Текст книги "Тренировочный день 8 (СИ)"

Автор книги: Виталий Хонихоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

– … интересно. – говорит Айгуля: – ты как будто другую Железнову описываешь. Мы сегодня с ней целый день играли и ничего такого я не заметила. Даже с Лилей они не посрались, чего я откровенно опасалась.

– Вот именно. – поднимает палец вверх Наташа Маркова: – это замечание с места мы учтем, товарищи. Потому что это замечание – верное. Железнова ведет себя у нас как пай-девочка, ниже травы, тише воды. Но… почему? Неужели все отзывы и слухи про нее были враками и клеветой? Или быть может девчонки из «Крылышек» просто пытались загнобить беднягу, а она давала отпор? Тем не менее есть факты.

– Эта Арина совсем не похожа на ту, что прицельно Лильке в лицо била. – вставляет Алена Маслова, пододвигая к себе чашку с чаем: – понимаете? Совсем другая. А вы видели, как она с «Бортпроводниками» обходилась? Нет? Я слышала. Там уважения ни на толику. Малолетняя стерва, вот кто она такая.

– И вот тут возникает вопрос – почему же Арина Железнова с нами в команде так талантливо играет роль пай-девочки? – добавляет Наташа Маркова: – кто же такая эта Железнова? Может быть шпион, внедренный в нашу команду чтобы вызнать секрет самой секретной методики тренировок от Виктора Полищука, благодаря которому мы и выиграли у команды высшей лиги?

– О, господи! – закатывает глаза Айгуля: – да она всего лишь молоденькая девчонка! Школьница, на секундочку! Конечно, она ведет себя как избалованный ребенок, так как им и является! Но – в привычной среде! Дома, в своей команде! А ее отдали на растерзание противницам, как бы она себя начала тут вести иначе? Быковать начала бы? Что бы с ней было бы? Да если бы она начала себя вести как халда, то ей Лилька тут же прописала бы, даже с места не сходя! Она просто умеет читать атмосферу, как и полагается юным гениям… а атмосфера была не самой дружелюбной. Она ребенок, вот и все. Получила по жопе, оклемалась и прониклась уважением! Раньше просто никто ее по жопе не бил как Лилька наша!

– И эта теория тоже имеет право на жизнь. – кивает Алена Маслова, сплетая пальцы перед собой на манер большого босса и выдавая кривую улыбку: – но…

– Никаких «но». Так и есть. – убежденно говорит Айгуля: – вы умножаете сущности на пустом месте, Маслова и Маркова. Вы вообще, как Бобчинский и Добчинский, «к нам едет ревизор!». Успокойтесь уже, все намного проще. Вот я не удивлюсь если и переломов никаких нет, а наша Валька просто в парке поцеловалась с парнем каким-то… а то и вовсе вместе прошлись, за ручки подержались! У меня с Витькой и не было ничего, а уже сколько всего напридумывали! И «Кругосветное Путешествие» и «Ваньку-встаньку» на балконе общежития и «Микрофон-повесу» прямо в туалете спорткомплекса! Уймитесь, давайте чай спокойно попьем.

– Вот как. – Алена Маслова улыбается и смотрит на свою подругу: – Наташ, тут смертные не верят в твою истинную силу. Настало время продемонстрировать им твой талант во всей красоте, силе и мощи!

– Думаешь? – девушка делает вид что сомневается: – готов ли мир к такому явлению? Не дрогнут ли основы мироздания?

– А у вас тут интересно. – говорит Юля Синицына: – вроде кружка самодеятельности. Теперь понимаю почему в парке нельзя так встречаться. Люди же будут думать, что спектакль ставите или кино снимаете…

– Кстати, к нам в город съемочная группа приехала же. – добавляет Наташа: – будут фильм приключенческий снимать. Что-то историческое… там такие артисты клевые! И костюмы! Пока площадку выбирают…

– Маркова! – закатывает глаза Алена: – хватит в сторону уходить!

– А! Точно! – Наташа тут же входит в свою роль заново: – узрите же смертные силу дедукции и индукции! Вот! – она вскидывает руки и демонстративно медленно достает из-за пазухи небольшой белый квадрат: – та-дам!

– Ты таскала чью-то фотографию у себя на груди? – прищуривается Айгуля: – вот прямо в лифчике? Серьезно, Наташ?

– Я должна была доставать это из декольте. – слегка обиженно говорит Маркова: – я ж не виновата, что я не Валька и декольте у меня толком нет. Я – волейболистка, какое у меня декольте… и вообще, хватит обо мне! Вот! – она кладет черно-белую фотографию на стол. На фото изображен мужчина, средних лет или даже скорее пожилой. Совершенно лысый и с усами, в очках. Одет в твидовый пиджак с галстуком.

– Так ты уже по старым и лысым мужикам пошла от отчаяния. – комментирует Айгуля, разглядывая фотографию: – таскаешь его фото у себя на груди… смело, Маркова, смело. Будешь ему «голландский штурвал» под лестницей делать?

– Ой, замолчи уже, Гулька! Не понимаешь ты ничего! – мотает головой Наташа Маркова: – Алена, скажи ей уже!

– В самом деле, Салчакова, хватит на Наташу давить. В тот раз я еще и не начала с Холодковым встречаться и вообще я Наташку давно простила. Вот Серега – скотина. – Алена грозит в пространство кулаком: – правильно Витька ему в лоб закатал.

– Полищук снова кого-то избил? – наклоняет голову Юля Синицына: – токсичная маскулинность вашего тренера продолжает меня удивлять…

– А он ничего. – говорит Аня Чамдар, взяв фотографию и разглядывая ее в упор: – ну и что, что он старый. Может он секс-гигант? Или что еще… я вообще не осуждаю, хочет Наташка со стариком пехаться, так ее дело. Наташ, а тебя его усы не щекотят, когда целуешься?

– Что⁈ Нет! – Наташа машет руками: – я с ним – нет! Никогда! Вы чего, с ума сошли⁈

– Ты достала из своего лифчика фотографию мужчины, она еще теплая была. – указывает ей Айгуля: – и что мы должны были подумать? Что это твой дядя?

– Это – отец Железновой, дуры! Настоящий отец!

– Что? – Айгуля пододвигается к Ане Чамдар и разглядывает фото внимательней: – но он совсем на себя не похож! Тот, что в зале сегодня был – он же другой. И с волосами!

– Вот именно.

Глава 9

– Мне кто-нибудь объяснит наконец, как это произошло⁈ – Лиза Нарышкина, ученица 8-го «А» класса средней школы номер три города-героя Колокамска – упирает руки в бока: – как такое могло произойти вообще? Мы же с ним договаривались!

– Ээ… – Оксана Терехова оглядывается на своих подруг в поисках поддержки. Но Яна стоит у выхода из беседки, а Инна делает вид что не понимает, о чем речь.

– Я многого не знаю. – говорит Оксана, смирившись с ролью докладчика и ответственного за все плохое в этом мире, включая холокост, геноцид, ядерное оружие и увольнение Поповича из школы. Она разводит руками: – Я слышала что это родители нажаловались на то, что дескать «Виктор Борисович слишком уж запанибрата со школьниками».

– Это все из-за англичанки. – подает голос Инна Коломиец: – директор ей выговор с занесением влепил. За «аморалку».

– Какая «аморалка» еще? – удивляется Нарышкина: – это Альбине-то? Она после того случая с Негативом по школе вся затянутая ходит, даже пуговицы на рубашке не расстегнет.

– Ну… она до этого ходила в «вызывающем виде, порочащем педагогический коллектив». Наверное, это накопительный эффект имеет. Но вообще-то я слышала, что все это не из-за Альбины и ее внешнего вида или там того, что Попович с учениками запанибрата. – говорит Яна, оставляя свой пост у выхода из беседки: – слушайте, а нам точно можно такое? А вдруг кто увидит? И в прошлый раз не очень получилось, в лагере, помните?

– Вот ты, Барыня, совсем ничего не понимаешь. – Лиза садится, но не на скамейку внутри беседки и не на стол, а на перила, которые ограждают беседку и ставит одну ногу рядом со скамейкой: – ничегошеньки. Во-первых, тогда в лагере мы что пили? Бурду какую-то, что Оксанка у отчима стырила и в термосе принесла, а сейчас у нас – вот! – она с гордостью демонстрирует небольшую плоскую стеклянную бутылку в форме фляжки: – настоящее виски! Американское, чтоб вы знали. У отца из бара взяла, все равно не заметит. Такие ковбои носят в кармане джинсов, вот потому такая форма удобная.

– Ни разу виски не пила. – говорит Инна и забирает бутылку у Лизы: – смотри какое красивое…бутылочка словно сувенирная… и на цвет тоже – как карамель. А водка она прозрачная и все. Что же насчет места, Барыня – можешь быть спокойна, наше место. Сюда и не заходит никто почитай, это же не парк. Место глухое, за гаражами и ближе к речке… раньше тут был санаторий для шахтеров, ну когда еще добывали рядом с городом, а потом остались заброшенные здания. – она обвела взглядом окружающий пейзаж.

Беседка, в которой расположились девочки, когда-то была частью благоустроенной территории санатория. Теперь это полуразрушенное сооружение из потемневшего дерева, чьи резные элементы местами обломались или покрылись трещинами. Плющ густо оплел все строение – от основания до самой крыши, превратив беседку в зеленый кокон. Лианы проникли сквозь щели в досках, обвили перила и даже частично закрыли вход, так что приходилось раздвигать листву, чтобы попасть внутрь.

Крыша беседки местами провалилась, и сквозь дыры пробивались солнечные лучи, создавая пятнистые блики на потрескавшемся деревянном полу. Краска давно облупилась, обнажив серую древесину, а железные гвозди проржавели, оставив на досках бурые подтеки.

Вокруг расстилался пейзаж технологического апокалипсиса. В двухстах метрах виднелись скелеты корпусов бывшего санатория – кирпичные здания с выбитыми окнами, из которых торчали остатки рам. Крыши частично обвалились, обнажив почерневшие от времени стропила. Стены покрылись мхом и граффити, а из трещин в асфальте пробивались сорняки и молодые березки.

Между зданиями пролегали заросшие дорожки, по краям которых валялись обломки бетонных плит и куски арматуры. Старые фонарные столбы стояли покосившиеся, с разбитыми плафонами. Где-то вдалеке виднелись ряды гаражей – более новых, но тоже обветшалых, с покосившимися воротами и выцветшей краской.

А за всем этим, сквозь заросли ивняка и кустарника, поблескивала речка – единственное живое, что осталось от прежнего пейзажа. Ее журчание было едва слышно в тишине заброшенного места.

– А во-вторых? – задается вопросом Яна Баринова, в свою очередь садясь на перила беседки: – что там во-вторых?

– Во-вторых?

– Ну ты говорила, что, во-первых, у нас сегодня виски. – напоминает Яна: – даже палец вон на руке загнула.

– А, во-вторых, у меня горе. – говорит Лиза: – мой Витя уволился из школы. И даже ничего мне не сказал!

– Как бы он тебе сказал, если ты вон, в Болгарии на Солнечном Берегу в минималистичном купальнике загорала? – резонно замечает Инна: – куда бы он тебе звонил? На деревню дедушке?

– Ладно. Пусть не мог позвонить. Но написать-то записку мог?

– Вот именно из-за этих записок его из школы и уволили. – кивает Инна: – потому что «запанибрата» это не только когда с мальчишками он воздушных змеев запускает и учит как драться правильно, но и когда он с девочками слишком уж близко… дружит.

– Это ты на что намекаешь? – нехорошо прищуривается Лиза: – Коломиец?

– Да я не намекаю, я прямо говорю. Ты бы к Поповичу лыжи так не намазывала салом, а то вся школа знает, что ты ему глазки строишь. Думаешь его за это по головке погладят? Ладно что уволили… вон ты знаешь, что с Доброй Вожатой произошло? Уголовное дело возбудили же! И это на секундочку девушка была. А ну как Попович на твои авансы поддался бы и зажал тебя в коридоре, да в кладовку свою затащил и на матах спортивных разложил бы, а?

– Ты… ты чего⁈ – Лиза стремительно краснеет и прижимает ладони к щекам: – ты что такое говоришь-то⁈

– Вот-вот. – удовлетворенно говорит Инна, глядя на ее покрасневшее лицо: – вот из-за этого он и уволился наверное. Чтобы ты ему такое лицо не делала.

– Инна!

– А что Инна? Думаешь он железный, что ли? У него совершенно нормальный мужской аппарат и все работает, мы же в тот раз за ним подсматривали. А тут ты такая, на все согласная и несовершеннолетняя. Да для него, ты Нарышкина – это сразу десять лет строгого режима без права переписки в тугих джинсах и своей обтягивающей майке! Между прочим, если бы англичанка в таком в школу пришла, ее бы точно потом уволили… – ворчит Инна и качает головой: – не, сейчас тебе даже лучше будет. Возраст согласия с шестнадцати, никто не мешает тебе его по городу преследовать, разве что его многочисленные девушки против будут. Хотя если они все такие как эта Ирия Гай, то может и не против…

– Не слушай ее, Лиза. – говорит Яна Баринова: – ты чего? Не слушай и не обижайся. Инна просто… ну она прямая. И считает, что вы не пара, потому что разница в возрасте, а еще потому что Виктор Борисович бабник.

– Бабник – это когда комплименты говорит и цветы дарит и глазки строит. А когда у тебя две женских городских команды в любовницах – это какое-то другое определение нужно искать. – ворчит Инна: – вон по тебе Лермонтович с прошлого года сохнет, Лизка. И не только он, в нашем классе трудно найти мальчика, который бы к тебе равнодушен был. Найди себе ровесника. Ну или если вот так уж чешется постарше кого – вон в выпускном кого.

– Лиза, ты главное не расстраивайся. – быстро добавляет Яна: – ну уволился и что? Главное, что жив и здоров и все с ним хорошо. Лиза⁈ Лиза!! – она с округлившимися глазами смотрит как Лиза решительно отбирает плоскую фляжку виски у Инны, откручивает крышку и делает два глотка. Закашивается и вытирает рот предплечьем. Яна тут же бросается похлопать ее по плечу.

– На. – Лиза толкает фляжку ей в руку: – вкус отвратительный, всю глотку обожгла, на, пей.

– Но я… – Яна открыла было рот, но взглянула на Лизу и взяла фляжку. Отпила глоток и прислушалась к своим ощущениям.

– Не так уж и плохо. – сказала она: – но, Лиза, в самом деле – не расстраивайся ты так. Сейчас мы посидим, поговорим… кха-кха! – она откашлялась и передала бутылочку дальше – Оксане Тереховой: – на вот.

– Она ж весит как мешок картошки, ее с запаха вынесет. – говорит Инна: – Ксюха, не пей, тебя снова накроет.

– То есть о ее чувствах ты печешься… – говорит Лиза.

– Ну вот, началось. – закатывает глаза Инна: – да именно, потому что я о тебе забочусь, дура ты такая, я и говорю тебе все это! Мне вообще было бы легче как вот эти две дуры – ничего тебе не говорить, вон, подарочек из-за границы получить и радоваться, какая ты умная и классная, Лиза! И как тебе повезло с Поповичем и что вы скоро поженитесь, заведете детей, купите себе квартиру на Профсоюзной, и ты ему свитер с оленями свяжешь.

– Две дуры?

– Не до тебя, сейчас, Ксюха.

– Девочки, не ссорьтесь!

– Вот скажи, Баринова, если бы я хотела поссориться, а ты со своим «девочки не ссорьтесь» влезла бы – как бы это помогло, а?

– Оксана, не пей!

– Две дуры?

– … так что даже не смей тут говорить, что я о тебе или о твоих чувствах не думаю, дура ты заграничная! Да если бы мне было плевать, я бы и слова не сказала! Думаешь мне охота каждый раз с тобой сраться из-за твоего Поповича⁈ Со своей лучшей подругой!

– Если ты моя подруга, то ты должна меня поддерживать, а ты! Ксюха, дай-ка сюда бутылку!

– Не дам. – говорит Оксана и сдувает волосы со лба: – она меня дурой назвала. И Янку тоже.

– Она это не со зла. – пытается уладить все миром Яна: – она на самом деле так не думает.

– Думаю! – встает и упирает руки в бока Инна: – еще как думаю! Вы все тут дуры! Эта вон решила со своим учителем физкультуры замутить, идиотка! А ничего что это именно твоя мама и пожаловалась, что ты и Попович слишком уж «запанибрата», а?

– Чего⁈ – от лица Лизы отлила кровь и на секунду она стала белой как мраморная статуя.

– Того! – Инна протягивает руку и после короткой, но интенсивной борьбы – отбирает бутылку у Оксаны: – отдай, мне тоже выпить сейчас нужно. – девушка решительно отпивает из горлышка.

– Сильная… – жалуется Оксана и дует на пальцы: – отдавила два пальца, горилла…

– Моя мама… – выдавливает из себя Лиза и садится на скамейку за стол, так, словно ей ноги подрубили: – быть не может…

– Еще как может. – безжалостно режет по живому Инна: – она и устроила все это собрание и жалобу директору написала, да не одну. Штук пять.

– Мама… – бормочет Лиза: – как? И… зачем?

– А ты, наверное, с мамой делишься всем. – предполагает Яна: – у вас же хорошие отношения. Со взрослыми всегда так – ты им доверяешь, а они потом обязательно это против тебя же и используют. Так всегда, сперва говорят «говори правду и тогда ничего плохого не будет, главное, чтобы ты правду сказала», а потом оказывается, что лучше бы молчала вообще. Я вот маме про лагерь рассказала и про то что мы самогонку Ксюхину пили и что подглядывали за Поповичем, так она только посмеялась и сказала что они в юности еще и не такое творили… а потом на родительском собрании все разболтала!

– Так это из-за твоей мамы все узнали про нас⁈

– Она не хотела! Случайно вырвалось. Откуда она знала, что все так воспримут…

– Дура ты Баринова и мама твоя от тебя недалеко ушла, вот нашла, о чем говорить с родителями. – качает головой Оксана Терехова: – если мой отчим узнает, что я у него самогонку сперла, то или убьет на месте или посадит с собой пить… и я еще не знаю, что хуже. Пожалуй, лучше пусть сразу убьем, меньше мучаться буду…

– А… твои родители не узнали? – осторожно спрашивает Яна.

– Мои предки на родительские собрания не ходят. – гордо заявляет Оксана: – они ж прекрасно понимают, что ничего хорошего там не услышат. Это вы все… отличницы, комсомолки, активистки. А я – андерграунд и темная сторона Луны, у меня свое виденье мира. Я может Ван Гог. Непризнанная гений.

– Моя мама меня предала. – говорит Лиза, уставившись в пространство стеклянными глазами: – а ну дайте мне бутылку, мне нужно выпить. Теперь-то я знаю почему взрослые так сильно хотят забыться в алкогольном угаре. Это вовсе не из-за экзистенциального ужаса бытия как Хемингуэй писал, а потому что все вокруг сволочи…

– Так это и есть экзистенциальный ужас бытия – осознавать, что все вокруг сволочи. – тихонько замечает Оксана: – а особенно страшно, когда это близкие люди.

– Предавать могут только близкие. – замечает Яна: – далекие не могут предать, потому что предать – это злоупотребить доверием. А если ты человеку и так не доверяла, то и предать он тебя не может. И вообще, то что твоя мама нажаловалась на Поповича это не предательство. Она просто по-своему за тебя беспокоится.

– Лучше бы нож в спину воткнула. – говорит Лиза и отхлебывает глоток виски из бутылки, закашливается и сгибается пополам. Стоящая рядом Инна – хлопает ее по спине и забирает бутылку.

– Давай сюда. – говорит она, наблюдая как Лиза утирает рот предплечьем: – и хватит тут нюни разводить! Найдешь себе еще таких вот старперов, вон в парке по пятницам и субботам столько таких шарахается, выбирай – не хочу.

– … – Лиза молчит, глядя в пространство.

– Лиза! Ну перестань, ну пожалуйста! – не выдерживает Яна: – Инна! А ты не дави на нее так… видишь же, что с ней происходит.

– Что? – Инна отрывается от бутылки и бросает взгляд на Лизу. Вздыхает. Наклоняется чуть вперед.

– Ладно. – говорит она: – Поповича твоего не из-за этого уволили. И вообще не уволили, а он сам уволился. Потому что директор орал на него кабинете из-за того случая с гранатой в лагере.

– А? – поднимает заплаканное лицо Лиза: – но при чем тут граната?

– Так он должен был заявление написать. И рапорт. И в отчете отразить. Не знаю как, да только тогда Лермонтовича на учет бы поставили, в детскую комнату милиции, понимаешь? А учет в детской комнате милиции – это прощай комсомол, на секундочку. И вообще серьезно. Говорят мама Лермонтовича за него попросила очень, а наш Попович и вступился. А директор сказал – или ты, Виктор Борисович, заявление на Лермонтовича пишешь, или заявление на увольнение по собственному желанию. Ну вот наш рыцарь на белом коне и написал заявление. Как ты понимаешь – на увольнение.

– Получается Попович спас Вовку Лермонтовича. – задумчиво говорит Яна: – получается, что он вроде как рыцарь, но тогда выходит, что Вовка – его принцесса?

– Чего⁈ Баринова!!

– Ой! Да я вовсе не то хотела сказать! – тут же поднимает руки Яна: – в тот раз в лагере он нас всех пытался спасти! И, наверное, тебя в первую очередь! Да, я так и видела в его глазах «пусть я умру, но Нарышкина – останется жить!», скажите девочки? – она оглядывается в поисках поддержки.

– Точно. – кивает Оксана Терехова: – чего он иначе на гранату животом бросился. А представьте была бы она боевой? Разорвало бы его на части и все ради тебя Лиза, так что пожалуйста перестань уже плакать. У тебя глаза красные будут.

– А вот мне интересно, откуда Попович так хорошо про гранаты знает? – задается вопросом Инна: – вот никто даже среагировать не успел, а он уже сообразил. Простой физрук бы растерялся. Значит имел дело с гранатами… но когда? Он же из института тут, в армии не служил. И… ай! – она потирает плечо и бросает уничижительный взгляд на Яну: – да, конечно! Лиза! Точно! Он тебя спасал и все такое…

– Да я поняла уже. – вздыхает Лиза и трясет головой. Выпрямляется с мрачной решимостью в глазах: – я поняла, что он меня не любит. Все, пора мне бросать эту дурацкую идею…

– Неужели?

– Да. Я твердо решила – все. Конец. Баста. Я больше не буду за ним волочиться. Пусть сам потом на коленях приползет!

– Вот! Вот теперь я слышу речь не девочки, но женщины! Молодец!

– Я вот только сейчас к нему домой пойду и все в глаза выскажу!

– О, господи, Лиза…

– Вот только допьем и пойдем!

– Так он же в Москве, на жеребьевке!

– Тогда записку оставлю!

– О, господи, Лиза…