Текст книги "Останкино 2067"

Автор книги: Виталий Сертаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Коко хихикает снаружи. Похоже, ее спектакль удался на славу, ничего более оскорбительного для деревенщин белокурая фурия придумать не могла. Она возвращается как ни в чем не бывало, и «бентли» резко берет с места. На том месте, где мы только что стояли, происходит вспышка, и слышен негромкий сухой хлопок. Кто-то из доброжелательных селян не поленился выстрелить по нам из гранатомета. Скорее всего, самодельное устройство.

«Бентли» шпарит с бешеной скоростью, полминуты спустя прямо по курсу возникает россыпь голубых огней – это многоуровневая развязка Третьего транспортного кольца. Мы притормаживаем у блокпоста, минуем шлагбаум и начинаем плавный подъем по рельсу.

Коко хохочет. Она валится на ковер, зажимая между ног салфетку, и хохочет.

Мне вдруг приходит в голову, что, если бы не Ксана, эта сумасшедшая девка могла бы мне понравиться. В чем-то она похожа на мою жену, такая же безумная и такая же театралка в минуты риска. Ее веселье невольно заражает и меня, не могу сдержать улыбки.

11. «Ирис и карамель»

– «Ирис и карамель», – ухмыляется Коко.

…Сотни розовых пиявок, сотни розовых гусениц. Подчеркнуто женские обводы, но встречаются и унисекс, вроде нашего «бентли». Никогда не встречал такого количества транспорта, окрашенного во все оттенки пинк, в одном месте. Трехэтажный прозрачный паркинг, под самым нижним уровнем вращаются прожектора.

«Ирис и карамель» – это семейная дача, частное владение, где все сделают для обеспечения вашей безопасности. Нигде не указано, но всем известно, что мужчинам безопасности здесь никто не обещает. «Ирис и карамель» открыт для каждого, если этот каждый – обеспеченная женщина, вольная делать то, что ей заблагорассудится. Я жадно разглядываю два колоссальных полушария, диаметром по сотне метров каждое. На кончиках «сосков» кружатся шары с лазерной подсветкой, в небе трепещут полотнища скринов с призывными надписями. Неуютно, чертовски неуютно.

– Ты чего дрожишь, милый? Ну, хочешь, я сбегаю одна?

– Нет, я пойду с тобой.

– Ты уверен, что не намочишь штанишки?

Наверное, я слишком громко скриплю зубами: блондинка снова язвительно хохочет. «Бентли» врывается в розовое царство, плавно скользит сквозь прозрачные уровни. Для нас уже заготовлено место у самого лифта, там ждут две статные дамочки в черных очках.

Закрытый сектор для почетных гостей.

– Что ты говорила о Ксане?

– Ты же заткнул мне рот, котик!

– Извини… – Я сжимаю кулаки за спиной. – Мне нужно услышать до того, как мы выйдем.

Я стараюсь быть спокойным, я максимально спокоен.

– Ты в курсе, как работает программа «Ноги Брайля»? – вздыхает Коко. – Ты вводишь в систему один из ключевых параметров, либо кодировку принта, либо снимок человека. И никому не приходит в голову занести данные по отдельности.

«Бентли» тормозит. Дамочки с лицами и плечами боксеров синхронно тянутся к заплечным кабурам. На обеих длинные кожаные плащи, в стеклах очков отражается наш бесконечный леопард.

Кажется, все эти якобы безвредные пушки расплодились после учреждения Лиги свободных гетер. Точно не помню, буча происходила как раз в годы, когда я учился в Академии. Как ни странно, именно бывшие проститутки протолкнули в Думе закон о праве ношения электрошокового оружия для женщин. Закон был принят и тут же дал толчок к разработкам новых типов разрядников.

Теперь эти штуки бьют пострашнее дробовиков.

– Подожди! – Я хватаю Коко за локоть. – Зачем вносить в «Брайль» данные по отдельности?

Коко глядит на мои пальцы с таким выражением, будто заметила у себя на локте противную гусеницу.

– Затем, – говорит она, – чтобы проверить соответствие данных портрету! В «Ногах Брайля» фото и паспорт выскакивают одновременно, они жестко схвачены между собой. Соображаешь, котик? Все продумано для удобства оперов. Но я попыталась начать поиск по другому снимку твоей жены, вырезала из того кадра возле «ягуара»…

– И… что?

Кажется, я уже знаю ответ.

– И ничего. Тот же эффект, что у рыжей подружки. Я прогнала через «Ноги» все ее снимки и видео. Как только жму «поиск», программа виснет или выдает ссылки на базы федералов.

– Что же делать? – Мне больше нечего сказать. Мир трещит по швам.

– Что делать? – усмехается Коко. – Слушаться меня. Есть мнение, что ты влип в редкий сорт дерьма, котик. Задумайся, милый. Твоя киса не работает ни в каком лесном кооперативе, не проходит по базе и обнимается с людьми, от которых хочется держаться подальше. Я могу прямо сейчас вернуть тебе деньги. Но я не выкину тебя, потому что минуту назад пострадал мой человек. Я посадила в твою машину мальчика, внешне похожего на тебя. На паркинге возле твоего дома на мальчика в «опеле» напали трое. Если бы его, то есть тебя, хотели убить, то убили бы. До того, как выскочила охрана, его изрядно помяли и очень настойчиво уговаривали «прекратить охоту». Можешь гордиться, у тебя есть враги. Ну что, котик, возвращаемся?

– Нет, мы пойдем дальше.

Всю ее влажную эротичность как ветром сдуло.

– А этот парень, которого избили вместо меня, он где? – домогаюсь я. – В больнице? С ним можно поговорить?

– С ним-то все в порядке. – Пока «бентли» паркуется, Коко что-то проверяет в сумке, отключает скрины, вводит новые пароли. – В нашей маленькой компании неполадки только у тебя. Скажи-ка мне, котик… – Она приподнимается, кладет ладонь на кнопку дверного замка. – Скажи-ка мне, я тебе нравлюсь? Ты хочешь меня, Януш?

От звука собственного имени внутри меня словно рвется струна. Тонкие пальцы трогают мне щеку, декоративная шнуровка корсета отстегивается, обнажая румяную пуговку соска. Мое сердце моментально ускоряет ритм, из желудка вверх по пищеводу поднимается шершавый комок. Я карабкаюсь в сторону, отползаю вдоль полукруглого дивана, стремясь избежать контакта с ее пылающими ногтями.

– Вот видишь, котик, ты боишься!

– Я не боюсь, но не надо ко мне прикасаться! Пойдем, нас ждут!

– Подождут, это их работа. Ты не хочешь трахнуться со мной, я настолько уродлива?

Мне дальше некуда отступать. Коко загнала меня в угол между баром и откидным креслом.

– Ты не урод… Ты очень красивая, но я не могу…

– Не можешь, потому что тебя запинает твоя жена? Или ты слишком честный?

Если она не оставит меня в покое сию секунду, меня стошнит. Но Коко что-то чувствует, она втягивает когти и застегивает одежду. Она снова серьезна и до предела деловита:

– Ладненько, малыш, не напрягайся. Я не буду тебя насиловать, обещаю. А вот за гостей донны Рафаэлы не могу поручиться. Давай-ка повторим наши правила. Ты стоишь за спиной и смотришь… куда?

– Я смотрю в пол.

– И не подходишь, пока что?

– Пока не позовет донна Рафаэла.

– А если рядом будут девушки?

– Я не подниму глаз.

– Ты зря смеешься, котик. «Ирис» – это частное имение. Не владение, вроде какой-нибудь подростковой забегаловки, а имение. Тут вякнешь лишнего… Не хочу тебя пугать, котик, но, если донна захочет, тебя никогда не найдут.

«Как пить дать старая жирная сука с вонючим ртом и отвисшими сиськами! – заранее представляю я. – С пеленок ненавидящая мужчин, и все ее мечты, чтобы младенцев-мальчиков сразу кастрировала акушерка!»

Старая жирная сука оказывается сорокапятилетней, высокой и поджарой дивой, словно сошедшей с рекламы скандинавских курортов. У нее лицо верноподданной Третьего рейха, но, когда донна улыбается, уютные ямочки на щеках портят всю композицию. Хозяйку имения сопровождают две восхитительные модели кибердогов, кажется, это «тэ-девяносто» от «Мацусита». Шерсть «лунный отлив», морды на уровне моей подмышки…

Еще одна потешная нестыковка. Лига свободных гетер в сорок седьмом году добилась права на уличный выгул киберсобак, а лицензионная комиссия тут же загнала их габариты в рамки природной нормы. В ответ думские лоббисты подняли вой в защиту права личности на любые электронные приборы, если они не угрожают окружающим. «Мацусита» показала всей планете видеоролик, где отважная киберболонка спасает старушку-хозяйку от восьми вооруженных грабителей. Мир смеялся, глядя на улепетывающих дяденек, которым порвали штаны.

Спустя двадцать лет мне совсем не смешно. Я гляжу в оловянные глаза собак. Настоящие органы зрения роботов разбросаны по телу. Они предоставляют электронным мозгам панорамный обзор, и плюс к тому оба пса располагаются в помещении определенным образом. Каждый контролирует тыл товарища.

– Как здоровье, Клео? – бархатным голосом спрашивает донна и пожимает руку моей провожатой. – Я слышала, вы там увлеклись водными гонками?

– Она нас всех переживет, – в тон смеется Коко.

А еще мне нравится их лифт. Капля ни к чему не привязана, она просто ползет в трубе, подталкиваемая напором жидкости вроде желатина. Наш путь пересекает такая же гибкая кишка, искривленная под немыслимым углом, и внутри нее, встречным курсом, катится еще одна капля. Мы проплываем над шезлонгами, над песочком, затем внизу танцуют, потом мне кажется, я вижу мужика, привязанного за ноги, но наша труба ныряет на следующий этаж.

Слева от тамбура прозрачная дверь, там вращаются десятка три скринов, между ними перемещаются очень серьезные девчонки в наушниках. Очевидно, слева диспетчерская всего комплекса, но нам не туда. Нам прямо, туда, где на коврике под дверью восседает еще один монументальный пес.

– Я слушаю, – продолжая улыбаться, говорит донна Рафаэла.

Я не вижу ее улыбку, скорее чувствую ее. Старательно пялюсь в дальний угол зала, соблюдая правила мужской вежливости. Доги помахивают хвостами, под полом проплывает полуметровая черепаха. А еще здесь очень много часов, напольных, каминных и настенных. Они тикают, точно армия воинственных насекомых.

– Он хороший мальчик, – отзывается Коко. – Он потерял одну девочку, Клео Фор просит ее найти.

– Потерял девочку? Ммм… – мурлычет донна Рафаэла. – До чего же я ненавижу этих поганых мозгоклювов…

Я не выдерживаю, поднимаю глаза и таращусь на нее. Донна совсем не сердится, и ямочки на щеках у нее такие милые. В стенах зала – круглые окна в виде циферблатов, наверняка непрозрачные снаружи. За левым окном далеко внизу мечутся фигуры на танцполе, за правым – пальмы и песок. Туда вылезает погреться черепаха, плававшая под ногами.

– Я заплачу вдвое больше, – говорю я. – И я не легавый, можете проверить. Я заплачу, только помогите мне ее найти.

– Ты сам врубился, что ляпнул? – Коко смотрит на меня очень пристально, даже отклеивает с переносицы очки.

Теперь я замечаю, какой любопытный «Сваровски» у нее на носу. Это черт знает что, но только не очки. Американская штучка: камера, скрин, бинокль, микроскоп, лазерный прицел и еще куча полезных функций. По краям между фиолетовым пластиком и кожей всегда остается тончайший слой пористого материала, способного раздуваться быстрее подушки безопасности. Глаза не пострадают даже от прямого попадания кулаком в переносицу. Пробить такие стекла пулей тоже невозможно.

– Разве я назвала открытого перформера легавым? Вас, кажется, Януш зовут? – Донна проявляет чудеса вежливости. – Я назвала погаными мозгоклювами тех, кто вас послал. Потому что так оно и есть, вонючее телевизионное племя вечно что-то вынюхивает. Этот ваш Сибиренко, он совсем сдурел, замахнулся на президентское кресло…

Кажется, в этом мире я хуже всех осведомлен о том, что происходит в родной фирме. Наверное, на моем лице это как-то отразилось, потому что донна оживилась:

– А вы разве не слышали? Сегодня с утра бормочут по шести каналам, как только началась выборная гонка. Ваш милый Сибиренко уделал всех! Этот жук меня покорил, разом отделался от всех уголовных проблем! Сами знаете, кандидаты автоматом обретают неприкосновенность… А еще вчера, я сама слышала, утверждал, что политика его не интересует. Да, жучок ваш Левушка!

Она продолжает упиваться собственным сарказмом, но я не дослушиваю. Что-то за всем этим скрывается, до моих ушей доносится лязг тайных шестерен, передающих усилия от одних людей к другим. Рано утром Сибиренко внес безумный залог и зарегистрировался кандидатом в президенты. Меня это никак не касалось до сегодняшнего утра. Теперь мы в невидимой связке, благодаря Ксане. Мне даже не нужны факты, я приподнимаю нос, как гончая, ведущая дичь по верхнему следу. Я вдыхаю обрывки разрозненных фактов, недомолвок и куски телекомментариев, и обрывки эти пахнут страхом.

Шеф Останкино хочет быть президентом?

Или хочет спрятаться на время?

Или кто-то двигает его, как пешку?

Одна из помощниц донны забирает у меня носитель с записями и выходит. В левом окне зала, на затемненном танцполе, происходят забавные события. Я не ошибся, там действительно крутится нечто вроде эшафота, к которому привязан голый парень. Он сложен как греческая статуя, намазан блестящим кремом и прикручен таким образом, что лоснящаяся задница оттопырилась на потеху публике. Публика гогочет, распахнуты десятки ртов. На вращающейся площадке, кроме «жертвы», помещаются две пышные девицы в традиционных садомазо-нарядах, с вживленными хвостами-плетками. В луче прожектора становится видно, что по другую сторону от разделительной стенки на эшафоте точно так же прикручена голая девушка.

– Скажите мне, дознаватель, для кого сделан «Шербет»? – очень миролюбиво спрашивает донна.

– Мое мнение таково: «Шербет» сделан для людей, которым очень одиноко и не хватает душевного тепла.

– А душевного тепла не хватает только богатым вонючим козлам?

Донна Рафаэла гладит искусственного дога. Собака урчит и трется мордой о бедро хозяйки, искательно заглядывая в глаза.

– Тепла не хватает всем, – осторожно возражаю я, косясь на бесстрастное личико Коко. – Насколько я слышал, Экспертный Совет прорабатывает варианты удешевления шоу, но пока удалось снизить цену лишь на «Халву».

– Будем надеяться, что вашим мозгоклювам не придет идея продавать сценарии в кредит. Почему вы не признаете честно, что персональные шоу созданы специально, чтобы унизить женщин?

– Унизить? – Я ищу совета у Коко, но она только хмурится. – Вас кто-то неверно информировал, донна…

– Отчего же? – По состоянию зрачков и цвету кожи я не могу определить сорт драга, которым она накачалась сегодня вечером. – Теперь каждый озабоченный член с деньгами может транслировать свои грязные фантазии машине, и – раз! Несчастные актрисы даже не узнают, какая свинья над ними издевалась.

– Но там не только девушки, там и мужчины. И потом, сценарий может заказать и женщина, никаких половых ограничений не существует. Главное, чтобы эмоциональный стрим оказался транспортабельным…

– Донна, он не понимает, что вы хотите сказать. – Коко приходит на помощь, делая мне страшные глаза. – Вы должны его простить, мужчины не замечают скрытого насилия.

– Он прекрасно все замечает! Ваши заказчики – вонючие похотливые мозго клювы, на словах радеют за равноправие, а в мечтах у них – вернуть то время, когда женщина кормила их, обстирывала и вдобавок не отрывала влюбленного взгляда от их ширинки! Что скажете, дознаватель?

Донна отталкивает дога, щелкает пальцами. В этот самый момент возвращается помощница и включает в центре зала панорамный скрин. Объемное разрешение в натуральную величину, и такого качества, что живые девушки, стоящие рядом, кажутся бледными копиями изображения. Девица в черном вполголоса руководит компьютером.

– Пока еще ваши гнусные затеи доступны горстке жирных стариков, но, если сейчас не ударить в колокола, завтра станет поздно! К счастью, вам непросто удешевить шоу, ведь перформеры – не сосиски! – Похоже, донна выпустила пар и теперь слегка работает на публику.

– Донна, мы нашли эту рыжую, – подает голос одна из помощниц. – Она не из наших, но можно откопать кого-то, кто ее знает.

Но Рафаэла точно не слышит.

– Мы столько лет боролись за то, чтобы удалить эту пакость с экранов, чтобы секс был равноправным, и что в результате, дознаватель? Вы можете сколько угодно рассуждать о душевном тепле и утерянных эмоциях, но в сухом остатке лишь похоть и садизм.

– Хорошо, донна. – У меня нет ни сил, ни желания спорить. – Хорошо, донна, мягкий садизм иногда присутствует, но не жестокость. Кстати, продано немало сценариев, где секса вообще нет. Эксперты подбирают актеров и актрис, готовых к подобной работе. Донна, они не играют, как актеры в кино, они живут в реальности, оговоренной контрактом. Каждый актер в присутствии адвоката досконально изучает контракт…

– Не лгите, их ни о чем не спрашивают!

Я кидаюсь в пучину:

– Хорошо, донна, пусть будет по-вашему. Вам будет приятно, если я признаю, что «Шербет» задуман на потребу мужчинам? Да, я это признаю, хотя раньше никогда об этом не задумывался. Если бы у меня появились деньги, скажу вам честно, я бы купил.

– Ага, ага! – Рафаэла кивает каждому моему слову, она излучает довольство.

– Я бы купил, донна, но совсем не то, что вы предполагаете. Я бы никого не бил плеткой и не насиловал в присутствии других мужчин. Я бы накопил денег и приобрел месяц спокойной семейной жизни! Я даже не нуждаюсь в раскодировке стрима, я сам способен объяснить сценаристам, что мне требуется. Рассказать вам, донна? Я хочу, чтобы театр гнал какое-нибудь тупое шоу для хозяек. Чтобы моя женщина, черт возьми, никуда не торопилась. Чтобы она ждала меня с работы, а не я ее. Чтобы в квартире висели новогодние игрушки и пахло елкой. Чтобы она радовалась, когда я приношу ей подарок, и прижималась ко мне, морозному, вся такая теплая и счастливая. Я хочу, надев передник, вместе с ней раскатывать на кухне тесто для пирожных, и чтобы она меня целовала в нос, оставляя мучные следы, и мы бы хохотали, глядя в зеркало… Вы когда-нибудь пробовали сами раскатать тесто? Я хочу, чтобы мы вдвоем забрались под плед, прихватили с собой тарелку с горячими коржами, чтобы мы по очереди командовали театру переключить каналы и…

Я затихаю. Воздух в легких закончился; мне кажется, что и наружи он стал разреженным. Они все пялятся на меня: Коко, и владелица заведения, и телохранительницы, и даже черепаха неодобрительно поглядывает сквозь окно из своего песчаного царства.

– …И никаких извращений? – тихо заканчивает за меня хозяйка «Ириса». – Никаких матов, царапин и битья посуды?

– Да.

– И никаких подозрений, измен, чужих запахов и наглого смеха в лицо?

– Да…

Эта холодная стерва ведет себя так, будто читает в моей душе. Но донна уже улыбается, правда, не так, как раньше. Теперь она задумчива и сентиментальна, ее пальцы наигрывают тонкий неслышный мотив.

– Круто, – подыгрывает Коко. – Такое шоу я бы тоже купила.

Похоже, этот раунд остался за мной. Донна бродит взад-вперед, трогает свои часы, трогает урчащих догов, ее губы кривятся: то ли улыбаются, то ли шепчут. Коко ловко пользуется моментом и увлекает донну к показаниям скрина.

Мы обнаруживаем рыжую четырежды. Один раз с Ксаной, а в остальные посещения пансионата она всякий раз была с новой девушкой, причем приезжала одна и знакомилась тут. Все четыре раза она приезжала на такси, ни разу не пользовалась кредитным автоматом, не заказывала отдельный номер, не приобретала напитки в долг – словом, она не сделала ничего, что помогло бы установить ее личность. Рассчитывалась по чужому членскому билету.

Она чертовски хитра, эта сучка.

Я прошу показать мне замедленную запись, именно ту, где рыжая идет в туалет. В тот вечер она не с Ксаной, а с другой девушкой, с пухлой блондинкой по имени Лиз, которую обещают найти сегодняшним вечером в клубе. Подручные донны мигом вычисляют, что Лиз – одна из постоянных посетительниц, за ней висит небольшой долг за драг, она подрабатывает здесь пианисткой.

– Найдите ее, – приказывает Рафаэла.

Вот рыжая гладит пухлую блондинку в одном из баров, потом они в обнимку спускаются к бассейну с горячими фонтанами, купаются… Эта стерва ни за что не берется рукой, чтобы не оставить отпечатков. По бликам в танцзале я безошибочно замечаю на ее глазах жидкие линзы. Можно даже не делать попыток ее идентифицировать по глазам, наверняка линзы многослойные. Рыжая идет в туалет и даже там ухитряется ни к чему не прикоснуться ладонью.

Она профессионально хитра.

Но самое отвратительное другое. Она не знакомилась с Ксаной в «Ирисе», они сразу встретились как давние подруги. Они встретились и поцеловались взасос…

– Можно послушать, о чем они говорят?

– Мы уже пытались расшифровать, но в залах слишком шумно, – пожимает плечами одна из девиц в кожаном плаще.

– И нигде нет материала, чтобы снять голос этой дамочки? – встревает Коко. – Неужели у вас тут нет места, где тихо?

– Таких место полно, но нужный вам человек их не посещал.

– Круто! – невесело усмехается моя провожатая. – Интересно, она и в койке не орет?

Возможно, для донны тембр голоса мало что значит, но нам с Коко хорошо известно о возможностях поисковых систем. Благодаря интерактивным шоу, в банках данных Останкино есть голоса всех россиян, которые хоть раз ответили на вопрос викторины. Федералам гораздо проще найти человека по голосу, чем вычислять новую внешность.

– Донна, мы нашли эту самую Лиз, – докладывает очередная «амазонка» из глубин скрина. – Она сейчас на «карамельной» террасе, играет для компании бабулек. Притащить ее к вам?

– Нет, не пугайте ее, здесь вам не следственный изолятор, – на ходу роняет Рафаэла. – Мы сами придем…

Мы отправляемся все вместе. Впереди – накачанные тетки в «маскировке», за ними – донна со своими неразлучными догами, дальше трусим мы с Коко. На первом же повороте донну снова вызывают.

– Что там такое, мать вашу? – выкрикивает она, и по сбивчивым ответам я успеваю понять, что на верхней стоянке сели две машины такси, и пассажирки доверия не вызывают.

– Мне некогда, – огрызается наша арийка. – Передай Бэлле, пусть с ними разберется.

Мы сворачиваем по служебным проходам, это лабиринт внутри лабиринта. Шустро семенят девушки в желтой униформе, учтиво расступаются перед начальством. Я вспоминаю, что я успел прочесть об «Ирисе». Здесь развлекаются, и еще как, но начиналось все со скромной богадельни. В начале века зародилась масса обществ по защите женщин от семейного насилия. Они росли как грибы, щедро поливаемые из лейки западных грантов. Деньги сыпались, «Ирис и карамель» стал одной из первых гостиниц, куда съезжались обиженные и угнетенные. Тут прятались от ублюдочных мужей десятки и сотни жен. Создать на подобной почве коммерчески выгодное предприятие кажется совершенно невозможным. Так оно и было почти тридцать лет, пока правительство не отважилось продавать убыточные объекты социальной сферы в частные руки.

Пока участок в курортном районе не отхватила донна Рафаэла.

Правительство и раньше старалось отстранить хосписы от бюджетных ассигнований, но ребром вопрос стал после всплеска «собачьего гриппа». Грипп свел в могилу не только четвероногих друзей, но и сделал по всей Европе инвалидами несколько миллионов человек. Поклонники Магомета ликовали недолго, пандемия очень скоро перебросилась в Азию и развернулась там во всю мощь. В России болезнь встретили во всеоружии, на каждую тысячу заболевших было развернуто дополнительно тридцать коек. В результате сложилась весьма характерная для державы картина.

Обычные государственные больницы были переполнены. Состоятельные дети не желали, чтобы их престарелые родственники теснились вместе с несчастными инвалидами. Женские «отели» категорически протестовали против «подселений», их лидеры заявляли, что заведения типа «Ириса» выполняют иные функции, а тут еще принимать гриппозных, полуслепых, трясущихся, а главное – мужчин! Только мужчин им не хватало, после долгих лет борьбы. Дело дошло до забастовок персонала, баррикад и отказов покинуть здания. За койко-место в «Ирисе» стали платить вчетверо.

На общедоступных сайтах много говорилось о двух удачных замужествах донны. И о не менее удачных разводах, о сожительстве с одной почти коронованной особой женского пола, о скандальном расставании с этой особой, в результате которого госпожа Травкина стала называться донной Рафаэлой и получила шестизначную сумму отступных…

Чертовски умная и опасная стерва.

Сейчас здесь живут обиженные дамочки, но по официальным данным их не больше трех десятков. Донна содержит их бесплатно и как редкую диковинку показывает туристам. У меня крепнет подозрение, что большинство из приживалок – подставные утки, актрисы, приглашенные для поддержания имиджа заведения.

Зато здесь постоянно живут больше сотни суперобеспеченных старух и еще пара сотен просто обеспеченных. Спровадить дряхлую родственницу к донне считается модным и престижным. Рафаэла берет немало, но предоставляет первоклассное обслуживание. Но главное для ее «гостей» – не врачи высшей категории и не японская аппаратура, главное – это достойная компания. В отеле «Ирис и карамель» женщины с солидным прошлым не окажутся за соседним столиком с прачками и свинарками. По слухам, тут можно встретить как жен бывших министров, так и отошедших от дел предводительниц преступных кланов, но больше всего профессиональных феминисток, положивших жизнь на алтарь борьбы с мужчинами.

Увеселительные заведения находятся в соседнем куполе и никак не могут помешать размеренному существованию благородных матрон. А еще тут проводятся многочисленные платные курсы, и все спонсируются международными женскими организациями. Я заглянул на сайт «Ириса», прочитал внимательно все, что предлагалось к свободному просмотру, и не поленился изучить еще с десяток сайтов аналогичных организаций. Я понял главное. Каким образом зарабатывает деньги Рафаэла.

«Ирис и карамель» готовит молодежь.

Ничего страшного, все законно и прилично. Одно из подразделений готовит девушек, здесь не только рукопашный бой и методы ментальной защиты, здесь целая философская школа, отвечающая на вопрос: «Почему без мужчин жить лучше, чем с мужчинами?»

Это не мое дело. Мое дело – найти рыжую, найти тех, кто убил Милену Харвик, кто покушался на Костадиса.

На стыке коридоров встречаются два прозрачных лифта. В одном едут вверх штабеля ящиков с шампанским и целая пирамида роскошных тортов. В той капле, что ползет вниз, эвакуируют двоих.

На одной каталке лежит женщина, на другой – мужчина. Оба очень молоды, и оба находятся в крайне тяжелом состоянии. Медсестра удерживает на лице мужчины маску со шлангом. Девицу извлекают из лифта первой. Она довольно миленькая, но вся дрожит, пытаясь собраться в комок. На ее коже штук сорок мелких порезов и ссадин, кровь сочится, бежевая каталка под ней стала розовой.

– Не бери в голову, – на ходу роняет Коко. – Я сама когда-то занималась хеви-стрипом. Не так уж и больно, зато платят дурные бабки!

Когда мы выныриваем в коридор, идущий вокруг нижней террасы, охранница донны протягивает мне розовый плащ с капюшоном, а все остальные терпеливо ждут, пока я закутаю лицо.

Дальше мужчинам проход воспрещен.

Я уверен, что тут нет других мужчин, кроме меня, разве что кто-нибудь из невидимой обслуги без права появляться в гостевых секторах. Я слишком доверяю местной системе безопасности и слишком озабочен предстоящей встречей.

Поэтому стрельба застает меня врасплох.