Текст книги "Дитя заката"
Автор книги: Вирджиния Эндрюс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)
Когда я очнулась, то услышала, как Джимми и Филип кричат на Клэр, кто-то, то ли миссис Бостон, то ли Сисси, причитал в коридоре. Клэр продолжала бешено орать, потом Джимми и Филип подняли меня, и я снова потеряла сознание.
Второй раз я очнулась в лимузине, но голоса доносились как бы с большого расстояния. Я громко плакала, но своего голоса не слышала совсем. Моя челюсть ныла, сильно болел низ живота, меня тошнило, в ушах стоял крик Клэр Сю. Я подняла голову, мне показалось, что воздух сделался невыносимо тяжелым. Я заметила Джимми, он погладил меня по волосам, в его глазах стояли слезы. Я попробовала улыбнуться, но мое лицо было точно из пластика. Голос не слушался меня.
– Лежи, – произнес Джимми, – мы скоро приедем.
«Скоро приедем... скоро приедем...» – эхом прокатилось у меня в голове, и я снова закрыла глаза.
В следующий раз я пришла в себя в коридоре госпиталя. Я увидела яркий свет и услышала взволнованный и властный голос доктора Лестера. Рядом врач, сейчас все будет хорошо, подумала я, сейчас все будет прекрасно.
– У нее кровотечение, доктор, – сказал кто-то.
– Сюда, быстро, – распорядился врач.
Меня куда-то перенесли. Паника снова стала нарастать, я услышала стук своего сердца. Меня все куда-то перевозили еще и еще, пока я не обнаружила себя на жесткой кровати.
Пришла в себя я на больничной койке, рядом сидел Джимми. Голова его была опущена и плечи вздрагивали. Он не знал, что я очнулась, поэтому даже не скрывал своих слез. Я осмотрела большую белую комнату и увидела слева окно, в котором холодный осенний ветер играл листьями.
– Джимми, – позвала я.
Он поднял голову, посмотрел на меня и схватил протянутую руку.
– Как ты, солнышко?
Как я? Я удивилась. Единственное, что я сейчас ощущала, – сильная боль в голове, но как...
– Джимми...
– Я знаю, я знаю, она была как дикая, ужасная кошка. Мы не могли ее оторвать от тебя. Мы выбросили ее из отеля, я хотел убить Клэр. Я не мог видеть ее... Она совершила больше чем преступление, она...
О нет, молила я, пожалуйста, нет...
– Она – убийца.
Каждое его слово заставляло меня заново почувствовать удары Клэр Сю.
– Ребенок... Выкидыш?
Джимми кивнул и снова опустил голову.
Я закрыла глаза и еще раз попыталась все осознать. ОНА ЭТО СДЕЛАЛА... И теперь ничего не вернуть, не забыть счастливые минуты ожидания. Ни я, ни Джимми никогда не будем счастливы. Я не оправдала его надежд. Почему, почему, почему?
– Доктор Лестер сказал, что с тобой все будет в порядке. Он уверил, что через некоторое время мы сможем опять... Он сказал, что ты еще сможешь забеременеть снова.
Я пыталась доказать Джимми, что нас преследует злой рок, каждая, даже небольшая радость сменяется черной полосой, что это действует проклятие бабушки Катлер и что лежит оно на отеле, и пока мы не избавимся от него, нам не стоит ожидать ничего хорошего от жизни. Я пыталась доказать, что меня избила не Клэр, а бабушка Катлер, вселившаяся в ее плоть. Вдоволь наплакавшись, я заснула. Снилось мне, что Клэр меня избивает, и от собственного крика я проснулась.
Пока я спала, пришел Филип. Он первый и обнаружил мое пробуждение. Справившись о самочувствии, он клятвенно заверил, что Клэр ему больше не сестра и она даже на милю больше не подойдет к гостинице. Его заверения пламенно подхватил Джимми, и не знаю, до чего бы они дошли в своих обещаниях, если бы в палате не появилась мать с Бронсоном.
Мать сразу же по своему обыкновению заметила, что в комнате сквозняк и, наверное, стоит закрыть окно. Как ни странно, на ней не было ни ярких нарядов, ни вызывающего макияжа, видно, сказывалось влияние нового мужа. Бронсон был сама галантность, он поведал, как не пустил Клэр в комнату в Белла Вуде, тут попытался возмутиться Филип, но мистер Алькот быстро успокоил его, заверив, что он пообещал Клэр прощение, если та разделается со школьными проблемами.
Мать не отказалась от своего намерения взять нас в круиз по Адриатике. Филип отказался, сославшись на то, что сейчас на нем лежат все заботы по отелю. Я же намекнула, что мне несколько нездоровится.
Создавшуюся неловкость сгладил Бронсон, сказав, что и они несколько подождут с путешествием.
Потом мать заявила, что больничная атмосфера плохо действует на ее здоровье, и они с мужем попрощались, по очереди поцеловав меня в щеку.
Филип тоже откланялся до следующего утра и поцеловал меня в щеку.
Мы остались с Джимми одни, и тут я вспомнила о Кристи и поинтересовалась, как ей объяснили мое отсутствие. Джимми признался, что намекнул нашей дочери, будто я пошла выбирать ей нового ребенка, что вызвало у меня очередной прилив слез.
– Я не смогу скоро выйти из госпиталя.
– Я знаю, но ты думаешь, мы навсегда погрязли в неудачах? Нет, еще есть надежда и будут мечты, по несколько штук на каждого.
Я рассмеялась и закивала головой.
– Давай вспомним все самое лучшее, Дон.
Я закрыла глаза.
– Ты устала?
Я кивнула.
– Ну ладно, ты спи, а я посижу здесь рядом с тобой.
– Лучше иди домой и отдохни.
– Теперь ты мне не начальник, так что не командуй.
Я закрыла глаза, но уснуть не смогла и поэтому начала вспоминать все то хорошее, что было у нас с Джимми. Все наши счастливые встречи и расставания, объяснения в любви и страхи, – все с расстояния, длиной в годы казалось милым и радостным. И тогда я решила, что никакой отель, никакая бабушка Катлер не смогут нам помешать. И что Джимми был прав, мы найдем свое счастье.
И уже почти совсем засыпая, я подумала: а скоро ли?
Часть вторая
ЖИЗНЬ ИДЕТ
На полное восстановление физических сил мне потребовались долгие месяцы. После того как доктор Лестер выписал меня, я еще не могла в полной мере отдаваться работе. Усталость часто заставляла меня в середине рабочего дня отправляться к себе и отдыхать, постепенно силы возвращались ко мне. Но я уже почти отказалась что-либо делать и часто лежала, думая о нашем неродившемся ребенке.
Джимми беспокоился обо мне и предлагал совершить какое-либо зимнее турне, но я пока отказывалась.
– Нельзя так себя мучить, – говорил он.
Но серые непогожие дни нагоняли на меня все большую сонливость.
Меня ничуть не захватывали планы Джимми о строительстве нашего дома, но он продолжал показывать мне проекты и заставлял выслушивать свои пояснения. Я знала, что ему самому тяжело после того как я потеряла ребенка, но ничего не могла поделать. Джимми же крепился.
В итоге, когда одним осенним днем Джимми вошел в нашу спальню и увидел, что я лежу, он не выдержал. В таком состоянии я видела его лишь однажды, когда папа Лонгчэмп во время болезни мамы всю ночь провел с друзьями.
Он поднял руки вверх и зло посмотрел на меня.
– Так больше продолжаться не может, Дон! – Он тяжело ступая, подошел ближе. – Ты все это делаешь лучше меня, но лежишь в прострации и не хочешь никого слушать. Ты забыла о Кристи.
– Извини, Джимми. – Мои щеки запылали.
– С тобой невозможно разговаривать, ты день за днем, ночь за ночью, месяц за месяцем проводишь в постели и копаешься в себе! Тебе тяжело, я знаю. Я понимаю, что произошло, но не понимаю твоего поведения сейчас. Мы должны жить, – отчитывал он меня. – Я разговаривал с врачом, он сказал, что физически ты абсолютно здорова. Ты сама вручаешь Клэр победу над собой! Вместо того чтобы доказать, что она тебя не сломила! – воскликнул Джимми и тяжело опустился в кресло.
Я не знала, какими словами оправдать себя, и молча подошла к нему и положила голову на колени. Он погладил меня по волосам. Но что же мне делать? Ведь мне так тяжело!
– Джимми, прости, я не вижу впереди никакого просвета. Сплошной мрак. И чем я больше думаю, тем хуже и хуже мне становится.
– Дон, ты становишься все больше и больше похожа на свою мать. Ты не хочешь нормально жить? Или ты хочешь, чтобы тебя уложили в инвалидную коляску и кормили с ложечки?
– Но мне так тяжело, я боюсь того, что нас ждет.
– Тебя не интересует Кристи? Она постоянно спрашивает, где ее новенький братик или сестричка, интересуется, как мы все.
Губы мои задрожали, я не могла не заплакать.
– Ты прав, Джимми, я стала такой же эгоисткой, как и мать. Я только лишний груз для тебя.
– Не только для меня, прежде всего для себя самой. Ты замкнулась в себе, выйди из своей раковины.
– Раковины?
– Я закладываю фундамент нового дома и хочу устроить праздник.
– Закладываешь фундамент? – похоже, пока я сидела дома, произошло столько событий, о которых я и слыхом не слыхивала.
– Точнее, просто срезаю землю, закладывать я начну, как только немного потеплеет. Я хочу, чтобы уже это лето мы провели в собственном доме. Мне кажется, что тебя гнетет жизнь в отеле. Мне все хочется продолжить один наш разговор. Поверь, бабушка Катлер нас оставила навсегда, мы не зависим от нее и не должны приписывать ей ответственность за все наши несчастья. Мы должны сами играть свои роли. Живя вне отеля, мы почувствуем полную свободу от нее. У нас будет свой мир, свои интересы. С другой стороны, в конце своего последнего семестра Филип женится, и он собирается поселиться здесь.
Джимми открыл мне глаза на себя. Я не забуду, как стала выглядеть мать после того, как вышла замуж и уехала жить к Бронсону, как она расправила плечи и словно освободилась от гнета бабушки Катлер. Почему мне это не открылось раньше?
– Ты прав, Джимми. Позволь мне только помыться и переодеться. Я хочу быть рядом с тобой.
– Я, собственно, за этим и пришел, но когда увидел, что ты опять валяешься, то вскипел и немного погорячился. Извини.
– Нет, Джимми, ты был совершенно прав. Спасибо.
Я бросилась к нему на шею и поцеловала его, потом умылась, надела светло-голубое платье, и мы вышли из отеля.
Джимми выбрал место для дома в полумиле от гостиницы, откуда открывался прекрасный вид на океан.
– Я думаю сделать поля для гольфа – один возле нас и четыре у отеля. – Джимми протянул руку вперед. – По-моему, не очень далеко.
– Конечно, это будут приятные прогулки.
Мне все очень нравилось. Я думала, что еще мгновение и все будет прекрасно, мы заживем в своем доме со своим маленьким счастьем.
Когда мы подошли, водитель бульдозера уже ожидал приказаний от мистера Мориса. Он махнул рукой, и тяжелый ковш бульдозера срезал пласт земли. Мы с Джимми радовались как дети, и, казалось, все прошедшие горести упали с наших плеч.
Джимми открыл шампанское, наполнил бокалы и провозгласил тост.
– За наш дом, пусть он станет обителью любви и счастья.
– За наш дом, – подхватила я.
– Слышу, слышу, – сказал Морис и тоже выпил.
– Великолепно, повторим!
Морис пожал руку бульдозеристу, Джимми, мне.
– Богатства и удачи, миссис Лонгчэмп, – поддакнул Джимми и поцеловал меня.
Я закрыла глаза и представила дом, в котором буду жить с дорогими моему сердцу Джимми и Кристи. Меня никто и никогда не смог бы убедить, что архитектурный замысел Джимми не само совершенство! В доме должны были быть пять спален, кабинеты, большая столовая и кухня. Поскольку Джимми очень нравились мраморные полы, он решил, что в холле и коридоре нашего дома должны быть именно такие. Когда общий план здания был готов, я занялась интерьером комнат и других помещений. Бронсон и мать часто к нам захаживали с какими-то новыми идеями относительно обустройства дома; большинство этих новшеств мне нравилось. Я была очень увлечена всей этой кутерьмой вокруг постройки нашего нового жилища.
Увидев проект дома, Кристи стала выяснять, где будет находиться ее комната. Джимми показал, но на этом она не успокоилась: выскочив на улицу, стала искать место расположения своей комнаты на только что уложенном фундаменте и впоследствии принимала в постройке дома самое живое участие.
Как только начали прорисовываться очертания дома, на место строительства стали толпами ходить постояльцы, что нас с Джимми очень огорчало. Тогда мы решили, что как только дом будет построен, вокруг него будет возведена красивая ограда, чтобы всем стало ясно, что это строение не принадлежит отелю.
Однажды Джимми сказал Кристи: – Эта комната будет принадлежать твоему брату или сестре.
– Где она, папа?
Она довольно быстро развивалась, легко заучивала очень сложные музыкальные фразы; Сисси жаловалась, что не может рассказывать ей сказки, потому что Кристи знает их наизусть, а те, которые не знает, сама додумывает; игрушки и книги, предназначенные для детей ее возраста, были уже пройденным этапом.
– Не знаю, Кристи, она или он прячется где-то в твоей маме, – ответил Джимми.
Я понимала, какими мыслями вызваны эти слова. Джимми хотел иметь ребенка, но по каким-то причинам я не беременела. Доктор Лестер уверял, что не нашел видимых причин, препятствующих беременности. Джимми предполагал, что я мысленно против рождения еще одного ребенка, что именно это препятствует беременности; он честно спрашивал меня об этом. Ему казалось, что я просто боюсь, и был прав. Конечно, я отрицала, что мне страшно, но в глубине души было мрачно и тяжело. Чтобы избавиться от этого чувства, я занялась работой в отеле, постройкой нового дома. Но страх не покидал меня, я не могла его отбросить, боялась внести еще одного ребенка в этот мир.
– Не бойся, Дон, у нас все будет хорошо, – говорил Джимми.
– Я пытаюсь, Джимми, пытаюсь, – отвечала я, но слабо верила, что мне удастся вернуться к прежнему состоянию.
Строительство дома завершилось, скоро должна была состояться свадьба Филипа, незадолго до этого Бронсон и мать решили организовать вечеринку, чтобы представить Бэтти Энн Монро, невесту Филипа, ближайшим друзьям семьи. Последнее время Клэр меня абсолютно не волновала, но мать потрудилась заверить, что на вечеринке ее не будет, так как ее вновь отправили в школу, а Бронсон позаботился, чтобы с ней обходились очень строго. Школа находилась довольно далеко отсюда. Филип перестал общаться с Клэр после того, как она напала на меня.
– Она совершила очень скверный поступок, я не собираюсь приглашать ее на свадьбу, этого Клэр не заслуживает, – сообщил он мне по телефону.
– Филип, она ведь по-прежнему твоя сестра. Может, не стоит так поступать с ней, поползут слухи, ты знаешь, как это повлияет на мать.
– Но ты же не придешь, если она там будет.
– Не знаю. За год все забылось... Я постараюсь ее не замечать.
– Мне не хочется рисковать, твое присутствие значит для меня намного больше, Дон.
Я пообещала, что буду, даже если приедет Клэр Сю. Он настолько искренне поблагодарил меня, что стало неловко, и я постаралась быстрее закончить разговор. При всякой возможности он говорил мне комплименты, я постоянно ощущала его поклонение: в каждой фразе, в каждом жесте. Я так надеялась, что, женившись на Бэтти Энн, он оставит меня в покое. Когда я впервые увидела Бэтти, поняла, что мы нисколько не расположены друг к другу, а вечеринка удалась на славу. Это была одна из самых изящных маминых выдумок. Хотя это был семейный праздник, мать пригласила некоторых очень известных на побережье и богатых людей. Она всегда пользовалась возможностью упрочить свое положение в обществе. Смысл мероприятия можно было уловить уже из приглашения, а ряд блестящих лимузинов, припаркованных вдоль дороги, отметал всякие сомнения.
Погода была самая подходящая такому случаю: легкий бриз, россыпи звезд на небе, теплый песок возле стоянки, на которой расположилась группа водителей. Наш Джулиус не замедлил присоединиться к ним.
В холле нас встретил Бронсон.
– В вашей маме произошла сегодня необычная перемена, – предупредил он меня.
Она отделилась от группы гостей и пошла нам навстречу. Действительно, выглядела она очень элегантно в черном бархатном платье, в новом бриллиантовом ожерелье и свадебных серьгах; как всегда, ее волосы были тщательно уложены, глаза сияли, затмевая блеск драгоценностей.
– Дон, Джеймс, как вы великолепно выглядите! Она обняла меня и протянула Джимми руку для поцелуя.
– Мама, мы же недавно расстались.
– Ах, это было день назад, а мне показалось, что век, – сказала она, улыбаясь кому-то из гостей. – Дон, Джимми, сейчас я вас представлю мистеру Паркенсу, президенту страхового общества побережья Катлеров, – она подвела нас к какому-то невысокому старичку.
– Мама, я думала, что это просто семейное собрание, чтобы представить невесту Филипа. Тебе не кажется, что эти люди нам будут мешать?
– Конечно, – кивнула она, – это несколько затруднит знакомство с Бэтти, но, подумав, я решила не терять возможности и познакомить Бэтти с цветом нашего общества. Ведь будет вполне достаточно времени познакомиться с ней; кроме того, мне кажется, что нам всем несколько не хватает экстравагантности. Я хочу сегодня развеяться, повеселиться.
– А где же Бэтти Энн? – спросил Джимми.
– Она еще не приехала, – шепнула мать, – и я просила их быть несколько позже назначенного времени, чтобы дать возможность гостям собраться и освоиться; так удобнее, как вы думаете?
– Они что, ожидают в парке, на скамеечке? Мать засмеялась и повела нас в гостиную.
– Идемте, я хочу кое-кого вам представить.
Я посмотрела на Бронсона, он улыбнулся, словно говоря: «Ну что я могу сделать».
Филип и Бэтти Энн приехали только через полчаса.
Я давно не видела Филипа, он очень изменился, возмужал; стал еще больше похож на Рэндольфа: интересный, удачливый, богатый, обольстительно улыбающийся молодой человек; его красота только подчеркивала невзрачную внешность невесты: маленький ротик, карие, близко посаженные глаза, коричневые волосы обрамляли ее высокий лоб, фигуру скрадывало черное сатиновое платье, очевидно очень дорогое, но плохо сидящее на ней. Она выглядела очень болезненной рядом с пышущим здоровьем Филипом. Что его могло привлечь к ней? Возможно, она обладает яркой индивидуальностью, может, умна и талантлива?
Как только нас представили, я разочаровалась в ней. Каждую свою фразу она произносила, глупо хихикая, и постоянно искажала мое имя. «Миссис Дун», – говорила она, обращаясь ко мне, когда мы разговаривали; я чувствовала себя дантистом, так как она при каждом удобном случае демонстрировала мне свои зубы, на все вопросы отвечала только «Ах!» или «Нет!». Может, Бэтти вела себя так оттого, что растерялась от повышенного внимания к своей персоне? Мать подхватила ее под руку и повела по залу, представляя гостям; после короткого общения со своей будущей невесткой она пришла к выводу, что такую невесту Филип мог только выиграть в лотерею, она говорила о положении ее отца, величине дома, о яхтах и самолетах, которыми владели родители Бэтти. Пока мы внимали маминым восторгам, Бэтти Энн стояла и идиотски нам улыбалась. Сначала мне было жаль ее, но потом это даже стало забавным.
Бэтти Энн – девушка-приз для выдающегося выпускника колледжа – прихлебывала шампанское из бокала, издавая неподражаемые звуки. Никакие яхты и самолеты, никакие деньги ее родителей не могли украсить ее в этот момент.
– Что ты думаешь о ней? – спросил Филип.
– Слишком рано делать выводы, – дипломатично ответила я. – Если вы любите друг друга, мнение других людей не должно вас беспокоить.
– Ты же все понимаешь, Дон, для меня ты всегда будешь больше чем сестра.
Он посмотрел на меня, как бы демонстрируя свою душевную рану, я не могла выдержать этот взгляд и опустила глаза.
– Ты понял, что я думаю о ней?
– Конечно, Бэтти Энн самая подходящая для меня жена, она никогда не перестанет мне говорить о том, что счастлива оттого, что я у нее есть, она добрая и очень, очень богатая.
– Я рада за тебя, Филип, если ты рад.
– Всех, кого бы я ни любил, можно считать красивыми только после тебя, сколько бы я ни смотрел на нее, я буду видеть только тебя. Не волнуйся, Бэтти знает твою историю, но не до конца. Я не говорил ей, что сто лет тому назад ты была моей; эта тайна похоронена здесь, – он указал на сердце, – я не могу с собой ничего поделать, не вини меня за это, пожалуйста.
Я ничего ему не ответила, он продолжал молча смотреть на меня, я сжала руками виски. Это обман, который никогда не кончится, Филип вечно будет преследовать меня. Джимми был прав, когда настаивал, чтобы мы отделились от отеля, от Филипа и Бэтти Энн. Теперь я смотрела на Бэтти совсем другими глазами: Филипу нужна была девушка немного глуповатая, добрая и послушная; таким образом ему было бы легче представлять меня вместо нее, целовать мои губы вместо ее. Эта мысль привела меня в ужас; какое облегчение я испытала, когда мать позвала его, чтобы познакомить с каким-то очередным гостем.
– Что с тобой, тебе нехорошо? – спросил Джимми.
– Нет, нет, все хорошо, слишком много шампанского.
– Ты слишком бледна, от шампанского лица становятся румяней. – Он бросил взгляд на Филипа, – он сказал что-то неприятное, что он сказал?
– Джимми, прошу тебя, я даже не слышала, что он говорит, меня просто немного мутит, – солгала я.
– Мутит? – его глаза засияли надеждой.
– Нет, Джимми, это не то, что ты думаешь, совсем не то.
– Но если это повторится, обязательно сходи к врачу.
Всех пригласили в зал на обед, мать расположилась рядом с молодой парой, и мне не удалось поговорить с Бэтти во время обеда, что меня нисколько не разочаровало. Я побеседовала с ней позже, когда мы вышли в сад подышать свежим воздухом.
Здесь она почувствовала себя более раскованно.
– Какой красивый дом, замечательный вид, – воскликнула она. – Какая у тебя красивая мама, невозможно представить, что у нее такие взрослые дети.
– Мама полюбит тебя за такие слова, Бэтти Энн, – ответила я.
– Я потрясена этим отелем. Я столько о нем слышала от Филипа, а еще он много рассказывает о тебе, о том, как тебя похитили, как ты вернулась, и еще очень-очень много всего; здесь всегда что-нибудь происходит; я думаю, мне не придется скучать. Еще он говорил, что у тебя необычайный музыкальный дар.
– Ну что ты, он преувеличивал, – ее слова меня несколько смутили.
– Нет-нет, он не преувеличивает. У него есть пленка с твоими записями, у тебя просто волшебный голос.
– Пленка? Какие песни на ней записаны?
После того как она мне их перечислила, я вспомнила, где я их исполняла. Это было на одной вечеринке в отеле, очень давно. Почему он скрывал ее от меня?
– Он так гордится тобой; редко бывает, чтобы брат с сестрой имели такие теплые отношения, особенно после всего, что произошло с тобой; ведь ты мне когда-нибудь расскажешь об этом? Расскажешь? Это так интересно, как ты вернулась в отель, все-все твои приключения!
– Мне кажется, что эта история не так интересна, как представляется...
– О нет, нет, это увлекательная история. Филип иногда даже плачет, когда рассказывает об этом; я сама плакала. Филип такой романтичный, красивый, у него великолепное чувство юмора; все мои подруги умирают от зависти, а родители просто влюблены в него, особенно отец. Ему Филип сразу понравился своей эрудированностью в области бизнеса. Мне так повезло.
Мне вдруг стало жаль ее: что бы с ней было, если бы случайно она услышала слова Филипа, обращенные ко мне, какой бы удар обрушился на Бэтти, узнай она его мысли. Ей было так легко лгать. Филип нашел себе наивную молодую девушку, отвечающую всем его требованиям. Она не могла видеть реальный ход событий, красивый благовоспитанный молодой человек из хорошей семьи выбрал ее себе в жены. Я хотела остановить ее, разрушить иллюзии, но потом подумала, что лучше оставить все как есть, что на место разрушенных иллюзий придут новые, что она приложит все усилия, чтобы удержать рядом с собой Филипа, он для нее очень много значит.
Я вспомнила слова матери: «Все живут в иллюзиях. Это та цена, которую мы платим за счастье». Так она прожила всю свою жизнь, так будут жить Бэтти Энн и Филип. Можно, конечно, сопротивляться иллюзиям, бежать от них, как это делала я, но, вероятнее всего, результат будет одинаковый.
– Я счастлива за тебя, Бэтти Энн. Действительно счастлива, – сказала я.
– Что делают мои любимые женщины здесь одни? – воскликнул Филип, подходя к нам. Он приобнял нас за талии. – Я надеюсь, вы не обменивались замечаниями в мой адрес.
– Какая самоуверенность! Почему мы должны говорить о тебе? – спросила я.
– Мои прелестные птички, мне хочется, чтобы вы скорее узнали друг друга, мы будем самой счастливой семьей на побережье, – улыбнулся он.
– Я с нетерпением жду, когда мне найдется работа в отеле, – произнесла Бэтти.
– Я уверен, что мы найдем что-нибудь подходящее для тебя, дорогая, – ответил Филип. – Даже если это будет самая простая работа, например встречать гостей, как это делали мама и бабушка.
– О, это, наверное, замечательная работа, – воскликнула Бэтти Энн.
– Я буду самым счастливым мужчиной, любя двух самых прекрасных женщин на свете. – Он поцеловал нас в щеки.
Я выскользнула из его объятий.
– Нам лучше вернуться в дом до того, как мать спохватится, – напомнила я и убежала.
Я снова себя чувствовала словно после кошмарного сна.
Клавдия Монро, мать Бэтти Энн, сама занялась устройством свадьбы своей дочери; моя мать жаловалась, что ее притесняют и плохо с ней обращаются. Когда мать вносила свои предложения, ее просто никто не слышал.
– Я чувствую себя в своем доме как гость, – говорила она мне по телефону. – Теперь эта женщина – это прозвище мать прочно закрепила за Клавдией Монро – даже не отвечает на мои телефонные звонки. Единственный человек, который со мной общается, это ее секретарь. Конечно, она имеет возможность нанять себе секретаря.
– Свадьбу Бэтти планирует она, мама, ты же организовывала мою, – напомнила я ей.
– Но кто же может это сделать, если не я? Кроме того, они пренебрегают нами, Дон. Я не могу выносить тот высокомерный тон, которым она ко мне обращается. Они думают, что мы хуже их только потому, что живем не в столице и не общаемся с сенаторами.
– Я уверена, это будет очень милая свадьба, мама. Почему бы тебе не расслабиться и не насладиться тем, что всю работу за тебя делают другие. Если родители Бэтти Энн обращаются с тобой как с гостем, будь гостем, – предложила я.
– Да, ты права, мне не следует вмешиваться в ее дела, пусть эта женщина делает всю работу сама.
– Я полагаю, что у нее много профессиональных советников, мама.
– Ты выбрала ковер для своей спальни? – Она решила перевести разговор на менее щекотливую тему.
– Я решила купить бежевый.
– О! Это такая большая ошибка! Ты не знаешь, как тяжело содержать его в чистоте.
Теперь я научилась не вникать в мамины беседы. Обычно во время таких разговоров я выполняла бумажную работу, главное – нужно было своевременно вставлять восклицания: «Ах!» или «Да, да!».
Через несколько минут она вновь сменила тему. Сначала в трубке послышались рыдания, которые меня весьма шокировали.
– Что случилось, мама?
– Клэр покинула школу с каким-то мужчиной.
– Что? Когда?
– Несколько месяцев назад. Я чувствовала, что не смогу долго носить это в себе. Все деньги, которые мы потратили на ее обучение, вылетели в трубу. Бронсон сказал, что мы не можем ничего сделать и что не следует ничего предпринимать, так как ей уже больше восемнадцати.
– Он прав, мама, – согласилась я. – Ты и Рэндольф потеряли контроль над ней задолго до того, как ей стукнуло восемнадцать. Что за мужчина у нее?
Меня очень занимал вопрос, какой глупец пустился на авантюры ради моей прелестной сестрицы.
– О! Он на пятнадцать лет старше ее и к тому же разведен, – жаловалась мать, – у него двое детей: десятилетний мальчик и двенадцатилетняя девочка.
– Где же они познакомились?
– В кегельбане. К счастью, никто на побережье не знает об этом, но ты только представь, что будет, когда они узнают! Она рассчитывает привезти этого мужчину на свадьбу Филипа. Это будет такой позор! Ее нисколько не волнует наша репутация.
– Мама, не стоит усугублять проблему, расстанется она с этим мужчиной, будут толпы других.
– Дон! Сейчас не время шутить! Ты хочешь, чтобы я состарилась раньше времени? Кстати, я думаю применить метод омоложения кожи, который сейчас везде рекламируют.
– Мама, я говорила тебе уже много раз: тот, кто видит морщины на твоем лице, страдает сильной дальнозоркостью.
– Ты просто льстишь мне, Дон, я же вижу себя в зеркало. Клэр загонит меня в могилу! Что мне делать?
– Извини, мама, но ко мне стучат, кто-то пришел.
– Я не верю, ты просто хочешь избавиться от меня; все хотят избавиться от меня в последние дни. Филип, эта женщина, Клэр, а теперь и ты... Слава Богу, у меня есть Бронсон.
– Извини, действительно кто-то стучит, я очень занята – сейчас сезон.
– О! Эта гостиница! Она всегда была моей соперницей, сначала с Рэндольфом, потом с Филипом, теперь с тобой.
– Дела не могут позаботиться сами о себе.
– Ты говоришь прямо как «она», Дон, ты знаешь об этом?! Прямо как «она»...
– Мама!
– Нет, Дон, все эти дни ты занята только гостиницей.
– Честно говоря, я не понимаю, почему это тебя так глубоко волнует.
– Ну что ж, тогда до свидания. Скажи мне, как только появятся сплетни о Клэр, чтобы я могла приготовиться к худшему.
Джимми история с Клэр только позабавила. Еще меня очень интересовало, почему Филип мне ничего не рассказал о ней. Теперь он звонил раза два в неделю. Меня очень удивило то, что он не знал об этом.
– Мама никогда не говорит ничего существенного, а с Клэр я не общался несколько месяцев. Ты говоришь – пожилой разведенный мужчина? Интересно, что она намерена делать дальше? Чем думает заняться? Учеба ее, по-моему, никогда не привлекала, она всегда отвратительно училась; бизнес также ее не радовал, для отеля она не пошевелит пальцем; работать она считает ниже своего достоинства. Ну да ладно, по крайней мере она больше не будет никому досаждать.
Я глубоко сомневалась в этом.
