Текст книги "Хевен"
Автор книги: Вирджиния Эндрюс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 26 страниц)
К полудню я выполнила лишь четвертую часть инструкций. Много времени уходило на то, чтобы сообразить, как пользоваться той или иной машиной, потом убрать электрошнуры, приладить или снять всякие добавочные приспособления, положив их на прежнее место и в прежнем порядке. Господи, дома я все это делала одной старой щеткой.
Я запуталась в шнуре от пылесоса, когда хлопнула входная дверь со стороны гаража и появился Кэл. Он внимательно и как-то странно стал разглядывать меня, словно силясь понять, в каком я настроении и о чем думаю.
– Слушай, девочка, – произнес он с некоторым недовольством во взгляде. – Нет необходимости вкалывать, как рабыня. Она все равно не видит. Кончай это дело.
– Но я еще не помыла окна, не протерла все эти фигурки, не сделала…
– Сядь посиди. Передохни. Позволь мне приготовить ленч, а потом мы поедем покупать тебе мебель, это дело понужнее. А как насчет кино на десерт? Но вначале скажи, что тебе приготовить поесть.
– Мне все подойдет, – нерешительно произнесла я. – Но я же не закончила уборку.
Кэл печально улыбнулся, глядя на меня все с тем же странным выражением лица.
– Сегодня она раньше десяти-одиннадцати не вернется. К тому же сейчас идет фильм, который, я думаю, тебе стоит посмотреть. Надо же тебе иногда и отдохнуть, развлечься. Полагаю, что ты не особенно налегала на это дома. Вообще-то, Хевен, жизнь в горах, в сельской местности, не лишена приятных моментов. Где-то в горах бывает и красивая жизнь, мирная, спокойная, и там даже звучит красивая музыка…
Конечно, почему бы и нет?
Действительно, не так уж у нас все было плохо. У нас тоже были свои радости: мы бегали, смеялись, купались в речке, играли в игры, которые сами и придумывали, гонялись друг за другом. Плохие времена наступали, когда отец приезжал домой. Или когда мы голодали.
Я тряхнула головой, чтобы избавиться от воспоминаний, которые нагоняли на меня печаль.
Мне не верилось, что Кэл возьмет меня в кино.
– Кэл, у вас же десять, как говорила Китти, телевизоров, в некоторых комнатах по два-три.
Кэл снова улыбнулся. Улыбка делала его лицо в два раза красивее, хотя она надолго не задерживалась на его лице, отчего Кэл никогда не выглядел по-настоящему счастливым.
– Они не все работают, просто служат подставками для шедевров искусства Китти. – При этих словах он иронично улыбнулся, словно не относился к опытам своей жены с тем почитанием, которого следовало ожидать. – В любом случае телевизор – не кинотеатр. Там и экран большой, и звук лучше, и там делишь удовольствие с живыми людьми.
Мы на мгновение встретились взглядами. Что он так вызывающе смотрит на меня? Я опустила глаза.
– Кэл, я никогда не была в кино, ни разу. Взгляд его стал мягким и добрым. Он нежно погладил меня по щеке.
– Тогда надо сходить, пора. Так что давай лети наверх, готовься, а я тут по-быстрому соображу пару сандвичей. Надень то голубое платье, которое я купил, – оно тебе во всех отношениях идет.
Что правда, то правда.
Я остановилась перед зеркалом, которому было ведомо только отражение красоты Китти, и почувствовала себя такой счастливой, оттого что мое лицо окончательно избавилось от всяких ожогов и рубцов. И даже волосы у меня блестели, как никогда раньше. Кэл был очень мил и добр со мной. Я понравилась Кэлу, и это доказывало, что я могу нравиться мужчинам (пусть я и не нравилась своему отцу). Кэл постарается помочь мне разыскать Тома, Кейта, Нашу Джейн. Надеюсь… Я жила надеждой…
По большому счету, все идет к лучшему. У меня будет собственная спальня с новехонькой мебелью, новыми одеялами, настоящими подушками – о, какой это замечательный день! Ну могла ли я представить себе, что Кэл будет относиться ко мне, как настоящий отец! Сбегая по ступенькам, я видела перед собой улыбающееся лицо Тома, радующегося тому, что я впервые в своей жизни иду в кино.
Мой отец не захотел полюбить меня, но меня это теперь не особенно трогало, ведь появился другой отец, куда лучше прежнего.
Глава 14
Когда звучит музыка
Сандвичи с ветчиной, салатом и помидорами, приготовленные Кэлом, были чудо как вкусны. Когда он помог мне надеть голубое пальто, я сказала:
– Я буду смотреть в землю, чтобы люди не заметили, что я не ваша дочь.
Он печально покачал головой и даже не улыбнулся.
– Нет, держи голову высоко, гордо. Тебе нечего стесняться. А я горжусь тем, что буду сопровождать тебя при твоем первом посещении кинотеатра. – Он слегка обнял меня за плечи. – Надеюсь и молюсь, чтобы Китти никогда не смогла испортить твое лицо.
В его словах осталось так много невысказанного. Мы стояли, и рядом с нами незримо присутствовала Китти с ее причудами. Кэл тяжело вздохнул, потом крепко взял меня за руку и повел к гаражу.
– Хевен, если Китти когда-нибудь набросится на тебя ни с того ни с сего, скажи мне. Я очень люблю ее, но не хочу, чтобы она причиняла тебе страдания – физические или душевные. Должен признать, она может и то и другое. Никогда не бойся прийти ко мне за помощью, если понадобится.
У меня здорово полегчало на душе, я почувствовала, что у меня наконец-то есть настоящий отец. Я взглянула на него и улыбнулась. Кэл вспыхнул и отвернулся. Почему так смутила его моя улыбка?
Весь путь до мебельного магазина я гордо сидела рядом с Кэлом, переполненная радостью от того, что в один день на меня свалилось столько счастья – и новая мебель, и кино. Когда мы входили в магазин, Кэл взял меня за локоть и настроение у него сменилось с задумчивого на веселое. В магазине было столько типов спален, что у меня разбегались глаза. Продавец перебегал глазами с Кэла на меня и обратно, пытаясь угадать, кем мы приходимся друг другу.
– Это моя дочь, – гордо произнес Кэл. – Она выберет себе мебель по своему вкусу.
Несчастье заключалось в том, что нравилось все. В конце концов в дело вмешался Кэл и выбрал то, что, по его мнению, подходило мне.
– Эту кровать, этот туалетный столик, этот письменный стол. Они не выглядят детскими и пригодятся, когда тебе будет двадцать и больше.
Мне стало немного не по себе от этих слов. Меня не будет рядом с ним и Китти, когда мне исполнится двадцать, я тогда буду жить с моими братьями и сестрами, в Бостоне. Когда продавец отошел в сторону, я попыталась было шепотом выразить эту мысль Кэлу, но он прервал меня:
– Нет, давай делать планы на будущее, исходя из настоящего. Если мы поступим иначе, то поломаем настоящее, сделаем его бессмысленным.
Я не поняла, что он хотел этим сказать. Но мне понравилось желание Кэла, чтобы я оставалась в его жизни.
По-видимому, у меня так разыгралось воображение насчет того, как будет выглядеть МОЯ комната, что в глазах засверкали искорки.
– Ты сейчас такая хорошенькая – будто в тебе только что проснулось ощущение счастья.
– Я сейчас думаю о Фанни, которая живет у преподобного Вайса. Теперь у меня будет такая же миленькая комнатка, как, наверное, у нее.
После этих слов Кэл купил еще ночной столик и лампу на него с массивным голубым основанием.
– В столике два запирающихся ящичка – на случай, если у тебя появятся тайны.
Странно, насколько сблизил нас этот поход в магазин и совместный выбор обстановки для моей спальни.
– А какой фильм мы пойдем смотреть? – спросила я, когда мы снова сели в автомобиль.
Кэл взглянул на меня своими золотисто-карими глазами, загадочно и несколько насмешливо, и сказал:
– Я бы на твоем месте считал, что это не имеет значения.
– Для меня, конечно, нет, но для вас-то имеет значение.
– Сейчас увидишь. – И больше ничего не сказал. Это было так восхитительно – ехать в кино на машине, рассматривая толпы людей на улицах. Без Китти было гораздо лучше, никто не портил удовольствие, не создавал напряженность. Я никогда еще не ходила в кино, и вся задрожала от возбуждения, увидев огромную массу народа, тратившую и тратившую деньги, словно у этих людей были бочки с долларами. Кэл купил воздушную кукурузу, кока-колу, сладостей, и только тогда мы заняли ближайшие места в темном зале. Никогда не думала, что в кино так темно.
У меня даже глаза расширились от восторга, когда пошли цветные кадры и на экране появилась женщина, поющая на вершине горы. «Звуки музыки»! О, это тот самый фильм, который Логан хотел посмотреть со мной. Но это воспоминание не испортило радости, даже Кэл не помешал мне, когда начал возиться с пакетом маслянистой и соленой кукурузы. Она была очень горячей, так что я клевала ее понемножку. Однажды мы залезли в пакет одновременно. Сидеть в кино, есть, пить и радовать взгляд красотами, разворачивающимися на экране, – от всего этого у меня так поднялось настроение, будто я сама очутилась в красочной книге с музыкой, движением, танцами, пением. О, это был поистине самый веселый и радостный день в моей жизни!
Я сидела очарованная, сердце прыгало от счастья, меня так захватило волшебство фильма, что я чувствовала себя его участницей. А дети на экране – это Том, Фанни, Кейт и Наша Джейн. И я вместе с ними. Вот и нам так бы жить! Я бы ничего не имела против, если бы отец нанял нам монахиню для воспитания. О, были бы сейчас со мной мои братья и сестры!
После кино Кэл повез меня в очаровательный ресторан под названием «Полуночное солнце». Официант пододвинул мне стул, подождав, пока я сяду, а Кэл все это время не переставал мне улыбаться. Я не знала, что мне делать, когда официант подал мне меню, и только беспомощно взглянула на него. Внезапно на меня накатили воспоминания о Томе, Нашей Джейн, Кейте и дедушке, да так, что захотелось расплакаться. Но Кэл этого не замечал, лишь видел на моем лице нечто красиво-задумчивое. У меня было такое впечатление, будто сама моя молодость и неопытность делали его в десять раз больше мужчиной, чем достоинства Китти.
– Если доверяешь, то я сделаю заказ и себе, и тебе. Но прежде ты мне скажи, что тебе больше нравится. Телятина, говядина, что-то морское, барашек, цыпленок, утка? Что?
Мне снова явился образ мисс Дил. Вот она сидит передо мной в своем красивом красном костюме и улыбается, и очень гордится тем, что мы, о существовании которых никто другой и знать не хотел, вместе с ней. Я вспомнила о подарках. Интересно, прибыли они или нет? Может, они лежат у двери, и некому все это носить. Или съесть.
– Хевен, так какое мясо ты желаешь?
О Господи, откуда мне знать? Я нахмурилась, сосредоточившись на запутанном меню. Тогда, когда нас приглашала мисс Дил, я ела ростбиф. И ресторан был примерно такой же красивый.
– Попробуй что-нибудь из того, что тебе всегда хотелось, но не было возможности, – подсказал Кэл.
– Так, – размышляла я вслух, – я ела рыбу, пойманную в реке рядом с нашим домиком, ела свинину, цыплят – много, и один раз ела ростбиф, очень вкусный, но, я думаю, надо попробовать что-нибудь совсем необычное. Выберите мне.
Кэл засмеялся и заказал салат и телятину по-французски.
– Во Франции дети растут на вине, но, я думаю, мы подождем еще несколько лет, потом попробуешь.
Он посоветовал мне попробовать эскарго, и, только когда я разделалась с этим блюдом, он объяснил мне, что я ела улитки в горячем чесночном сливочном масле. Кусочек французского хлеба, которым я промокала вкусный соус, так и застыл в моей внезапно задрожавшей руке.
– Улитки? – переспросила я, почувствовав тошноту и уверенная в том, что он надо мной подшучивает. – Даже самые последние люди в горах не едят такую отвратительную штуку, как улиток.
– Хевен, – произнес Кэл с теплой улыбкой во взоре, – это так интересно – открывать перед тобой мир. Только ничего не говори моей жене. Она у меня прижимистая и считает, что в ресторанах только деньги дерут. Ты можешь себе представить, с тех пор как мы поженились, ни разу не ели в ресторане, а только наскоро в забегаловках? Китти равнодушна к изысканной пище, она, собственно, и не понимает, что это такое. Но считает, что разбирается. Если она повозится с. приготовлением еды полчаса, то, по ее мнению, это и есть изысканное блюдо. Ты не заметила, как быстро она готовит еду? Это потому, что она не любит канителиться со сложными блюдами. То, как она готовит, я называю «разогревать еду», вот и все.
– Но ведь до этого вы говорили, что Китти прекрасно готовит!
– Я помню. Так оно и есть, если тебе нравится ее утреннее меню. Вот это она делает лучше всего. Да еще всякие деревенские блюда, которые мне не нравятся.
С этого самого дня я начала влюбляться в городской образ жизни. Он был совсем не тот, что у нас в горах и даже в долине.
Едва мы успели войти в дом, как пришла Китти со своих вечерних занятий по керамике. По ее взгляду было видно: достаточно пустяка, чтобы она вышла из себя.
– И что вы оба делали целый день?
– Ходили покупать новую мебель, – спокойно ответил Кэл.
Китти подозрительно прищурила глаза.
– В каком магазине покупал?
Кэл ответил, и Китти нахмурилась.
– И почем же?
Когда Кэл назвал сумму, Китти схватилась за голову, явно ошарашенная сообщением.
– Кэл, дурак ты чертов, ей надо покупать только дешевые вещи! Она же не может отличить хорошее от плохого! Значит, так: если меня не будет дома, ты отошлешь все обратно, когда привезут. Если же я буду дома, то я отошлю!
У меня сердце екнуло.
– Ничего ты не отошлешь, Китти, – сказал Кэл, собираясь подняться наверх, – даже если ты будешь здесь. И еще для твоего сведения сообщаю, что я заказал самый лучший матрас, лучшие подушки и постельное белье, и даже красивое покрывало с кружевами под цвет занавесок. Китти взорвалась.
– Дурак чертов, сто раз дурак!
– Хорошо, может быть, я и чертов дурак, который заплатил за все это свои деньги, а не твои. Спокойной ночи, Хевен. Пошли, Китти, ты, судя по всему, устала. В конце концов, это была твоя идея – поехать в Уиннерроу и подыскать нам дочь. Или ты думала, что она будет спать на полу?
Мне трудно было сдержать свою радость, когда два дня спустя привезли мебель. Кэл находился дома и командовал, куда и что поставить. Он выразил желание оклеить комнату обоями.
– Тошно от этого изобилия белого цвета. Но она никогда меня не спрашивает, какой цвет я предпочел бы.
– Все отлично, Кэл. Мне очень понравилась мебель.
Когда грузчики уехали, мы вместе застелили постель новенькими симпатичными простынями в цветочек, одеялами и поверх всего – чудесным стеганым покрывалом.
– Тебе нравится голубой цвет? – спросил Кэл. – Мне так надоел этот ярко-розовый.
– Мне очень нравится голубой.
– Васильково-голубой, как твои глаза.
Он стоял посреди моей маленькой комнаты, похорошевшей сверх моих ожиданий, и казался слишком большим и сильным рядом с изящными предметами, которые он выбрал. Я суетилась, торопясь рассмотреть другие купленные им вещи, про которые я не знала: несколько тяжелых медных уток – подпирать книги на полке (книги вместе с одеждой лежали в подвале у меня в одном шкафу со щетками), блокнот, стакан для ручек и карандашей, авторучку, набор карандашей, настольную лампу, картины в рамках. Кэл столько всего накупил, что меня это растрогало. И снова слезы навернулись на глаза.
Меня едва хватило на «спасибо», потом я уже не могла говорить и разревелась вовсю, дав волю слезам, накопленным за целые годы. Я плюхнулась ничком на узкую кровать, такую чудесную, а Кэл, испытывая неловкость, сел на краешек и стал ждать, когда я успокоюсь, потом прокашлялся и произнес:
– Мне надо вернуться на работу, Хевен, но, прежде чем уйти, я сделаю еще один сюрприз. Кладу его тебе на стол, и ты порадуешься ему после моего ухода.
Услышав его удаляющиеся шаги, я перевернулась на спину, села на кровати и еще раз успела крикнуть вдогонку Кэлу:
– Спасибо вам за все!
Я услышала, как отъехала его машина, но все продолжала сидеть на кровати. Потом мой взгляд упал на письменный стол.
На синем блокноте лежало письмо, одно письмо.
Я не помню, как, рванувшись, схватила его. Но помню, что села и долго смотрела на свое имя, написанное на конверте. Мисс Хевен Ли Кастил. В верхнем левом углу я увидела имя и адрес Логана. Логан!
Он меня не забыл! Он помнит обо мне и вот написал! Впервые в жизни я воспользовалась ножом для вскрытия писем. Какой красивый почерк был у Логана.
«Дорогая Хевен!
Ты представить себе не можешь, как я волновался за тебя. Слава Богу, ты написала мне, и теперь я могу спокойно спать, зная, что с тобой все в порядке.
Если б ты знала, как я по тебе скучаю! Когда небо яркое и голубое, я почти вижу твои глаза, но от этого я скучаю по тебе еще больше.
Сказать честно, мама попыталась спрятать письмо и я никогда не прочел бы его, но однажды я нашел его в ее письменном столе, когда искал марки, и в первый раз в жизни моя мать по-настоящему разочаровала меня. У нас состоялся неприятный разговор, и я заставил ее признаться в том, что она спрятала твое письмо от меня. Теперь она признает, что было не права, и попросила меня и тебя простить ее.
Я часто вижу Фанни. У нее все в лучшем виде, она ходит королевой. Фанни ужасная воображала, и, если быть честным, я думаю, преподобный Вайс недооценивает, какой груз взвалил на себя.
Фанни говорит, что ее не продавали! Говорит, что твой отец РАЗДАЛ всех своих детей, чтобы спасти их от голодной смерти. Не хочется верить в продажу, хотя ты меня никогда не обманывала и уж тебе-то я верю.
Отца твоего я не видел, зато видел Тома. Он приходил в аптеку и спрашивал, нет ли у меня твоего адреса, он хочет написать тебе. Твой дедушка живет в доме для престарелых в Уиннерроу.
Ничего не могу придумать, как тебе помочь разыскать Кейта и Нашу Джейн. Пожалуйста, пиши мне. Я пока что не встречал никого, кто нравился бы мне так же, как ты, Хевен Ли Кастил.
И пока я не встречу тебя, и не собираюсь искать.
Моя любовь всегда с тобой,
Логан».
Я почувствовала себя такой счастливой, что опять разревелась.
Вскоре после получения письма от Логана мне исполнилось пятнадцать лет. Я предпочла не привлекать к себе лишнего внимания и ничего не сказала ни Китти, ни Кэлу, но Кэл каким-то образом проведал о моем дне рождения и сделал мне немыслимый подарок – новенькую пишущую машинку.
– Это поможет тебе делать домашние задания. – Он широко улыбался, довольный тем потрясающим впечатлением, которое произвел на меня его подарок. – Ходи на занятия по машинописи в школе. Уметь печатать – никогда не лишнее.
Но машинка, как она ни понравилась мне, оказалась не самым большим сюрпризом на мое пятнадцатилетие. Отнюдь. В эти дни я получила большую поздравительную карточку с милыми стихами, шелковый шарф и письмо от Логана.
Мне по-прежнему не терпелось узнать о Томе. У него же теперь есть мой адрес, почему же он не пишет?
В школе у меня завелись две подружки, которые то и дело приглашали меня к себе домой. Обе никак не могли понять, почему я все время отказываюсь. К моему великому сожалению, эти девочки, обиженные моими отказами, постепенно стали отдаляться от меня. Разве я могла им объяснить, что Китти запрещает мне водить дружбу с кем бы то ни было, так как это будет отвлекать меня от выполнения каждодневных работ по дому? И мальчикам, которые приглашали меня погулять, я тоже должна была отказывать, правда, совсем по другой причине. С кем бы я хотела видеться, так это с Логаном, а не с ними. Я хранила себя для Логана и не раз задавалась вопросом, ведет ли он себя так же.
Я по десять часов в сутки, словно рабыня, наводила в доме порядок и чистоту, но приходила Китти, и порой от этого порядка не оставалось и следа. Растения, которые я поливала, удобряла, вытирала с них пыль, от слишком большого внимания к ним стали местами привядать, и Китти кричала на меня, что я дура.
– Уж за растениями-то ухаживать может любая дура, буквально любая!
Она обнаружила-таки, что я поливала ее искусственные растения, и влепила мне пощечину, обозвала идиоткой, деревенщиной, безмозглой девицей.
– Только о мальчиках и думаешь, по глазам твоим вижу! – шумела она, когда, неожиданно заявившись домой днем, застала меня за ничегонеделанием. – Нечего тебе делать в гостиной, когда нас нет дома! И когда ты одна, то к телевизору чтобы не прикасалась. Делами занимайся, понятно тебе?
Каждый день я вставала рано, чтобы успеть приготовить завтрак. Вечером Китти редко приходила раньше семи-восьми, и мы с Кэлом ели одни. Но это почему-то не волновало ее. Она с облегчением падала на стул в кухне и задумчиво смотрела на свою тарелку, пока я не подносила еду. Она поглощала ее с волчьим аппетитом за несколько секунд, даже не успевая оценить труда, который я вкладывала в приготовление любимых Китти блюд.
Перед тем как идти спать, мне надо было прибраться на кухне, проверить все комнаты и убедиться, что там все на месте и в должном порядке, что никакие журналы не разбросаны по столам или на полу. По утрам я торопливо убирала свою кровать, потому что Китти приходила и проверяла, а потом бежала вниз готовить завтрак. Перед школой я запихивала белье в стиральную машину и включала ее, а тем временем заправляла их постель, ставила посуду в посудомойку, протирала мебель и посуду, чтобы удалить отпечатки рук, пятна, точки и прочее, и, только когда я запирала за собой дверь и направлялась в школу, начинала чувствовать себя свободной.
Теперь я хорошо питалась, была тепло и по сезону одета, и, однако, временами мне так не хватало дома. При этом я забывала о голоде, жутком холоде, лишениях, которые, очевидно, оставили во мне навечно глубокий след. Я так скучала по Тому, что порой это было просто невыносимо. Я переживала за Нашу Джейн и Кейта, за дедушку и даже за Фанни. Я скучала по Логану, но его письма помогали мне переносить разлуку с ним.
Каждый день стали идти дожди, и в школу я ездила на автобусе. Китти не хотела покупать мне плащ и сапожки или подходящие ботинки. «Скоро лето», – говорила она, словно весна была не в счет. С приближением весны у меня еще сильнее развивалась тоска по дому. Весна в горах была волшебным временем года. Жить становилось легче, склоны гор покрывались цветами, и наступала такая красота, которая Кэндлуику и не снилась. В школе я налегала на учебу с куда большим старанием, чем другие ученики. После школы торопилась домой – окунуться в уборку, стирку, готовку.
Обилие телевизоров в доме служило для меня постоянным соблазном. Часто, пребывая в одиночестве, я, несмотря на запрет Китти, скоро пристрастилась к «мыльным операм». Герои сериалов снились мне по ночам. О, у них случались проблемы куда посерьезнее, чем у Кастилов. Правда, среди их проблем не было финансовых, а все наши так или иначе были связаны с деньгами, по крайней мере, так это мне виделось теперь.
Каждый день я заглядывала в почтовый ящик в ожидании писем Логана, которые приходили регулярно, и Тома, который пока не подавал признаков жизни. Однажды, вконец расстроенная отсутствием весточки от Тома, я написала мисс Дил, объяснила ей, как мы все были проданы, и попросила ее помощи в поиске братьев и сестры.
Миновало несколько недель, а от Тома по-прежнему не поступало вестей. Письмо, которое я отправила мисс Дил, вернулось со штампом «Адресат неизвестен».
А тут еще и Логан перестал писать! Первой моей мыслью было – у него завелась другая девушка. Мучимая догадками, я прекратила писать ему. Проходили дни без писем от Логана, и я стала думать, что никому-то я по большому счету не нужна, никто меня по-настоящему не любит, один только Кэл. Он был моим спасителем, единственным другом на свете, и все мое существование все больше и больше зависело от него. Тихий дом с появлением в дверях Кэла оживлялся, включался телевизор, и работу по дому можно было забыть. Около шести вечера я, уже приготовив обед, начинала с нетерпением ждать его, чтобы накрыть на стол. Я вовсю старалась, чтобы украсить стол, приготовить его любимые блюда, уже не думая, растолстеет или не растолстеет Китти от мучной пищи, которая ему нравилась и мне тоже. Когда часы на камине отбивали шесть, у меня навострялись уши и я ждала шума знакомого автомобиля. Я подбегала к двери из гаража, принимала у него пальто, и мне нравилась церемония приветствия, которая каждый день была одной и той же:
– Привет, Хевен. Что нового?
Его улыбка озаряла мою жизнь, его шутки вызывали у меня смех. Он был для меня светом в окошке, я забывала все его слабости, связанные с Китти. Что мне в нем особенно нравилось, так это то, что он слушал, действительно слушал меня, когда я говорила с ним. Я видела его как бы в роли отца. Именно такого отца, который не только любил бы меня, но и высоко ценил. Кэл меня никогда не критиковал и всегда, в любом случае, был на моей стороне. Хотя, когда дело касалось Китти, это никогда особенно не помогало.
– Пишу и пишу, а Фанни не отвечает, Кэл. Пока я здесь, я отправила ей пять писем, а она хотя бы открыточку в ответ. Вот вы бы могли так со своей сестрой?
– Нет, – печально улыбнулся он. – Но, кстати, из моей семьи никто не пишет мне, ну и я им не пишу. С тех пор как женился на Китти. А Китти ни с кем не хочет делить мою любовь.
– И Том что-то тоже не пишет, хотя Логан дал ему мой адрес.
– Может быть, и так, что Бак Генри не оставляет ему времени на письма. Или вообще не хочет, чтобы Том с кем-нибудь переписывался.
– Но Том наверняка нашел бы способ…
– Потерпи. В один прекрасный день ты увидишь письмо от Тома в нашем почтовом ящике, я уверен.
За одну эту фразу его можно было полюбить. Я любила Кэла за то, что благодаря ему я чувствовала себя хорошенькой, за то, что он хвалил мои кулинарные способности и ценил работу по дому. Китти – та вообще ничего не замечала, пока я не делала какой-то ляп.
Прошли недели, в течение которых мы с Кэлом становились все ближе друг другу, как настоящие отец и дочь. Тем более что Китти часто не появлялась дома до десяти-одиннадцати часов. Я считала, что лучше Кэла в моей кэндлуикской жизни никого нет. Для Кэла мне хотелось сделать что-то особенное. Он имел пристрастие к необычным блюдам из яиц, и впервые в жизни я собралась приготовить для него то, о чем он часто просил Китти – сырное суфле. Восхитительная женщина по телевидению научила меня многому, например, как готовить изысканные яства.
Самым лучшим днем для этого была суббота – перед тем как ехать в Атланту в кино.
Я немало сомневалась в том, что мое начинание, как и большинство других, провалится. Как же я удивлялась, неся свое изделие от духовки к столу, что оно получилось! Высокое, легкое, золотисто-коричневого цвета! Прекрасно удалось! Если бы я могла в этот момент поощрительно похлопать себя по спине, то сделала бы это. Я подошла к шкафу с фарфором, желая подать это блюдо на тех королевских тарелках, каких оно заслуживало. Потом я спустилась на полпролета в полуподвал, поклонилась и объявила насколько могла сдержанно:
– Кушать подано, мистер Деннисон.
– Немедленно иду, мисс Кастил, – ответил Кэл. Мы сели в гостиной. Он с восхищением смотрел на удавшееся мне сырное суфле – пышное, аппетитное.
– До чего же красиво, Хевен. И вкусно, – сказал Кэл, попробовав суфле и закрыв глаза от удовольствия. – Мне мама, бывало, делала такое сырное суфле. И охота тебе было возиться с ним?
Почему он чувствовал себя как-то неловко в собственной столовой, словно он никогда тут не обедал? Я огляделась по сторонам: неловкость Кэла передалась и мне.
– Ну, теперь тебе много тарелок мыть. Помоешь – и едем в город, развеемся.
Ах, вот в чем дело…
Быстрее меня в эти минуты двигаться было невозможно. Я поставила красивые фарфоровые тарелки в посудомойку, а пока машина работала, слетала наверх – ополоснуться и переодеться. Кэл был готов к отъезду и ждал меня. Он улыбался, довольный, видимо, тем, что музейный порядок в гостиной восстановлен. Я уже готова была на выход, но вспомнила…
– Одну минуточку, сейчас я вернусь. Не хочу, чтобы Китти пришла, а ее фарфор будет не на месте.
Я закончила свои дела, но Кэл решил спуститься в полуподвал, убрать свой инструмент. И вдруг зазвонил входной звонок. У нас так редко бывали гости, что звонок заставил меня вздрогнуть. Я быстро подошла и открыла дверь. Там стоял почтальон и улыбался.
– Заказное письмо для мисс Хевен Ли Кастил, – приветливо произнес он.
– Да, это я, – нетерпеливо ответила я, разглядывая пачку писем у него в руках.
Он протянул мне дощечку с приколотым к ней листком. Дрожащей рукой я поставила корявую подпись. Когда дверь закрылась, я тут же опустилась на пол. Через красивое ромбовидное окно у дверей луч солнца упал на конверт. Я была уверена, что письмо от Тома. Но нет, почерк оказался незнакомым.
«Дражайшая Хевен!
Надеюсь, Вы не в обиде на мою фамильярность и простите мне ее, когда прочтете добрые вести. Моего имени Вы не знаете, и подписать это письмо своим именем я не могу. Вам пишет та самая женщина, которая приезжала к вам, чтобы стать матерью Ваших чудесных сестренки и братишки.
Если Вы помните, я обещала писать Вам и поддерживать контакт с Вами. Я помню Вашу любовь и заботливое отношение к брату и сестре и глубоко уважаю Вас за это. Оба ребенка в полном порядке, привыкли, я полагаю, к нашей семье и не так уже скучают по семье в горах.
Ваш отец не хотел давать мне Ваш адрес, однако я настояла, считая, что должна сдержать свое обещание. Наша Джейн, как вы привыкли называть ее, перенесла операцию – у нее была грыжа диафрагмы – и сейчас полностью восстановилась. О грыже Вы можете прочесть в медицинской энциклопедии и тогда поймете, почему ребенок был таким хилым и болезненным. Вы будете счастливы узнать, что сейчас она набирает вес и ест с большим аппетитом. Теперь она здоровая и нормальная, как любая девочка семи с половиной лет. Каждый день они с Кейтом пьют фруктовые соки, какие только пожелают. В их спальнях на ночь я оставляю гореть ночник. Они ходят в хорошую частную школу, в школу и обратно их отвозят на машине. У них масса друзей и подруг.
Кейт проявляет большой художественный талант, а дорогая Джейн любит петь и слушать музыку, и ей дают уроки музыки. У Кейта есть собственный мольберт и все необходимое для рисования и живописи. Особенно ему удаются животные.
Надеюсь, что я ответила на все Ваши вопросы и сообщила достаточную информацию, чтобы Вы не беспокоились. И муж, и я любим этих детей, как если бы они были нашими собственными. И я верю, что они отвечают нам той же любовью.
Ваш отец говорит, что отдал всех детей в хорошие дома, и я молюсь за то, чтобы это было так.
В отдельном конверте я посылаю Вам фотографии Ваших брата и сестры.
С наилучшими пожеланиями,
Р.».
Вот так она и подписала письмо – одним лишь инициалом. И никакого адреса. Сердце у меня бешено колотилось. Я снова посмотрела на конверт, пытаясь обнаружить на нем какие-нибудь намеки на адрес. На нем стоял штемпель Вашингтона, округ Колумбия. Что это могло означать? Что они переехали из Мэриленда? О, слава Богу, врачи разобрались, что беспокоило Нашу Джейн, и вылечили ее.
