Текст книги "Рельсы жизни моей. Книга 2. Курский край"
Автор книги: Виталий Федоров
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)
Если из города детей в лагерь отвозили организованно, то нам было проще добраться туда своим ходом. Идти можно было по трубам через реку, а затем мимо песчаного карьера по лесу, но есть ли там дорога к пионерлагерю, я не знал. Мы выбрали другой маршрут – через деревню Гнань, по тропинке через большой лог к железнодорожному мосту через Свапу. Домики пионерлагеря находились оттуда в двухстах метрах. Коля всю дорогу хмурился и всячески выказывал своё недовольство. Я же пытался убедить его, что всё будет хорошо. Мы добрались до лагеря без приключений, и я его там оставил, пообещав навестить через три дня.
Когда я пришёл, он тут же начал жаловаться, что он тут самый маленький, ему тут плохо, скучно и тоскливо. Слёзно просил забрать его домой. Я решил посоветоваться с Раей, а ему сказал:
– Потерпи до следующих выходных, я приду вместе с мамой. Там видно будет.
В субботу мы пришли с Раей. Ничего не изменилось, Николка по-прежнему умолял забрать его из лагеря. Наши сердца не выдержали, и мы по совету вожатой пошли к начальнику лагеря. Она попросила нас написать заявление.
– На чьё имя писать? – спросил я.
– Пишите: «Начальнику пионерлагеря Спасенковой», – продиктовала она.
– Ваш муж, случайно, не работает в энергослужбе слесарем КИПиА[19]19
Слесарь по контрольно-измерительным приборам и автоматике. (Прим. ред.)
[Закрыть]?
– Работает.
– Я его знаю, зовут Новомир.
– Верно. – Начальница лагеря приняла наше заявление. Нам вернули сына, и мы, счастливые, пошли домой.
* * *
Строительная часть проекта цеха была почти закончена, когда я решил проверить, насколько начальство заинтересовано во мне как в специалисте. Написал письмо Ивану Морозову, брату Раи, чтобы он прислал вызов в Таджикистан на свой завод. Он быстро всё оформил, прислал документ на фирменном бланке. Я показал его начальнику цеха, но желаемого эффекта не добился. Тот не выказал внешне никаких эмоций, вероятно, подумал: «Никуда он не поедет, зря, что ли, два года здесь прождал квартиру?»
Моя очередь была пятой в цехе. Четвёртой числилась уборщица, которая как-то громко и с апломбом заявила:
– Я всё равно получу квартиру раньше тебя!
– Да получишь, получишь, успокойся, – я не собирался с ней спорить.
* * *
Начальник цеха Даниленко вдруг удумал выпускать стенную газету, и меня неожиданно выбрали редактором. Я был совсем не в восторге от лишней общественной нагрузки, но сразу приступил к делу. Среди поступивших на работу нашёл молодого человека, умеющего рисовать и красиво писать. Назвал газету «Электрон».
В первом же номере газеты я решил «отблагодарить за доверие» начальника цеха, раскритиковав его в большой статье. В принципе, все знали, что он использует некоторых рабочих в личных целях, но молчали об этом. Я же решил «вынести сор из избы», описав, как Даниленко где-то купил «Волгу» в неисправном состоянии, а два наших водителя целыми днями занимались её ремонтом. Кроме того, в городе он возводил гараж, на строительство которого ездили на государственной машине по нескольку человек. Мне тоже раз довелось быть среди них, чтобы помочь поднять тяжёлую балку. Шелковенков выполнял функции прораба на стройке гаража, в цехе появлялся редко. Обо всём этом я рассказал в статье «Хозяин».
Если говорить честно, то левая работёнка на начальника почти не сказывалась на производстве, поскольку наши специалисты не были перегружены основными обязанностями, скорее, наоборот. Даниленко как-то говорил, что, мол, если вам делать нечего, вы хоть в мастерской молотком по железу стучите, видимость создавайте.
Вспомнил я и эпизод с молодым парнем Сашей Машковым, которому Даниленко поручил изготовить две электрогитары для сыновей Оленева, которые служили в армии. К слову, электрогитары в эти годы были в моде, но купить их в магазине было нереально.
После выхода газеты одни мои коллеги крутили пальцем у виска: «В своём ли уме – начальство критиковать?», – а другие жали руку: «Так и надо, молодец!».
Реакция начальника цеха не заставила себя долго ждать. Он тут же вызвал меня к себе в кабинет «на ковёр», где старательно объяснял мне давно известные истины:
– Нужно в коллективе жить дружно. Мы одна семья, должны помогать друг другу. – Но было это похоже на то, будто он оправдывался. Он ничего не обещал, не ругался и не грозил никакими карами в открытую, но между строк я читал требование извиниться и как можно скорее снять газету со стены.
«Задушевная беседа» длилась не менее часа. В конце концов он, видимо, утомился и отпустил меня. Я ушёл, но снимать газету не стал. Она провисела ещё долго. Конечно, совсем оставить без последствий такую выходку подчинённого начальник цеха не мог, однако и придраться к моей работе ему тоже было трудно. Единственное, на что хватило его воображения – лишить меня проездного билета на следующий месяц, что он и сделал.
К слову, вспомнился эпизод, когда мы ещё зимой ехали из Михайловки на работу в переполненном автобусе. Был гололёд, и на спуске от Долгой Щеки к мосту через реку Погарщина автобус начало мотать из стороны в сторону. У пассажиров, включая меня, сердце ушло в пятки – ещё чуть-чуть, и автобус мог бы опрокинуться в реку. К счастью, водителю удалось выровнять транспортное средство, и мы благополучно миновали мост. Но шофёр и сам перепугался. Подъезжая к автостанции, он говорил с дрожью в голосе: «Хорошо, что я не стал тормозить, а то бы машина пошла юзом, и лежать нам на дне реки».
* * *
Однажды в ЦСП мне выдали не совсем типичное задание. Я должен был «гулять» целый день по Шанхаю. В этой одноэтажной части города, застроенной частными домами, некоторые участки не были ещё электрифицированы, не было ни проводов, ни даже опор. Моей задачей было зафиксировать на бумаге улицы и дома, не имеющие электричества и возможности его провести.
Местные жители с интересом поглядывали на незнакомого человека, явно что-то высматривающего на их улицах. Кое-кто спрашивал, что я здесь делаю.
– Вот, собираемся провести вам электричество, – отвечал я.
– Скорее бы…
Я закончил обход, составил план местности, указал на нём необходимые данные и передал начальству. Жаль только, что мне так и не сказали, когда линейщики провели электричество в эти дома.
* * *
В наш цех дали дополнительную нагрузку, но не в виде работы, а в виде лишнего человека. Это была дочь главного механика комбината, женщина лет двадцати двух – двадцати четырёх. Возможно, её хотели когда-нибудь сделать секретарём, но пока ей ничего не поручали, и она просто околачивалась в зале, где я работал над проектом. Без умолку болтала с молодыми ребятами, вела себя развязно и немного свысока. Бахвалилась своим бывшим мужем, который нынче сидел в тюрьме за убийство. Раньше они жили в Украине, там же ему дали десять лет строгого режима.
– Представляешь, – восхищённо говорила она очередному молодому собеседнику, – он убил человека одним ударом кулака! Вот это я понимаю – мужчина! А вы мужики так себе, ни рыба ни мясо, – почти презрительно заканчивала она свою речь.
Начальник цеха сделал «подарок», выдав эту девицу под моё попечение. «Если понадобится в работе, используй её», – сказал он. Я не мог придумать, чем её занять, чтобы от неё было больше пользы, чем вреда. До своих чертежей не допускал, поскольку чертить она не умела и вообще не понимала, чем мы тут занимаемся. Моя же другая помощница Наталья Мартинсон была по-настоящему полезной. Она разбиралась в нашей работе, умела чертить и старалась это делать лучше и лучше.
Глава 17. ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РЕЛЬСЫ
Однажды из управления комбината я пошёл в цех по железнодорожным путям. Прошёл по мосту над автотрассой. Двухпутный участок из карьера вёл на станцию Верхний Парк, а дальше на дробильно-сортировочную фабрику. В свою очередь, она была связана со станцией Михайловский Рудник, где руду грузили непосредственно в вагоны МПС и отправляли на металлургические заводы.
Из карьера руду доставляли тепловозами. Этим занимался МЖК. Был и электрифицированный участок, по которому отвозили пустую породу на отвалы. Там бегали хорошо знакомые мне электровозы 21Е чехословацкого производства.
Я дошёл до врезанной стрелки в направлении отдела оборудования. Склад размещался на огромной территории под открытым небом. Тут были построены три железнодорожных пути. На одном из них стояло с десяток новеньких вагонов-самосвалов (думпкаров) и четыре тепловоза ТЭМ1. Тут же работал железнодорожный кран, который разгружал вагоны с прибывшим новым оборудованием для ГОКа.
У меня от этой картины внезапно защемило сердце. Похоже, в последние годы я и не отдавал себе отчёта, насколько соскучился по перестуку колёс на стыках рельсов, по чувству мощи в машине, которая послушна каждой твоей команде. Я замедлил шаг, чтобы подольше насладиться зрелищем. Посетила и мысль о том, что строящийся комбинат, оказывается, уже организовал участок своего внутрикарьерного железнодорожного транспорта, а это значило, что туда могут требоваться машинисты и помощники. Контора участка находилась тут же, на территории склада оборудования и представляла из себя небольшой щитовой домик.
Я не стал долго раздумывать, вечером этого же дня собрал необходимые документы, написал заявление о переводе с припиской: «Очередь на квартиру сохранить согласно дате поступления на работу в ГОК», – и на следующий день сказал в ЦСП, что иду в управление комбината. На железнодорожном участке уже закончили наряд на работу, и в конторе был лишь один начальник – сибиряк Краснопёров. Я подал ему заявление и документы.
У меня было свидетельство на право управления тепловозом, полученное в Центральном рудоуправлении Асбеста, но на тепловозе я не проработал ни одной смены. Поэтому в заявлении просил принять меня помощником машиниста. Вначале Краснопёров отказал мне, даже не потрудившись объяснить причину. Это меня задело, и я поставил ему ультиматум:
– Пока не подпишете – не уйду!
Заходили посетители, что-то обсуждали с начальником, с любопытством косились на меня. Видя, что я не собираюсь уходить, он сдался. Когда мы остались вдвоём, он подписал заявление. Я сказал спасибо и вернулся в ЦСП, где сразу же зашёл в кабинет к Даниленко и подал ему заявление на подпись. Он прочитал, задумался:
– Уходишь за длинным рублём?
Я не стал его разубеждать, к тому же на железной дороге зарплата и правда была повыше.
– Кстати, в каком состоянии находится проект цеха?
– Строительную часть закончил полностью, – доложил я. – Осталась электрическая.
– Передай чертежи Дворникову, он раньше работал энергетиком, справится.
Тут я понял, что Даниленко уже согласился с моим переводом. Он подписал заявление, и я сразу направился в отдел кадров. Там мне выдали на фирменном бланке «записку о переводе», под которой нужно было собрать довольно много подписей. Я обратил внимание на то, что в этом документе присутствовала фраза: «Поставить в очередь на квартиру согласно дате поступления в ГОК». Это меня более чем устраивало, однако я не учёл того момента, что когда меня приняли на работу в комбинат, то никакого участка внутрикарьерного транспорта и в помине не было. Таким образом, выходило, что я должен был стать первым в очереди на квартиру. На работников участка этот факт произвёл эффект разорвавшейся бомбы. Они срочно собрали профсоюзное собрание и единогласно проголосовали за то, чтобы меня поставить в самый конец очереди, двадцать пятым – чтобы другим, пожелавшим перейти, было неповадно.
На это собрание меня не пригласили, но я считал, что подстраховался, поскольку мою переводную записку подписали и председатель профкома ГОКа, и заместитель директора по кадрам и быту.
Основную часть работников участка – человек двадцать – составляли приезжие из Качканара Свердловской области. Они работали там на горно-обогатительном комбинате, также добывающем железную руду. Почему они вдруг все решили переехать в Железногорск, я не знал. Так или иначе, когда они прибыли, общежитие было уже переполнено, и им предложили жильё в пустующем бараке, который находился недалеко от карьера в лесистой местности и отапливался дровами. Электричество, правда, там было.
Поначалу эти рабочие строили железнодорожный путь из карьера в отвал и небольшую станцию в середине этого отрезка. К качканарцам вскоре присоединились два опытных машиниста тепловоза, которые раньше работали инструкторами в Монголии, помогая там осваивать нашу технику. Их звали Виктор Погорелов и Валентин Афонин (к слову, Валентин имел высшее образование). От них я узнал, что деньги в Монголии называются тугриками, а в СССР на них можно отовариться только в Москве, в магазине «Берёзка».
Путь на отвал был построен в течение года, а главную железную дорогу на фабрику обогащения строил СМП-337[20]20
СМП – строительно-монтажный поезд, передвижное производственное подразделение, специализирующееся на выполнении определённых строительных работ. (Прим. авт.)
[Закрыть], который также прокладывал пути от Михайловского Рудника до Орла.
Глава 18. ПЕРВЫЙ БЛИН КОМОМ
После завершения строительства пути из карьера на отвал качканарцы стали зазнаваться и считать себя выше других. Чего стоил только тот факт, что меня из первой очереди на квартиру перенесли в самый конец.
Однажды в служебном автобусе ко мне подсел мужчина – рыжеватый, небольшого роста, заметно заикающийся. Ни с того ни с сего начал интересоваться моими анкетными данными: откуда и когда я приехал, кем работал раньше и всё такое прочее. Я не счёл нужным ничего утаивать и рассказал всё, что он хотел узнать. Лишь потом я выяснил, что это был исполняющий обязанности начальника тяги участка Анатолий Николаевич Никитин, являвшийся лидером всей качканарской группы. В будущем он постоянно менял мне место работы и, соответственно, машинистов.
В первую смену он поставил меня к Николаю Польскому, нагловатому мужику. Нам дали задание отвезти цистерну с трансформаторным маслом на главную подстанцию, которая питала электроэнергией весь Железногорск. Она находилась в двух десятках километров от города вблизи строящейся железнодорожной станции Курбакинская. Пути туда уже были уложены, но сама станция была ещё не действующей, даже стрелки переводить приходилось самим локомотивным бригадам. На неё нас и отправили из Верхнего Парка после того, как прицепили цистерну. Мало того, что я никогда по этой дороге не ездил, – я даже не знал о её существовании. Строил её, а также станцию Курбакинскую упомянутый выше СМП-337.
Когда мы выехали на перегон 15 километров, машинист начал довольно смело разгоняться, хотя ещё на Михайловском Руднике нас предупредили, что может встретиться СМПовский поезд, который ушёл ещё утром. Связи у нас никакой не было. Но видимость была хорошей, и Польский ещё увеличил скорость. Я его предупредил:
– Нельзя тут ехать так быстро с цистерной.
– Путь новый, хороший, – отмахнулся он.
– Цистерна сильно качается.
– Ничего с ней не случится!
И словно услышав его самоуверенное заявление, цистерна начала опрокидываться. Она была легче тепловоза, к тому же была не полной (хотя второе, возможно, и явилось причиной резонанса). Мы не кричали от ужаса и не бросились предпринимать никаких экстренных действий – это могло бы только ухудшить ситуацию. Машинист, конечно, затормозил, но было уже слишком поздно. Мы могли только наблюдать как в замедленном кино, что цистерна и локомотив разъединились, она перевернулась и слетела в кювет, опрокинувшись вверх колёсами. Люк на цистерне оказался закрыт неплотно, при падении он открылся, и масло полилось на землю.
С Польского разом слетела вся спесь, но делать было нечего, надо было сообщать в контору о случившемся. Рядом было село Волково, и он отправился туда, чтобы позвонить. Я остался на тепловозе. Вдруг увидел, что со стороны Курбакинской в нашем направлении довольно быстро движется поезд с большим количеством вагонов. Схватил в своей кабине красный флажок и побежал по рельсам навстречу движущемуся составу, подавая флажком сигнал остановки. Поезд замедлил скорость и остановился. Я кратко объяснил машинисту, что случилось. Он назвал свою фамилию – Поддубный, выслушал меня и решил подъехать поближе к месту аварии, чтобы посмотреть своими глазами, что мы тут натворили.
– Здесь ведь только поезда со стройматериалами ходят, – сокрушался он. – Кто только придумал цистерну отправить? Эти пути ещё регулировать надо приборами точного измерения. Путейцы собирались это сделать перед тем, как здесь постоянное железнодорожное сообщение откроется…
Скоро вернулся мой машинист. И первым делом спросил у коллеги Поддубного:
– Какая тут допустимая скорость?
– Пятнадцать километров в час, – ответил тот. Польский почесал затылок. Задуматься было отчего. Мы ехали гораздо быстрее, и это зафиксировал скоростемер, который находится на каждом локомотиве. Этот прибор на специальной бумажной ленте чертит диаграммы скорости, времени, расстояния, торможения и так далее.
Польский открыл верхнюю крышку скоростемера, достал оттуда ленту и оторвал ту её часть, на которой был написан наш сегодняшний путь. Затем изорвал её на мелкие кусочки и пустил по ветру. Я лишь успел заметить, что на ней была отмечена скорость 50 километров в час. Выходило, что он превысил допустимую скорость более чем в три раза.
Из начальства первым к нам прибыл Анатолий Никитин. Он подошёл к своему качканарскому приятелю Польскому, и они о чём-то негромко поговорили. Я в их разговор не вмешивался. Никитин решил проверить состояние железнодорожных путей. Он лёг на рельсы и попытался на глаз определить, нет ли где заметных недочётов. По-моему, ничего он не разглядел. Подойдя к опрокинутой цистерне, он обратил внимание, что масло из неё вытекать перестало. После этого он ушёл на автобусную остановку.
Вечером к нам подошёл паровоз, привёз смену. Передали, чтобы мы выходили на работу завтра утром и подходили к конторке. На Михайловский Рудник мы вернулись в паровозной будке[21]21
То, что на тепловозах и электровозах именуется кабиной, на паровозах называлось будкой машиниста. (Прим. авт.)
[Закрыть]. В те годы паровозы на железных дорогах встречались всё реже и реже, но СМП арендовал один такой у депо «Льгов» (тепловоз же они арендовали у ГОКа).
На станции мы пошли на автобусную остановку. Пока стояли там в ожидании автобуса, я высказал Польскому всё, что о нём думал. Он не спорил, всё-таки чувствовал себя виноватым и мотал на ус.
Наутро я приехал к конторке участка. Начальник с нами поздоровался, но не стал ни выяснять подробности, ни журить, лишь сообщил:
– Сейчас подойдёт небольшой автобус. Погру́зите всё, что здесь приготовлено, и поедем к вашей цистерне. Надо остатки масла собрать.
Среди приготовленного я увидел насос, шланг, дрель, кабели и провода, а также небольшой столбик с изоляторами. Мы затащили всё это в автобус и отправились на место аварии. За пару километров до места начальник мечтательно произнёс:
– Вот бы мы сейчас подъехали, а там цистерны нет! Как было бы здорово!
Но его мечты не сбылись. Цистерна никуда не исчезла.
Рядом в село Волково проходила электролиния на 220 вольт. Примерно посередине между ней и цистерной мы вкопали столбик, от него протянули кабель к цистерне, а провода к электролинии. Бывший с нами электрик загнул концы проводов и набросил их на электролинию при помощи специальных изолированных штанг. К кабелю подключили дрель. План был таков: по окружности, большей диаметра шланга, насверлить множество отверстий, а затем выбить центр и получить одно большое отверстие. Затем при помощи шланга и насоса перекачать остатки масла в другую цистерну, которую должны были подвезти вместе с железнодорожным краном.
Когда просверлили первое отверстие, внутрь цистерны с шумом устремился воздух. Мы подобного не ожидали и очень удивились. Тем временем внизу появилась заметная струя масла. Тут до меня дошло, почему масло вчера не вытекло всё. Когда оно начало выливаться, внутри ёмкости над ним образовался вакуум, державший масло в цистерне. Решили каждое просверленное отверстие тут же забивать деревянной пробкой. Это помогло.
Тут подошёл караван, состоявший из тепловоза, цистерны и крана. Мы закончили делать отверстия по окружности и при помощи зубила и небольшой кувалды объединили их в одну большую дыру. Просунули туда шланг, постаравшись при помощи подручных материалов загерметизировать место стыка, чтобы меньше масла вытекало в землю. Перекачали остатки масла в новую цистерну. Мне показалось, что спасти удалось чуть больше половины от того объёма, что был изначально.
Нас попросили отвезти масло на подстанцию. В этот раз Польский ехал куда осторожнее, и до места добрались без приключений. Ко времени нашего возвращения перевёрнутая цистерна уже была поднята и поставлена на тележки. Мы вернулись на станцию в хвосте всего каравана.
На этом закончились первые две мои смены работы на тепловозе. Воистину, первый блин комом. А с Польским я больше не работал. Уж не знаю, совпадение ли это, или он сам попросил меня к нему не назначать.
