Текст книги "Идеальный любовник"
Автор книги: Вирджиния Хенли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 23 страниц)
– Привет, моя красавица. Что питает твою неувядающую страсть к цветам?
– У меня раньше никогда не было сада. Наш дом в Лондоне окружала лишь мощенная камнем серая мостовая. Цветы росли только в парках, и в детстве меня сурово наказывали за то, что я рвала их.
– Что ж, если это делает тебя счастливой, можешь рвать все, что только растет в Грейстоунсе. Ты видела луг за конюшнями? Там все стало пурпурным от маргариток, расцветших к Михайлову дню.
– Честно говоря, эти цветы наводят на меня грусть, – негромко ответила Эмерелд.
– Ах, красавица, ты становишься все больше ирландкой. На каждом подоконнике у тебя цветы, ты выбираешь красивые вещи для удовольствия сердца. Ты любящими руками собираешь их, ты радуешь свои чувства, когда вдыхаешь их аромат, и теперь ты говоришь мне, что они нагоняют на тебя печаль.
– Это потому, что они цветы осени. Наше лето оказалось таким коротким. Ты же знаешь, что потом начнут опадать листья, а следом придет зима.
Чтобы развеселить Эмерелд, Шон схватил ее в объятия вместе с цветами и высоко поднял.
– Наше лето было горячим и мягким. Никогда не жалей о нем, не забывай его, Эмерелд. Наши воспоминания никогда не исчезнут. – Его глаза потемнели от желания. – Я не могу больше бродить по этой траве, это меня возбуждает. С тобой у меня лето каждый день.
Когда Шон опустил ее на землю, их тела коснулись друг друга, и Эмерелд поняла, что хочет навсегда остаться в его объятиях. Он опустил руку в карман.
– У меня для тебя письмо.
Она радостно на него посмотрела. Письмо было адресовано Эмерелд Фитцжеральд, а не Монтегью, и это означало, что ей написал Джонни. Она вскрыла послание только после того, как поставила всю охапку цветов в воду и отнесла их в библиотеку. Усевшись на великолепную, обитую кожей кушетку около окна, Эмерелд взломала печать. Ей на колени упало еще одно письмо, адресованное Нэн Фитцжеральд в Мэйнут.
Моя дорогая Эмерелд!
Прошу тебя, будь ангелом и передай это письмо Нэн. Я никогда не испытывал ничего подобного ни к одной девушке и понимаю, что мне и не следовало бы этого делать. Мне не дает покоя мысль, что я должен снова ее увидеть. Для меня это стало моральной дилеммой. Как ногу я просить кого-то из Фитцжеральдов думать о Монтегью без злобы, после того, что натворили наши родственники? Но правда такова – я ничего не могу с собой поделать.
В конце прошлого месяца я отправился в Саммерхилл, на коневодческую ферму в графстве Мит, чтобы выбрать и оплатить лошадей для армии. Когда я сообразил, что до Мэйнута меньше двадцати миль, я поскакал туда, чтобы увидеться с Нэн. Никогда раньше я не поступал так опрометчиво. Но для меня пытка быть вдали от нее, и одному Богу известно, когда я снова попаду в Ирландию.
Я так завидую вам с Шоном. Я бы продал душу за сотую долю того счастья, что вы обрели вместе.
Любящий тебя брат
Джонни.
Когда Шон вошел в библиотеку, Эмерелд подняла глаза от листа бумаги. Он уселся за стол и стал читать свою корреспонденцию. Джонни Монтегью написал и ему, но О'Тул был уверен, что среди его писем нет ни одного любовного послания для передачи.
Шон сохранил невозмутимость, хотя информация, сообщенная Джоном, весьма его обрадовала. “Цапля” и “Гибралтар” в конце недели должны забрать из порта Дрозда в общей сложности пятьсот лошадей. Монтегью сам заплатил за них и предполагает получить стопроцентную прибыль, перепродав их потом армии. Джон заверял его, что ни корабли, ни лошади не застрахованы. Страхование живого груза требовало огромных денег, так как его транспортировка всегда сопровождалась большими потерями.
Шон внимательно прочитал все письма, а потом взглянул на Эмерелд.
– Я должен завтра побывать в Мэйнуте. Поедешь со мной?
Откуда он узнал, что она как раз подыскивала предлог для поездки в замок? Эмерелд не сомневалась, что Шон не вскрывал ее письма. Она подозревала, что он наделен сверхъестественной силой, ведь как-то ему становится известно то, чего бы ей хотелось.
– Почему ты спрашиваешь? – с вызовом спросила она.
О'Тул улыбнулся ей:
– Просто догадка. Я знаю, от кого письмо. – Шон помахал своим конвертом. – Мне знаком его почерк. В начале прошлого месяца я свел Джонни и Нэн Фитцжеральд. И произошло неизбежное. Я полагаю, твой брат сражен наповал.
– Позволь мне закончить за тебя, – попросила Эмерелд. – Ты сделал вывод, что брат не может писать сестре просто так, если у него нет скрытого мотива, и, когда ты увидел, как я закусила губу, гадая, как мне доставить любовное письмо, ты предложил взять меня с собой в Мэйнут!
Шон притянул ее к себе:
– Когда я вижу, как ты закусываешь губку, у меня возникают очень порочные мысли.
– Прекрати немедленно. Как я посмотрю в глаза женщинам из семьи Фитцжеральд?
Шон взял ее за руки, развел их в стороны и оглядел ее с головы до ног.
– Ты можешь бросить вызов любой женщине на земле не только благодаря своей красоте, но и благодаря природному уму, образованности и смелости. Не делай вид, что у тебя не хватит мужества предстать перед Фитцжеральдами.
Эмерелд бросила на него задорный взгляд из-под ресниц:
– Я не только предстану перед ними, но и буду держаться вызывающе. Я тоже Фитцжеральд!
Шон обхватил ее лицо ладонями:
– Самая прекрасная из всех.
Эмерелд привстала на цыпочки, чтобы поцеловать его. Он утолил свою жажду, сорвав с ее губ полдюжины страстных поцелуев, прежде чем ответил ей ее же словами:
– Прекрати немедленно. У меня срочное дело.
– Разумеется, сэр, я это чувствую. – Ее пальцы скользнули между ними, чтобы прикоснуться к той части его тела, которая вдруг потребовала к себе внимания.
Руки Шона приподняли ее юбки, чтобы он мог ласкать обнаженные бедра.
– Я так рад, что ты проводишь время в библиотеке, это может увеличить твои познания.
Эмерелд провела кончиком языка по верхней губе Шона:
– Только с личным преподавателем и по всем правилам.
– Это правда, тебе определенно нужен стол. – Щон поднял молодую женщину так, что ее обнаженные ягодицы оказались на полированной поверхности. Он развел в стороны ее колени и встал между ними.
– Я жажду знаний, – заверила она, обвивая руками его шею и зарываясь пальцами в черные кудри.
Шон расстегнул бриджи и даже застонал, когда его возбужденная плоть вырвалась на свободу из тесной одежды.
– Я требовательный учитель, я не смогу обойтись без розги, – предупредил он.
Эмерелд прогнулась вперед, дразня его, потом отодвинулась.
– Давай начнем урок.
В ту секунду, когда ее тело устремилось ему навстречу, ладони Шона скользнули под ее ягодицы, чтобы удержать ее во время его атаки. Ему доставляло огромное наслаждение то, что Эмерелд не пошла на поводу у предрассудков и позволила ему взять ее здесь, в библиотеке, когда страсть захватила их. Она начисто забыла о слугах и о том, что сейчас середина дня.
Они так пылали оба, что через несколько секунд Шон тоже забыл обо всем на свете. Их страсть нарастала с такой быстротой, что крики восторга Эмерелд гасли у него во рту. Его оргазм был так силен, что она вскрикнула, когда горячая струя спермы ударила в ее лоно, ее упругие мышцы крепко обхватили его пенис, стремительно сокращаясь, выдавливая все до последней капли.
Когда Эмерелд снова смогла думать и говорить, она прошептала:
– Я сдала экзамен, сэр?
– Cum laude, – хрипло ответил Шон, а потом добавил: – Я должен заняться другими неотложными делами, но вечером тебя ждет домашнее задание.
Эмерелд выбрала несколько книг, чтобы отнести их в надвратную башню, а потом, повинуясь порыву, взяла одну из ваз с хризантемами.
Как только Шеймус увидел ее, его лицо просветлело.
– С каждым разом ты становишься все красивее. Мой парень точно делает все правильно.
Эмерелд вспыхнула, гадая, сообщила ли Кейт Кеннеди мистеру Берну, что она, вероятно, ждет ребенка.
– Моя Кэтлин просто сияла, когда ждала ребенка, и с тобой происходит то же самое.
– Значит, вы знаете мой секрет, – негромко пробормотала Эмерелд.
– Какой секрет? Каждый, у кого есть глаза, заметит, что ты налилась, словно спелый плод.
– Только не Шон, – печально заметила Эмерелд.
– Откуда ему знать. Ведь это его первенец, верно? – Шеймус наклонился к молодой женщине, словно делясь чем-то сокровенным. – Мужчины плохо переносят все эти бесконечные разговоры о вынашивании детей. Тебе нужно поговорить с кем-нибудь из женщин твоей семьи.
– У меня никого нет.
– Не будь дурочкой. Ты же Фитцжеральд. В твоем клане больше женщин, чем пчел в улье.
– И я почувствовала, как они жалят… Женщины семьи Фитцжеральд ненавидят меня.
– Это все старая история. Тогда ты была их соперницей. Теперь ты больше им не враг, раз ты носишь его ребенка. Как только они об этом узнают, ряды сестер сомкнутся вокруг тебя, чтобы служить тебе и защищать тебя, нежить и сочувствовать, делать счастливой и поддерживать, давать советы и восхищаться тобой. Господи, девочка, неужели тебя никто этому не учил? Я что, должен стать тебе матерью?
Эмерелд вдруг расплакалась.
– Что, черт побери, я еще натворил? – спросил Шеймус у Пэдди Берка.
Управляющий откашлялся:
– Я думаю, это из-за ее матери.
– Простите меня, – прошептала Эмерелд, смахивая пальцами слезы с ресниц. – Я поклялась ненавидеть ее всю мою жизнь за то, что она меня бросила, но я не могу. Я так по ней скучаю.
Шеймус и Пэдди многозначительно переглянулись. Они оба знали, что Эмбер живет в Уиклоу, всего в тридцати милях от них. Неправильно лишать их встречи, особенно теперь, когда Эмерелд ждет ребенка. Шеймус решил поговорить об этом с сыном.
– Ладно, утри свои слезы. Я жду матросов с “Серебряной звезды”. Уж кто-кто, а О'Тулы умеют развеселить женщину.
И тут Эмерелд рассмеялась. Она готова поспорить, что в возрасте Шона его отец был таким же дьяволом.
– Так-то лучше, красотка. – Шеймус подмигнул и взял одну из принесенных ею книг. – В следующий раз мы заглянем под обложку, когда будем уверены, что нам никто не помешает.
Снизу раздался шум – это шестеро матросов со смехом поднимались по ступенькам. Эмерелд встала, собираясь уйти, мистер Берк последовал за ней.
– Я хотел поговорить о Хозяине. Теперь он уже не может без посторонней помощи перебраться с кровати в кресло. Я даже боюсь оставлять его без присмотра.
– Я поговорю с Шоном. Шеймус должен вернуться в большой дом.
– Он для этого слишком упрям. Молодые горничные, которых присылает Кейт, его не устраивают. Хозяин их терроризирует. Когда приходят корабли, у Шеймуса много гостей, но в остальное время он очень одинок. С тех пор как вы здесь, я вижу, что ему нравится женское общество. Я думаю, ему пойдут на пользу визиты родственников.
– Вы имеете в виду женщин семьи Фитцжеральд? – задумчиво спросила Эмерелд.
– Да. Он не сможет приказывать им так, как он командует служанками.
– Завтра мы с Шоном собираемся в Мэйнут. Я поговорю с ним о вашем предложении, но я хочу, чтобы вы сами рассказали ему то же, что и мне. У вас на него больше влияния, чем у меня, мистер Берк.
Для поездки в Мэйнут Эмерелд выбрала спокойную гнедую кобылу, трусившую не торопясь, заставляя Люцифера нервничать.
– Черт бы ее побрал, эту твою вялую старую клячу, – со смехом заявил Шон. – Мне бы хотелось, чтобы у тебя между ног оказалось нечто более возбуждающее. – Его улыбка стала еще шире. – Я обожаю твою манеру краснеть.
– Просто загадка, как это я еще не разучилась краснеть с тобой и твоим отцом.
Лицо Шона погрустнело.
– Пэдди Берк считает, что ему будет полезно общество женщины из семьи Фитцжеральд.
– Я тоже так думаю, – многозначительно ответила Эмерелд. – Шеймус одинок, и он любит женщин…
– Красивых женщин, – добавил Шон.
– Все женщины Фитцжеральд красивы.
– Ни в коем случае, – возразил ей Шон. Потом добавил, внимательно наблюдая за ее реакцией: – Есть только две настоящие красавицы – ты и моя мать.
Эмерелд закрыла глаза, охваченная нахлынувшими воспоминаниями. Когда она их открыла, Шон заметил, что ее глаза полны непролитых слез. “Значит, мой отеи, и мистер Берк оказались, как всегда, правы”, – подумал он. Он мысленно кое-что подсчитал и принял решение: “Как только это дело с лошадьми будет закончено, я отправлюсь в Уиклоу и побеседую как следует с Эмбер Фитцжеральд”.
Несмотря на то что Эмерелд выглядела потрясающе в своей кремовой амазонке, ее волосы были уложены вокруг головы царственной короной и великолепная полная грудь не имела себе равных, женщины клана Фитцжеральд встретили ее с искренним восхищением. Она впервые оказалась в Мэйнуте, и их теплое гостеприимство заставило ее почувствовать себя одной из них. Разумеется, Шон стал теперь графом Килдэрским, и замок принадлежал ему. Он открыто жил с ней в Грейстоунсе, демонстрируя, что избрал Эмерелд. А выбор Шона был и их выбором. Иначе и быть не могло.
Эмерелд окружили тетушки, и она пыталась удержать в памяти их имена, когда Шон представлял ее им по порядку. Эмерелд сдалась после того, как Мэг, Мэгги и Мэген разом заговорили. За ними последовали молодые женщины, жаждущие с ней подружиться. Она заметила игривый блеск в глазах Шона, когда он начал их представлять.
– Ты помнишь Бриджет? Когда-то она хотела стать монахиней. Конечно, это было еще до того, как эта красотка нарожала четверых.
Эмерелд была ошарашена. Молодая толстушка никак не походила на ту юную нимфу, присутствие которой в каюте “Серы-1” так возмутило ее пять лет тому назад. Молодая женщина поняла, что хотя большинство ее кузин уже вышли замуж, они и их семьи продолжали жить в Мэйнуте. Этот клан никогда не исчезнет, судя по тому, сколько детей появилось за последние пять лет!
Несколько юнцов Фитцжеральдов роем вились вокруг Шона, надеясь, что он сочтет их достаточно взрослыми, чтобы взять матросами на свои торговые суда. Женщины клана выходили замуж за Мерфи, Воганов и О'Бернсов, хотя их сыновья и дочери были известны как Фитцжеральды из Килдэра.
– Оставляю тебя в лоне твоей семьи, – спокойно заявил Шон. – Я должен объехать арендаторов мэйнутских ферм, так что сегодня вечером не жди меня раньше обеда.
Мэг немедленно взяла все па себя:
– Вы останетесь на ночь. Пойдем наверх, Фиона, и приготовим апартаменты хозяина.
Эмерелд встретилась взглядом с молодой стройной женщиной, тут же порозовевшей, как ирландская заря.
– Прошу прощения, но я не разобрала твоего имени.
– Я Нэн, – негромко ответила та.
Эмерелд она сразу понравилась. У нее было нежное лицо и негромкий голос. Она не выглядела такой щекастой, как большинство женщин Фитцжеральд.
– Покажешь мне замок? – попросила Эмерелд.
– С удовольствием, – шепнула Нэн и снова залилась краской.
– Только сначала ты посидишь и выпьешь стаканчик вина или ты предпочитаешь эль? – вмешалась Мэг.
– Эль, ну как же! Она должна попробовать моего розового ликера, – объявила Тиара, отодвигая остальных в сторону. – Нэн, ты угостишь гостью. – Тиара наклонилась пониже, чтобы поведать по секрету: – У нее нежные руки и чистые, а это лучшее, что можно сказать о моих придворных.
Пока Эмерелд потягивала восхитительный ликер, в котором явно чувствовалось кое-что покрепче, чем розы, она заметила, что все остальные помалкивали, когда говорила Тиара. Она взяла это себе на заметку, решив все обдумать позже. Когда Эмерелд протянула свой стакан, чтобы его снова наполнили, Тиара улыбнулась ей.
– Ты леди с тонким вкусом. Среди нас немного таких, кто хорошо воспитан и разборчив. – Кто-то шумно запротестовал. – Вот видишь? – невозмутимо спросила Тиара.
Когда Эмерелд покончила с напитком, Нэн отвела ее наверх в апартаменты хозяина, где Фиона застилала постель свежими белоснежными простынями. Судя по всему, здесь знали о высоких требованиях Шона.
– Я могу прислать Майкла, чтобы он разжег огонь, – предложила Фиона.
– Спасибо. Нет никакой спешки. Мы зажжем его, когда будем ложиться.
Когда они с Нэн остались наконец одни, Эмерелд отдала девушке письмо:
– Мой брат Джонни просил передать это тебе. Оно пришло только вчера.
Казалось, Нэн проглотила язык.
– Я знаю, что в прошлом месяце он заезжал сюда из Мита, чтобы побыть с тобой, но подозреваю, что Шон тоже знает о вашем свидании.
Нэн облегченно вздохнула:
– О, я так рада, что могу доверять вам. Я могу звать тебя Эмерелд?
– Разумеется. Я тоже рада, что могу доверять тебе. Мы с Джонни очень близки. Наш отец – ужасный человек. Особенно жестоко он обращался с Джонни, когда тот был ребенком. Ему нравилось наказывать его. Наша мать защищала нас от его гнева, но после того как она нас оставила, мы остались вдвоем.
– Твоя мама – это моя тетя Эмбер. Я никогда не знала ее. Она вышла замуж за твоего отца и уехала в Англию еще до моего рождения.
– Как я слышала, мама вышла за него, чтобы уехать из Мэйнута и из Ирландии, но по иронии судьбы она каждый день молилась о том, чтобы вернуться сюда. Я не думаю, что она когда-нибудь любила мужа, хотя и делала вид. Нэн, я прошу тебя – никогда не поступай так с Джонни. Прошу тебя, не притворяйся, что любишь его, ради того, чтобы он увез тебя отсюда.
– О, прошу тебя, Эмерелд, не думай так. Джонни не хочет увозить меня отсюда. Он хочет приехать и жить в Мэйнуте.
– А ты сможешь быть довольной и счастливой здесь?
– С Джонни я буду счастлива везде.
“Именно так я отношусь к Шону”, – подумала Эмерелд.
– Прочти письмо.
Чтобы оставить Нэн одну, она прошла в смежную ванную комнату вымыть лицо и руки.
Эмерелд считала великолепными комнаты Грейстоунса, но при виде огромной ванной Мэйнута она ахнула. Потолок и стены украшали зеркала, пол покрывал бледно-розовый мрамор. Высокая мраморная квадратная ванна и ведущие к ней ступеньки были тоже бледно-розовыми, как и ватерклозет.
– Это божественно, – воскликнула молодая женщина, – словно находишься в серединке розы.
Нэн подошла к двери, пряча драгоценное письмо за корсажем.
– Может быть, тебе больше хочется принять ванну, а не осматривать Мэйнут? Я могу вернуться попозже.
– Господи, нет! Я не хочу пользоваться этой роскошной ванной в одиночестве. Я лучше подожду, пока Шон освободится и присоединится ко мне.
Щеки Нэн запылали, и Эмерелд догадалась, что той оказалась внове такая близость между мужчиной и женщиной. В ее мыслях промелькнули фразы из письма брата: “Я ничего не могу с собой поделать… Я никогда еще не поступал так опрометчиво”. Эмерелд закрыла глаза и застонала про себя: “О Господи, Джонни, что же ты наделал?”
Глава 24
Просторная трапезная в Мэйнуте обустраивалась в старые времена, чтобы в ней удобно себя чувствовали вся семья и вооруженные солдаты. С главного стола на возвышении Эмерелд оглядела зал, представляя, как он выглядел в прошлые века. Большого воображения для этого не требовалось. Фитцжеральды не нанимали слуг, так как в доме с избытком хватало рук, готовых заняться работой, и обязанности распределялись между всеми членами семьи. Еду подавали самые младшие, лет десяти-двенадцати, похожие на пажей во время оно, с той лишь разницей, что среди них были и девочки.
У каждого за столом было свое место: мужчины сидели отдельно, а женщины разместились со своими младшими детьми. Один стол занимали пожилые дамы от семидесяти до восьмидесяти лет, и Эмерелд решила, что это, должно быть, сестры дедушки Шона.
Огромные дымящиеся куски говядины и ягнятины были принесены на резных деревянных досках, за ними последовали груды овощей на блюдах, буханки хлеба, чаши с соусом, тарелки с пудингом, подносы с фруктами и целые головки сыра. И только тут Эмерелд поняла, какое количество съестного поглощает каждый день клан Фитцжеральдов.
– Откуда вся эта еда? – спросила она у Шона.
– Мэйнут сам себя обеспечивает, – пояснил он. – У нас тысячи акров земли. Кроме лошадей, мы выращиваем крупный рогатый скот, овец и свиней. Картофельные поля, грядки с репой и капустой занимают целые мили, хотя капусту никогда не подают к столу, если я здесь, – подчеркнул О'Тул. Эмерелд впервые увидела его в роли графа, сидящего во главе стола на возвышении, хозяина всего окружающего их. Как обычно, Шон был одет в черное, наряд оживляли лишь безупречно чистые белоснежные воротник и манжеты. В эти дни Килдэр носил черную кожаную перчатку только на левой руке. Он никогда не снимал ее за дверями их спальни. Вместе с ними за главным столом сидели сестры его матери и их двоюродные сестры в соответствии с иерархией Мэйнута.
– Леди, мне необходимы ваш совет и ваша помощь. – Все внимательно слушали Шона. – Как вы знаете, Шеймус живет в надвратной башне. Ему все труднее пользоваться ногами. Пэдди Берк оказывает мне неоценимую помощь в руководстве корабельным бизнесом, но в настоящее время он превратился в сиделку. Вы можете помочь мне решить эту проблему?
Все женщины заговорили разом. Дискуссия затянулась, все разгорячились, обсуждение грозило обернуться ссорой. Эмерелд встревожилась, потом взглянула на Шона и увидела, что он подмигнул ей. Слушая, как женщины перечисляют недостатки Шеймуса О'Тула, она испугалась, что никто из них не предложит своих услуг. И для нее стало полной неожиданностью, когда они все вызвались помочь и пустились спорить, кто приступит к делу первой. Разговор зашел в тупик, потому что каждая из трех старших сестер – Мэг, Мэгги и Мэген – представила весомые доводы в пользу того, почему именно она должна поехать в Грейстоунс.
Тут Шон поднял руку повелителя, и они немедленно уступили ему.
– Я предлагаю вам ухаживать за ним по очереди. Скажем, по месяцу.
Леди согласились с его предложением.
– Но с кого начнем? – спросила Мэг.
– Я надеюсь, что вы не считаете меня глупцом. Я не собираюсь шагнуть в ловушку, хотя она и устлана золотом. Решайте сами, леди.
– Тогда я буду первой. Я так понимаю, что мы должны отправиться в Грейстоунс утром?
Эмерелд боялась взглянуть на Шона, потому что это произнесла тетя Тиара, сестра его деда. Никто не проронил ни звука, ведь легкое помешательство позволяло этой даме вести себя так, как ей хотелось. Никто не возразил Тиаре, Эмерелд набралась смелости и взглянула на графа Килдэрского. Ои широко улыбался, и теперь улыбка коснулась и его стальных глаз.
Когда они удалились в графские покои, Эмерелд дала волю своему веселью. Она с хохотом каталась по кровати, задыхаясь от смеха.
– О, Господи ты Боже мой, что скажет твой отец?
– Будет большой скандал, великодушно сдобренный проклятиями и ругательствами, – весело отозвался Шон.
– Сейчас-то мы смеемся, но нам будет совсем невесело, когда мы с ним встретимся.
Шон подошел к кровати и посмотрел на нее с высоты своего роста.
– Ты его не боишься? – насмешливо поинтересовался он.
– Конечно, боюсь, – призналась Эмерелд.
– Но у него самое доброе сердце во всем мире, особенно когда дело касается женщин. Моя мать обвела его вокруг своего мизинца. Если мужчина сглупил и позволил это, он уязвим перед всеми женщинами.
Его слова ясно дали понять, что он сам не настолько глуп. Эмерелд решила пропустить предупреждение мимо ушей. В своей вновь обретенной уверенности в себе она не только верила, что обведет Шона вокруг мизинца, но и заставит его прыгать через обруч.
В дверь негромко постучали. Шон нахмурился, потом пошел открывать.
– Привет, радость моя, мы как раз о тебе говорили.
– Значит, вы не зря теряли время, – весело объявила Тиара. – Я принесла Эмерелд ночную рубашку. – Она протянула Шону одеяние ярко-красного цвета, тонкое, как паутинка. – Пурпур разожжет ее страсть.
– Я сам этим займусь.
Тетка оглядела его с головы до ног:
– Да, я верю, что ты это можешь. Самоуверенный самец неотразим. Спокойной ночи, дорогие мои. Я желаю вам хорошенько повеселиться.
И они снова остались одни.
– А что твоя незамужняя тетка знает о самцах?
Шон хмыкнул:
– То, что она не обзавелась мужем, не означает, что Тиара неопытна. Вероятно, сексуальность – это источник ее творчества. Посмотри-ка на это. – Он разложил прозрачную рубашку на кровати.
– Это непристойно! – произнесла Эмерелд с грубым ирландским акцентом.
– Раз уж мы заговорили о непристойном, ты уже видела ванную комнату?
– О да, я не могла дождаться конца обеда. – Эмерелд стянула черную кожаную перчатку с руки Шона, перевернулась на кровати и подставила ему спину. – Расстегни мне платье.
Как только его руки коснулись женщины, он тут же загорелся. Ничего удивительного, что они дошли только до мраморных розовых ступеней.
Эмерелд давно уже уснула, а Шон все еще бодрствовал. Его тело укрывало женщину, защищая, одна рука лежала на ее груди. Месяц назад она отлично умещалась у него в ладони, а теперь стала намного больше. Тело тоже слегка изменилось, стало мягче, четче обозначились изгибы. А кожа сияла, как отполированная слоновая кость. Шон наконец признал, что Эмерелд ждет ребенка, и, как он и опасался, его желание лелеять ее стало вдвое сильнее.
Ему понадобилось так мало времени, чтобы исполнить задуманное. Килдэр сожалел, что она забеременела так быстро. Но ведь на это он и рассчитывал, когда похищал ее, так что сожаления бесполезны, как стареющая шлюха. Вернуть ее обратно – значит нанести рану самому себе, но он с самого начала понимал, что ему придется заплатить. В плавучей тюрьме О'Тул поклялся отомстить, но это обещание ничто по сравнению с той клятвой, которую он дал на могиле матери.
Он решительно прогнал сожаления. Нет нужды возвращать ее так рано. Он просто должен не думать о будущем я жить одним днем. Когда женщина носит своего первого ребенка, это должно стать самым счастливым временем в ее жизни, и Шон поклялся, что так оно и будет. Он решил, что окружит ее вниманием. Потом высмеял сам себя. Эмерелд восхитительна как никогда. Какая самоотверженность с его стороны клясться в вечной преданности!
Когда Шон проснулся, уже наступило утро, и Эмерелд начала тихо стонать. Он подхватил ее, отнес в ванную к ватерклозету, и ее тут же вывернуло наизнанку. О'Тул встал на колени позади нее и крепко обхватил ее живот, пока она тужилась, судорожно втягивая в себя воздух. Когда спазмы прекратились, он присел рядом с ней на мраморные ступени и нежно ополоснул ей лицо.
– Прости меня, – прошептала Эмерелд.
– Никогда больше не извиняйся передо мной, Эмерелд. – Это я должен молить тебя о прощении”.
Шон отнес ее обратно в постель.
– Лежи, пока не почувствуешь себя лучше. – Он быстро оделся. – Я приведу Тиару, она просто волшебница, когда дело касается трав и отваров. Я уверен, что тебе совершение не обязательно так страдать.
Вскоре Шон вернулся с принцессой Тиарой.
– Я так и думала! – заявила она.
– Чем я могу помочь? – спросил Шон.
– А разве ты сделал недостаточно? – Тетка указала ему на дверь. – Раз уж ты виноват в ее состоянии, тебе придется нас оставить. Она не может идти в трапезную и смотреть на окорок в ее деликатном положении. Но, разумеется, тебя это не остановит, – обвиняюще закончила она.
В глазах Эмерелд плясали веселые искорки, когда она встретилась взглядом с Шоном.
– Я уже чувствую себя лучше.
Когда они остались одни, Тиара наградила ее сияющей улыбкой.
– Ах, малышка, я должна многому тебя научить. Урок первый: чувство вины – это отличное оружие. Оно позволяет тебе править всеми и не мучиться угрызениями совести. А теперь я могу предложить тебе много средств от утренней тошноты. Есть ромашка, мята и ячменный отвар.
– Решайте сами.
Тиара была удовлетворена.
– Какая ты смелая!
– Не совсем, – доверчиво шепнула Эмерелд. – Я угадала ваш секрет. Вы только делаете вид, что вы не в себе.
Пожилая женщина встревожилась:
– Дева Мария и святой Иосиф, пообещай, что ты не скажешь ничего Фитцжеральдам. Шон-то знает, он всегда был умным дьяволом, но все остальные считают меня совершенно ненормальной.
Когда она вернулась, то принесла Эмерелд не только средство от тошноты, но и флакон с миндальным и розовым маслом.
– Это действует просто волшебно. Ты должна втирать это в свой живот, груди и бедра каждый день, тогда у тебя не останется уродливых растяжек.
– Уродливые растяжки? Господи помоги, я ведь ничего не знаю! – воскликнула Эмерелд.
– Тогда очень хорошо, что я приеду в Грейстоунс. Ты готова ехать верхом?
– О да, тошнота прошла. А вы тоже поедете верхом, Тиара?
– Конечно, я поеду верхом. На живодерню мне еще рановато. И кстати, меня на самом деле зовут Тарой. Домашние изменили мое имя, когда я стала надевать тиару. Полагаю, у них такая манера шутить.
Когда Шон вернулся после завтрака, у него отлегло от сердца, так как Эмерелд совершенно пришла в себя. Он помог ей застегнуть ее кремовую амазонку, но тут же нахмурился:
– Дорогая, а ты не хочешь пригласить к нам погостить кого-нибудь из девиц Фитцжеральд? Мне придется уезжать по делам на несколько дней, и я был бы счастлив, если бы кто-нибудь составил тебе компанию.
– Мне больше всех нравится Нэн, – сказала Эмерелд, наблюдая за его реакцией. Она знала, что Шон специально использовал Нэн как приманку, чтобы искушать ее брата.
– Нэн – это просто замечательно, – согласился Шон.
Эмерелд подумала, как бы ей хотелось посмотреть на него, когда он узнает, что Джонни уже утащил наживку у него с крючка.
– Она может ехать верхом?
– Дорогая, она Фитцжеральд из Килдэра. Она ездит верхом, как ветер.
– Отлично. Она поскачет с тобой, пока я буду трястись с Тарой.
Шон поднял брови:
– Значит, Тара? А ты умница.
– У меня был хороший учитель, – отозвалась Эмерелд, бросая на него призывный взгляд. – Пока она будет в Грейстоунсе, королева собирается отречься от престола и поучить меня, как ведут себя принцессы.
– Тебе, моя красавица, уроки не нужны. Ты и так достаточно высокомерна.
Эмерелд тряхнула кудрями:
– Ты сам хотел видеть меня такой.
Казалось, за одну ночь листья сменили зелень лета на пылающие краски осени, и солнце освещало их совершенство, пока всадники ехали от Мэйнута до Грейстоунса. По приезде Тара отправилась осматривать сады, а потом потребовала, чтобы кладовую отдали в полное ее распоряжение.
Эмерелд устроила Нэн в спальне, которую занимал Джонни, а потом, желая угодить Таре, предложила ей комнату цвета лаванды.
– Я до смерти устала от этого оттенка. У вас нет чего-нибудь успокаивающе-зеленого? Я вступаю в новую фазу, и мне требуется вернуться назад к природе, – театрально заявила тетушка.
– Разумеется, – ответила Эмерелд и отвела ее в другое крыло Грейстоунса. Она поместила гостью в комнате рядом с Кейт, гадая, как уживется умница-экономка с принцессой Тарой.
Утром, когда Эмерелд открыла глаза, ее кровать была усыпана поздними розами, а Шон любовался созданной им волшебной картиной. Он протянул ей изящный бокал, узкий, словно флейта, наполненный отваром ромашки, мяты и розовых лепестков. Она благодарно выпила напиток. Снадобье Тары оказалось чудодейственным. Эмерелд вздохнула с облегчением. И почувствовала себя счастливой.
– Какое восхитительное пробуждение! Ты наверняка оборвал все розы в Грейстоунсе.
– Приказание Тары. Она намеревается сделать из них нектар, поэтому я решил окружить тебя этой красотой, пока она не спустилась вниз и не унесла их. Тетушка также утверждает, что нас ждет весьма бурная погода.