Текст книги "Тренировочный день 8 (СИ)"

Автор книги: Виталий Хонихоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Глава 20

Бабье лето пришло в Колокамск неожиданно, как забытое обещание. В середине сентября, когда школьные тетради уже исписаны первыми диктантами, а на базаре вовсю торгуют солёными груздями и свежими маслятами, солнце вдруг вспомнило о лете и щедро полило теплом серые улицы провинциального городка.

На излучине тихо текущей Колокамки, там, где река делает плавный поворот, огибая песчаную косу, был расположен опустевший городской пляж. Волейбольная сетка, провисла между двумя железными трубами, выкрашенными в синий цвет. Синяя краска на столбах облупилась до ржавчины, а в самой сетке зияли дыры, кое-как стянутые суровой ниткой – кто-то все же чинил сеть, чтобы мячи не пролетали в прорехи навылет.

Песок уже не такой горячий, как в июле, но всё ещё хранит дневное тепло. По берегу разбросаны деревянные грибки-навесы с облезлой коричневой краской и скамейками, исписанными признаниями в любви, датами и прочими сведениями о посетителях – «Вася + Света», «15-й выпуск КПТУ!» и прочим.

Чуть подальше от берега – бетонная раздевалка, построенная в хрущёвские времена. Двери в женское отделение давно сорваны с петель, и теперь вход прикрывает выгоревшая ситцевая занавеска. Рядом – ржавый питьевой фонтанчик, вода из которого перестала течь тоже еще при Никите Сергеевиче.

Вдоль берега тянется деревянный настил-причал, уходящий в воду. Доски потемнели и разбухли от влаги, между ними проросла трава. С причала все еще прыгают последние смельчаки-школьники, прогуливающие уроки в тёплый денёк.

На песке остались следы летнего сезона: обломок пластмассовой лопатки, выцветший надувной круг с заплаткой, забытая кем-то алюминиевая кружка. У грибков сложены в штабель шезлонги с брезентовым покрытием – их уже не выдают, сезон закончился, но убрать ещё не успели.

Над пляжем на фанерном щите красуется полинявший плакат: «Купание без присмотра спасателей запрещено!» и правила поведения на воде, которые уже невозможно прочитать. Спасательная вышка пуста, красный флаг снят.

Пляж практически пустой, если не считать нескольких мальчишек, которые все еще осмеливаются плескаться в прохладной воде и подозрительную компанию в тени уже начинающей желтеть листвы.

– Осенняя пора, очей очарование… – говорит Алена Маслова, прикладывая руку ко лбу, чтобы осмотреться вокруг: – пустовато сегодня как-то тут… обычно народу полно.

– Народу полно было летом. А сегодня уже середина сентября и будний день. – резонно замечает Наташа Маркова, снимая спортивную сумку со своего плеча и ставя ее на песок рядышком: – хотя тепло все еще, но это ж Колокамск. Бабье лето, солнце вон как светит… но все равно прохладней чем в июле. Да и не принято у нас осенью на пляж выбираться.

– Это кому не принято, а кто уже вовсю водку хлещет. – Алена кивает в сторону подозрительной компании: – вон видала? Тунеядцы, алкоголики и хулиганы…

– Никак там даже мангал поставили? – прищуривается Наташа в сторону подозрительной компании: – на обычных алкашей не похожи.

– Не смотри на них так пристально. – советует Алена: – мало ли что. Возьмут и пристанут. А мы с тобой видать самые первый сюда пришли, наших нет еще пока.

– Да не алкаши это… – неуверенно говорит Наташа: – с мангалом и на машине. Вон там, видишь, светлая такая стоит…

– Тем более нечего на них заглядываться. Ты лучше скажи, что там между Машкой и Светкой произошло? – Алена ставит свою спортивную сумку рядом с сумкой Наташи и начинает разминать запястья, сцепив пальцы между собой.

– Да ничего такого. Я же говорила, что двух хозяек на одной кухне не бывает…

– Это я говорила!

– Да? Ну и я тоже говорила. Сперва я сказала, а ты потом повторила.

– Ничего подобного! Я первая сказала! Так и сказала, что они все равно подерутся! Видела же, «сырники» все еще в старой форме «Соколов» ходят. Это ж явная фронда и заговор!

– А я еще первее сказала! Когда только разговор о сборной пошел! Кроме того, они не подрались. Получается Маша сказала чтобы мы отбив отрабатывали на тренировке, а Светка сказала чтобы над выносливостью поработали, потому что наша Ханша довольно быстро выдохлась. А Машка сказала, что вот пусть Салчакова над выносливостью и работает, а всем остальным нужно на отбив и подбор учиться, а Светка сказала, что… а, она ничего не сказала. И все.

– В смысле – все? Я как пришла, так у вас половина команды с другой половиной не разговаривали… – хмурится Алена.

– Ну… потому что половина послушалась Светку, а половина – Машу. Ну а потом и вовсе что-то делать перестали, потому что когда непонятно кого слушать, то какой смысл что-то делать? – пожимает плечами Наташа: – а потом Витька пришел и сказал, чтобы все делали то, что он скажет. И заставил нас бегать кругами как будто мы сайгаки какие-то. Ну вот и все.

– Хм. Светка все же крепкий орешек. И…

– Привет, девчонки! – откуда-то появляется Лиля Бергштейн, как всегда, с улыбкой на все тридцать два зуба и уже подпрыгивающая на месте от нетерпения и избытка энергии: – уже тут⁈ Самые первые! Круто, а я думала, что это я первая буду! Привет, Наташа, привет Алена! А где все?

– Лилька. Ты как всегда. – морщится Алена Маслова: – оглушаешь. Тебе говорили, что порой тебя слишком много бывает?

– Постоянно! – кивает та и скидывает с плеча спортивную сумку, упирается носком кроссовка в другой, раз-два и уже босиком! Тут же топчется на месте, поворачиваясь из стороны в сторону и зарываясь босыми ногами в пляжный песок.

– Песок сегодня теплый. – выносит она вердикт: – не горячий, но теплый. А внизу холодный – если пальцами зарыться. Не зарывайтесь, еще простудитесь! Наверное, нужно будет в кроссовках играть, а не босиком! Не снимайте обувь!

– Никто и не собирался. – вздыхает Алена: – ты единственная кому это в голову пришло бы.

– Класс! – Лилька топчется на месте, зарываясь босыми ногами в песок: – внизу реально холодно! Как будто ногами в холодильник залезла! Аленка, как у тебя дела?

– Да у меня-то нормально все. Ты как? – отзывается Алена: – все ли в порядке? С тобой и с этой Железновой?

– Не, я все. – качает головой Лиля: – она свое получила. Да и маленькая она, вот. А я на нее взъелась, самой немного стыдно. Ну, было бы стыдно, если бы я не была такая бесстыжая. То есть не стыдно. Совсем не стыдно. Но она свое получила и если не будет дальше в бутылку лезть, то останется целой.

– А то, что она тут без своего отца, а тот, кого она за него выдает ей вообще левый мужик? И что живет в «Дворянском Гнезде» и «Борпроводники» ее с ней? – интересуется Наташа: – разве это тебя не беспокоит?

– Меня вообще ничего не беспокоит. – отвечает ей Лиля, танцуя на теплом песке замысловатый танец: – у меня устойчивая психика, так Витька говорит.

– Зато у всех окружающих от тебя она неустойчивая. – замечает Алена: – как можно так легко к этому относится? Она же явный шпион от «Крылышек», вот к бабке не ходи. И к парню твоему клинья подбивает… – тут Алена кривит лицо, надувая губы и часто-часто моргая глазами, явно передразнивая кого-то.

– Виктор Борисович! – говорит она писклявым голосом, таким, наверное, разговаривали бы целлулоидные пупсы из магазина «Детский Мир»: – Виктор Борисович! А посмотрите, как я подаю! Подскажите как правильно, Виктор Борисович! А вот тут у меня коленка побаливает, Виктор Борисович, не посмотрите? И тут, выше тоже немного болит, посмотрите! Можете даже потрогать… – и Алена снова часто-часто моргает глазами, принимая вид невинного ребенка.

– Ну чтобы вот так Арина делала я не видела. – признается Наташа Маркова: – но она и правда вокруг Витька как муха вокруг конской лепешки крутиться. Лиль, может мы ей того… темную устроим? Или просто в раздевалке прижмем и поговорим, чтобы перестала…

– У нас с Витькой ситуативный союз. – говорит Лиля, переставая танцевать и замирая на месте: – только если вы Маше ничего не скажете! Молчок?

– На нас можешь рассчитывать. – подается вперед Алена Маслова: – мы с Наташкой – молчок-молчок! Лучше нас никто секреты хранить не может!

– Точно! – кивает Наташа Маркова: – хранить секреты мы умеем! Я вон почти две недели молчала про то, что Серега Холодков ко мне под лестницей приставал!

– Да! Хотя про Серегу ты в тот же вечер всем растрепала, коза такая…

– Всем! Но не тебе! Ты же тогда с ним ходила, и ты ничего не узнала, пока тебе Машка не выдала… вот кто сплетница!

– Тоже мне подруга называется… – Алена складывает руки на груди: – всем растрепала, а я ничего не знала про то, что ты с ним под лестницей в «летчика и штурмана» играла! И не надо говорить, что не знала про нас с ним!

– Правда не знала! Клянусь комсомолом!

– Болтушки вы обе. – качает головой Лиля: – хотя… ты же до последнего не знала, Алена?

– Вот-вот. Видишь? Мы умеем хранить тайны. Вернее – я. – говорит Наташа Маркова: – так что мне можешь рассказать, а ей не нужно. Еще растреплет всем.

– Подумаешь тайна! – Алена упирает руки в бока: – если ты про то, что ты с Витькой для того замутила чтобы к Машке подобраться и что это он тебе такую идею подкинул, то можешь не стараться. Все это знают.

– Все?

– Вооон там, видишь, компашка под деревьями сидит, мангал разжигают? К ним подойди и спроси, и они тоже наверняка все знают. Ты, Лилька, прозрачная как слеза комсомолки ранней весной. – фыркает Алена: – тоже мне тайну нашла. Если у тебя есть что-то, чего мы не знаем, то я свою шляпку съем.

– Аленка… – прищуривается Лиля: – вот ты сейчас же свои слова заберешь обратно! Это что, вызов?

– Ой, вот только не надо, Лиль. Играешь ты великолепно и на площадке ты и там и тут, как будто тебя боженька в пяточки поцеловал, фигурка у тебя обалденная и личико смазливое… вынослива как мул, быстра как змея в броске, мужики от тебя слюнями захлебываются, но вот таинственности в тебе ровно столько, сколько в ведре. – говорит Алена и Наташа рядом с ней – задумчиво кивает в такт ее словам.

– В ведре? В каком это еще ведре? – Лиля от неожиданного сравнения аж на месте замерла и часто-часто ресницами заморгала: – в смысле – в ведре?

– В каком ведре? В обычном, Лиль. На десять литров с ручкой, оцинкованном, что в магазине «Все для сада» девяносто копеек стоит. Даже не рубль, Лиль.

– Я немного не понимаю, о чем речь, но мне кажется, что ты меня обидеть пытаешься, Маслова. – говорит Лиля: – да у меня столько тайн и секретов, что вы вдвоем с Марковой лопнете от зависти!

– Сомневаюсь. – складывает руки на груди Алена: – о чем например? Что вы с Машкой уже почти неделю у тебя живете? Знаем.

– Или что ты с Витькой вытворяла в лагере? Тоже знаем. – подает голос Наташа Маркова, в свою очередь складывая руки на груди и становясь чуть ближе к Алене: – мы вообще все-все про тебя знаем. Это про Железнову мы ничего не знаем.

– Вот именно. – кивает Алена, становясь ближе к Наташе и разворачиваясь к ней спиной, так что эти двое на какое-то время стали выглядеть как фото с афиши – вдвоем, спиной к спине, сложив руки на груди: – учись у Железновой, Лилька. Вот кто загадочный и таинственный. Я бы за ее секреты что-нибудь очень дорогое отдала бы! Наташку Маркову вон…

– Эй!

– Потому что ты моя дорогая подруга. Мне будет тяжело с тобой расставаться.

– Обычно говорят «я бы правую руку отдала» а не подругу!

– Физкульт-привет! Как вы горячо спорите, вас на весь пляж слышно! – к ним подходит Виктор в своей обычной спортивной форме и с синей сумкой через плечо: – а я думал что первый буду. Лиля, а ты чего босиком? Песок холодный же, это же осеннее солнце, оно не греет ни черта.

– Привет-привет. – нетерпеливо переступает с ноги на ногу Лиля: – слушай, Вить, как ты думаешь, я – загадочная?

– Еще как. – кивает Виктор: – я тебя порой вообще понять не могу, что ты за зверь такой. Загадочнее тебя только сфинкс в Египте, да и то просто каменюка, а ты Бергштейн меня в такой ступор вводишь, что хоть святых выноси. Ты вот скажи мне какого ты на тренировке творишь? У нас капитан Волокитина, а ты чего?

– У меня капитан Света Кондрашова. – упрямо наклоняет голову Лиля: – потому что всегда так было.

– Ну вот что с тобой делать? – разводит руками Виктор: – а с Машей у тебя что? Не сладилось?

– Все у нас сладилось. – возражает девушка: – просто она… ну Маша. А Светлана – это Светлана.

– И после этого ты еще спрашиваешь, загадочная ли ты… – вздыхает Виктор: – да куда уж загадочней. Ладно, с этим потом будем разбираться, сейчас остальные прибудут и начнем тренировку. Говорят, что в Ташкенте могут нам песчаную площадку устроить, нужно научиться работать на песке, особенно тебе, Лиль. На песке икры забиваются очень быстро, устаешь только в путь… нужно учиться передвигаться с минимальными затратами энергии. И над выносливостью работать. В общем если и правда песок будет, то… – он качает головой: – первую партию мы еще продержимся, но дальше неминуемо сдавать начнем. Есть у меня пара мыслей… но нужно все опробовать… – он прикладывает ладонь к глазам и осматривается вокруг: – пусто тут сегодня, в самый раз для нашей тренировке.

– Только вон те козлы шашлыки готовят. – ябедничает Аленка: – устроились под деревьями… а ведь будний день.

– Ну. У Марины со Светой выходной, они сутки через двое работают. – говорит Виктор, вглядываясь в подозрительную компанию: – а у Николая видимо больничный… все-таки глубокий порез был, да и ребра сломаны. Батор я так понимаю тоже себе выходной устроил…

– Что? – Лилька вглядывается в подозрительную компанию и расплывается в улыбке: – точно! Светка! Маринка! Привет! – она машет рукой.

– Не мешайте людям культурно отдыхать, – говорит Виктор: – они тут на шашлыки приехали, а у нас тренировка! Лиля! И обуйся уже, простудишься!

– Я мигом! – Лиля стартанула с места и стремительно понеслась к «подозрительной компании», которой оказались ее знакомые.

– Слышала я что Маринка и Коля женятся. – тихо сказала Наташа Маркова: – это тот самый Коля? Вот у тебя зрение острое…

– Угу, тот самый. – кивает Виктор: – а зрение не острое, просто я знал, что эти четверо на пляж собрались отдохнуть… меня приглашали, но у меня работа.

– Ааа… ну тогда все понятно. О, а вон и Валька Федосеева с Сашкой Изьюревой идут. Эй! Мы тут! – Алена машет рукой.

– Один из моментов игры на открытой площадке – это отсутствие потолка. – говорит Виктор, задирая голову: – слышал я что Каримова может такие свечки подавать, что аж в стратосферу. Понятно, что в зале этого не сделаешь, но вот на открытой площадке… тут и сила нужна и расчет…

– Сила… да с силой у нас проблем нет. – говорит Алена Маслова: – Валька если нужно может отсюда и до той компании подать, легко. И точно. Валь!

– А? Всем привет! – Валя Федосеева ставит свою сумку в ряд с остальными: – о чем речь?

– Сможешь отсюда мячом в худосочную Лилькину попу попасть, а? Ставлю бутылку лимонада! – Алена подбрасывает мяч на ладони.

– Завидовать грешно, Маслова. – гудит Федосеева, прикидывая расстояние до компании: – у нее в фигуре все отлично. И задница что надо, пусть и мелкая. А давай-ка сюда мяч… – она протягивает руку. Алена с готовностью подает ей мяч. Виктор поднимает брови, не вмешиваясь. Валя вкладывает два пальца левой руки в рот и оглушительно свистит. На свист оборачивается Лиля, стоящая у деревьев в компании с мангалом. Валя показывает ей чтобы приготовилась. Лиля – кивает.

– Значит бутылка газировки, а? – Валя подкидывает мяч на ладони: – и чтобы сама сходила купила, Маслова, а не Наташку гоняла.

– Обижаешь. – разводит руками Алена: – мое слово кремень.

– Ну-ну. – Валя подбрасывает мяч вверх и чуть подается назад, вскидывая руку… БАЦ! Виктор прикладывает ладонь к глазам, провожая полет мяча взглядом… сколько до компании? Метров пятьдесят? Больше?

Маленькая фигурка Лили у деревьев – скользнула вбок, чтобы перехватить мяч, но вдруг запинается на месте и падает. Виктор качает головой, ну конечно, она же так и убежала босиком, а это тебе не ровное покрытие волейбольной площадки, попалась коряга под ногу и все. Какой бы быстрой и координированной не была Лиля Бергштейн, «Железный Кайзер» команды гормолзавода, а и на старуху бывает проруха, она привыкла передвигаться по ровной поверхности, не сводя взгляда с мяча, вот и… мысленно он прикинул траекторию мяча и подумал, что сейчас он обязательно мимо компании пролетит и в реку. Тихо Танечка, не плачь, не утонет в речке мяч… надо бы раздеться уже, придется в воду прыгать…

Но тут рядом с упавшей Лилей выросла еще одна фигура и взмахнула руками. Глухой удар и белая молния мяча прилетела обратно, прямо в выставленные руки Валентины Федосеевой!

– Ни… ни хрена себе! – вскинулась Алена Маслова: – Вить, ты видел⁈

– Лиля! Ты как⁈ Живая? – он прижимает руки ко рту и кричит компании у мангала.

– Со мной все в порядке! – машет рукой вскочившая на ноги Лиля, она чуть прихрамывает: – просто споткнулась!

– Да что с этой Бергштейн сделается! – машет рукой Алена: – вы видели, как Маринка мяч обратно отправила⁈ Почти как Валька!

– Может случайно вышло? – сомневается Наташа Маркова: – а давайте еще раз в нее мячом запустим?

– У меня он аж в руках прокрутился после. – говорит Валентина Федосеева, разглядывая мяч: – а на вид и не скажешь, что сильная девушка… Кто это такая? Что за Марина?

– Соседка Витькина, знакомая Лилькиной подруги, мы вместе портвейн пили на Лилькиной хате… – отмахивается Алена.

– Знаешь, Вить, мне кажется, что тут имеет место дискриминация. – задумчиво вертит мяч в руках Валя: – в следующий раз меня с собой не возьмете – обижусь. И… а ты знал что эта твоя соседка вот так может мяч подавать?

– Без понятия был. – говорит Виктор: – но я с ней об этом поговорю. Если она так умеет… если у нее талант, то нечего в малярах сидеть и шашлыки на пляже кушать. Давайте ее на тренировку позовем… протестируем, проверим, погоняем…

– У нее же свадьба скоро!

– Ничего. Николай мне должен как земля колхозу, он поймет. Вдруг мы в самом деле самородок нашли? Не все же столичным «Крылышкам» «гениев поколений» находить?

Глава 21

Момент был донельзя удобный. Он уже пробовал нанести визит Виктору сразу же по горячим следам, пока еще рука на перевязи была и пока он сам не восстановился… такая вот нехитрая защита от категорической реакции бывшего ликвидатора на угрозу. Прийти в гости не представляя угрозы… хотя и он и Виктор знали что даже в таком состоянии Наполи представлял собой эту самую угрозу, ведь его главный инструмент не кулаки и не пистолет с накрученным глушителем, не удавка и не финка в кармане. Он тоже бывший, но в отличие от Виктора он полевой агент влияния, а значит его главный инструмент, его настоящее жало – это мозг и язык.

Именно поэтому Наполи нужно было кровь из носу поговорить с Виктором. И сейчас, когда он тренировал свою команду на пляже – момент был очень удобный. Однако нельзя было и форсировать события, навязываться. Нужно было довериться моменту, тем более что Маринка убежала к девчонкам из команды мячик бросать… значит, и Виктор скоро появится.

Насколько он знал, не в правилах ликвидаторов Бюро оставлять за спиной недобитых врагов, но психотип «Циник-Нарцисс» обожает нарушать правила, лишь бы это служило еще одним основанием потешить собственное раздутое «эго». Что сделает человек такого склада характера, оказавшись в такой ситуации как Наполи и Виктор – на пляже, среди белого дня, где вокруг полно людей? Правильно – обязательно подойдет поговорить. Ведь весь этот перфоманс, все эти действия ничего не значат если у главного актера не будет аудитории. Наполи изучал этот психологический феномен, знал, что Конторские часто начинают думать о себе как о небожителях, как о тех, от кого зависят судьбы людей, как о мече в руке Бога, карающем и безжалостном… и Конторским это было позволено. Но вот тем, кто работает в Бюро, кто работает на морозе за Железным Занавесом никак нельзя было испытывать иллюзии относительно себя и своего места во вселенной. Иначе неминуемо оступишься, понадеявшись на свою «избранность», оступишься и… все. Исчезнешь. Как исчезли три беглых зека, вот были и нету теперь. Ищи, не ищи – все равно не найдешь. Тем не менее особо успешные ребята все равно начинали чувствовать себя выше и лучше окружающих, чувствовать особую причастность к секретной жизни, даже те, кто работал в Бюро. Это было неминуемо – уж очень они отличались от окружающих. От обывателей. Когда ты смотришь на соседа, который с улыбкой приветствует тебя и рассказывает о погоде и видах на урожай, а ты знаешь не только его имя и фамилию, но и номер паспорта, номер машины, имя и фамилию его молоденькой любовницы, а также всех с кем спит эта вертихвостка, которая вытягивает из него деньги, когда знаешь все его нехитрые секреты и тайны и при этом понимаешь что можешь убить его движением руки – то крышу рано или поздно начинает сносить. Потому что ты – отличаешься от них. И равными себе признаешь только таких же волков в овечьих шкурах, что прячутся среди обывателей, стараясь не привлекать к себе внимания. И если ты начинаешь вот так о себе думать, то ты начинаешь совершать ошибки. Вот как «Виктор Полищук», который на самом деле ни черта не Виктор и конечно же никакой не Полищук. Он забылся, перестал стараться, начал полагаться на удачу, на то, что никто не заметит его навыки, поддался своему «эго»… и конечно же с таким опытом за плечами бывший ликвидатор не стерпел когда этот идиот Давид решил его спровоцировать. Будучи на задании, этот «Виктор» наверняка стерпел бы и удары, и оскорбления и даже глазами сверкать не стал бы, но будучи в отставке… этот бросок был ошибкой. Со стороны может это и выглядело как «ой, поскользнулся и Давид сам упал, ай-яй-яй», но вот последствия падения и перечень травм и переломов однозначно говорили, что это не случайность. Хладнокровный расчет человека, который привык делать другим людям больно. Таким как Виктор, сторожевым псам Бюро, было довольно трудно жить двойной жизнью, их с одной стороны приучали быть безжалостными и жестокими машинами для убийства, а с другой – жить жизнью ничем не примечательного гражданина своей страны… в какую бы их не забросило Бюро. Если так вдуматься, то жизнь ликвидаторов чем-то похожа на жизнь серийных убийц, точно такой же контраст между «дневной» стороной и «ночной моралью». Но и на старуху бывает проруха, Виктор допустил ошибку, которую возможно никто кроме Наполи и не заметил бы. Однако одна ошибка была усугублена другой, Семья решила, что не оставит травму Давида без ответа и дядя Гурам направил своих «бычков» потолковать с Виктором по душам… и если бы Наполи не вмешался, то сейчас скорей всего дядя Гурам был бы мертв. Неаккуратно сработал «Виктор Полищук», ой неаккуратно… а с другой стороны он был готов устранить последствия своей ошибки. Так как эти ребята все делают, одним способом. Говорят, что человек, у которого в руках молоток воспринимает все свои проблемы как набор гвоздей. Возникла проблема? Ударить со всей дури сверху, да так, чтобы по шляпку…

Точно так же не бывает «бывших» среди ликвидаторов Бюро. Они – те самые парни с молотками, вот только вместо молотка у них в руках может быть что угодно, их обучали убивать чем угодно и когда угодно… правда несмотря на разнообразие методов, способ решения проблем у них всегда один. Нет человека – нет проблемы.

И именно поэтому было важно чтобы «Виктор Полищук» перестал воспринимать Наполи и его Семью как проблему. Тут нет никаких проблем. И решать этот вопрос нужно было прямо сейчас, потому что сейчас у Семьи наклевывается контракт на строительство завода по производству напитков. И если «Виктор» и Наполи не придут к общему соглашению, то тогда лучше будет от греха подальше переехать. Но переехать для Семьи – это не просто чемоданы собрать. Это практически означает бросить тут активы, оставить налаженные связи и знакомства, похерить всю репутацию и начать все заново на другом месте… и если бы речь шла о ком-то другом, то Наполи предпочел бы конфронтацию. Но не в этот раз.

В стране идет активная борьба с организованной преступностью, сажают вплоть до замминистра, сажают и даже расстреливают. Да, статья «расхищение социалистического имущества» больше не является расстрельной, но вот квалифицированная часть, а именно «хищение государственной собственности в особо крупных размерах… за это расстреливали. И тут не нужно даже красть, достаточно получать выгоду. Семья дяди Гурама и Наполи зарабатывала деньги по-разному, был подряд на постройку асфальтовых дорог, а техники своей у облисполкома не было. Был цех в гараже, там шили 'фирмовую джинсу», практически неотличимую от оригинала, в подвале гаражного кооператива разливали по бутылкам водку, которую делали на месте из спирта, приобретенного для производства на местном Комбинате.

Конечно же дядя Гурам и старшие были знакомы со всеми влиятельными людьми в городе, с начальниками торговых баз и складов, с заведующими магазинов, с начальниками цехов в Комбинате и на заводе, с командирами войсковых частей, которые были расквартированы рядом с городом… так что социальная и экономическая база Семьи делала переезд практически невозможным. Уходить из города… это пробуждало наследственную память о том геноциде, который младотурки устроили армянам во времена Первой Мировой.

– Сидишь? – к нему подсаживается «Виктор», располагается рядом, подложив под себя какую-то картонку, чтобы не сидеть на земле: – как рука? Заживает?

– Заживает. – кивает Наполи. Этого он и ждал, думает он, не мог «Виктор» мимо пройти, ему нужно обязательно поглумиться над противником, в грязь его втоптать, насладится падением. А еще показать свое превосходство и в очередной раз по грани пройти, знает ведь что «бывших» в Бюро не бывает, что даже с перевязанной рукой Наполи может взять в руку тот самый пичак, которым сейчас только что мясо резал и… но нет, нужно гнать эти мысли. Он его специально провоцирует, нельзя поддаваться на провокации. Нужно успокоиться. В конце концов он не исполнитель, а автономный полевой агент, он знает, как противостоять такому типу людей.

– Это хорошо. – говорит «Виктор»: – что заживает. Глубокий порез. Вот как можно так на свой собственный ножик напороться? – он протягивает руку и берет пичак с расстеленной газеты, осматривает его со всех сторон, пробует лезвие ногтем и цокает языком: – острый. Любишь ты, Николай, острые ножи. Так и до беды недалеко…

– Хватит уже… – морщится Наполи: – ну хватит спектакли разыгрывать. Я все знаю. Ты все знаешь. У меня только один вопрос – ты на каком направлении работал в Бюро?

– Многие знания – многие печали, товарищ Иванов. Как там у Экклезиаста? Дай птице, парящей в небе познать хоть толику человеческой мудрости, и она тотчас упадет на землю мертвая… – хмыкает Виктор: – и с чего ты взял что я вообще где-то работал? Не понимаю, о чем ты. Я ж тренер, физкультурник. Окончил Ленинградский институт, по распределению сюда вот попал. В школе работаю. А ты вот с острыми предметами балуешься… порезаться можно. Как там кстати Жанна Владимировна?

– Все с ней нормально. – буркает Наполи, слегка раздосадованный тем, что собеседник не пошел в открытую. Психотип «Циник-Нарцисс» подразумевал что он может наплевать на правила и раскрыться, но видимо не в этот раз. Впрочем, и так все было ясно, даже если бы он сразу отрицать стал… а он не стал. Многие знания – многие печали, значит…

– Нормально все с ней, – повторяет Наполи и прищуривается на яркое осеннее солнышко в зените: – красавица и умница, чего уж там. И как ты умеешь баб везде кадрить, Полищук? И главное усилий вроде не прикладываешь…

– Жанна Владимировна – капитальная женщина. – кивает «Виктор»: – вот на ком жениться надо. А у тебя что с Мариной? Вот прям серьезно все?

– Да как сказать… – Наполи опускает голову. Вот оно, думает он, вот то чувство, та ниточка за которую можно все вытянуть. И он – вытянет. Чувство общности, сидят двое мужчина рядом с пляжем, под деревьями, рядом мангал догорает, вдали девушки в волейбол играют, а они тут о жизни говорят. О женщинах. Чем больше человек знает про другого человека – тем труднее ему его убить. И врать тут не выйдет, вранье такие как этот «Виктор» за версту чуют, рисковать возможностью выстроить отношения не стоит.

– Я ведь тоже в отставке. – признается он и бросает быстрый взгляд на «Виктора». Тот ничего не отвечает, только головой едва-едва вот так – кивает. Значит, все верно… значит можно продолжать.

– На мороз выкинули после Стамбула. – продолжает Наполи нарочито небрежно потягиваясь и отмечая, как поднимается правая бровь у его собеседника: – засветился во всех списках от запада и до востока. Дороги обратно за Занавес не было, мне в Москве предложили работу, в институте лекции читать, да за столом штаны до пенсии просиживать. Так что я уволился. Пока работал – ни семьи, ни

детей, ни девушки… ну ты знаешь, как это бывает. Сам такой же, я вижу.

– Хм.

– А тут дядя Гурам работу предложил. Я к нему и прибился. Сам понимаешь, семья. – Наполи разводит руками: – а за тот раз с Давидом я прощения прошу. Молодой идиот, вырос в тени отца, ни черта не понимает. Мало ему досталось, я ему лично еще пропишу. У него все есть, но нет, нужно что-то невозможное достать. Что-то у кого-то отнять. А у самого еще молоко на губах не просохло.

– Как у него здоровье? – интересуется «Виктор»: – не сильно я его приложил?

– Нормально все. Жить будет. И вообще такое ему только на пользу. Извинения он тебе лично принесет как поправится окончательно. И… – Наполи заколебался. Сказать «дай слово что ты его не покалечишь как он к тебе подойдет» – было бы слишком. Они же тут на доверии, верно? И потом, немного синяков и сотрясений этому идиоту Давиду и правда на пользу будет. В отличие от дяди Гурама Наполи прекрасно видел каким избалованным неврастеником вырос его двоюродный брат. Ему бы в армию… ну или в тюрьму попасть. Правда есть немалые риски что там его сломают, но если уж выживет, то человеком станет, а не сыночком-мажором, который на папиной «Волге» по городу катается и блядей клеит.

– Да все нормально. – говорит «Виктор» и кладет пичак обратно на газету: – не надо извиняться. Я и сам погорячился немного. Если с вашей стороны претензий нет, то и у меня не будет.

– Нет. Никаких. Все, разошлись как в море корабли. – Наполи разводит руками, показывая, как именно они разошлись: – никто никому ничего не должен. Компенсацию за неудобства я лично тогда вручу.

– Ну… как скажешь. – отвечает его собеседник: – а то я гадал куда тебе твои вещи притащить.

– Мои вещи? – делает вид что не понимает Наполи.

– Ну да. Опасный ты человек, Николай. И ножики у тебя острые и все остальное тоже смазано и почищено. Даже номера спилены. Давно я такого не видел… вот потом всем уже наплевать будет на номера… – «Виктор» вздыхает: – какие там номера уже… а сейчас люди стараются, спиливают.