Текст книги "Черный Тёть (СИ)"

Автор книги: Виталий Астапенков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

Света с запозданием вспомнила, что молодой человек практически ничего из случившегося ранее не видел, и двинулась следом, осторожно ступая среди светящейся взвеси.

В доме, в отличие от улицы, было темно. Света ощупью отыскала в шкафчике ещё одну керосиновую лампу – сестру той, что висела в бане, нашарила на подоконнике спички и зажгла. В качающихся тенях они осмотрели веранду и комнату, никого не нашли и, выйдя наружу, отправились осматривать баню с сарайчиком. Там тоже никого не оказалось. Растерянно переглянувшись, молодые люди направились к белевшему у заборчика силуэту Оксаны обсудить непонятную пропажу Димы.

Света шла впереди, подняв лампу повыше. В голове не было ни одной связной мысли, зато в душе нарастала тревожная дрожь. Она поравнялась с фигурой в сарафане, миновала её, но не успела отойти, как что-то попало под ногу. Света быстро переступила и снова угодила каблуком на что-то мягкое. Она нагнулась, окунувшись в белёсую взвесь. На земле проглядывал странный контур, похожий на небольшого краба. Девушка машинально подобрала его и выпрямилась. Мгновенно к горлу подступила тошнота, и Света с криком выронила холодную кисть человеческой руки с растопыренными пальцами.

– Что? – Аристарх подскочил к девушке.

Света не могла членораздельно ответить, она лишь тыкала пальцами под ноги и тряслась от ужаса. Молодой человек наклонился, пошарил в белёсой мути и снова вытащил страшную находку. Поднёс к лицу, побелел даже в темноте и аккуратно положил назад.

– Это Димкина, – сказал он глухо. – Кольцо на пальце его. Стой здесь!

Он развернулся и помчался по участку, почти непрерывно с головой ныряя в светящийся слой – искал тело, поняла Света. Сама она застыла на месте, обхватив себя руками за плечи и пытаясь побороть колотившую её дрожь. Горло перехватило спазмом, и она, как ни силилась, не могла отозваться на крики всполошённой Оксаны – той не было видно, что происходит. Оставалось только следить за Аристархом и втайне надеяться, что никаких тел он не найдёт; минуты казались часами. Наконец, молодой человек вернулся.

Он покачал головой, встретив вопросительный взгляд Светы, и стал рядом, переводя дыхание.

– Никого, – выдавил он с хрипом. – Но в этой проклятой дряни ничего толком не разглядеть! Только на этих участках хоть что-то и видно! – Он в сердцах топнул ногой по проступающей из светящейся мути полосе взрыхлённой земли. – Чем бы её выжечь?...Бензином плеснуть…

Он шагнул к калитке. Тёмный участок под его ногами мгновенно почернел, обрел объём, и он с криком провалился по грудь в невидимую глубину, окунувшись в серо-белёсую взвесь и успев уцепиться за край обычной, не взрыхлённой почвы. Из стелющейся мути взметнулась чёрно-зелёная плеть с извивающимися отростками на конце. Она ощутимо ткнула девушку в плечо, отпрянула, скользнула мимо и захлестнула шею молодого человека. Аристарх захрипел, но продолжал держаться. Муть всколыхнулась, выпуская бешено крутящийся смерчик, скачком пронесшийся по рукам закричавшего от боли парня, заставляя выпустить спасительную, нормальную твердь, и Аристарх исчез в непроглядной чёрной глуби, увлекаемый впившимся в него отростком плети.

Света застыла, тупо уставившись на то место, где только что стоял молодой человек. Где-то далеко-далеко раздался испуганный вопль Оксаны.

Так это всё-таки он! Тёть!

Оцепенение отпустило, и Света с размаху швырнула горящую лампу в проступавшую из мути уродливую фигуру. Стекло разбилось, окатив огненными брызгами перекрученный ствол. В голове валом нарастал знакомый пульсирующий гул, внезапно завершившийся глухим ударом. Земля вздрогнула и вздулась прокатившейся от Тётя волной, ударила в калитку и швырнула закричавшую Оксану в белёсый слой. Муть вскипела, свернулась воронкой и разделилась вращавшимися смерчиками, пронеслась по месту, куда упала девушка, оборвав полный боли крик. Затем осела, истончилась в переплетённые нити гигантской сети, и вдруг будто впиталась в рыхлую землю, но не исчезла, оставила за собой разгонявший тьму светящийся след.

Снова гудение, и новый удар, вызвавший земляную волну, потом ещё один. С каждым ударом вздутия возносили фигуру Тётя всё выше, наслаиваясь крутыми, обрывистыми пиками, и подобраться к нему уже не представлялось возможным. Толчки учащались, делались сильнее. И страшнее. Раскатывающиеся от Тётя волнообразные земляные вздутия поднимали с собой летний домик дачи и сарайчик с баней. Всё сопровождал пронизывающий скрип расшатываемых стен и громкий стук безудержно хлопавших дверей; оглушающее звенели стекла в покосившихся рамах, но пока держались.

Света не устояла и рухнула вниз, перекатилась и села, скрестив ноги и крепко зажмурившись. Она пыталась отрешиться от окружающего, стараясь ухватить какую-то мысль, мелькавшую где-то на краю объятого ужасом сознания. Получалось плохо. Доводящая до тошноты тряска никак не давала сосредоточиться. Девушке казалось, что ещё немного – и её просто раздерёт на части.

Почему не разорвали сразу? Почему она вообще до сих пор жива? И так плеть, поразившая Аристарха: она ведь задела её, но сразу отпрянула, как трусливый заяц… А если…

Света до крови закусила губу и развела руки в стороны ладонями вниз, представляя, как тычутся в ходящую ходуном поверхность жёлтые тёплые пятнышки, ласковыми поглаживаниями успокаивая судороги земли. Почудилось, будто внизу, под почвы сжимается и разжимается неистовой пульсацией тёмная ячеистая сеть, сотканная из переплетённых корней колоссальной толщины. И при каждом сжатии края корней ощетиниваются чёрными, скручивающимися в спирали смерчиками, тянутся друг к другу, заполняя шевелящейся темнотой пока еще светлые ячейки.

Тёплые пятнышки скользили по сети, смягчая и растворяя чёрное плетение там, где могли дотянуться. Сеть взволновалась, вздыбилась навстречу жгутами неистово вращавшихся смерчей, упёрлась конусами черноты в свет, силясь извергнуть незваных пришельцев. И не смогла: жгуты начали изгибаться, проседать и таять. Черноту свело судорогой. По корням прокатились волны тёмных сгустков, вплавляясь в воронки слабевших смерчей, наливая их новой силой и постепенно выталкивая пятнышки вверх. На какое-то время установилось равновесие: свет не мог пробить подпитываемые сгустками вращающуюся черноту, но и той не хватало мощи преодолеть силу, лившуюся сверху.

Колотившая землю дрожь внезапно прекратилась. Свету ощутимо повлекло куда-то вбок. Девушка испуганно открыла глаза. Она сидела в воздухе в метре над землей. Из ладоней вниз струилось едва различимое сияние дробящихся светлыми пятнышками потоков. Внизу всё так же судорогами корёжило землю, но уже гораздо реже.. А саму Свету постепенно поднимало всё выше и плавно несло к центру – обрывистому земляному вздутию, на котором застыл Тёть. На какое-то время она просто оцепенела от увиденного, потом инстинктивно дёрнулась, взмахнув руками, и мгновенно рухнула вниз, весьма ощутимо приложившись пятой точкой.

Очумело тряхнув головой, Света пришла в себя. Она шлёпнулась на край земляного наплыва, прямо перед изодранным в лохмотья сарафаном, под которым корчились скрюченные сучья Тётя. В чудом державшейся ещё оправе сквозь остатки стёкол вытягивались и тут же скрывались чёрные смерчики, отчего казалось, что глаза бешено пульсируют. Из разорванных перчаток свисали перекрученные чёрно-зелёные стебли плетей – будто тянулись к земле шевелящиеся корни и впивались в рыхлую коричневую почву, порождая всё новые земляные судороги.

Свете показалось, что земля стонет от боли. Она выбросила ладони вперед, подрезая раскалённым потоком светлых пятнышек эти корчившиеся сучья и заживляя раненную поверхность широкой полосой бурого ожога. Обрезанные концы наросли, удлиняясь, бессильно ткнулись в спёкшуюся землю, изогнулись и вдруг взвились в воздух, лопаясь с хлюпающими звуками бессчётными щупальцами. Одновременно из остатков оправы вытянулись длинными вращающимися конусами чёрные воронки смерчей, подхватывая и перекручивая их в чёрно-зелёные плети и толкая в сторону девушки.

Лившийся с ладоней светлый поток упёрся в них, замер и медленно отхлынул назад, обтекая руки, обволакивая плечи и грудь, шею… И скоро вся девичья фигурка оказалась облачённой искрящимся жёлтым ореолом, нарастающим из глубины наружу светлыми пляшущими пятнышками навстречу змеившемуся сплошному потоку чёрно-зелёных плетей, что наслаивались друг на дружку, выстраивая перед девушкой круг. И не могли ничего поделать: едва плеть касалась тёплого гало, как мгновенно прожигалась на бесчисленные нити, которые тут же слипались, застывая, однородной массой, и только остававшиеся на конце кончики беспорядочно шевелились. А следом уже наползала новая плеть. Стена разрасталась вверх и вширь, и спустя немного времени уже казалось, что девушка стоит в раскрытой чёрно-зелёной пасти с живой бахромой зубов. Словно кто-то огромный и мерзкий пытается и никак не может стиснуть колоссальные челюсти и раздробить хрупкую светлую фигурку.

Света завороженно оглянулась. Позади нарастала такая же чёрно-зелёная стена, тянулась вверх и постепенно смыкалась с шевелившейся бахромой впереди, образуя кокон. А чуть погодя, когда свет уже не мог пробиться снаружи внутрь, Света почувствовала, как сверху наливается тяжестью и давит зубастый свод. И под его весом кокон вдруг начал раскручиваться. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, а затем его неуклонно повлекло куда-то вниз, навстречу змеившимся плетям.

Света машинально дёрнулась вверх, взмахнув руками и пытаясь разодрать чёрную массу, а сверху всё наползали и наползали новые пласты, утапливая своей тяжестью кокон. Грудь стиснуло, стало трудно дышать, глаза застило серой пеленой, из которой наплывали чёрные тени и сворачивались спиралями смерчей, закручивались в резонанс вращавшегося кокона. В ушах нарастал свистящий звук: «С-с-в-е-т-а», впиваясь в мозг острой стальной пружиной, словно старался пробиться к крутившимся смерчам, соединиться с ними и выплеснуться наружу. Девушке начало казаться, что она угодила внутрь бешено несущегося чёрного вихря.

Чувствуя, как подворачиваются ставшие ватными ноги, Света изо всех сил затрясла головой, сбрасывая оцепенение, зажмурилась до боли и с размаху ударила себя ладонями по ушам. Из-под плотно сжатых век покатились слёзы, а перед глазами то ли от удара, то ли от нехватки воздуха поплыли красные пятна. И уже на краю ускользающего сознания Света представила, как они начинают расти, искриться, оборачиваясь стайкой порскающих повсюду солнечных зайчиков. Они множились и сливались друг с другом, делались все больше и ярче, изгнав ввинтившийся в голову звук и крутившиеся смерчи перед глазами. И вдруг вырвались из-под век двумя солнечными копьями, скользнули вдоль вздернутых рук и вонзились в черный пласт, дробясь множеством пылающих пятен. Они плясали по черноте, образовав круг, который начал вращаться в сторону противоположную вращению кокона. В уши ударило беззвучным взрывом, разметавшим шевелившуюся черноту и высветившим девушку тёплым солнечным светом.

Девушку подбросило и швырнуло вниз.

* * *

Света пришла в себя на дне глубокой воронки, точнее, настоящего колодца, расширяющимся конусом уходящим вверх метров на десять к очистившемуся от облаков звёздному небу. Стало заметно светлее. Упираясь руками в стену, она с трудом поднялась, попробовала вскинуть голову и тут же опустилась на корточки, обхватив руками колени. Ноги тряслись и не держали, зубы выстукивали мелкую дробь. Какое-то время она просто сидела и приходила в себя. Потом опять запрокинула голову и посмотрела вверх. Стены конуса были гладкими и блестели тёмным в лунном свете. Света вытянула руку и осторожно потрогала пальцем ровную поверхность: походило на отшлифованный обсидиан, который ей доводилось видеть в музее, или стекло, что наглухо хоронило возможность выбраться самостоятельно.

– Эй! – на всякий случай позвала Света. Голос недолгим эхом отразился от стен и стих.

Света задумалась. Конечно, будь она обезьяной, скажем, мартышкой, то, возможно, и взобралась бы на эту крутизну, но при отсутствии хватательных пальцев на ногах и за неимением хвоста одолеть подъём была не в силах. Света мрачно уставилась на ровную черную гладь. «Неизвестно ещё, – подумала она, – сумела бы здесь и обезьяна вскарабкаться». Стена блестела, как отполированная. Тут нужны крюки-клинья с веревкой, или как они там называются у альпинистов, и молоток, чтобы их вбивать. Или лучше силу Супермена – просто воткнул штырь без всякого молотка, будто горячий нож в масло, и поднимайся.

Она в сердцах ткнула в стену, представляя, что у неё не палец, а раскаленный стержень, и испуганно ойкнула, когда пятерня ушла в глубь по верхние фаланги. Она машинально дернула руку назад и принялась лихорадочно осматривать спасённую конечность: та вышла легко, словно и не торчала в сплошном монолите. Всё было в порядке: и рука как рука, и маленькие изящные пальцы с облупившимся лаком маникюра. Света облегчённо вздохнула. Она снова потыкала в гладкий бок, но только отшибла подушечки пальцев – те ни в какую не хотели погружаться. Свету начала захлёстывать паника: неужели все это только привиделось? Но нет, вот они дырки, оставшиеся в чёрной глади.

Она встала и, представив ладонь обжигающе-горячим стальным штырем, вонзила её в стену на уровне плеча. Поджала ноги, опёршись на руку, воткнула вторую руку и… зависла. Взобраться выше без помощи ног девушка не могла. Она лихорадочно представила кроссовок раскаленным утюгом, но без толку, ничего не произошло, лишь попинала стену и отбила носок. Пришлось ворачиваться вниз и думать, как быть дальше.

Думала она недолго. Быстро присела, развязала шнурки и стянула кроссовки вместе с носками, зябко пританцовывая голыми ступнями, повторила попытку, успешно представив пальцы на руках и ногах тёмно-багровыми от жара стальными когтями. Она видела такие у электрика в садоводстве, когда тот лазал по столбам, тянул провода. Теперь дело пошло, правда, не надолго. Метра на три. Ровно настолько у неё хватило сил. Потом Света выдохлась и замерла, прижавшись к чёрной глади стены и переводя дыхание. К сожалению, раскалённые когти с легкостью разрезали стену, и под собственным весом девушка съехала вниз, оставляя на поверхности глубокие борозды.

Обозлённая Света попробовала ещё раз, потом ещё. С тем же успехом. Оказалось, что она просто не успевает остужать пальцы до обычной температуры, как ни старалась.

Усталая и ободранная, она заплакала от досады. Сидеть и ждать спасения можно было до второго пришествия, точнее – день-два, если не три, и хорошо, вообще не неделю. Хотя нет, за два-три дня кто-нибудь всё равно забредет в их дачный околоток. Но торчать здесь столько времени Свете совсем не улыбалось. К тому же, очень хотелось пить.

И есть, немедленно встрял желудок. И спать, подхватили усталые глаза. В мягкой кровати, уточнила ноющая спина. И…

Так! Света решительно вытерла слезы. Хватит себя оплакивать! В конце концов, она выдержала схватку с Тётем и не спасует перед какой-то там стеной.

Ногам было холодно, и Света обулась – всё равно обезьяны из нее не получилось. Она снова посмотрела вверх, тщательно изучая гладкую поверхность. Зацепиться было не за что. Вот если бы веревку или лестницу… «Ещё эскалатор закажи, – сказала она себе, – или лифт». Хотя… насчёт лестницы…

Света задумалась. Уклон у конуса не отрицательный, и если выдолбить ступени, вполне можно подняться.

И чем долбить?

Она посмотрела на руки. Не изображать же из себя перфоратор. Но ведь ступени можно просто вырезать. Она снова представила ладонь раскалённым лезвием и провела четыре глубокие полосы в стене, рисуя параллелограмм на уровне груди. Потом спохватилась, что высоко, и продолжила боковые линии вниз до самого дна. Теперь получилась настоящая дверь по величине, но увлёкшаяся Света не обратила на это внимания. Она ещё раз углубила рисунок, затем воткнула ладонь в боковую полосу и надавила, представляя, будто выкапывает из земли картошку.

Очерченный фрагмент поддался неожиданно легко, целиком вывернувшись из монолита и рухнув прямиком на девушку. Света машинально выбросила вперед руки, прикрывая голову, и с силой ударила в центр падавшего куска. Тот разлетелся в мелкую пыль, а Свету по инерции бросило вперёд, в открывшийся в стене черный провал. Она не успела ухватиться за края дыры, и провалилась куда-то вниз, в темноту.

* * *

Катилась она недолго. Перевернулась пару раз и с глухим стуком врезалась виском во что-то твёрдое. Из глаз буквально посыпались искры. Позади, сверху донёсся громкий шуршащий звук, сменившийся затем тишиной. По ногам, наваливая сверху целую гору, с силой пробарабанил настоящий град камней. Она застонала и обхватила голову руками. От ладоней шло покалывающее тепло, смирявшее и изгонявшее боль. Подождав, пока исчезнут разноцветные круги перед глазами, Света осторожно попыталась сесть и упёрлась многострадальной макушкой во что-то очень похожее на камень. Подняла руку, пощупала. Действительно, камень.

«А ты чего под землёй ждала? – спросила она себя. – Натяжных потолков?»

Она попробовала повернуться – и не смогла. Обвал придавил ступни, не позволяя двинуться. Света пошарила руками в надежде отыскать дыру, через которую сюда попала, но не нашла, наверное, её завалило рухнувшим сводом, остатками которого засыпало ноги. И потихоньку её начинала охватывать паника от осознания полной безысходности в кромешной тьме подземного склепа. Она дёрнулась, попыталась согнуться и достать руками до стиснувшего челюсти каменного капкана, и снова ударилась темечком о потолок. Болезненно вскрикнула и уронила голову назад, машинально схватившись тёплыми ладонями за больное место. И когда схлынул очередной приступ боли, её осенило.

Она осторожно подняла левую руку, подождала, пока на ладони не замельтешило, заставив сощуриться, яркое неровное пятнышко с пятирублёвую монету величиной, и чуть подбросила его вверх. Пятнышко легко вспорхнуло на невысокий потолок и принялось порскать из стороны в сторону, разгоняя мрак. Света подбросила вдогонку ещё одно, и теперь два пятнышка скакали испуганными зайчиками. В их неверном свете среди колышущихся теней Света с трудом различила, что лежит в нише с нависающим сверху узким каменным выступом, очень похожим на торчащий рог. Она прижала голову к плечу и, выдирая волосы, с большим трудом, наконец, медленно и осторожно высвободилась из капкана.

Она тут же наклонилась вперед, к ногам и, обдирая руки, принялась разгребать наваленную груду. Через какое-то – час, год, столетие? – время, она могла пошевелить ногами, попыталась повернуться поудобнее и вдруг вывалилась из крохотной ниши в более просторную пещерку. Тело свело судорогой боли. Корчась, она видела теперь, что ступни ног раздроблены, а под правым коленом торчит прорвавший джинсы острый осколок кости, испятнанный сочившейся тягучей жидкостью, казавшейся тёмно-серой в неверном свете. Внезапно боль стихла, она не исчезла и никуда не делась, просто возникло ощущение, будто её отгородили невидимой стеной, из-за которой она старается, но не может достать изломанное человеческое тело.

Девушка равнодушно отметила, что должна уже потерять сознание или, по меньшей мере, выть от боли, но этого не произошло, и голова была абсолютно ясной.

Пятнышки последовали за хозяйкой, перебравшись из ниши в пещерку, и танцевали в воздухе хаотичными зигзагами.

В центре пещеры то ли снизу вверх, то ли сверху вниз змеились чёрные стебли. В метре над землёй они переплетались, скручивались в единый, толстый канат и исчезали, уходя вверх к невидимому во мраке потолку. Время от времени по стеблям, будто пульсируя, прокатывались волнистые вздутия, отчего они казались живыми шевелящимся усиками.

До неё не сразу дошло, что это корни. А чуть погодя среди пляшущих теней она разглядела ряд неясных силуэтов. Цепляясь руками за землю, она с трудом подтянулась ближе.

Она узнала их по одежде. Изодранные сарафан Оксаны и шорты Димы, полосатые плавки Жени и джинсы Аристарха, все в дырах. Лоскуты от халатика Юли. А затем вдруг дошло, что одежда не просто валяется на земляном полу пещерки, а свободно свисает с шероховатых на вид скрученных между собой тонких коричневых трубочек. Их переплетения тянулись из одежды, свивались с прошивающими насквозь материю чёрными корнями, и терялись где-то вверху. Она с ужасом осознала, что это кости. Плоть, кровь, сухожилия – всё, что есть в организме человека, исчезло, остались лишь перекрученные истончённые кости.

Она повернулась набок, и ее долго рвало. Перед глазами мельтешили разноцветные искры. Наконец, спазмы прекратились. Часто дыша, она подняла голову. Точнее, попыталась поднять, и не смогла. В глазах потемнело так, будто на голову накинули чёрный мешок. Она помотала головой, но темнота не исчезала, наоборот, она наливалась мраком, щупальцами продавливаясь внутрь сквозь глаза, заполоняя сознание.

– Нет! – глухо выдохнула девушка, выжигая из себя наступающую чёрную волну. – Ты меня не получишь!

Она сумела разогнуться и перевела дыхание. Во рту ощущался противный привкус. Она сплюнула.

Ни о чём не думая, она решительно ухватилась за переплетённые с корнями кости и… испуганно отдернулась. До неё отчётливо донесся жалобный женский стон. Оксана?

– Оксана! – закричала она, лихорадочно озираясь по сторонам, ладони ее полыхнули огненными сполохами, высвечивая окружающее крохотное пустое пространство.

Стон прекратился. Она снова взялась за корень – стон прозвучал ещё жалобней; тому, кто стонал было больно. Она бессильно привалилась к стене. Она не могла ничего сделать, не вызвав у Оксаны приступ боли. Но откуда боль? Оксана мертва, от неё остались одежда и кости. Или нет? Или сознание подруги, её душа, существует где-то здесь, только она не может его услышать? Но как бы там ни было, она не могла причинять ей боль.

Она полежала, успокаиваясь, скользя взглядом по скрученным останкам. Постепенно её заполонила отчужденно-холодная отстранённость, гасившая вспышки боли и гнева. Взгляд вдруг раздробился, рассыпался многочисленными глазами-сознаниями, кластерами её сути, по тянувшимся вверх корням и померк, расплываясь в навалившейся уютной пустоте и унося с собой чувства и мысли. Не было ни сил, ни желания сопротивляться, и она растворялась в накатившем покое, поглотившим последние отзвуки меркнувшего я. Она исчезала. Из всей совокупности человеческих чувств осталось лишь ощущение ласкового поглаживания тёплого ветерка, вбиравшего её в себя, вплетавшего в свою суть гаснущие остатки сознания.

И тогда, сквозь убаюкивающее покачивание под его порывами, начали просачиваться тоненькие жгутики боли. Они свивались, скручивались толстеющими канатами, впивались раскалёнными иглами, выдирая из серой дрёмы и не давая вновь соскользнуть в уютное беспамятство. Она боролась, не желая расставаться с умиротворяющим покоем и возвращаться туда, где придется осознавать себя и погружаться в суету окружающего мира, отключала пронизанные болью места и постепенно растворялась в манящем небытие. Но боль не сдавалась, нарастала, ввинчивалась вглубь, и она уже не успевала блокировать захваченные области, отступая и проигрывая, пока не взорвалась пылающим гейзером огня, разбрасывая искры на всё, куда могла дотянуться.

Она очнулась. Боль уходила, затихая где-то глубоко внутри ноющими отголосками, словно угасающий звук огромного колокола. И сразу со всех сторон, кроме одной, всё пронизал свет, отчего-то тянувшийся вдаль и сплетавшийся странным узором. А затем наступило понимание, что она так видит, что это её глаза, и это она сама раскинулась сетью остывших искр на чём-то чёрном и мёртвом. Некоторые искры висят поодаль, и через них видно основной узор – её саму на растопыренных сучьях Тётя.

Это я, пришла мысль. Кто я? Что со мной? Где я?

Разбросанная россыпь кластерного глаз-сознание искажала перспективу, не позволяла оценить окружавшую реальность, гасила пробуждённое восприятие. Мутнеющий разум ещё успел вычленить фигуры и лица ребят и девушек, вплетённых в искореженный ствол уродливой формы: открытый в немом крике рот Юли, испуганные глаза Оксаны и Жени, вскинувший в ярости руки Аристарх, Дима. И осознание, что она только что была там, среди них, слившаяся с мёртвой сутью Тётя, постепенно высасывавшей её жизненные силы до полного растворения в небытиё, оживило утихшую боль. Кластеры глаз-сознание-застывшие капли искр полыхнули огненным гейзером, соединились горящим факелом, скатившимся вниз, в землю, и выжигавшим по пути, но не способным выжечь, мёртвый ствол.

Света вскинулась, больно ударившись макушкой о потолок и до крови прикусив губу.

Что это было? Так и свихнуться недолго, подумала она. Действительно ли она видела Тётя, вобравшего в себя души ребят? Или просто поехала крыша после всех пережитых ужасов?

Света задумалась. Вспомнилось, как перед глазами возникали яркие, живые картины, в которые она погружалась с головой: и кормление Родины овощами, и торговля на рынке, а ещё раньше – она покраснела – спаивание чаем у камина. Никогда прежде она не выпадала настолько из реальности, чтобы не замечать окружающее. Во всяком случае, до нынешней поездки на дачу. Даже подруги это отметили. С чего вообще неудержимо тянет окунуться в совершенно идиотские мысли о, например, торговле на рынке? Ей всегда нравилась работа в офисе, и менять её на ежедневное топтание у прилавка она не собиралась.

Света покрутила головой, в висках мгновенно застучали болезненные молотки. Что могло послужить причиной столь неуёмно разыгравшемуся воображению? Купание в озере, встреча с Аристархом, дурацкий обряд? Когда она вырубала сирень? Или раньше? Вот она добралась до дачи, перекусила и улеглась, ещё ветка в окно стучала, пугая…

Девушка вздрогнула, вспомнив, как напугалась чвиркающего звука в ночной тиши.

Да ну.. Света грустно улыбнулась. Она пугалась и раньше, и от этого никогда не рисовала в воображении никаких картин. И не уходила в них с головой. Или тут совпали несколько разных факторов? Света с гордостью отметила, как по научному сформулировала вопрос, и пригорюнилась. Ещё бы сформулировать заодно и ответ. А почему бы и нет, подумала она. Что там говорит диалектика – от простого к сложному? То есть, источником послужило нечто простое. Кровь? Ерунда, если учесть, сколько царапин она получала на даче, то всё происходящее должно было свершиться давным-давно.

Девушка вздохнула.

А если в пролитую кровь вплёлся её тогдашний испуг, вернее, вошёл в некий резонанс с питающими сирень соками, если её чувство ушло куда-то вглубь к таившемуся там Нечто.

Света тихо охнула и прижала ладонь ко рту.

Выходит, это она во всём виновата. И обряд приношения в жертву девственницы тут ни причем. И на её совести гибель ребят. Её затрясло от ужаса. Но ведь она просто испугалась – и только. Или… Света вспомнила, как после испуга на неё накатила злость, и ей стало совсем плохо. Она уронила голову в ладони, стараясь перебороть нахлынувшие чувства и не раскинуть от осознания собственной вины.

Она справилась. Заволакивающая сознание чёрная пелена отчаяния замерла, откатилась и вдруг исчезла, прошитая тёплым светом солнечных пятнышек.

Молния, вдруг вспомнился рассказ бабы Фроси. Молния ударившая из ниоткуда. Быть может, что-то в нашем тёплом и живом мире сопротивляется ядовитой черноте. Или пытается сопротивляться, и дает силу своим детям? Если жива я, живы мы, то и наш мир живой. И нет никакой мёртвой материи – все это живое. Живые планеты, живые звёзды. Мы живые, и мы одно целое. И кто лучше защитит тебя, чем ты сам? Молнией, светом или теплом солнечных зайчиков?

Значит, и это оттуда, подумала Света.

Действительно, не могла же она в одночасье стать экстрасенсом. По крайней мере, ни с того, ни с сего. Хотя кто их знает, как они возникают? В последнее время они плодятся, как мухи-дрозофилы, ступить некуда.

«Не отвлекаться, – сказала себе Света. – Будем продолжать рассуждать логически». Правда, в глубине души она осознавала, что от такой логики даже блондинкам впору вешаться. Но больше ничего не оставалось.

Значит, яд где-то там, внизу. Но если есть яд, значит, обязательно должно быть и противоядие.

Она посмотрела на пробившиеся тела ребят изломанные корни, уходящие в глубь, в неведомые пласты, попыталась проследить за ними мысленно, и мгновенно в голову вполз чёрный клубок, шевелящийся мохнатыми завитками спиралей-смерчиков по краям. И на этот раз девушка не стала ни отгораживаться, ни пробивать солнечным теплом разраставшуюся чёрную стену. Она дождалась, пока чернота почти полностью не заполонит сознание, вытесняя все мысли и чувства, и рывком погрузилась в неё, успев ощутить чёрную вспышку, и всё померкло.

* * *

Сначала вернулось ощущение чего-то, что следовало сделать, потом вернулось осознание и память, кто она. Она открыла… глаза? Блёклая пустота вокруг, которая начала темнеть и ритмично сжиматься и разжиматься, и каждый раз возникало ощущение толчка, словно её перемещает, несёт куда-то над свившимися, подрагивающими мертвенно-чёрными корнями, протянувшимися в неизвестность. И при каждом сжатии она касалась чёрной поверхности и сквозь мерную дрожь ощущала всё, что успел вобрать в себя Тёть, а потом ощущения начали перерастать в картины, настолько яркие и насыщенные, что казались живыми. Она будто заново проживала минувшие дни: гибель ребят – душу полоснуло острой болью – поиски Юли, сумасшедшую прополку и сбор урожая, вечер с шашлыками и купание на озере, встречу с Аристархом…

Вот! Она увидела себя, потную и грязную, цеплявшую дурацкие треснувшие очки на сучок, изображавший нос Тётя, и потянулась остановить, не дать глупой девчонке сотворить поганое идолище. Удержать исцарапанные загорелые руки, уже натягивавшие перчатки на обрубки ветвей…

Ладонь вдруг кольнуло сучком, и Света изумленно уставилась на грязную шляпу, венчавшую обрубок сирени, с вьющимися вокруг мошками. Сверху жгло солнце, и из недалёкого сосняка доносилась дробь дятла. День наполняли цвета и запахи лета, гудение пчел, птичий щебет, было слышно, как по раскисшей дороге к садоводству, взрёвывая двигателем, едет тяжёлый грузовик, наверное, с гравием для отсыпки проездов между дачами.

Девушка отбросила с лица прядь волос и всунула в одну перчатку шероховатый сучок, взялась за вторую – и остановилась. Почему-то вдруг отчаянно захотелось сорвать напяленные на пень шмотки и выкорчевать его, а потом сжечь. Дотла. Вместе с корнями, уходящими в землю и смыкавшимися в невообразимой глуби с чем-то чёрным, чужим и враждебным. Показалось, что растопыренные сучья начали сходиться, потянулись к глазам, а сквозь стекла очков стали пробуравливаться чёрные смерчики.