Текст книги "Невидимая угроза"

Автор книги: Виталий Гладкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)

Глава 21

Надо брать Карантина! Взять и прокачать его до самого донышка. Он единственное известное мне звено, ухватившись за которое можно вытащить всю цепь.

Конечно, я представлял всю сложность этой операции. Мало того, у меня были подозрения, что ШиманскийКарантин мог последовать за Илоной и Григором в места, откуда не докричишься и не скажешь ни единого лишнего слова.

Пользуясь шахматной терминологией, он не был пешкой, но и не казался мне мощной ладьей. Фигура так себе, скорее всего, офицеришко, слоник, способный лишь на минимальную поддержку стратегической комбинации.

Возможно, я ошибался (хорошо бы…), но уж больно ушлым был его Хозяин. Такая хитрая сволочь никому не доверяет. Мне приходилось в своей жизни встречаться с подобными типами. Чего стоит один мой бывший шеф, Дракон…

Взять Карантина-Шиманского… Как!? Мой маскарадный костюм бомжа Васи для операции явно не годился.

Это и к бабке не ходи.

Представив себя на миг в шкуре грязного бомжа, сидящего за столиком кабаре, накрытом белоснежной скатертью, я невольно ухмыльнулся. Да-а, картинка явно не для слабонервных…

Что ж, пора. Если я хочу достать Карантина, то это нужно делать днем. Потому что вечером охрана кабаре будет усилена. Это как пить дать.

Пора…

– Дейз, я ухожу.

– Куда? – спросил удивленно Дейзик.

Наверное, он думал, что мы должны сидеть в квартире Кир Кирыча и не высовывать наружу даже нос.

– Решать наши общие проблемы.

– Как?

– Молча, – отрезал я. – А ты тут развлекай Кира. Только осторожно. Не переусердствуй. Кир Кирыча перепить невозможно.

– Теперь я эту гадость, – Дейз вздрогнул и поморщился, – даже в рот не возьму.

– Было бы сказано… – ответил я иронично.

И отправился в мастерскую, чтобы заняться подготовительными работами. Мне нужна была новая личина…

Когда я закончил с гримом, на меня из глубины зеркала одобрительно воззрился мужчина в годах с пегой "шкиперской" бородой и тронутыми сединой волосами. Брови я оставил бомжовские – густые и широкие. Они придавали мне солидности.

В общем, я так загримировался, что сам себя не узнавал. Оставалась последняя и весьма нелегкая для меня фаза вживания в образ: отработка походки, соответствующей внешнему облику, и вообще движений. Ведь не может солидный мужчина, которому за пятьдесят, ходить как спортсмен – быстро, пружинисто и легко.

Я тренировался почти час. И остался недовольным своими успехами на нелегком поприще освоения системы Станиславского. Что ни говори, а способности к перевоплощению у меня были весьма посредственными. Это не кулаками махать.

Повздыхав и посокрушавшись по причине своей актерской бездарности, я в конце концов махнул рукой на этот факт и покинул мастерскую Кир Кирыча. "Вооружился" я лишь большой металлической расческой.

Это было изобретение спецов "конторы". С виду обычный предмет мужского обихода, она была изготовлена из прочного титанового сплава и имела остро заточенные зубья. В руках профессионала расческа представляла собой оружие не менее эффективное, чем нож.

Все остальное – я имею ввиду сюрикены (или "шурики", как любовно называли их мои коллеги) и гарроту – мне пришлось оставить. Так сказать, во избежание.

Ведь не исключено, что меня могут обыскать. И очень трудно будет объяснить трудящимся в лице охранников кабаре, зачем это взрослый и вполне приличный дядя таскает с собой предметы из "джентльменского" набора ниндзя или ночных оборотней, как их называли в Японии.

В "Латинский квартал" я приехал на частном такси. Притом не на абы какой машине, а на хорошо ухоженной импортной тачке. Я вызвал ее телефону специально.

В нашем городе были такси для бедных или (скажем так) для бережливых – разные там "Такси-дом", "Сервистакси", "Петров-такси" и прочая; и для богатых – солидная фирма "Бизнес-такси", которой руководил сын недавно избранного мэра. Я как раз и воспользовался услугами этой фирмы, хотя они и влетели мне в копеечку.

А все потому, что я был просто обязан пустить пыль в глаза и швейцару, и охране, которая наблюдала за входом при помощи видеокамер. Не может человек при деньгах – а кабаре посещали только такие -раскатывать по городу на видавшем виды "жигуленке", который вот-вот рассыплется на запчасти.

Вообще-то я шел в кабаре на разведку. По крайней мере, мне так хотелось думать. Но где-то подспудно во мне жила мыслишка, что это будет разведка боем. И не по той причине, что я такой несдержанный или очень решительный человек. Отнюдь. Меня давил, как петля на шее, фактор времени.

Швейцар встретил меня, как и подобает, – на полусогнутых, с елейной улыбкой и короткой приветственной речью, из которой я понял, что не ошибся в выборе и что "Латинский квартал" – это супер, лучшее заведение подобного рода нашей страны.

Я вежливо, как бывалый человек, согласился.

Дальше начались первые сложности. Как только я очутился в фойе, меня тут же взяли под руки два дюжиж незнакомых мне молодца и спросили:

– Извините, а что там у вас в кармане?

Вот те раз. Значит, Карантин уже смонтировал магнитный контур на входе – как в аэропорту, при выходе на посадку. И он зазвенел, среагировав на мою расческу.

– Платочек… хе-хе… носовой, – ответил я смущенно. – Денежки… и расческа. Прошу-с.

Они мне не поверили. Шмонать, конечно, не стали – все таки, неприлично – а вот пройти еще раз через контроль заставили. Оставив на тарелочке часы и расческу, – весь металл, который был при мне, – я беспрекословно повиновался охранникам, из-за чего они стали относиться ко мне добрее.

Наверное, некоторым клиентам "Латинского квартала" не очень нравилась такая процедура, и они высказывали в адрес бедных парней все (а чего стесняться человеку, у которого денег куры не клюют?), что у них накипело на душе. Притом отнюдь не в парламентских выражениях.

Столик мне предложили из лучших, поближе к эстраде, но не на самом виду, а как бы в нише. Дело в том, что я пришел в кабаре не вечером, когда запускается основная программа. Поэтому свободных столиков было много.

Но и людей, на удивление, было немало. Им что, в средине рабочего дня делать нечего?

На свой вопрос я получил ответ очень быстро. Едва официант принял заказ, как за мой стол присела очень даже симпатичная девушка в такой короткой юбке с разрезом, что при желании я бы мог созерцать ее пупок.

– У вас не занято? – спросила она, глядя на меня широко распахнутыми наивными глазами.

Ох, уж эта женская "наивность"! На нее ловятся не только пацаны с первым пушком на верхней губе, но и вполне взрослые дядечки с немалым житейским опытом.

– Занято, – ответил я с серьезным видом. – Но ты не огорчайся, можешь составить мне компанию.

– Вы так добры…

Удивительно, но она смутилась. Наверное, потому, что я не стал разводить привычный для нее базар-вокзал.

Ведь большинство мужчин в годах тешит себя мыслью, что девушке они приглянулись сами, а не их толстые, набитые "зеленью", портмоне.

Поэтому мужик начинает нести разную бредятину – ну точно как чокнутый Дон Кихот даме своего сердца.

Есть великолепный способ сразу расставить все точки над "i" – спросить у девицы "Сколько?" Если она сделает вид, что не поняла, – бывают и такие – нужно уточнить: "Сколько ты стоишь?" И все дела.

Некоторые делают вид, что обиделись. Но не уходят, ждут продолжения интересного диалога. Бывают даже девицы, изображающие слабую попытку надавать нахалу по мордам. Это те, которые не могут сложить себе цену.

Но большинство приставучих особ, от которых нигде нет спасу, воспринимают вопрос вполне по-деловому и без ненужных эмоций. Уж такие у нас времена, как говорит один известный тележурналист, приехавший из-за рубежа, где он прожил большую часть своей жизни, учить глупых Иванов уму-разуму…

– Закажи себе что-нибудь, – сказал я девушке небрежным тоном.

Она просительно заглянула мне в глаза. А ведь эта подруга голодна, вдруг понял я ее немую просьбу.

– Да, да, и поесть тоже, – кивнул я снисходительно.

Ненавижу, когда человек голоден. Так не должно быть. Особенно в цивилизованном обществе. А иначе на фиг и кому нужна эта цивилизация?

Мне приходилось голодать (по долгу службы), и я хорошо знаю, как это ужасно. Поэтому я просто не в состоянии отказать убогим и сирым в подаянии.

И не потому, что я такой добрый и богобоязненный. Отнюдь. Наверное, мои щедроты происходят от достаточно прохладного отношения к накопительству и накоплениям.

Официант, которого никто из нас не успел позвать, нарисовался возле стола как робот-убийца из кинофильма "Терминатор-2" – словно восстал, вылепился из коврового покрытия. Наверное, у него не уши, а локаторы, подумал я.

Она поскромничала – заказала немного и на вполне приемлемую сумму.

Мы познакомились.

Ее звали Люси. Я представился как Кирилл Петрович, взяв имя Кир Кирыча. Это чтобы вовремя среагировать, когда меня окликнут, потому что Кир Вмазыч за последние сутки влез мне в мозги словно штопор в пробку.

На подмостках выступал, если так выразиться, дублирующий состав. Молодежь демонстрировала все (точнее – почти все), что только может пожелать извращенная человеческая натура, слегка припудреная обывательской добропорядочностью. Короче говоря, девочки и мальчики старались вовсю.

Люси… Почему Люси!? Людмила, Люда, Люська, наконец. Хорошее русское имя. Так нет же, обязательно нужно исковеркать его на французский манер.

Девушка быстро, как птичка, поклевала все, что ей принесли, а затем, немного успокоенная и повеселевшая, принялась потягивать легкий коктейль. При всем том, мне она даже нравилась. Похоже, Люси приехала в областной центр из какой-нибудь глухой деревушки.

Провинциализм неискореним. Это как клеймо, поставленное на самом видном месте. Провинциал и после долгих лет жизни в большом городе остается крестьянином или, в лучшем случае, местечковым обывателем.

Это не значит, что провинциалы люди второго сорта. Скорее наоборот. Они выносливы, цепки и живучи, как дикорастущие сорта окультуренных растений. Они умны, талантливы и даже гениальны, потому что в детстве черпали жизненные силы прямо от матушки Земли, без разных посредников.

Но привычки искоренить трудно. Так же, как и приобрести городской шарм, если этим словом можно обозначить свободное функционирование в исконно чуждой среде.

Есть два пути приспособления к житейским реалиям: вести себя естественно и скромно, и обезьянничать, вплоть до эпатажа. Первый путь – удел умных, толковых людей, не нуждающихся в саморекламе. Ну, а второй…

Примеры второго пути можно видеть каждый день на голубых экранах. Там такие клоуны иногда гастролируют… Не знаешь, что делать – плакать или смеяться от их манер и косноязычной речи.

Люси еще не совсем определилась по этой части. Ее одежда уже была писком последней моды, а вот по поводу манер… Скажем так – она еще училась изображать из себя ученую обезьяну.

Что касается ее "профессии", то здесь и гадать нечего – кто-то подписал девушку на должность жрицы свободной любви. Сама она попасть в такое престижное заведение, как "Латинский квартал", конечно же, не могла.

Люси была девушкой для развлечений. Она помогала коротать время мужчинам, скучавшим за столиком в гордом одиночестве. Насколько мне известно, ее заработок зависел от той суммы, на которую она раскрутит клиента. Плюс интимные услуги.

Конечно, она была вправе отказаться от постели. Но деньги, деньги… Их всегда так не хватает.

– Может, заказать тебе еще что-нибудь? – спросил я намеренно безразличным тоном.

– Нет, нет! – Люси в очередной раз смутилась. – Большое спасибо…

– Тогда коктейль.

– Не откажусь…

Официант снова проявил чудеса расторопности. Ну, халдей… Востроглазый паренек. Чересчур востроглазый, я бы сказал. Наверное, ему был дан наказ зорко следить за клиентами и давать им характеристику.

Что ж, разумно. Официанты очень наблюдательные люди. К тому же спиртное расслабляет, и человек невольно раскрывается, теряя над собой контроль.

Значит, мне никак нельзя быть букой. Коль уж согласился на компанию с прелестной Люси, тяни лямку в соответствии с имиджем.

Кстати, а какой у меня имидж? Тут нужно подумать… Зачем мужик в годах пришел в это злачное заведение?

Правильно – чтобы отдохнуть от забот, в том числе и семейных.

Но поскольку он человек несколько устаревших, патриархальных, взглядов на жизнь, Люси должна здорово постараться, чтобы расшатать его моральные устои. И в этом ей нужно ненавязчиво помогать. Тем более, что недремлющие глаза видеокамер (как мне уже было известно) все время держат клиентов "Латинского квартала" на прицеле.

Так что не будем разочаровывать Карантина и иже с ним.

– Вам скучно? – спросила Люси.

Молодец, девочка, сообразила, что пришла пора идти в атаку. А то я не знал, с чего начать разговор, так как мои мысли были заняты совсем другим – Мне не скучно, мне грустно.

– Тогда вам нужно больше выпить.

– Ты считаешь, что спиртное – панацея от всех неприятностей?

– Нет, но…

– Вот и я об этом. – Я впервые за весь вечер улыбнулся. – Иногда общение с приятным и доброжелательным собеседником приносит гораздо больше пользы, чем большое количество допинга.

– Насчет собеседника, это тонкий намек? – Она состроила мне глазки.

– Не совсем. Это комплимент. Притом вполне заслуженный.

– Я так не думаю, – стараясь казаться серьезной, ответила девушка.

– Почему?

– Вы такой симпатичный, умный, а я…

– Так ведь речь пока не идет о твоей привлекательности и умственных способностях. Если первый пункт несомненно заслуживает самых лестных оценок, то по части второго необходимы, так сказать, дополнительные данные, хотя и они несомненно дадут положительный результат.

Я снова изобразил доброжелательную улыбку.

– Опять! – смеясь, воскликнула девушка.

– Не опять, а снова. И на этот раз не комплимент, а констатация фактов.

– Наверное, вы ученый. Вы так складно говорите…

– Бери выше.

– Академик?..

– Милочка, разве у академика может быть такая высокая зарплата, как у меня? Обижаешь…

– Вы бизнесмен, – уверенно сказала Люси.

– Отчасти.

– Как это? – удивилась девушка.

– Я совращаю богатых женщин и живу за их счет.

Теперь уже мы рассмеялись вместе: я – с иронией, а она – словно услышала хорошую шутку. Неужели в своем гриме я так безобразен? Такой вывод меня немного покоробил. Ведь гримируясь, я совсем не хотел выглядеть словно Квазимодо.

– Что, непохоже? – спросил я с несколько наигранным весельем.

Она явно была неглупой девочкой, потому как сразу поняла, что может нечаянно меня оскорбить, а потому ответила совсем не то, что думала:

– Нет, непохоже. Скорее, вас совращают. Таких мужчин, как вы, поискать…

– Это называется кидать леща, милочка. Дело в том, что по утрам я смотрюсь в зеркало. А оно, увы, не может врать. Чай, не волшебное.

– Вы очень мнительный человек. И плохо знаете женщин. Уж извините за откровенность.

– Ну-ка, ну-ка… – Я заинтересованно склонился к ней, опершись о стол. – Изволь объясниться. С чего ты взяла, что я плохо знаю женщин?

– Вы только не обижайтесь…

– На правду обижаются или круглые дураки, или самовлюбленные личности. Я тешу себя мнением, что не принадлежу ни к тем, ни к другим.

А ведь она совсем не глупа, несмотря на свой провинциализм, подумал я с одобрением. Ведет свою партию без сучка-задоринки.

Для меня нет горше муки, чем поддерживать беседу с дурочкой. Временами я просто теряюсь, не зная, с какой стороны к таким особам подступиться.

Чтобы быть с дурами на равных, нужно опуститься ниже бордюрного уровня, что сделать мне очень трудно, если не сказать – невозможно.

– Мужчинам главное в женщинах внешность, а женщинам – внутренняя сущность партнера.

– То есть, ты хочешь сказать, что женщины, как рентген, видят мужчин насквозь?

– Не все, но многие.

– Это называется, век живи, век учись, – сказал я с удовлетворением. – Спасибо за урок. С меня причитается.

Мы снова приязненно и с благодарностью улыбнулись друг другу. Я был благодарен Люси за то, что приятно коротаю время, а она – за то, что я, пока мы разговаривали, опять заказал выпивку и легкую закуску.

И тут я едва не сорвался. Только огромным усилием воли я сумел сохранить на лице улыбку и добродушное выражение.

В кабаре вошел Карантин.

Глава 22

Его сопровождал телохранитель – крепкий коренастый парень лет тридцати пяти с уверенными движениями и очень недобрым взглядом. Весь его вид говорил (да что там говорил – кричал), что он уроет любого, кто осмелится поднять руку на хозяина.

Хорошо, что это не Савоха, подумал я. Здоровяк мне чем-то понравился, и я не хотел, чтобы когда-либо наши дорожки пересеклись еще раз – уже в жестком варианте.

Итак, гриф-падальщик прилетел. Но в свою личную клетку. В железную клетку с надежными замками и вооруженной охраной. И как мне теперь этого любителя дохлятины заманить в свою ловчую сеть?

Вопрос… Не очень сложный, если говорить честно, если бы не одно "но".

К сожалению, я сейчас не "на холоде", а дома, в своей родной стране. И должен вести себя, как добропорядочный гражданин. Мне нельзя идти напролом, оставляя после себя жмуриков. Во-первых, охранники Карантина не виноваты, что их хозяин такая сволочь, а во-вторых, мне уже надоело быть вне закона.

Да, все это так. Но ведь меня силком втащили в грязную, кровавую игру, где на кону стоит моя голова. И что мне теперь делать? Рука за спину – и по этапу?

Проблема… И еще какая. Интересно, почему один человек может прожить всю свою жизнь, ни разу не столкнувшись с ее изнанкой, а второй то и дело влипает в идиотские ситуации, когда нужно не только сражаться, чтобы выжить, но еще и убивать? Мистика…

У моего шефа, Дракона, была теория, что в далекие незапамятные времена все человечество какой-то высший разум разделил на своего рода касты. Их было две: каста разрушителей и каста созидателей.

К первой относились полководцы и профессиональные военные (это своего рода элита), а также диктаторы, различные убийцы, насильники, маньяки, поджигатели и прочие сукины дети. Вторая была более обширна по контингенту: учителя, врачи, строители, художники, инженеры и другие приличные люди.

Умирая, они вновь и вновь возрождаются под другими именами, с другой биографией и пространственной локализацией. Но никто из них не может избежать давным-давно предназначенной им кармы.

Когда-то я считал теорию Дракона бредом воспаленного сознания, чудачеством. Но теперь я думал иначе.

Почему, черт побери, именно меня выбрали на роль джокера!? В городе больше миллиона жителей. Среди них немало бывших военных, спецназовцев и вообще людей с садистскими наклонностями, готовыми убить ближнего за понюшку табака.

Так нет же, судьба направила свой перст именно в мою сторону. И это при том, что я искренне хотел забыть свое прошлое, стремился стать тихим обывателем, который и муху зря не обидит.

Что ж, нужно выполнять свое предназначение, никуда не денешься… Я тяжело вздохнул.

– Вам нехорошо? – встревожилась Люси.

– С чего ты взяла?

– Вы побледнели.

– А… – Я попытался улыбнуться, но моя улыбка была похожа на волчий оскал. – Это я кое-что вспомнил…

Давай-ка лучше выпьем. Может, ты и права, что истина в вине.

– Я так не говорила.

– Так говорили древние римляне. А они были мудрыми людьми.

– Нужно будет запомнить, – сказала она деловито.

Запомни, девочка, запомни, подумал я скептически. Только на хрен тебе нужна мудрость веков? Ты уже ею обладаешь. Она дана тебе с рождения. Ибо ты – Женщина, дарительница жизни. И этим все сказано.

А то, что ты сейчас развлекаешь мужчин, ничего не значит. Ты всего лишь выполняешь свое предназначение.

И как долго это будет длиться, как долго тебе придется выслушивать сентенции из уст разных придурков, никто не знает – ни ты, ни твои "работодатели". Карма…

Но мне нужно приступать к активной фазе, пока в кабаре не наступил аншлаг, а значит и неизбежное усиление охраны.

– Ты посиди, я сейчас… – сказал я Люси и поднялся.

Она с пониманием кивнула, и тут же оглянулась с беспомощным видом.

Я понял – Люси искала глазами официанта. Девочка боялась, что я слиняю, и ей придется самой платить за стол. Это была простительная слабость. Я знал, что некоторые недобросовестные клиенты питейноувеселительных заведений иногда поступают таким нехорошим образом.

Я ободряюще улыбнулся, достал из кармана двести долларов и положил на стол, придавив зеленые бумажки бокалом.

– Это чтобы наш халдей не волновался, – доверительно объяснил я девушке, которая вдруг зарделась как маков цвет. – А то у них есть бзик – подозревать в непорядочности всех подряд.

Мне нельзя было ей говорить, что, похоже, нам придется расстаться, даже не познакомившись, как следует.

Потому что я не знал, чем закончится мой "поход". А закончится он мог печально – я шел, что называется, вабанк.

Конечно, двести долларов было многовато. Но надо же девочке хоть что-то заработать. Тем более, что она мне понравилась. Люси была не совсем испорчена этой проклятой жизнью и еще могла свернуть с той грязной, пошлой дороги, которая вела в никуда…

В этот раз я шел в туалет. Можно было не сомневаться, что отныне путь через подсобку защищен очень надежно. Да он был мне и не нужен.

Я придумал другой способ, как пощупать за вымя зубастого крокодила и не лишиться при этом головы. По крайней мере, поначалу.

У входа в коридор, ведущий к туалетным комнатам, стоял охранник. Вернее, сидел на раскладном стульчике.

Он явно скучал. Но меня не преминул проводить подозрительным взглядом. Правда, при этом он изобразил доброжелательную улыбку.

В туалетной комнате людей было немного – два молодых парня с шальными глазами (наверное, наркоманы) и невысокий мужичок на хорошем подпитии. Он никак не мог расстегнуть ширинку и качался взад-вперед как метроном.

Я зашел в кабинку, постоял там минуты три, и вышел. Парней уже не было, остался лишь мужичок. Он все еще сражался с непокорной "молнией". Не торопясь, я вымыл руки, включил сушилку, но пользоваться ею не стал, а вышел в коридор.

Он был пуст. Теперь все зависело от быстроты моих действий. В конце коридора, который заканчивался тупиком, стоял большой металлический шкаф электрического щита. Он был закрыт на примитивный навесной замок.

Щит я заметил еще при первом посещении "Латинского квартала". Мне все-таки пришлось сходить тогда в туалет, потому что Савоха не спускал с меня глаз.

Уже тогда я почему-то обратил особое внимание на этот щит, а сегодня в очередной раз понял: все, что ни делается – то к лучшему. Не своди меня охранник под конвоем по нужде, мне пришлось бы изобретать колесо – думать и гадать, как спроворить нужное мне дело.

Я не стал долго возиться с замком. Короткий резкий удар ребром ладони – и один конец дужки замка выскочил из отверстия. Зря я, что ли, тренировался…

Отворив дверь шкафа, я, не долго думая, выключил общий рубильник и отломал его рукоятку. Свет погас. На улице еще только начало темнеть, но я знал, что в том коридоре, который мне нужен, окон нет.

Закрыв шкаф, я метнулся к выходу. И наткнулся на охранника. Этот бдительный осел сразу понял причину, по которой погасло освещение. Только он решил, что все дело в автомате, который, как предполагал охранник, отключился из-за короткого замыкания.

Мне ничего иного не оставалось, как вмазать ему между глаз. Это было просто, потому что на сером фоне открытой двери он выглядел словно мишень в тире – один силуэт без лица. Охранник, несмотря на довольно солидные габариты, порхнул, как птичка, и приземлился уже без памяти.

Не долго думая, я взвалил его себе на закорки (тяжелый, гад!) и отнес в туалет, где пристроил в одну из кабинок.

Пьяный мужик даже не посмотрел в мою сторону, потому что он, наконец, достал то, что требуется в таких случаях, и, уткнувшись лбом в стенку над писсуаром для сохранения равновесия, с довольным кряхтеньем справлял малую нужду.

А теперь быстрее, быстрее! В зале царил полумрак, и вход в следующий коридор я нашел без затруднений.

Там тоже топтался охранник. Но этот явно не страдал излишней сообразительностью.

Он уставился на меня с тупым удивлением (потому что я нарисовался перед ним как тень без хозяина) и только открыл рот, чтобы спросить, кто я и почему слоняюсь там, где не положено, как тут же получил два коротких и точных удара – один под дых, а второй в челюсть.

Упасть ему я не дал. Мгновенно подхватив безвольное тело охранника, я бережно опустил его на пол. Мне лишний шум был не нужен.

Где Карантин? Может, в своем кабинете? А есть ли у него личный кабинет? Вопрос…

Долго раздумывать мне было недосуг. Я решил войти в уже знакомую мне операторскую, где находились мониторы видеокамер слежения. Нужно плясать от печки, подумал я, потихоньку отворяя уже знакомую мне дверь. На мою удачу, она оказалась не заперта.

В операторской было шумно. Разговаривали сразу трое, и я сильно обрадовался, различив голос КарантинаШиманского. Есть! Клиент на месте. Что и следовало доказать.

В комнате было темно, и это обстоятельство вызвало у меня недоумение. Ведь я точно помнил, что в операторской окна были, но в тот вечер их закрывали плотные шторы.

Они забыли о шторах вовсе не по запарке. Это я понял, когда кто-то включил фонарик. Раздвинуть шторы, чтобы впустить в комнату свет угасающего дня, никто даже не подумал.

Объяснение этому факту лежало на поверхности. Карантин боялся, что через стекло он может получить в лоб пулю снайпера. Видимо, смерть Григора здорово напугала Шиманского.

Это было мне на руку. Напуган – значит побежден. Поэтому Карантин должен слить мне всю имеющуюся у него информацию. Не думаю, что он будет изображать из себя стойкого, как кремень, партизана на допросе в гестапо.

Да, все это так. Но как его умыкнуть отсюда без шума и пыли? Задачка…

– Уволю на хрен этого ханыгу! – бушевал Карантин. – Это не электрик, а чмо подзаборное.

– Может, опять веерное отключение… – робко высказал предположение оператор.

Это был точно он, я узнал его по голосу.

Они собрались за перегородкой, где обретался Карантин, поэтому я мог беспрепятственно передвигаться по той части комнаты, где находились мониторы.

Интересно, почему у Карантина нет личного кабинета? Ведь в кабаре он главный.

Нет, кабинет точно должен быть. Только не его, а Хозяина, который появляется здесь как ясное солнышко – раз или два в месяц. Для него "Латинский квартал" – одна из явочных картин, выражаясь специфическим языком разведчиков.

Хитер бобер…

– Вот и пойди к щиту, проверь! – раздраженно сказал Карантин. – Да побыстрее. А этому козлу электрику я завтра лично харю намылю. Ты еще здесь!? – вызверился он на оператора. – Топай, черт тебя дери!

Оператор вылетел из комнаты как пуля.

– С кем приходится работать… – бубнил Карантин.

– Да, шеф, людишки у нас – дерьмо, – наконец подал голос и охранник. – Надо наводить порядок.

Нет, не охранник, скорее, телохранитель, начальник охраны. Видимо, он заменил Григора. Свято место пусто не бывает…

– Ты посторожи у входа, – встревожено сказал Карантин. – Мало ли что…

– Конечно…

Я прижался к перегородке, стараясь даже не дышать. Несомненно, охранник был профессионалом, а значит, мог почуять противника, даже не видя и не слыша его. Чисто интуитивно.

Но он не почуял. Скорее всего, виной тому был Карантин, который пенился от злости. Его злобная энергия сбила с толку все органы чувств охранника.

Охранник вышел из-за перегородки, держа впереди себя включенный фонарик. Удобней позы для захвата его руки и броска трудно было придумать.

Что я и проделал – быстро и точно. Он был еще в полете, когда я, не выпуская руки охранника, перевел его в позицию удержания. С одной маленькой и, к сожалению, далеко не гуманной поправкой – я не собирался соблюдать спортивные принципы.

Рука охранника хрустнула, как сломанная ветка. Нужно отдать ему должное – он не завопил дурным голосом, как сделал бы на его месте простой обыватель, лишь коротко застонал сквозь крепко стиснутые зубы.

А затем потерял сознание. Каюсь – в этом я ему посодействовал. Пусть немного поспит под моим "наркозом".

Эти профи такие живучие, что их очень непросто полностью отключить.

Извини за грубость, дружочек, подумал я, поднимаясь на ноги. Но такая уж у тебя работа – синяки и шишки – Что такое, кто там!? – всполошено вскричал Карантин.

– Ты да я, да мы с тобою, – ответил я, освещая его фонариком охранника, который я подобрал на полу. – И закрой хлебало, сука, если хочешь остаться в живых. Понял!?

– П-п… П-понял…

– А если понял, то пойдем.

– К-куда?

– Прогуляемся. Выйдем на улицу и поговорим о делах наших скорбных на свежем воздухе. У тебя здесь воняет дерьмом… Карантин.

– К-кто вы?

– Узнаешь. Всему свое время. Пошел! – Я подтолкнул его к двери. – И смотри, чтобы без всяких там зэхэров.

Иди спокойно и всем улыбайся. Иначе схлопочешь пулю.

И я приставил к его спине свою знаменитую расческу, которая должна была сыграть роль пистолета.

Дело в том, что охранник имел оружие, но, к моему глубокому огорчению, это было помповое ружье с револьверным – укороченным – прикладом. На кой ляд мне такая "дура"?

Представляю картину: я дефилирую через все кабаре к выходу с приставленным к спине Карантина стволом двенадцатого калибра, из которого можно завалить слона. Во было бы шороху…

Мы вышли в пустынный коридор. Свет все еще не горел. Я невольно ухмыльнулся, представив, как мучается оператор со сломанным рубильником. Лишь бы он не заподозрил раньше времени неладное и не поднял тревогу.

В зале людей прибавилось. Мы шли неторопливо (Карантин впереди, а я позади него, стараясь держаться к нему поближе), но не потому, что я не спешил, а по совсем другой причине – у Шиманского от страха не почти не сгибались ноги в коленях, и он шагал как механическая кукла.

Краем глаза я заметил Люси. Она сидела там, где я ее оставил. Девушка тоже увидела меня и от удивления приоткрыла свой прелестный ротик. Блин! Не хватало еще, чтобы она окликнула меня…

Но беда пришла совсем с другой стороны. Беда в моем случае – значит неудача. Она явилась в образе нашего разбитного официанта, который тащил поднос с горой грязной посуды.

Он налетел на меня, как "Титаник" на айсберг. Наверное, парнишка замечтался и не заметил преграды. Поднос он все-таки удержал в руках, но посуда с грохотом посыпалась на пол, тем самым заставив почти всех клиентов "Латинского квартала" обратить на нас внимание.

Нет, не зря Карантин тер лагерные нары. Эта хитрая сволочь не замедлила воспользоваться удобным моментом.

– Убивают, спасите!!! – заорал он, что было мочи, и рванул почему-то не вглубь кабаре, чтобы скрыться, например, на кухне, а к входной двери.

Удивлялся я недолго. Подняв глаза, я увидел, что в кабаре вошли два мента – старлей и сержант. Наверное, это был их участок, и они пришли за очередной мздой. Видимо, эти служивые были "крышей" кабаре.