начала сделайте хотя бы это!.. – Девушка демонстрирует жуткие рубцы на внутренней стороне запястья. – Вы свободу видите в том, что каждую ночь получаете новое тело в свою постель, а в гараже стоит новая тачка! Мы вам покажем, что такое свобода, которую вы пытаетесь запретить! Только остановить „Реаниматоров“ у вас кишка тонка!..»

Ведущая сценически грамотным движением извлекает ниоткуда длинную опасную бритву с перламутровой рукояткой. Девушка ставит ногу в рваном чулке на опрокинутую канистру и, ухмыляясь щербатым ртом, проводит себе бритвой по голому животу…

Начало «Реаниматоров» вдохновляет! Кровь брызжет прямо в камеру, по внешнему фильтру стекают розовые капли. Ведущая кончиком языка прикоснулась к лезвию бритвы; отсветы прожекторов пляшут на закаленной стали. Почти наверняка рана неопасная, но мы, все четверо, разом отпрянули от экрана.

– Вот это да!.. – потрясенно зашептала Андрюхина сестра. Остальные ребята не нашлись что ответить. Я заметил, что никто не ест и не пьет.

– Именно так, – мечтательно шепчет белокурая солистка и кладет ладонь поверх раны. – Именно так. Нас нельзя остановить, как нельзя вашими слабыми ручонками онанистов остановить кровь из артерии. Нельзя загнать обратно в вены желания народа, нельзя нас заставить жевать сладкую промокашку!

Теперь миллионы зрителей увидят, как доставленные особым транспортом спецы приведут приговоры в исполнение. Этих «исполнителей» так и тянет назвать палачами, их лица скрыты кожаными капюшонами, а фигуры прячутся под бесформенной мешковиной. Сладенькая певица-ведущая сообщает, что к маскировке пришлось прибегнуть в целях безопасности. Участников не зря привезли на первый тур связанными; кто-то из женщин, вытянувших «черную метку», сразу начинает плакать и отбиваться. Она вопит, что передумала, чтобы ее немедленно отпустили, что ее проигрыш был нарочно подстроен…

Один из мужчин в капюшоне коротко бьет ей пальцем в живот. Женщина падает в грязь и скулит, подтянув колени к животу. Камера очень близко показывает остальных членов команды. Их побледневшие лица заливает пот, хотя на свалке холодно; они озираются, силясь что-то разглядеть из-под плотных повязок. Мы переглядываемся и спрашиваем друг друга, правда это или лажа.

– В этом главная фишка, – хохочет с экрана солистка группы «Утренний инцест». – Мы предупреждали вас, что никто и никогда не сможет угадать, правда это или розыгрыш. Сказать по секрету – то, что вы увидите, будет здорово смахивать на правду, но тогда нас попросту закроют и посадят! А я не хочу за решетку, я там уже была, и там дерьмово, скажу я вам! Так что, девочки и мальчики, проще считать, что вы смотрите полную лажу, вроде рестлинга… А теперь задумайтесь, какого черта эту невинную лажу запретили к показу? Ха-ха.

Вспыхивают десятки прожекторов. Захламленный пейзаж, поваленные строительные краны, замершие заводские котельные, продавленные крыши. Можно долго спорить, в каком из городов России начались съемки. Их слишком много, городов, где жители никуда не уходили, а просто кончились.

Женщину, пожелавшую выйти из игры, два амбала волокут к машине. Восторженному зрителю обещано, что эту неуравновешенную особу первой опустят в емкость с цементом. Команде будет нелегко ее найти и спасти.

– Мы будем реанимировать своими силами, чуваки! Никаких там дефибрилляторов и искусственных почек! Кого успеем, того спасем. Если найдем, конечно!

С игроков снимают повязки. Звучит мазурка. Игра началась.

Команда «Оранжевых реаниматоров». Четверо, кому достались черные метки. Номер первый – совсем молодой парнишка, крепится изо всех сил, но, когда видит, что его ждет, начинает плакать.

Наезд «стрекозы» крупным планом. Слезки по щекам, зрачок во весь глаз, пот стекает по виску. Исполнители подвешивают парня вниз головой над газоотводным колодцем метро. Семьдесят метров глубины, совершенно неважно, что там, внизу, в давно заброшенной шахте. Мальчика упаковывают довольно жестко, но не грубо. Ему не больно, руки стянуты эластичными веревками, ноги продеты в кожаный «капкан». Любые крики заглушит шум падающей воды, где-то неподалеку насосная станция. Трос переброшен через лебедку и закреплен на хитром устройстве.

Исполнитель нажимает кнопку. Если спустя сто пятьдесят минут компаньоны из команды не найдут друга и не развернут кран-балку, то раскаленная струна перережет трос, и «оранжевые» понесут первую потерю.

– Это хреново. – Девица в красной юбке сидит на корточках у костра, греет руки и прихлебывает чай из железной кружки. – Хреново, если команда сразу же потеряет первого игрока. Первого лучше не терять, это неважная примета.

Ведущая говорит о возможной гибели человека, как о перегоревшем предохранителе. Ведущий радостно подмигивает напарнице и сообщает, что по всему «пути следования» номера первого висят «стрекозы».

– Желаете смотреть и слушать, как будет орать номер первый? – хохочет ведущий и облизывает языком крышечку от банки с йогуртом. – Черт, обожаю малиновый… Эй, дайте кто-нибудь ложечку, придурки! Само собой, что прикольнее всего будут финальные кадры, когда тело рухнет на осколки кирпича в тоннеле, вдоволь поколотившись об арматуру и обломки строительных лесов. О, да, почти наверняка он сломает хребет, не долетев и до середины! Там полно всякой фигни торчит.