Текст книги "Тренировочный день 8 (СИ)"

Автор книги: Виталий Хонихоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

Глава 10

Наполи Саркисян, повидавший всякое дерьмо в своей жизни

Жанна Владимировна, конечно, была роскошной женщиной, такой, какую описывал Некрасов из породы тех самых, что «коня на скаку остановит и в горящую избу войдет», с тургеневской косой до пояса и с поволокой в глазах. А ее фигура, обтянутая белой тканью халата, каждая выпуклость и упругость – привлекала взгляд и обещала райские кущи тому кто дерзнет сорвать плод познания и вкусить его, упиваясь сладким соком, текущим по подбородку. И в иное время, при иных обстоятельства Наполи Саркисян конечно бы упал в эти самые кущи, как и полагается любому, кто называет себя мужчиной, упал бы и вкушал лотосы и лилии пока не насытился бы вдоволь…

Однако обстоятельства, долг и дела – звали. Стояли у порога небольшого фельдшерского пункта в селе Китаевка и заглядывали внутрь. Толкались на крыльце. Неожиданно появлялись в палате, когда он лежал на спине и глядел в потолок, изучая пятна и трещины на побелке. Зудели в голове непрекращающимся гулом – бззззз, жжжж, шурх-шурх-шурх…

Семья, обязательства, его дядя, брат-идиот Давид, смешливая и мягкая девушка по имени Марина, тренировки и курсы в Бюро, лицо ликвидатора – совсем рядом… и ведь он был полностью в его власти! На что он был способен тогда, в лесу? Он бы даже плюнуть в своего противника не смог бы – слюны во рту не было. Потеря крови, еще немного и геморрагический шок, сломанные ребра, глубокий порез на левом предплечье… он и держался на последних морально-волевых.

Он перевернулся на спину и посмотрел в потолок. В комнате пахло медикаментами и свежим постельным бельем. Он знал, что в этой маленькой деревушке нет центральной прачечной или химчистки, а значит это белье стирала Жанна Владимировна. Сама, у себя дома, своими руками. Почему-то мысль об этом была приятна. Если бы он мог просто остаться вот тут, в маленькой комнате, пахнущей медикаментами, остаться и не думать ни о чем. Ни о Семье, которая сама нипочем не справится с таким как Виктор Полищук, матерой сволочью из глубин Бюро. Никто не справится, дядины молодые «бычки» такому на один зуб, они даже не заменят что их уничтожают – пока не станет слишком поздно. Он знал такой тип людей, Виктор принадлежал к подтипу «Циник-Нарцисс», именно такие работали в одиночку, наслаждаясь чувством опасности, адреналина и ходьбы по грани. Адреналиновые наркоманы. Более востребованным в ликвидаторах был тип «Механик-Исполнитель» – люди с полностью подавленной эмпатией, но при этом сохранившие способность к логическому мышлению и планированию.

В отличие от «Циников-Нарциссов», которые получали удовольствие от процесса, «Механики» воспринимали убийство как техническую задачу, требующую оптимального решения. Они не испытывали ни садистского наслаждения, ни угрызений совести – для них цель была просто объектом, который нужно устранить наиболее эффективным способом. Никаких лишних эмоций, никакого творчества, никаких отклонений от плана. Получил задание – выполнил – отчитался – получил следующее. Как конвейер.

Именно поэтому Бюро предпочитало «Механиков» – они были предсказуемы, управляемы и не создавали лишних проблем. «Циники-Нарциссы» вроде Виктора могли увлечься процессом, начать играть с жертвой, привлекать внимание или даже переключиться на неутвержденные цели просто ради острых ощущений. А «Механик» никогда не отступит от инструкции, не оставит свидетелей там, где их не должно быть, и не убьет лишнего человека без прямого приказа. Холодная, безэмоциональная эффективность – вот что ценило Бюро в таких людях.

Но Виктор не был таким. Если бы он был «Механиком», он бы никогда не оставил Наполи в живых. И уж тем более не повез бы его в больницу, остановив кровь и оказав экстренную помощь на месте.

Наполи повернулся на бок, подложив руку под голову. Ребра уже практически не тревожили его, вздохнуть полной грудью без боли он все еще не мог, но уже мог ворочаться и ходить не согнутым в три погибели и не хватаясь постоянно за правый бок. Чертов якут оказался левшой, кто бы мог подумать… но не об этом сейчас. Сейчас самым важным фактором оставался ликвидатор Виктор, гуляющий на свободе волк в овечьей шкуре. Подумать только, он работает в школе!

Наполи знал почему несмотря на всю любовь «Бюро» к «Механикам» лучшими ликвидаторами все же становились такие как Виктор. Потому что «Механики» были слишком… механистичными. Да, они исполнительны, но не более. Отсутствие адреналинового прихода, куража, страсти и почти сексуального наслаждения своим делом – все это превращало «Механиков» в винтики. «Механик» никогда не превзойдет самого себя, никогда не станет лучше в критический ситуации, скорее наоборот – его характеристики и способности падают под стрессовыми факторами.

Тип личности «Циник-Нарцисс» – наоборот. В критической ситуации они расцветают, скользят по грани, их привлекает игра, лезвие бритвы, русская рулетка, азарт и страсть. Это они дают упавшему противнику еще один шанс, протягивая оружие – давай, попробуй! Это они выбирают не самые очевидные, а самые интересные и конечно же опасные варианты. И к удивлению – именно они чаще всего и выигрывают в таких ситуациях. Там, где остальные замрут в страхе, а «Механики» – просто будут делать свое дело, такие как Виктор – превзойдут себя.

Именно поэтому, несмотря на то что «Механики» были надежными и исполнительными, в ситуации, когда было нужно чудо Бюро привлекало таких как Виктор Полищук, как бы его на самом деле не звали.

Наполи сел на кровати, спустив ноги вниз, поискал ими мягкую поверхность тапочек. Вздохнул, сидя на кровати. Он провалялся почти неделю в фельдшерском пункте, на попечении у Жанны Владимировны, у него было время подумать и разложить все по полочкам. Он понимает мотивы Виктора, он знает его тип личности, знает, как именно он будет действовать и почему он поступил именно так а не иначе. Почему он не оставил его в лесу истекать кровью.

Все очень просто. С его типом личности он посчитал неспортивным добить Наполи или предоставить своей судьбе. Он как будто дает ему шанс, вручает в руки оружие и поворачивается спиной – ну же, давай, попробуй удачи! Выстрели мне в спину… если сможешь.

Если бы на месте Наполи был бы кто-то другой, он бы вероятно махнул рукой и подумал, что Виктор не узнал его, что ничего не понял и вообще пусть все идет как идет. Но… у Наполи был с собой пистолет и винтовка. Ни то ни другое нигде не «всплыло». И самое главное – тела. Он толком не помнит, как все было, все как в кровавом тумане, но то, что как минимум один труп остался лежать у провала в пещере – помнит точно. Поехать и убрать тела ему не дали, более того, участковый обронил пару слов о том, что «был на месте» и даже отдал ему его зажигалку. А это значит, что тел на месте уже нет. Все вместе это может означать только одно – Виктор «подчистил» за ним. В конце концов ликвидаторов обучают и этому.

Что это означает? В свою очередь это значит, что Виктор – знает кто он такой. Какие выводы дальше? Он – труп. Может быть, Виктор и повернулся к нему спиной и даже вложил ему в руки пистолет с одним патроном, но вся эта ситуация на самом деле контролируется им от начала и до конца. Взять предложенное оружие и выстрелить ему в спину – это как раз то действие, которого адреналиновый наркоман типа «Циник-Нарцисс» и ждет. А если чему его и обучили в Бюро на самом первом курсе, так это тому, что никогда не следует действовать так, как тебя вынуждает твой оппонент. Нажать на курок в такой ситуации – все равно что выстрелить себе самому в голову. И ладно он сам, в конце концов он готов и к такому повороту, всегда был готов. Но его Семья! Получается он сюда приехал чтобы помочь своим дядям, братьям и племянникам, а в результате затащил их в конфликт с чудовищем. Такой как Виктор не будет убивать его первым и тем более – не будет делать это быстро. Сперва он даст ему погрузиться в отчаяние, устраняя родных и близких, разрушая все, что успела построить и чего успела добиться Семья. Этого он не может позволить.

Наполи встал и накинул на плечи больничный халат с развеселыми «огурцами» на ткани, завязал тоненький пояс и засунул в карман пачку сигарет и зажигалку. Вышел из комнаты, шаркая тапочками по полу. Прошел по коридору, чувствуя, как прогибаются скрипучие доски под ногами.

Нет, он не боялся Виктора Полищука, ликвидатора Бюро, не боялся. И у него все еще есть шансы, ведь пока ты жив – ты все еще можешь. Однако тут есть очень немаленькое «НО». И это «НО» заключалось в том, что для Виктора все это – лишь опасная игра, будоражащая кровь и щекочущая нервы. Он – чертов одиночка, у него нет ни родины, ни флага, ни родных, ни друзей. Те люди, которых он держит рядом – всего лишь марионетки, свита для Нарцисса, не более. Он готов пожертвовать ими в любой момент. В то время как для Наполи и его Семьи – это не игра, это вопрос жизни и смерти детей и стариков. Даже если они обменяются ударами на равных, то Наполи и Семья – проиграет. Что для Полищука очередная девушка рядом и ее смерть? Просто повод повысить ставки в азартной игре. А для Наполи каждый в Семье – это близкий человек и он не может себе позволить потерять ни одного! И это не учитывая того факта, что Семья находится в заведомо уязвимом положении – всем известно где они живут, чем они занимаются, найти их легче легкого, а «залечь на матрасы» можно ненадолго, может на месяц максимум. Детям нужно ходить в школу, старикам – в больницы, взрослым нужно работать. Не спрячешься. В то время как Виктор мог исчезнуть с радаров и выжидать – месяц, два, если потребуется, то и годами. Появится уже как Сергей Иванович или там Андрей Антонович. С пистолетом в руке и мотком жесткой проволоки в кармане. Так что как ни крути, у него преимущество. В этой игре Наполи уже проиграл – показавшись на глаза противнику, оказавшись в его власти.

Он выходит на крыльцо и оглядывается вокруг. Доски под ногами жалобно скрипят и прогибаются, словно вздыхают под его весом. Старое дерево, потемневшее от времени и дождей, местами источенное жучком, но все еще крепкое. Перила шатаются, краска облупилась и висит лохмотьями, обнажая серую древесину. Вечер опускается на село мягко и неторопливо. Солнце уже село за дальний лес, но небо еще светлое, молочно-розовое, с редкими облачками, подсвеченными последними лучами. Воздух пахнет сеном, коровьим навозом и дымком из печных труб – кто-то уже затопил на ужин.

За покосившимся забором, сколоченным из неровных досок и кольев, лениво жуют траву три коровы. Рыжая, пестрая и совсем черная. Они поднимают головы, услышав скрип крыльца, смотрят на него большими влажными глазами, потом снова опускают морды к земле. Черная корова машет хвостом, отгоняя мух.

Где-то вдалеке мычит еще одна буренка – наверное, хозяйка ведет ее домой на дойку. Слышно, как звенит подойник, как шлепают чьи-то ноги по дороге. Петух где-то прокукарекал не ко времени, и ему ответил другой, с противоположного конца деревни.

В палисаднике перед фельдшерским пунктом растут мальвы и подсолнухи, уже поникшие головы которых тяжело клонятся к земле. Между ними пробиваются сорняки – лопухи, крапива, полынь. Калитка висит на одной петле, вторая давно сломалась.

Тишина такая, что слышно, как жужжат мухи, как шуршит трава под легким ветерком, как где-то далеко лает собака. Мирная, сонная деревенская жизнь, в которой самое страшное событие – это когда у кого-то корова в чужой огород забредет.

Наполи достает из кармана халата помятую пачку «Ту-134». Пачка уже изрядно потрепанна, углы замяты, на белом фоне синими буквами выведено название и изображение самолета в облаках. Пачка почти пустая – осталось всего три сигареты, и он берет одну, покрутив между пальцами.

Зажигалка – старая, еще дядина, военных времен, потертая до блеска, с выбитой на корпусе какой-то надписью на английском, которую уже не разобрать. Тяжелая, добротная, из настоящего металла. Крышка открывается с характерным щелчком, колесико крутится туго, но искра всегда есть – механизм надежный, проверенный десятилетиями.

Наполи чиркает колесиком большим пальцем – раз, другой. На третий раз вспыхивает ровное желтое пламя с синеватым основанием. Он подносит сигарету к огню, затягивается.

Щелкает крышкой зажигалки – пламя гаснет. Убирает ее в карман, делает глубокую затяжку. Дым выдыхает медленно, через нос, смотря на коров за забором. Сигарета между пальцами дымится тонкой струйкой, пепел еще не осыпается.

В этом простом ритуале – закурить на крыльце в вечерней тишине – есть что-то успокаивающее. Словно время остановилось, и можно просто стоять, курить и думать, не торопясь никуда. Но есть ли у него время? Когда именно адреналиновый наркоман, бывший ликвидатор Бюро решит, что дал ему достаточно форы и начнет действовать? И с чего он начнет? С того, что похитит Давида и станет присылать дяде по пальцу каждый день? Или же… ведь у дяди есть и дочка. Он отгоняет из головы яркие картинки того, что может сделать «Циник-Нарцисс» обученный в живодерских школах Бюро с тринадцатилетней девочкой. Он не может этого допустить… и не может прямо противостоять ему. Прямое противостояние – уже проигрыш.

Наполи выпускает дым струйкой вверх и следит за тем, как сигаретный дым рассеивается в вечернем воздухе. Ликвидаторы – это страшно, но он, Наполи – агент влияния. Ликвидаторы – это всего лишь инструмент, а его обучали быть умным. Быть гибким. Не вступать в конфронтацию. Если дело дошло до ликвидаторов, до выстрелов в упор, проволочных гаррот и растворении в ванной с кислотой – это означает что миссия провалена. В отличие от Полищука, его, Наполи обучали так, что выстрел уже означал поражение. Он умеет влиять на людей и это его главное умение. Полищук – всего лишь нарцисс-убийца и если дать ему то, чего он жаждет, то им можно управлять. «Механики», конечно, более управляемые, им достаточно отдать приказ, но в Бюро умели управляться и с другими типами личности. Такому как Виктор нужно дать ощущение победы, ощущение восхищения и всего лишь. С самого начала Наполи повел себя неправильно, но кто бы знал какой у него уровень и тип личности…

Он опирается предплечьем на перила и стряхивает пепел в заросли крапивы у крыльца. Все что ему сейчас нужно – это найти Виктора первым, самому прийти к нему выказывая знаки покорности, как это принято у собак – с поджатым хвостом и опущенной головой, униженно виляя задницей. «Механик» на такое нипочем не купился бы, а вот «Нарцисс» – очень даже. Предложить Виктору… нет, не деньги. Власть. Предложить ему стать над ним, выразить готовность подчиненным и передать ресурсы. Таких как он на самом деле не интересуют ресурсы или деньги. И даже власть. Ему нужно ощущение победы. И Наполи даст это ощущение. Все, ты победил, я проиграл, ты выше, я ниже, вот, видишь, я стою на коленях и жду приказаний… и вот тут Виктор потеряет интерес к нему и Семье. Будет заниматься своими делами, что там ему сейчас интересно – всех девушек из волейбольных команд перетрахать или Комбинат захватить или что еще… а Семья будет ему помогать и в результате он, Наполи и его Семья получат своего ликвидатора! Да, не сразу, но он может играть вдолгую, через год-другой Виктор уже привыкнет к ним, а он – сделает все, чтобы заслужить его доверие.

Самый тонкий и ответственный момент тут – первая встреча. Если Наполи дернется, и Виктор оценит это как угрозу, то… этого нельзя допустить. Вот потому-то ему и нужно действовать прямо сейчас, пока он еще не в полной форме, пока ребра не зажили, ему нужно прямо сейчас найти Виктора, пока он не представляет собой особой угрозы, а Виктор – знает об этом. Значит…

– Добрый вечер! – к крыльцу подходит Жанна Владимировна, хозяйка и императрица фельдшерского пункта: – курить вредно. От этого умирают.

– Жить вообще вредно. – откликается Наполи: – все кто жил – умерли.

– Не поспоришь. – Жанна Владимировна поднимается на крыльцо и становится рядом, тоже опираясь предплечьями на перила: – дай-ка сигаретку, Коля-Николай.

– Сейчас… – он хлопает по карманам и достает мятую пачку. Извлекает сигарету и протягивает даме. Подносит зажигалку. На улице уже темнеет и ее лицо озаряет огонь зажигалки. Он мимолетно думает о том, какое красивое у нее лицо и как ей идет отражение пламени в глазах…

– Собрался куда-то? – спрашивает она, отбрасывая волосы назад и выпуская дым вверх: – не спится?

– Мне в город нужно. – говорит он: – спасибо что приютили, Жанна Владимировна. За мной должок и я обязательно вам отплачу. Если что-то в городе нужно будет – обращайтесь. Моя семья не из последних.

– Из первых, надо полагать? – прищуривается Жанна, поворачиваясь к нему: – да по твоим вещам видно, что не из последних. Сапожки югославские сможешь достать?

– Конечно. Какой размер? – кивает он. Жанна опускает взгляд вниз, вынимает ногу из сандалии и вытягивает ее, шевеля пальцами на ступне.

– А ты угадай. – говорит она и улыбка скользит по ее лицу: – угадаешь – будет тебе приз. Нет… – она пожимает плечами: – значит снова мне с сапожками не повезло.

– Хорошо. – говорит Наполи: – угадаю. Вы прекрасная нимфа, Жанна Владимировна и я…

– Ой не надо мне лапшу на уши вешать. – отмахивается она: – что ты, что твой приятель, оба гусары.

– Гусары? – не понимает он.

– Легкая кавалерия. – усмехается она: – знаешь как Давыдов говорил? Гусар что дожил до сорока – говно, а не гусар! Вы же живете как спички – раз и сгорели. Только у твоего приятеля взгляд тяжелый. Повидал видать, хоть и молодой совсем…

– Хм. – хмыкает Наполи. Конечно повидал. Ликвидатором в Бюро работать, пусть даже год – и то крышка свистеть начинает. А такой как Виктор уж, конечно, повидал. Не спрячешь взгляд от знающих людей, видно в нем все. Темна вода в облацех как говорится, вот такая же темная и холодная вода в провале, где сгинули трупы беглых зеков, такая же темная и холодная плещется в глубине глаз этого человека.

– Постараюсь не сгинуть. – говорит он и придвигается чуть ближе к теплому, округлому боку Жанны Владимировны и положив свою руку ей на талию: – но одиночество этим вечером…

– Не лечи меня, Коля-Николай. – насмешливо говорит она, убирая его руку: – ты не в моем вкусе. Лучше привет своему приятелю передай, он обещал в гости заезжать. А то я на следующей неделе в город собралась как раз.

– Чертов Витька. – качает головой Наполи: – и тут обошел. И что вы все в нем находите⁈

– Вырастешь – узнаешь. Ну так, что вещи свои забирать будешь?

Глава 11

Марина, которая колеблется и не знает что ей нужно от этой жизни

– Тетя Марина – спелая малина! – по коридору проносится конопатое чудо, сверкая поцарапанными и загорелыми коленками.

– Катька! А ну в свою комнату, спать пора! – вслед конопатому чуду несется громкий голос Глафиры Семеновны: – кому сказала, егоза! Марина, у меня там два пирожка осталось, может заберешь? С картошкой и яйцом, а то вон какая худая, одни глаза.

– Тетя Глаша, да у меня и так задница в двери не пролезает. – говорит Марина и поднимает руки: – я со вчерашнего дня на диете. Твердо решила похудеть. Особая диета, московская – по четным дням с утра стакан уксуса, а по нечетным – разведенной соды. Одна чайная ложечка на стакан теплой воды. И раздельное питание.

– Стакан уксуса? – всплескивает руками Глафира Семеновна: – ты ж сожжешь себе все! Валерка из сорок пятой третьего году хлебнул уксуса из бутылки, думал, что водка, так его потом на «скорой» увезли и операцию делали! До сих пор толком говорить не может и через дырку сбоку в животе питается…

– Ну не совсем уксуса. Развести тоже нужно… двухпроцентный раствор. – поясняет Марина, проходя на кухню: – а вечером можно яблока кусочек или творога. Яблока у меня нет, а творог Светка принесла с магазина.

– Как же ты сухой творог есть-то будешь? – качает головой Глафира Семеновна: – поперек горла станет. Вон возьми сметанки у Витьки, все равно пропадет.

– Чего это? – удивляется Марина: – а Витька где?

– Так в Москву уехал, у вас же смены были посуточные, вот и не знаешь. – отзывается Глафира Семеновна, открывая дверь холодильника и заглядывая внутрь: – он же уволился со школы, вот теперь на новой работе ему нужно себя показать, так в командировку и полетел со своей девушкой…

– Что? Погодите, постойте! Тетя Глаша, погодите… – Марина поднимает руку, словно школьница за партой на уроке, жаждущая чтобы на нее обратил внимание учитель: – уволился? Как уволился? Из школы? И… что за девушка⁈

– Как уволился? – тетя Глаша пожимает своими большими, округлыми плечами: – как все люди увольняются, написал заявление по собственному желанию, вот и все.

– Глафира Семеновна! – на кухню заходит сосед, Гоги Барамович, вечером он в белой майке и тренировочных трико внизу, да в тапочках на босу ногу: – О! И Марина-джан тут! Хорошо! Слушайте, нам бы собрание жильцов провести… а то тут у старенького Леопольда дурные вести.

– Как есть дурные. – вслед за Гоги на кухню протискивается Леопольд Велемирович, он снимает очки и протирает стекла замшевой тряпочкой: – вы слышали, что Виктор наш уважаемый сосед уволился из школы?

– Как раз обсуждаем. – говорит Марина: – и я не поняла, с какой еще бабой он в Москву поехал? Лилька же тут, я ее видела в пятницу на танцульках…

– Марина-джан, дело серьезное, а ты на Витьку бочку катишь. – укоризненно качает головой Гоги: – может у него любовь? К женщинам? Пока он неженатый, слушай, пусть летает с кем хочет, лишь бы не залетели там! – он хохочет, довольный своей шуткой.

– Гоги Барамович, посерьезней. – наконец заканчивает протирать очки Леопольд Велемирович и водружает их себе на переносицу: – дело в том, что Виктор Борисович наш уважаемый в нашей коммуналке от третьей общеобразовательной школы, а это значит…

– Что его отсюда выпрут! – догадывается Марина: – но погодите! По закону не могут! Пока он другую работу не найдет и ему там не выделят жилье. У нас же социалистическое государство, у нас никого на улицу не выкидывают!

– Тут ты, конечно, права, Мариночка. – кивает Гоги: – вот только Витька наш уже устроился на другую работу и у меня имеются точные сведения что ему Комбинат жилье уже выделил. Понимаэтэ? – от волнения Гоги аж пятнами пошел: – ты что, нэ понимаешь что это значит? Комнату кому-то еще отдадут! А нам это зачем? Витька хороший сосед был, но если уж он уходит, нельзя комнату никому отдавать! Кто у нас в расширении нуждается? Давайте останемся как есть – вот сколько нас тут есть…

– Так вы переживаете что комната его мимо уплывет… – понимающе кивает Марина: – ааа, так вот в чем дело. А я-то думала…

– Марин, ты не подумай, мне Витька нравится. – говорит Гоги Барамович: – как человек и друг. Но он же все равно уходит, ему Комбинат отдельную квартиру выделяет. Двухкомнатную на секундочку. Так что за него я не переживаю. А вот за его комнату у нас в общежитии – очень даже переживаю. А ну как вселят еще одну молодую семью? Мало нам принцессы Алтынгуль, которая с утра вопит благим матом, в будни это может даже и хорошо, а вот в выходные? И вдруг новая Алтынгуль – среди ночи орать будет? По очереди с нашей?

– Или пьяницу какого подселят. – поправляет свои очки старенький сосед: – хорошие соседи в наше время – редкость. Это нам повезло что у нас коммуналка тихая, все свои, такая у нас уютная и камерная атмосфера, знаете ли. А люди, они разные бывают, вот я в свое время служил в корабельном оркестре на должности, знаете ли, у нас был один такой, специально нанял молоденькую студентку, чтобы в первом ряду перед нами лимон съела. Ну натурально духовые никто не смог играть, слюной подавились! Хорошо, что я не на тромбоне стоял, а то был бы позор на всю Европу, а ведь тогда третий секретарь обкома, товарищ Хмелецкий лично приезжал чтобы удостовериться…

– Леопольд Велемирович! – взывает к нему Гоги: – пожалуйста оставьте свои истории, всем и так понятно, что нужно что-то делать!

– Что у вас тут? – на кухню заглядывает Батор: – о! Маринка! Марин, не в службу, а в дружбу, пожалуйста сегодня у Витьки заночуй снова, а? Все равно он в командировке, а ключи у тебя есть. Мы со Светкой вроде помирились… вроде как.

– Батор! А ну иди сюда! – машет ему рукой Гоги: – слышал, что Витька комнату освобождает? Нам здесь чужие не нужны!

– Витька комнату освобождает? – Батор останавливается и быстро-быстро моргает глазами, потом вдруг лицо его озаряется мыслью, будто лампочку внутри включили: – О! Так мы со Светкой и въедем! Будем молодая семья!

– Чтобы въехать нужно чтобы вы уже женатые были. – охлаждает его Гоги: – я об этом уже с Витькой говорил, в загс за месяц заявление подается, а вы со Светкой только вчера как кошка с собакой были. Да и не выйдет она за тебя.

– Чего это⁈ – возмущается Батор, складывая руки на груди: – я и Светка – самая крепкая и устойчивая ячейка общества! Мы с ней через года вместе и все такое. Я ее люблю, она меня тоже, чего вам больше-то?

– Все что у вас есть стабильного и устойчивого, так это то, что вы ночью заснуть никому не даете. – ворчит Глафира Семеновна: – а у меня Катька дюже любопытная. Потише не можете, бесстыдники? Ух, как дала бы поварешкой…

– Чего это я бесстыдник? Вон Витька водит к себе всяких вообще, а у меня только Светка и я бесстыдник! – разводит руками Батор: – тетя Глаша!

– От Витьки шуму нету. – поясняет женщина: – он если и творит непотребства, то тихо, а не как вы – сперва любитесь, потом собачитесь. Женитесь и выметайтесь отсюда, пусть вам вон СМУ Светкино жилье выделяет как молодой семье, в новостройке.

– Лучше не в новостройке. – машинально говорит Марина: – чего вы все на меня смотрите? Мы же там все красим, уж я знаю.

– Вернемся к нашим баранам. – говорит Гоги Барамович: – нам нужно комнату Витькину отстоять. Варианты какие? Один вон – с Батором и Светланой, уже откидываем. Они если и подадут заявление, то только через месяц женятся. Даже если Светлана согласится… – он обводит взглядом собравшихся. Лица дружно выражают сомнения – кроме одного. Лицо Батора выражает возмущение.

– Можно за Нурдина и Самиру походатайствовать. – говорит Глафира Семеновна: – чтобы им еще одну комнату выделили.

– Не выделят. – качает головой Гоги: – у них самая большая комната, да еще с перегородкой. Скажут у вас всего один ребенок чего вам надо еще…

– Не выделят, если они будут семьей с одной Алтынгуль. – вдруг вмешивается Марина: – а вот если у них второй ребенок появится…

– Этот вариант еще хуже, чем со Светланой и Батором. – говорит Гоги: – должен ли я всем присутствующим напоминать, что ребенок за месяц не родится, даже если девять мужчин будут стараться одновременно?

– Ну… – Марина поджимает губы: – ну да.

– Погодите. – Батор поднимает палец: – а что, если ребенок уже будет?

– Батор. – Гоги скептически смотрит на своего соседа: – ты не слышал что я сказал. Или тебе нужно напоминать откуда дети берутся? Судя по ночным звукам, ты со Светланой именно этим и занимаешься. Ну или кто-то у вас в доильный аппарат попал, в промышленный.

– Да я не об этом! – машет рукой Батор: – давайте скажем что Самира беременна! То есть вот-вот уже и будет ребенок. Тогда комнату придержат… ну по крайней мере на полгода, а там видно будет. Может мы со Светкой поженимся ну или еще что…

– Хм. – хмурится Гоги Барамович: – а в этом что-то есть. Эдакое благородное безумие…

– Ну да. Осталось только Самиру убедить снова забеременеть. – кивает Марина: – делов-то…

– Даже не думайте! – на кухню заглядывает молодая девушка в платке с ребёнком на руках: – вы чего тут удумали⁈ Мне одного ребенка на всю жизнь хватит, я этим больше заниматься не буду, не уговаривайте даже!

– Самира Абдуллаевна! – всплескивает руками Гоги: – а вот и вы! А мы как раз о вас говорили! Проходите, проходите! Как сегодня наша принцесса Алтынгуль? С утра была в ударе, такой сильный голос, переход на третью октаву особенно удался!

– В самом деле, Самира, что тебе – трудно что ли? – вмешивается Батор: – тут главное походить немного беременной и все! Комнату оставят, а то подселят всяких…

– Да вы с ума сошли! – говорит девушка в платке: – не можем мы с Нурдином сейчас!

– Ну чего там сложного такого? Подумаешь…

– Нет! И потом – кто мне будет с этим помогать⁈

– Да все мы поможем! Как один! – говорит Батор и Гоги кивает, поддерживая его.

– Меня Нурдин убьет. – говорит девушка в платке: – как есть убьет. И вообще я замужем и не должна вот это даже обсуждать! Нет!

– Мне кажется, что ситуация зашла в тупик. – говорит Гоги: – ладно, если Самира Абдуллаевна против того, чтобы притвориться беременной…

– … притвориться? – девушка в платке моргает глазами: – в смысле – не по-настоящему? Ну если притвориться…

– Конечно притвориться! – повышает голос Гоги: – Самира, ты серьезно думала, что мы просим тут тебя действительно забеременеть⁈

– Ээ… – девушка в платке перекладывает ребенка на другой бок: – ну если только притвориться…

– Погоди-ка… – прищуривается Марина: – так ты думала что тебя тут просят залететь? От Нурдина?

– Эээ… ну… – девушка в платке отводит взгляд: – у Нурдина болезнь, врачи говорят что он теперь не сможет детей иметь…

– … – на кухне наступает полная тишина. Все смотрят на Самиру, которая нервно покачивает ребенка на руках.

– А что мне было думать⁈ – взрывается она: – вы тут такие все «Самира должна забеременеть и все тут!» Что мне было думать⁈

– Мамма мия. – слабым голосом говорит Марина, сдерживая хохот, рвущийся наружу: – наша Самира решила, что мы хотим заставить ее залететь от кого-то из вас.

– Я сразу сказала, что нет!

– Самира Абдуллаевна! Как вы могли подумать! – взревел Гоги Барамович: – я бы никогда! Советская женщина не должна быть принуждена к… беременности!

– Да вы только что это обсуждали!

– Мы же гипотетически!

– Вообще-то, ты Самира – очень даже ничего. – говорит Батор: – и если бы вопрос – вот так поставить, то… Ай! Маринка! Ты чего дерешься!

– Скажи мне спасибо что я ничего не скажу ни Светке, ни Нурдину! – грозит она ему кулаком: – а то бы выхватил от обоих!

– УАААААААА!

– Ой, Алтынгуль снова титю просит… – Самира уселась на стул и ловким движением обнажила грудь. Батор побагровел и выскочил за дверь.

– Какой хороший аппетит. – заметил Гоги Барамович: – опять-таки тут не только сам напиток но и упаковка… так о чем я говорил?

Уже много позднее, когда соседи в коммуналке наговорились и разошлись по комнатам – Марина задумчиво сидела на кухне одна над чашкой крепкого чая. Из головы почему-то никак не шел Витькин знакомый Николай. Она никогда не считала себя пуританкой, но и чтобы вот так, на первом же свидании… такого тоже раньше не было. Все-таки порядочная девушка должна как минимум на три свидания сходить прежде, чем допустить кавалера ближе к своему телу. Однако с Николаем так не получилось…