Текст книги "Батальон крови"

Автор книги: Виталий Лиходед

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

– Оставьте его. Пусть отойдет, – приказал комбат. – Все, есть идите. И добавил: Хороший немец, смелый. Понял, что его сейчас расстреляют, но умолять о пощаде не стал. Вот с такими, охреневшими, сегодня встретимся. После обеда снова пойдем в атаку. К вечеру нужно к городу вплотную подойти.

Григорий стоял рядом с ним и все видел. Услышав первую просьбу кашевара, он сам остолбенел и потерял дар речи. Как это он вот так, когда не стреляют? Но после того, как все произошло, спрыгнул в окоп и подошел к Егору.

– Пойдем. Не оборачивайся. Ты свой счет открыл.

– Гриш, как это?

– Нормально. Но вообще, нельзя так, это неправильно. В бою все по-другому.

– И что теперь?

– Да ничего, не думай о нем как о человеке. Помни что это враг. У тебя кто от фашистов пострадал?

– Мать с отцом расстреляли – за то, что брат в партизаны ушел, а сестру в Германию увезли.

– Ну, вот ты и заплатил им по счету.

– Нет. Нужно еще двоих.

– О, да я смотрю, тебе понравилось?

Егор выпрямился, в его глазах появилась злость:

– Ничего мне не понравилось. Я должен это сделать, чтобы потом жить спокойно. Поможешь мне?

– Посмотрим, – ответил Гриша. Он внимательно посмотрел на кашевара и решил, что этому человеку нужно помочь, но тут же вспомнил о негласных законах войны. Не любит она, когда таких сильных, как этот фриц, расстреливают те, кто не прошел по кровавой земле. Может, это так – а может, иначе? Но у Егора своя месть и он, возможно, должен сделать это. Вот только война – как она на это посмотрит?

После обеда Киселев принял три роты пополнения. Палыч поставил ему трудную задачу и потому усилил батальон. Солдатам предстояло взять железнодорожный узел. Комбат получил план города и укреплений и просчитывал кротчайший путь, когда кто-то громко крикнул: «Воздух!». Откуда прилетели эти два «Мессера», никто не знал. Тут же доложили в штаб и подняли звено истребителей. Но «Мессеры» успели бросить в толпу солдат две бомбы. Одна упала в окоп, и от нее мало кто пострадал, но вторая взорвалась рядом с кухней, разворотив котел с кашей. В этом месте стояло больше всего солдат. Из тех, кто не успел спрятаться, погибли все, в том числе и Егор-кашевар.

– На тебе, всех кашей накормили, – произнес старшина. – Смотри, как всех обляпало. На каждом вместо осколка каша. Ну что ж, мы поняли – это не игрушки. Сука злопамятная напомнила, что уважать ее надо. Эх, Егорка, что же ты, дурень? Фрица убить захотел?

В небе появились три истребителя. «Мессеры» попытались уйти, но наши летчики догнали их. В воздухе было полное превосходство, и немцы загнанными зайцами метались в небе. Они пытались отбиться, но ничего сделать не смогли. Два истребителя зашли с двух сторон и почти вплотную расстреляли вражеский самолет из всех пулеметов, что были на борту. Второй «Мессер» несколько минут набирал высоту, затем развернулся и, делая что-то похожее на мертвую петлю, также попал под огонь истребителей. Один подбитый «Мессер» упал около ДОТа, а второй долго парил, оставляя за собой хвост дыма, и разбился где-то за пределами видимости.

Раненых тут же увезли в госпиталь, а убитых отнесли к похоронной команде. Комбат построил батальон и приказал идти вперед.

Через два часа бойцы батальона подошли к минному полю, дальше шли окопы и стояли орудия врага.

Еще через час началась артподготовка и продолжалась два часа. Сразу после этого батальон пошел в атаку.

Три роты майора Киселева были не единственными. Григорий посмотрел вокруг и увидел, что большое количество людей со всех сторон двинулись вперед. Из небольшой лесополосы выехали танки и, прикрывая наступление, на полном ходу помчались к окопам.

Все эти траншеи с пулеметами и немецкие орудия даже не считались рубежом. Следующий, второй, рубеж находился на окраине города. И отступающие немцы шли к нему. Но Красная армия набрала мощь и скорость, солдаты, не останавливаясь, шли вперед, приближаясь к городу. Два раза немцам удалось положить солдат, прижать их к земле, но это произошло лишь на отдельных участках. На остальной линии фронта бойцы не останавливались. Немецкая армия предпринимала все, что могла. Солдаты Вермахта отстреливались, но все их усилия были тщетны. Красная армия единым ударом отбросила все остатки немецких войск к городу.

На горизонте появились первые дома – окраины города. Это придало новых сил бойцам. Приблизившись вплотную, освободив последний перед городом окоп, бойцы залегли в нем. Небольшая передышка была нужна каждому. Начался другой бой. Немцы из каменных укрытий, ДОТов и минометных точек стали давить огнем. Балтийская артиллерия продолжала бомбить сам город, но окраины оставались целыми. Все боялись попасть в своих. Киселев вызвал по рации штаб и скорректировал огонь. До семи вечера наши батареи не умолкали. Немцы продолжали вести огонь в ответ, но с каждым часом он слабел и каждый солдат чувствовал, что фашисты задыхаются. Танки и САУ также стояли вдоль окопа и обстреливали окраины города. Киселев связался со штабом и получил приказ наступать. Рядом, с левого фланга, войска 43-й армии уже сломили сопротивление и вошли в город. Нужно было их поддержать и расширить созданный прорыв. Комбат разложил карту и приказал собрать всех командиров. Прибывшие из резерва офицеры рвались в бой. Они стояли в запасе и со стороны смотрели, как другие проливают кровь, добивая немцев. И теперь, получив приказ и прибыв под командование Киселева, хотели внести свой вклад в Победу. Те, что служили с Киселевым раньше, после первого рубежа погибли: ротный Ваня, замполит Суворов и многие другие сложили свои головы, выбивая из окопов врага.

Выбрав широкое место в окопе, Киселев стал рассказывать офицерам о плане действий:

– Так. Вот эта широкая улица! – начал он. – Идем по ней до третьего перекрестка, дальше третий рубеж обороны города, но мы на перекрестке свернем направо. Улицы не называю, все равно не запомните. На третьем перекрестке – направо, запомните. Дальше – по прямой до конца. Выходим к железнодорожной станции. Наша задача взять ее и перерезать железную дорогу Кенигсберг – Пиллау. С другой стороны туда же будут наступать бойцы 39-й армии. Вот мы совместными усилиями должны взять станцию и отрезать отход немцам. Все понятно?

– Это вон та улица, что за двумя трехэтажными домами начинается? – спросил худой, небольшого роста лейтенант Саленко и показал на окраину города.

– Да, она. Сейчас поднимаем батальон и все в одно место. Пусть солдаты используют укрытия: дома, заборы, деревья. В открытый бой не лезьте. Там наверняка в окнах автоматчики засели. Снайпера есть? – спросил комбат

– Да, – с акцентом ответил командир роты Георг или, как все его называли, Жора. Этот высокий плечистый грузин внимательно всматривался в карту, а потом долго разглядывал начало улицы своими жгучими черными глазами. Услышав вопрос комбата, он сказал, что в его роте есть три хороших снайпера. Все – сибиряки, из одной учебки. Молодые ребята, доказавшие, что они не только белкам в глаз попасть могут.

– Хорошо. К каждому поставить три-пять человек для прикрытия, а они пусть самых опасных автоматчиков и пулеметчиков снимают, – объяснил комбат.

– Сдэлаем, – спокойно ответил грузин.

– Ну, вот и ладно. Вам полчаса, чтобы объяснить маршрут солдатам, а потом за дело.

Офицеры разошлись. Комбат подождал отмеренное время, связался со штабом, попросил прекратить артобстрел и поднял батальон в атаку. Григорий был рядом, он помнил слова старшины, о том, что рация в любой момент может понадобиться. Так и получалось, комбат часто связывался и с Палычем и со штабом армии. Гриша, выходя на связь, узнавал голоса: это была рыжая Оля, один раз ответила Титова. Девчонки тут же менялись в голосе, узнавая его. Некоторые обращались по имени и в этой напряженной обстановке, когда вокруг все гремело и взрывалось, эти голоса казались такими близкими.

Батальон пошел в атаку, немцы встретили его плотным огнем. Пробежав двести метров, солдаты залегли, и казалось, нет возможности прорваться. Пять укрепленных ДЗОТов и ДОТов вели прицельный огонь. Постарались снайперы из роты Жоры. Они сумели держать три укрепленных точки под постоянным обстрелом. Не успевал новый солдат встать к пулемету, как его тут же убивали. Увидев это, Георг поднял свою роту и рванулся вперед. Снайперы остались на месте, продолжая держать под прицелом опасные точки врага. Киселев поднял остальных. Над позициями противника пролетели наши самолеты и сбросили несколько бомб. Эти взрывы помогли, клубы дыма и поднятая пыль прикрыли наступавших и прижали к земле врага. Нескольких минут после взрыва хватило, чтобы солдаты приблизились вплотную ко второму рубежу. Забросав противника гранатами, они прорвались к городским укреплениям и в упор стали расстреливать немцев.

Противостояние на окраине города затянулось. Немцы, как и предполагалось, засели в домах. Они знали здесь каждый проулок и использовали это. Но уже через час на указанную улицу въехали наши танки. Танкисты не скромничали – рушили дома и выстрелами и гусеницами. Причем стреляли по нижним этажам сразу из двух-трех башенных орудий. Дом рушился со всеми пулеметчиками, засевшими на верхних этажах.

– Первая рота за танками, вторая справа, третья слева под домами! Вперед, – крикнул Киселев.

Григорий был рядом, он посмотрел на солдат и увидел, что все услышали его команду. Радист не понимал, как это у него получается: среди рева танков, взрывов и выстрелов докричаться до каждого. Видно, что-то особенное было в его голосе, да еще сами бойцы помогали, передавая его приказ по цепи. Голос комбата, словно эхом, отдавался посреди гуляющей войны. Позже Григорий понял, что это эхо голоса таких же, как он солдат. Но в тот момент радист держался рядом с комбатом.

Выскочив из-за дома, они, прячась за танком, стали медленно продвигаться по улице. Со всех сторон по ним стреляли. Пули со свистом отскакивали от брони танка. Снайперы не успевали снимать пулеметчиков. Почти из каждого окна и подъезда велся огонь. Через сто метров из тех домов, что остались сзади, выжившие немцы открыли огонь в спины солдат батальона.

– Саленко! Очисти дома! – крикнул Киселев. Молодой лейтенант с взводом бойцов кинулся в подъезд, затем в другой. Он методично уничтожал пулеметчиков, прекращая их выстрелы. Тех, к которым было особо трудно подобраться, забрасывали гранатами. Небольшая заминка в движении собрала отставших бойцов. Все приготовились быстро перескочить через первый перекресток. Вперед пошли танки, но не успел механик высунуть на перекресток дорог полкорпуса, как ему в бок попал «фаустпатрон». Танкисты выскочили. Бойцы батальона прикрыли их огнем. Подбитый танк перекрыл дорогу остальным, но вторая машина сдвинула его в сторону и закрыла видимость со второй улицы. Киселев с первой ротой, используя это укрытие, перебежали через перекресток, и сразу попали под перекрестный огонь из домов. Прячась за одинокими деревьями и углами зданий, они вступили в перестрелку, но два танка сумели пройти дальше по улице. Они расстреляли из орудий дома, и постепенно плотный огонь врага превратился в одинокие выстрелы. Киселев махнул рукой, и бойцы побежали за ним по улице. Саленко с бойцами шел сзади и продолжал обшаривать дома и добивать тех, кто сумел затаиться. Комбат с небольшими потерями пробился ко второму перекрестку. Остался один танк. Второй немцы подбили, бросив из окна несколько фанат. На очередном перекрестке улица была перекрыта баррикадой. Сложенные друг на друга мешки с песком были хорошим укрытием, к тому же немцы оборудовали огневую точку и поставили крупнокалиберный пулемет. Эта адская машина заработала и скосила часть первой роты. Комбат с солдатами укрылись в подъезде трехэтажного дома. Поднялись на второй этаж, выбили дверь и залегли под окнами. Бойцы стали вести прицельный огонь, но успокоить пулемет не могли. Григорий видел двух немцев, сидящих за ним. Он стрелял в этих людей, но они словно заговоренные продолжали вести огонь, расстреливая тех, кто прижался к полукруглой, выложенной из булыжника мостовой.

– Ну, танкисты, чего вы там? Дави его на хрен! – крикнул комбат. И танкисты как будто услышали его. Танк газанул, выпустил большое облако белого дыма и, сорвавшись с места, снес огневую точку вместе с мешками и пулеметчиками.

– О, молодцы! Ну что, давай за ним! В проход! – крикнул он спрятавшимся в доме бойцам. Солдаты выскочили из дома, а комбат на мгновение замер. Он оглянулся и, увидев подкрепление, улыбнулся.

– Вы чьи будете?

– Сергея Петровича! – ответил капитан.

– А-а, знаю. Ну, слава о вас хорошая. Как пойдете? С нами?

– Ты майор Киселев? – Да.

– Значит, с тобой.

– Отлично. Задача такая. До того перекрестка, но через мешки с песком не прыгаем. Уходим вправо и на железнодорожную станцию.

– Слушай, комбат, – обратился к нему усатый капитан. – Посмотри карту. Видишь, можно раньше свернуть и идти не по большой улице, а по вот этой тонкой. Она параллельно до самой станции идет.

– Отлично, значит, на повороте уходим вправо. Где Саленко?

– Я здесь, – отозвался лейтенант.

– Остаешься на углу, прикрываешь и всех на право отправляешь. Понял. Да подгоняй, а то плетутся как сонные мухи. Ну что, «гавнюки», вперед!

– Ты это, комбат, не заговаривайся, – обиженно произнес капитан.

– Хорошо, я без обид, – немного оправдываясь, ответил Киселев. Они выскочили из-за танка и побежали вдоль улицы, обстреливая дома. Единственный танк ухал прицельно. Он затыкал все попытки остановить бегущих.

– Все за угол – этот поворот! А ну, капитан, сравни название улицы. Вон видишь, табличка болтается.

– Она! – ответил капитан.

– Отлично! Вперед! – крикнул майор. На этой улице особого огня не было. Из окон не стреляли, лишь изредка немцы выскакивали на дорогу, но их тут же сносили в сторону пули бегущих. Киселева с бойцами догнал танк. Его, как и других, завернул лейтенант Саленко. На танке сидели бойцы второй роты и их командир Жора.

– Давай, давай вперед! – крикнул им Киселев и махнул рукой, показывая направление, – там, у станции не горячитесь, дождитесь нас! – Жора кивнул головой, и танк помчался вперед, солдаты побежали за ним. Комбат остановился, выставил вперед грудь и глубоко вздохнул несколько раз. К нему подбежал Григорий.

– Я здесь, товарищ комбат!

– А, Гриша, молодец! Ну что, кричать по рации пока не будем! Пополнение подоспело и ладно.

– Обидчивые какие-то, – произнес радист, вспомнив о недовольном усатом капитане.

– Так, пошли, по пути расскажу. Только ты за домами и улицей следи. А я сейчас остальных подгонять буду. Мимо них продолжали бежать солдаты, и Киселев грубым голосом заорал:

– Бегом, не ленись, там наши ребята ждут вас, а вы еле тянетесь.

Бойцы ускорили темп, но им мешало свободно бежать то, что приходилось смотреть на окна и дергаться от каждого солнечного блика.

– Что я там тебе рассказать хотел? – спросил майор Григория.

– Да об этом капитане.

– А-а, ну ничего особенного. Командир полка у них полковник Замятин. Он любит слово «говно». Все у него кругом этим словом названо, и позиции, и люди. А бойцов, любя, «гавнюками» называет. На него они не обижаются, потому что он за каждого горой стоит. Пацана-сержанта хотели в штрафбат за неподчинение, он – отстоял. Доказал, что боец прав. Конечно, в мирное время ему бы не позволили этого сделать, но на фронте все по-другому. Он многим зубы повышибал. Одни говорили, у него дядька в штабе у Сталина, другие – что жена в Москве доступ в Кремль имеет, из-за этого, мол, не трогали и молчали, но я то знаю: он простой мужик из деревни под Калугой, а то, что смелый и дерзкий, так просто по натуре такой. Но его «главным гавнюком» за это слово обозвали, ну и за характер не простой, а бойцы его, значит, «гавнюки». Понял?

– Да.

– Только ты смотри, не ляпни им, по морде схлопочешь. Они ребята смелые, не любят этого. Я уже с ними встречался. Воюют хорошо, вот только обижаются часто, – ответил комбат и улыбнулся. – Ну, вот и Саленко с последними. Все, что ли? – спросил он лейтенанта.

– Да вроде всех собрал.

– Ну, тогда давай веселее. Там, наверное, наши уже на станцию выскочили, в бой вступили.

– Нет. По карте километра четыре. Быстро не успеют, но у меня есть мысль.

– Какая? Говори!

– Там, у дома, немецкая машина. Если заведем, то всех соберем и наших догоним.

– Где машина? Быстро к ней! – крикнул комбат.

Саленко повернулся и побежал назад. Завернули за дом и Григорий с комбатом, следуя за лейтенантом. У двухэтажного особняка они увидели грузовик. Комбат открыл дверь машины, выдернул из-под руля провода, и через секунду автомобиль затрясло, двигать загудел и завелся.

– Давай в кузов, Гриша, а ты – в кабину. И рацию готовь: может, придется огонь артиллерии скорректировать.

Радист залез в кабину, поставил под ноги рацию, и машина резко рванулась, но потом медленно и плавно поехала вперед. Комбат завернул на нужную улицу и стал догонять бегущих солдат. Отставшие, решив, что это немцы, остановились и, выставив автоматы, приготовились к бою. Небольшая фигурка Саленко словно памятник возвышалась над кабиной. Он звонким голосом противно орал, и был заметен за километр. Бойцы поняли, что это свои и стрелять не стали. Машина подобрала их. Отставшие запрыгивали на ходу. На некоторых лейтенант кричал матом, но при этом помогал залезть в кузов.

Через десять минут машина была полной.

– Плохо это. Полный кузов бойцов. Один снаряд и сразу всех, – выглянув в окно водителя, произнес комбат. – Ну да ладно, мы сейчас по-быстрому догоним наших.

Майор добавил газу, и машина понеслась по улице. Отставшие солдаты еле успели отскакивать на обочину, а Саленко сверху орал им:

– К станции, по прямой. Быстрее!

Машина неслась по ночной улице. Затянувшиеся сумерки сменились тьмой, но через двадцать минут Киселев догнал танк, чуть не врезался в него, так как ехал без фар. Посигналил и, высунувшись, крикнул Жоре и капитану:

– На выезде стоим! Ждем всех!

Киселев выскочил из машины, Григорий, надев рацию, последовал за ним.

– Давай, Гриш, включайся. Попроси огня у артиллерии. Пусть пару раз по станции врежут.

Григорий вызвал штаб и попросил поддержку. Через минуту раздались первые взрывы. Они взорвали несколько вагонов и разнесли небольшое одноэтажное здание. После этого из длинного с большими окнами здания застрекотал пулемет. Его подхватили автоматчики. За станцией, на рельсах, стоял состав из-под каждого колеса которого были видны вспышки выстрелов.

– Капитан, бери своих и цепью с правой стороны, а ты, Жора, слева. Я в лоб пойду, – скомандовал комбат.

Солдаты перебежками стали растягиваться вдоль небольшой площади перед станцией. В это время выстрелил танк. Его снаряд пробил насквозь здание станции. Влетел в окно и, выбив с обратной стороны второе окно, взорвал стоящую за зданием цистерну с топливом. Цистерна и стоящие рядом еще две взорвались одновременно. В небо вырвалось огромное пламя и, словно цунами, прошло по земле, пробило огненной волной здание и весь стоящий за ним состав.

– Ну, блин, пожарник! Всех поджарил, – произнес Киселев, посмотрев на танк. Он встал и подбежал к грузовику. – Лейтенант! – крикнул он Саленко. – Убери танк!

Офицер выскочил к триплексу механика и, махая руками, показал, чтобы тот отъехал в сторону. Майор завел машину, включил скорость, положил булыжник из мостовой на педаль газа и, выскочив из нее, пустил машину к зданию станции.

– За мной, – закричал Киселев. Прикрываясь за машиной, бойцы бросились за комбатом.

Устроенный танкистами пожар осветил площадь, но когда огонь стал догорать, клубы дыма заволокли небо, и над станцией наступила кромешная тьма. Само здание сгорело, но рядом уцелели небольшие служебные постройки.

– Как бы своих не перестрелять? – взволнованно произнес комбат. – А ну, солдат, – обратился он к бегущему за машиной бойцу, – передай по цепи: прекратить огонь!

Выстрелы умолкли. Комбат посмотрел на догорающие трупы немцев, обернулся и, позвав Жору, приказал проверить ближайшие дома.

– Григорий! За мной! – крикнул Киселев.

Они пробежали вокруг развалин зданий, составов и, убедившись, что немцев нет, Киселев приказал связаться со штабом.

– Поле семь – Поле семь, – стал вызывать Григорий, – ответь, я – Город.

Женский голос ответил. Гриша не узнал, кто это, он сразу передал микрофон комбату и тот попросил вызвать штаб армии. Киселев доложил, что станция захвачена. Оказалось, что в порту идут тяжелые бои. Он попросился выйти им в поддержку, но получил приказ закрепиться на захваченном плацдарме и контролировать станцию. Главное – отрезать сообщение с Пиллау. Из штаба армии предупредил, что немцы ночью будут пробиваться к станции, чтобы вырваться из кольца.

Закончив связь, комбат дал указания, и солдаты разобрались по ротам и взводам в уцелевших зданиях. Оставшихся двух снайперов разместили в самой высокой точке – на пожарной колокольне, что стояла сбоку от площади. Приказали спать по очереди и внимательно следить за появлением врага.

Усатый капитан из полка Замятина с отрядом саперов взорвали все железнодорожные линии. Ни один состав не мог бы после этого отправиться со станции. Они также нашли два вагона с пленными и освободили их. Киселев получил новое неожиданное пополнение, пленные были из Белоруссии. Их готовили к отправке в лагерь. До этого они укрепляли позиции и почти неделю без отдыха носили ящики в крепость. Эти люди сами нашли оружие, собрали его у сгоревших и убитых немцев. Один из коммунистов построил их и привел к комбату.

Киселев не стал особо разбираться, кто они. Он приказал взять под контроль широкую улицу, по которой первоначально предполагалось идти. На этой улице уже закрепились остатки третьей роты батальона, и пополнение оказалось кстати. Именно там немцы нанесли главный удар. Несколько отрядов СС всю ночь пытались пробиться к станции.

На рассвете бой закончился. Немцы отступили и ушли в глубь города – в крепость. На станцию приехали три танка. Танкисты рассказали, что половина города, порт, и важные объекты захвачены. Последний – третий – рубеж еле держится. После обеда назначен штурм, который должен перерасти во взятие крепости.

Война гуляла в городе, выстрелы и взрывы не прекращались. Местное население словно растворилось, одинокие дома с выбитыми стеклами – черными глазницами – смотрели на людей.

– Гриш, ты Савчука не видел?

– Нет.

– А Березкину?

– Юлька там, еще на окраине осталась. Я видел, как она со своей сумкой выскочила из окопа, когда ДОТы взорвали. Там много народа побило. Наверное, и раненых немало.

– Понятно. Где же Савчук? Кто народ кормить будет. Что ж делать? Может тебя старшиной назначить?

– Нет, у меня свое дело, – и Григорий посмотрел на рацию.

– А чему ты так рад?

– Эта рация везучая, я ее уже два дня с собой ношу. Так, чуть-чуть пострадала. Всего две царапины.

– Ладно, пойду к «гавнюкам» – может, они кашей поделятся? Замятин, командир их, говорят, в госпиталь попал. Похоже, придется мне ими командовать. А ты давай, вон в то здание иди. Мы там штаб сделаем. – Киселев показал на отдельно стоящий желтый домик. Григорий взял рацию и отправился в указанное место. Через час пришел комбат и принес несколько банок тушенки и хлеб.

– Давай – налетай! Не стесняйся, – предложил он. – А я за чаем схожу.

Гриша взял консерву открыл ее своим ножом и, отрезав хлеба, достал из сапога ложку и начал есть.

«Да, – подумал радист. – Потрепало нас. Батальон весь новый был еще вчера в обед, а сегодня и от него почти ничего не осталось. Ну, ничего. Возьмем мы этот город, и война сдохнет на этой земле. Все, скоро ей конец!»

– Кушаешь, – услышал Григорий голос Жоры.

– Так точно!

– Да ладно, нэ дергайся. Где комбат?

– За чаем пошел.

– А приказы были?

– Держать станцию.

– Значэт, будем держат, – с акцентом ответил грузин. – Снайпер у меня всего один остался, жаль. Хорошие сибирячки были. Представляешь, один вниз спустился и тут в колокольню из «фауста» попали. А теперь последний снайпер залег в развалинах, кого-то выцеливает. Видать, чувствует кого?

– Да уж, – произнес Григорий. – Еще три дня назад у меня были друзья, с которыми я пришел сюда, но сегодня никого. Весь батальон новый.

– А завтра еще новее будет. Пополнениэ придет, – ответил офицер. – Я пошел, скажи комбату, я там, на широкой улице. С едой разобрались, пусть не переживает. А ты давно его знаещь?

– Да почти полгода. Нет, даже больше.

– И как?

– Все наши его уважали. Он ведь из штрафников пришел. Там тоже батальоном командовал.

– Из штрафников? – удивился Жора.

– Да, а под Новый год майора получил, до этого долго в капитанах ходил. Он свою дорогу войны в Сталинграде начал.

– А теперь вас только двое осталось?

– Не знаю, на построении посмотрю.

– А я в Витебске начал, с командира взвода. Сейчас ротный, толко от роты моей взвод остался. Хорошо хоть из резерва отпустили, а то просидели бы в засаде до конца войны. Ну ладно, я пойду. Ты передай.

– Хорошо, конечно скажу. Ну, как мы сегодня немцу дали? – спросил радист.

– Дали? Умыли это город кровью и не только немецкой, но и своей. Ничего, зато он тэперь наш, – уходя, произнес офицер.

– Еще крепость взять и все. Говорят она неприступная. Рассчитана на длительную осаду.

– Не в крепости дело, а в людях. Эти немцы не смогут долго держаться. Выдохлись они, – на секунду задержавшись, ответил Жора.

Вскоре вернулся Киселев. Радист доложил, что Георгий решил вопрос с питанием. Киселев успокоился и больше никуда не бегал – остался в доме. Он принес целый чайник кипятка. Командир с радистом выпили горячего чаю и легли спать. Гриша на всякий случай включил рацию, но докладывать и выходить на связь не стал: он проверил, не вызывают ли их. Забытая усталость напомнила о себе, и они быстро уснули.

Утреннее солнце встало над городом. С разных сторон в небо уходили столбы дыма. Разрушенные дома, словно гнилые зубы, торчали по бокам улиц. Где-то вдалеке раздавались редкие выстрелы. Гриша спал на деревянном полу, укрывшись шинелью. Он открыл глаза и увидел, что комбат уже встал, открыл консервы и принес горячий чайник.

– Что, Гриша? Сегодня последний рывок? Выстоим?

– Конечно. Никуда не денемся.

– Давай поедим и со штабом свяжемся, а потом прогуляемся, посмотрим, как там наши. Чувствую, сегодня день тяжелый будет – душа скулит.