Текст книги "Клуб Колумбов"

Автор книги: Виталий Бианки

Месяц шестой

Из шалашек. – Путники издалека. – Флот. – На необитаемом острове.

– Плавучая Америка. – Американский житель. – Прощание.

Странное дело: вместо того, чтобы из Нового Света становиться для колумбов понемногу Старым Светом, Земля Неведомая делалась все более удивительной и загадочной. Кукид открывал перед юнестами совершенно новые возможности. Таинственное дерево алейна – переселенец из неизвестных стран, взять листья которого, до сих пор так и не собрался тяжёлый на подъём Паф, – осталось не определённым. Таинственный подземный ход, куда так неожиданно провалились Ми, Колк и Си, так и остался загадкой: кто, когда, зачем его вырыл? А в последние дни охотники Колк и Вовк начали приносить таких крылатых-пернатых, которые никак не могли быть сочтены за туземцев Земли Неведомой.

С самого начала охоты Колк и Вовк устроили себе на берегу озера Прорвы из камыша и веток шалашки; Колк – на одном берегу залива, Вовк – на другом. С рассвета до обеда – полную упряжку– как называют эти часы новгородцы, просиживали юнесты с ружьём и биноклем в своих шалашках, а Колк часто ещё и вторую упряжку, – с обеда до захода солнца. Много любопытного наблюдали охотники, скрытые от зорких птичьих глаз.

Первой обычно появлялась на берегу ночевавшая в лесу серая цапля. Махая круглыми, будто из тряпок сделанными, медленными крыльями, она снижалась, выпускала свои прямые длинные ноги и не спеша приземлялась. Расхаживая по самой кромке берега и оставляя на сыром песке большие следы трёхперстых лап, она внимательно обследовала мелкую у берега воду. Миг – и её клюв-кинжал молниеносно разил зазевавшуюся лягушку, длинная шея поднималась к небесам, словно благодаря их за вкусное угощение, – и судорожно дрыгающие ножки лягушонка исчезали в глотке большой сутулой птицы. Спокойным, размеренным шагом цапля отправлялась, дальше по берегу, и не раз случалось, что проходила так близко от притаившегося в шалаше охотника, что он мог бы достать её стволами своего молчаливого ружья.

Прилетали, снижались, опускались на гузку, поблёскивая изумрудным зеркальцем на крыле, садились в камыши чирки и большие, грузные кряковые утки, голубокрылые широконосики, стройные свиязи. Переходили из одной рощи камышей в другую кургузенькие болотные курочки. Медленно пролетал в вышине коршун, высматривая на берегу дохлую лягушку или рыбу, перевернувшуюся в воде белым брюхом вверх. Ружья юнестов всё молчали. Однако наука требует жертв. Появится на озере быстрокрылая стайка невиданных здесь летом куликов и рассыплется по берегу, мелькая высокими тонкими ножками, – из шалашки вылетит быстрый огонёк и громыхнёт выстрел. На песке останутся лежать внезапно кончившие свой путь на далёкие зимовки крылатые странники.

Шёл валовой пролёт куликов, летевших из новоземельских, архангельских, кольских тундр в тропическую Африку. Чуть не каждый день теперь юнесты наблюдали невиданных здесь летом долгоносых куличков-воробьёв, чернозобиков, краснозобиков, песочников. А однажды Колк увидал из своей шалашки птицу, которую он совсем не знал. Пёстрая, с чёрным нагрудничком, не очень высокая на ногах и не длинноносая, она заглядывала под каждый сучок, под каждый камешек, валявшийся у воды, и семенила дальше. Стайки таких птиц нигде поблизости не было видно, это была одиночка.

Колку удалось добыть её, и, когда он принёс птицу домой, Таль-Тин ахнул:

– Да ведь это камнешарка! Это птица морских побережий. Как она очутилась здесь, в глубине континента? Интереснейшая находка, прямо маленькое открытие!

И загадка: как она сюда попала?

Накануне прощального похода всем Клубом на озеро большое беспокойство доставила колумбам До: утром никому не сказала, куда уходит, и не явились ни к обеду, ни к ужину. Хотели уже идти покричать её в дремучем лесу: не попала ли она в подземный ход? Но тут она явилась. Сказала только, что была с подружками в деревне Минеево, а что там видела, – отказалась отвечать.

Назавтра с утра начавший падать барометр не помешал колумбам чуть свет отправиться на озеро.

Собрались. Быстро прошли лес и в деревне Бережок достали у рыбаков лодку и две ройки. Поплыли на вёслах.

Флагманским судном была лодка, а Колк и Вовк сопровождали её на ройках– первобытных посудинах, ещё от каменного века сохранившихся кой-где на новгородских озёрах. Ройки – это два выдолбленных осиновых ствола – длинные корыта, – скрепленные дощечками. Судно очень неповоротливое, очень небыстрое на плаву, – спешить людям в каменном веке было некуда. Зато замечательно устойчивое: хочешь – рыбу лови с него, хочешь – в воду прыгай: не перевернётся.

А впереди ехал – вёл всю флотилию – тоже на ройках новый знакомый ребят – Ванятка: смешной толстощёкий колхозничек, весной перешедший в шестой класс. Он хорошо знал озеро и где какая в нём ловится рыба. Он с гордостью поехал показывать горожанам своё озеро, и ему очень нравилось, что колумбы называли его местным старожилом.

Скоро корабли пристали у необитаемого острова. Колумбы высадились и тщательно обследовали его. На это ушло не много времени: остров оказался четыреста шагов в длину и двести пятьдесят в ширину в самом широком месте. Но на нём, как Ванятка и говорил, – оказался целый выводок тетеревов. На удивленье дендрологам, росли тут величественные сосны, по уверению До как две капли воды похожие на растущие в Америке гигантские секвойи.

Здесь – на необитаемом острове – колумбы сразу почувствовали себя туземцами – и превратились в индейцев. Мальчики украсили головы тетеревиными перьями – и стали вождями. Девочки превратились в краснокожих сквау, что было им совсем не трудно, так они загорели за лето. Все вместе очень быстро построили островерхий шалаш – вигвам, чтобы было куда прятаться от дождя: небо начинало хмуриться.

Ванятка, как опытный рыбак, руководил рыбной ловлей: учил вождей насаживать наживку на крючок, указывал, на какое расстояние от крючка оттягивать по леске поплавок.

Вовк не хотел удить. Напевая про себя, но так, чтобы слышали прилежные рыбаки, песенку собственного сочинения:

 
Январь, февраль, март, апрель, —
Дурачков удит артель! —
 

он отправился бегом выяснять, какие на острове водятся звери.

Не успел он пройти и ста шагов, как увидел на земле свежие следы неизвестного зверя, вышедшего из воды. Это не могла быть водяная крыса, каких было много на озере: следы были слишком велики. А для норки – водяного хорька – они были, пожалуй, маловаты.

Следы вели на травянистый мысок острова. Вовк, крадучись, чтобы не спугнуть зверя, пошёл рядом с непонятными следами. На мыску земля у него под ногами начала слегка колебаться.

«Трясина, – подумал Вовк. – Не провалиться бы!»

Но едва сделал он несколько шагов, как в траве что-то прошуршало – и сразу же раздался плеск воды: какой-то бурый зверь метнулся из травы в воду. Вовк не успел его разглядеть, не понял даже, какого он роста. Шагнув ещё, юнест увидал в траве у самой воды метровую площадку, так называемый кормовой столик– с накрошенными и наполовину недоеденными стеблями водяных трав. Сразу ясно стало, что тут хозяйничал какой-то грызун и, судя по остаткам его обеда, немалого роста, – верно с сурка.

«Нет у нас таких больших водяных грызунов, – подумал Вовк. – Кто же это может быть? Не бобёр же!»

Он так задумался, что опомнился, только когда вдруг с необычайной силой дунуло из-под налетевшей тучи. Вовк почувствовал вдруг, что земля под ним заколыхалась, как плот. Поднял голову и тут только увидал, что высокие деревья на острове гнутся, как тонкие тростинки, вихрь несёт, крутя, в лицо ему песок и обломанные сучья, а конец мыска, на котором он стоит, отделился от острова, и полоса воды между ним и землёй с каждым мигом ширится и ширится.

«Смерч!» – сообразил Вовк и хотел броситься к берегу, но споткнулся об низенький кустик и упал на колени.

Вовк был парень не из трусливых, но тут ахнул. Плавать он не умел. Озеро было – по словам Ванятки – «у самого берега с покрышкой, а дальше и дна нет; одно слово – прорва!» Кусок земли с травой, на котором он ехал, странным образом не погружался в воду, только колыхался под его тяжестью, как сказочный ковёр-самолёт.

«Батюшки! – вспомнил вдруг Вовк. – Да ведь это сплав и на!»

Давно уже Вовк слышал от старожилов-колхозников, что у них на озере есть такие хитросплетения из растений в виде небольших островков. Растения эти не связаны корнями с землёй, и островки свободно плавают на поверхности озера, пока ветер надолго не прибьёт их к земле, и они не успеют сплестись с ней корнями, закрепиться и стать трясиной. Очень это тогда заинтересовало всех колумбов. Рассказывали даже, что однажды парочка камышевок свила себе гнездо на мыске, а мысок вдруг оторвало и понесло по озеру.

Могучий порыв ветра – «вихорь», как тут говорят, – оторвавший сплавину от острова, затих. Взбудораженное им озеро волновалось. Сплавина всё сильнее качалась. Медленно-медленно её несло вдоль острова, всё отдаляя от берега. Вовк боялся пошевелиться, встать на ноги: непрочный пол под ним мог прорваться под его тяжестью, и тогда… От страха Вовку лезли в голову всякие несуразные мысли. «Вот, – думал он, – попал колумб на плавучую Америку! Эх, умел бы я летать, как камышевка, или плавать, как рыба… Этой же осенью начну учиться плавать в бассейне», – решил Вовк, и от этой мысли ему как будто стало легче.

Но приключения его ещё не кончились: он неожиданно увидал на воде усами расходящуюся от чьей-то плывущей головы волну. Волнишка быстро приблизилась к сплавине, – и на кормовой столик вылез мокрый… самый настоящий американский зверь! Вовк сразу узнал его: это была большая, гораздо больше нашей, американская водяная крыса – ондатра.

«Вот это так открытие! – подумал Вовк. – Встретить американского зверя в глубине России, на озере, где её никогда никто не разводил! Знают ли об этом местные старожилы?»

Радуясь своему открытию, Вовк совсем забыл, где находится. Он быстро поднялся с колен, шагнул – и тут же провалился одной ногой и поду выше колена.

– Эй, на сплавине! – раздались вдруг весёлые голоса с острица. – Вовк, куда поехал? Возьми и нас! Привет Вовку – мореплавателю! Где достал плавучую землю? Каких зверей везёшь?

Оказывается, зелёный плотик Вовка, медленно двигаясь вдоль острова, обогнул мысок и плыл теперь мимо рассевшихся на берегу удильщиков – Ванятки, Анда, Ре и Пафа. И рядом с ними стояла Ми.

Вовк мгновенно оправился от испуга. Незаметно вытащил он ногу из воды и, подбоченясь, чтобы скрыть от робинзонов, какого страха только что натерпелся, насмешливо ответил:

– Ага, завидно?! Я не простую открыл Америку, – плавучую! Да ещё с американским жителем. Видали?

При первых же криках ребят ондатра плюхнула со сплавины в воду и исчезла. Но все удильщики успели её заметить.

Лодка стояла тут же. Анд и Ре вскочили в неё, подъехали к сплавине и приняли к себе на борт Вовка. И вовремя: ноги Вовка все глубже погружались в травяной ковёр и вот-вот могли совсем порвать его.

Невольного мореплавателя благополучно доставили на берег, а его плавучую Америку опять приткнули к берегу: туча уже прошла, и с нею и бешеные порывы вихря. Озеро быстро успокоилось. Колумбы тщательно исследовали сплавину. Хороший пловец Анд даже разделся и, поднырнув, осмотрел её из-под низу. Там густо переплелись корешки трав.

Скоро опять заиграло солнце, настроение у всех поправилось, – и день на острове прошёл необычайно весело. Главному его герою – колумбу плавучей Америки – было тут же присвоено почётное звание Старого Морского Волка.

Девочки просили Лава, чтобы он сочинил стихи про отважного Морского Волка. Но поэт отказался, сказав:

– Я приключенческих стихов не пишу, и о сплавине у меня уже есть ритмованные строчки:

 
К берегу ветром сплавину прибило.
Парочка шустрых кам ы шевок здесь
Домик затеяла свить на кусте.
Птенчиков вывела.
                          Вдруг
Вихрь сплавину рванул и повлёк
В озеро! Трудно пришлось
Бедным камышевкам: н а берег дальний,
Жизнью рискуя, у всех на виду
Мчатся за кормом для птенчиков
Через широкий плёс..
 

Перед отъездом девочкам непременно понадобилось побывать во всех дальних уголках Земли Неведомой, в последний раз полюбоваться озером, посмотреться в тихое зеркало его вод, поклониться тёмному лесу дремучему, полям опустевшим, сбегать проститься с быстрой реченькой родной.

А какая славная получилась прощальная танцулька на горячем поле, как тут называют вытоптанную под деревом площадку, где деревенская молодежь танцует старинные танцы под гармошку колхозного деда. Он играл вальс «На сопках Маньчжурии», танец «паде катер» и танец «поди спать», как он называл падекатр и падеспань, и старинную польку – серберьяночку:

 
«Серберьянка, серберьянка,
Серберьянка модная!
Серберьянка, ешь картошку.
Не ходи голодная!» —
 

так сами ноги и идут в пляс. Танцевать заставили всех – даже стариков, даже упрямого Бредьку-внука. Тот долго отговаривался, говорил, что ноги у него не парные: одна правая, другая левая.

А когда пошли провожать отъезжающих по домам, пели под гармошку новгородские смешные частушки, и Бредька сложил на прощанье:

 
Полюбили мы колумбов.
Всех десятерых зараз.
Летом к нам опять бывайте,
Пирогами встретим вас!
 

А Лав не остался у него в долгу и сейчас же спел в ответ:

 
Будем, будем, не забудем
К вам дорогу за зиму.
А забудем – раздобудем
На Лысово азимут.
 

Месяц седьмой

Письмо старожила. Таинственное исчезновение озера. – Срочная командировка.

– Тайна Преисподней Америки. – Закон физики. – Очей очарованье.

Не успели колумбы хорошенько втянуться в школьную жизнь, как пришло письмо из «Земли Неведомой». Получил его Колк и сейчас же прочитал всем членам Клуба:

Дорогой Колк!!!

Как ты просил сообщить, какие будут в наших краях происшествия, то вот тебе новость: потерялось известное вам озеро Прорва! Вечером было, а утром встали, – нет его, ушло! На котором острове мы всей артелью на лодке да на ройках были, то нонечь я на колхозной телеге за хворостом ездил: вовсе сухо. А рыбы-то, рыбёшки на Прорве было, когда воды не стало! Ребята прямо руками собирали по лывам. Сила была щурят, окушков, подъязиков, – я сам три ведра набрал. А большая рыба, умная, та спозарань ушла, поди знай – куда!

Четвёрты сутки, как Прорва ушла, а обратно, не показывается.

Старики говорят, – может, и вовсе не придёт, на зиму-то глядя. Ещё слыхать, Ямное озеро и речка Ямная тем же манером потерялись и другие невеликие озёрцы накрест. А командует всем, слыхать, большенькое озеро Карабожья, что за деревней Минеево, и шибко, говорят, глыбкое.

А других новостей покамест у нас нет.

Привет всем и девочкам.

Остаюсь известный вам местный старожил Ванятка.

Жду ответа, как соловей лета.

– Вот уже правда – неведомая земля! – развела руками Ре. – Как это так: давно ли по озеру на лодке ездили, давно ли Старый Морской Волк чуть не утонул в нём, – и вдруг в одну ночь исчезло озеро, потерялось – как не было! И по его дну можно ездить в телеге. Куда исчезло? Неведомо…

Сага Тетёркин – один из только что принятых в Клуб – уверенно сказал:

– Я так мыслю: тут тайна! Скорей всего – солнце выпило озеро. То есть испарение. Озеро испарилось, сделалось облаком и потерялось в небе.

Анд объяснил ему, что так быстро озеро не может испариться. К тому же Прорва исчезла ночью, никакого солнца не было при этом.

Паф глубокомысленно заявил:

– Я полагаю, тут сложный комплекс явлений. Будущим летом придётся… эээ… нам его распутывать всем… этого… без разбивки на специальности.

– Какое там «будущее лето»! – горячился Колк. – Немедленно надо исследовать озеро, пока воды в нём нет. Таль-Тин, добудьте нам с Андом и Вовком разрешение директора школы не приходить на занятия три дня. Потом, конечно, догоним. И пошлите нас в научную командировку – обследовать ушедшее озеро. Через четыре дня – четвёртый воскресенье – тайна будет раскрыта!

Таль-Тин согласился попросить директора, – и на следующий же вечер колумбы выехали в срочную командировку. С ними отпросился и Лав: ему очень хотелось посмотреть, похожи ли новгородские леса осенью на его родной уральский урман. Родом Лав с реки Чусовой.

20 сентября – в канун Дня Осеннего Равноденствия – Клуб Колумбов собрался в полном составе. В повестке дня стоял единственный вопрос: «Причины исчезновения озера Прорвы с лица „Земли Неведомой“».

Начал доклад Анд, как самый солидный из членов экспедиции.

– Картина в общем такая: вместо озера Прорва предстала нашим глазам неглубокая тарелкообразная котловина со вздымающимися с её дна высокими колоннами поросших лесом островов. Вода в озере действительно исчезла, или, как тут говорят, потерялась. Только в восточной части сухой котловины, в глубокой впадине, была большая лужа, – по-новгородски – лыва. В ней-то и оказалась прорва, или понор, то есть провал, куда ушла вода озера. Сразу нам стало ясно, что тут мы имеем дело с так называемыми карстовыми явлениями.

– Чего, чего? – быстро переспросил Сага. – Какие явления?

– Как прикажете докладывать, – улыбаясь спросил Анд, – по-научному или по-простецки?

– Ясно, по-научному, – важно заявил толстяк Паф. – Не маленькие.

– Хорошо, – согласился Анд и стал читать по бумажке. – Вот из Большой Энциклопедии: «Карстовые явления – это явления в растворимых водой горных породах и связанные с химическим процессом растворения последних. Выражаются в комплексе специфических поверхностных и глубинных форм и своеобразии свойств речной и озерной сети и циркуляции подземных вод». Понятно?

– Я маленькая, – сказала Ми. – Мне непонятно. Объясните мне, пожалуйста, без «последних» и «специфических комплексов».

И Ми ласково подмигнула Саге, слушавшему с расстроенным видом, мучительно наморщив лоб и нос: он старался и ничего не мог понять.

– Дай я, – сейчас же вызвался Вовк. – Попросту говоря, Си была права: подземный ход, в котором ночевали ребята, прорыл водяной, чтобы ходить в гости к другому водяному. Прорыло эту нору озеро Прорва в известковых отложениях под почвой, и, когда уровень воды в глубоком озере Карабожья понизился, связанное с ним теперь озеро Прорва ушло в него через эту нору. Здесь – закон о сообщающихся сосудах, – помните по физике? Вот я нарочно начертил. Из всех мелких, как тарелки, озёрец – Прорвы, Ямного, – связанных с большим озером Карабожья, глубоким, как миска, ушла вода. Вот тут это всё видно. Теперь тебе понятно, Сага?

– Как утро! – сказал Сага, вместе с Ми рассматривая чертёж Вовка. А художница Си тут же нарисовала карандашом тарелки и миску, связанные друг с другом резиновой трубкой-кишкой, и тоже всем показала.

– Кой-где, – продолжал Вовк, – вода неожиданно промывает сверху провалы и карстовые подземные ходы, образует воронки, колодцы, поноры. В такой понор и ахнули Колк, Ми и Си. В своём роде ловушка, «волчья яма» для лягушек, змей, жаб, зайцев и другого зверья. Они скользят вниз, а выбраться из подземелья по склизким отвесным глинистым стенкам понора не могут – и гибнут там.

– Значит, это всё-таки был волк! – воскликнула Си. – Эти ужасные, светящиеся фосфорическим зелёно-красным огнём, такие зловещие глаза! Почему же он не набросился на нас?

– Наверно потому, что он был лисицей, – спокойно сказал Анд. – Коллега Вовк больше полагался на рассказы нашего старожила Ванятки, и многое в его объяснении того… не совсем соответствует действительности. Так, «командует», как писал Ванятка, уходом и приходом «тарелок» вроде нашей Прорвы совсем не «миска» Карабожья; совсем не ему, как говорят новгородцы, «подсудна» Прорва и другие карстовые озёра. Пропускная способность карстовых ходов далеко не такая, как у сообщающихся сосудов прибора в физическом кабинете. Основная причина больших колебаний уровней карстовых озёр в колебаниях уровня подземных вод в прилежащих известняковых массивах.

– Вот те раз! – не выдержал Сага.

– Да, – продолжал Анд. – И ещё должен вам сказать, что карстовые поноры и воронки в наших краях никогда не бывают так велики, чтобы в них могли провалиться один за другим четверо колумбов. Лягушке в них залезть, но не лисе.

– Ещё чего! – рассердился Вовк. – Скажи уж, что мы никуда не проваливались и вы ниоткуда нас не вытаскивали.

– Тащили, – сказал Анд. – Но, по наведённым мной справкам, совсем не водяные прорыли этот подземный ход, а молодые люди, вроде нас с вами. Найдя среди дремучего леса понор – такой узкий, что в него можно было только руку просунуть до плеча, а голова не входила, – парни из деревни Дьяковищи решили, что это одно из мест, где новгородцы – их предки – зарыли клад во времена татарского нашествия. И вырыли здоровую яму и ходы из неё в одну и другую сторону, – по направлению карстового канальца. Но скоро убедились, что поиски их тщетны, и бросили рыть. Это было много лет назад, – и края ямы обвалились, стали отвесными. Вот и образовалась настоящая ловушка, вроде ловчей ямы, куда попались не только неосмотрительные наши юнесты, но даже такой хитрый зверь, как лисица.

– Итак, – задумчиво подвела итоги Ми, – наше страшное летнее приключение-загадку можно считать объясненным целиком и полностью. В ту ночь мы погрузились в геологическое прошлое Земли Неведомой. А я – единственная в этом приключении пострадавшая – очень рада, что моя нога первой ступила на землю этой Преисподней Америки.

– Ванятка, – сообщил Лав, – сводил нас к девяностолетней бабке Фишке, уроженке озера Ямного. Лет было восемьдесят назад, – помнит она, – однажды ушло Ямное озеро среди зимы. Вот была картина! Фишка была тогда девочкой. Она пошла с вёдрами за водой, – а воды нет! Спустилась в прорубь – там волшебный дворец – серебряная крыша холодным огнём горит, переливается. Быстрые рыбки там по дну бегают: есть всё-таки немножко воды в лужах. Подводное царство – как в сказке! Вот красота!

– А как ты нашёл новгородский лес? – спросила Си. – Похож на осенние твои уральские леса?

– Точь-в-точь такой же! То же пушкинское «очей очарованье»! Глядя на здешний лес осенью, я вспомнил многоцветный наш урман.

– Сочинил про него что-нибудь?

– Вот что сочинил. – И Лав прочёл:

 
       ОЧЕЙ ОЧАРОВАНЬЕ
 
 
Как в небе на заре, – в урмане
Пылает призрачный пожар.
И взор мой восхищённый манит
Багрец и прозелень, и ржа.
 
 
С ума сойти, – какие краски!
Ни нежных ландышей, ни роз,
Ни синей васильковой ласки,
Но – кровь осин, руда берёз
 
 
Фонтаном хлещут, машут стягом.
Пойми их яркую игру!
Крутые слёзы – гроздья ягод
Рябины – рдеют на ветру.
 
 
И птичьего не слышно пенья,
И громы грозные молчат;
Сухим огнём самосожженья
Урман в безмолвии объят.
 
 
Осенний пир – залог бессмертья.
Ведь смерть здесь – только краткий сон,
И верьте, люди, люди, верьте
Обетам пышных похорон!
 
 
Не зря таинственные ели.
Творя лесную глубину,
Ещё суровей потемнели:
Они в хвое таят весну.
 
 
Да, «всё на земле умрёт – и мать, и младость»,
Но крепко веруй: смерти нет.
Твою младенческую радость
Тебе вернёт весенний свет.