Текст книги "Страшная сказка"

Автор книги: Виолетта Векша

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Глава 8

В понедельник утром я сослалась на плохое самочувствие (что не было такой уж ложью), позвонила на работу и сказала, что не приду. Во вторник, чувствуя себя последней трусихой, я снова набрала рабочий номер и взяла неоплачиваемый отпуск до конца недели. Каждый день, когда я спускалась завтракать, мать с отцом, едва завидев меня, как по команде прекращали любые разговоры и смотрели на меня одинаковыми взглядами – смесь тревоги и любопытства. «В зеркале они что ли репетировали?» – думала я, с силой сжимая чашку чая.

Бесцельно валяясь в кровати и смотря на проплывающие за окном сизые облака, я так и представляла голос матери: «Вот так они и завлекают молодых девушек: комплиментик там, улыбочка здесь, и все – приманка брошена, рыбка клюнула…»

Да и знаю я о нем совсем крохи.

Пока мы шли по маковому полю, Марк рассказал мне о том, что приехал он в Лаундервиль из далекого Шейна, что его родители умерли, когда ему было три, и он их совсем не помнит. Его приняла уже покойная тетушка Энн, которой он обязан всем, что у него есть. В сущности, очень долгое время именно эти жалкие толики информации и являлись краеугольным камнем моего представления о его прошлом.

В те дни мне не давала покоя одна удивительная вещь. Приправленное скукой любопытство в итоге победило опасение вновь увидеть чужестранца, так неожиданно занявшего мои мысли, и поэтому субботним утром я спустилась на первый этаж, сделав несвойственную мне небольшую остановку возле зеркала.

– Ну и куда ты так вырядилась?

Мать стала в прихожей позади меня – руки скрещены на груди, губы сжаты в тонкую, словно начерченную под линейку, линию.

Интересно, что же ей испортило настроение на этот раз: подгоревший омлет на обед или появление новых морщин в отражении?

– Гулять, – ответила я ей, надевая черные ботинки.

– Гулять, – передразнила меня мать, – не смеши меня. Ты всю неделю просидела дома, занимаясь непонятно чем, а теперь оделась как бульварная девка и… тьфу, – она сплюнула. – Противно смотреть!

– Так и не смотри, – огрызнулась я, в последний раз приглаживая взлохмаченные кудри.

По правде говоря (а мы ведь только так и делаем), я и впрямь одевалась в тот день с особой тщательностью. Нашла свою старую юбку – ту, которая плотно обтягивала мой зад, нацепила на запястья нетронутые со школьных лет побрякушки и даже стащила у матери тюбик черной туши. С тушью вышел небольшой казус: когда я трясущимися руками прочесывала щеткой свои бледные ресницы, изрядная часть сажи осыпалась под глаза, и мне пришлось быстро бежать в ванну смывать черные крошки.

– Иди мигом умойся и… – произнесла мать на одном дыхании и замолчала, словно ей не хватало воздуха. – И переоденься, в таком виде ты никуда не пойдешь, – закончила она на этот раз твердым, не терпящим возражения голосом.

– И не подумаю, – я накинула на плечи легкую куртку. – Хорошего дня, мам, – бросила я ей и опрометью выскочила на улицу. У меня было дело, которое не требовало отлагательств.

Улица, обычно тихая и неживая, кишела молочниками, тянущими на своих горбатых спинах бидоны с еще теплым молоком, спешащими куда-то серьезных с виду фермеров, маленькими детьми, капризно надувающими свои пухлые щечки, и даже цыганами, которые предлагали мне побывать на их свадьбе свидетельницей.

Пройдя около мили в центр города, я обошла скамейку, за которой молился на коленях человек в черной рубахе, и вышла к дверям библиотеки. Раньше, лет двести назад, здесь жил граф Мортимилен вместе со своей красавицей-женой. Граф прославился тем, что устраивал шикарные балы и лично подарил танец каждой прекрасной жительнице Лаундервиля. Сейчас здание утратило прежнее величие, но, безусловно, сохранило дух и атмосферу того времени.

Я открыла дубовые, расписанные витиеватыми завитками двери библиотеки и, как часто это со мной здесь бывало, замерла: я будто перенеслась в прошлое столетие. Куда ни глянь, повсюду виднелись ряды массивных книжных полок, на драпированных золотым шелком стенах висели портреты знаменитых полководцев, королей и их жен, пол застилал ало-красный, точно свежая кровь после ожесточенного сражения, ковер, а приглушенный свет канделябров добавлял щепотку интимного очарования в хитросплетения темно-книжных лабиринтов.

Я подошла к хрупкого телосложения полке, на которой теснились друг к дружке старые фолианты, и провела по кожаным корешкам ладонью. Как и всегда, ощущение чуть шероховатой темной кожи под подушечками пальцев вызвало во мне чувство гордости и благоговения. Обойдя зал и не найдя нужной книги, я все же решила обратиться за помощью.

За стойкой регистрации, склонившись над формулярами, сидела молоденькая девушка. На бейджике, приколотом к белой рубашке, я прочла: «Лили МакКэроу, младший библиотекарь». Как же ей шло ее имя! Бывает, посмотришь на человека и сразу понимаешь, что он родился, чтобы быть Эдуардом или Кристианом, и никакое другое имя ему бы не подошло.

Когда я рассказывала девушке о своей проблеме, она, вопреки моим ожиданиям, не смотрела на меня с насмешкой, а внимательно вслушивалась в каждое мое слово, отчего я почувствовала к ней прилив теплоты и благодарности.

– Может, у вас есть какие-нибудь исследования или заметки в газетах об этом? – спросила я, коротко обрисовав ситуацию.

– Кажется, я знаю, как вам помочь… Пройдемте за мной, – сказала мисс МакКэроу, решительно отодвигая ножки стула.

Я посеменила следом, вслушиваясь в рокот ее звонких каблуков, которые повели меня в самую глубь читального зала. Остановившись возле секции «Альтернативная медицина», девушка обвела глазами огромный стеллаж и нахмурилась. Глаза ее вскользь обегали книгу за книгой, пока наконец не задержались на большом фиолетовом томе. Наклонившись вперед вслед за мисс МакКэроу, я даже не пыталась скрыть волнение.

– Держите, – девушка протянула мне толстенную книжку. – Здесь вы найдете всё, что вам нужно.

– Спасибо, – искренне поблагодарила я библиотекаря и прижала книгу к груди, словно та была самым ценным сокровищем мира. Потом в крайнем нетерпении я дошла до самого дальнего угла зала, быстро нашла нужный мне раздел и склонилась над книгой, щуря глаза и разбирая мелкий шрифт напечатанных статей.

Когда по залу прокатился рёв «Осталось ПЯТЬ МИНУТ!», я с ужасом посмотрела на часы. Что-то было не так со стрелками – они показывали без пяти минут семь.

– Ох ты боже… – пораженно выдохнув, я в спешке захлопнула толстый том.

Черт меня подери! Я проторчала в библиотеке весь день – забыв о еде, об усталости, я глотала слово за словом, пока в моей голове не заплясала цельная, словно сшитая из разбросанных по всему миру лоскутков ткани, картинка.

Представляя, как взбесится мать на мое долгое отсутствие, я поспешно подбежала к стеллажу, наскоро всунула книгу на полку и, пожелав хорошего вечера заведующей, которая проводила меня недобрым взглядом (точь-в-точь взгляд моей матери днем ранее), я выбежала из сумрачной читальни, окунаясь в сумеречный вечер.

Я шла домой бодрым, уверенным шагом. Снова я вспоминала мужчину и меняющийся оттенок его глаз: сначала коричневый – теплый и уютный тон, потом светло-золотистый, словно прибрежный песок на рассвете, и наконец чистый, ярко-зеленый цвет. Твердо намереваясь разгадать эту загадку, я залпом выжала из огромного тома всю информацию об этом удивительном феномене. Прочитанные в тусклом свете библиотеки строки отпечатались у меня в голове и теперь вспышками мелькали перед глазами.

«Обладатели глаз-хамелеонов – люди вспыльчивые и импульсивные, они остро реагируют на переживания и чувства, а их настроение меняется так же часто, как и цвет их радужки», – говорилось в одной из прочитанных мною статье.

Однако был в той книжке один отрывок, который понравился мне больше всего. В нем говорилось об ученых-медиках, которые провели эксперимент и выяснили, что голубые или серые от природы глаза от злости могут чернеть, а карие глаза приобретают зеленый или янтарный оттенок, когда человека переполняет радость.

И хотя дома меня ожидал нагоняй от матери, моя душа пела. Я думала о Марке, о той минуте, когда я дала ему надежду на новую встречу, и о проблеске зелени, на одно мгновение озарившем его карие, так лихо поразившие меня в день нашего знакомства глаза.

Глава 9

На следующий день мать попросила меня сходить в аптеку за лекарством.

– А как же домашний арест? – спросила я, наигранно вздергивая брови и приподнимая плечи.

За вчерашнее «отвратительное, эгоистичное поведение» мать придумала для меня одно из излюбленных наказаний всех родителей – запереть родное дитя дома, лишив его общения, развлечений и свежего воздуха.

Какая оригинальность.

– Соф, ну хватит. Мне сегодня слишком плохо, чтобы выносить твои кривляния.

Она говорила сущую правду – про то, что ей было плохо. Ее всегда блестящие волосы были спутаны, кожа лица иссушилась и натянулась, как тетива, на бледном, выцветшем лице выступили капельки пота.

– Может, тебе лучше купить что-нибудь от лихорадки? Выглядишь ты откровенно паршиво.

– Это называется старость, Соф. От этого нет лекарства, – ответила мать, устало проводя ладонью по лицу.

Она прикрыла глаза и протянула мне несколько банкнот.

– Аспирина будет достаточно.

– Как скажешь, – я пожала плечами, взяла протянутые мне деньги и пошла одеваться.

Идя по шумной улице, я поймала себя на мысли, что подсознательно всматриваюсь в каждую черную машину, встречающуюся мне на пути. И всё бы ничего, только я уже один раз врезалась в старую даму – божий одуванчик, – обругавшую меня на чем свет стоит, и чуть было не растоптала маленького терьера, который, задорно виляя хвостом, путался у меня под ногами. У меня было смутное предчувствие, что сегодня я увижу Марка. Это чувство было ничем не подкреплено, однако оно переполняло мою душу, и потому я вглядывалась в лица прохожих почти с неудобным любопытством.

Я зашла в аптеку, где в наше современное время назойливые фармацевты пытаются втюхнуть что угодно, начиная от суперэффективного лекарства от подагры и заканчивая ультратонкими презервативами с банановым, апельсиновым и – о боже! – клубничным вкусами.

Чертовы извращенцы, бурчала я, стоя в огромной, вмещающей в себя чуть ли не весь квартал очереди. Нет, милочка, зря ты так стараешься и скалишь свои белые зубки – этому точно не нужны твои долбанные акции. Он наверняка и этим занимается вручную – и выходит дешевле, и по времени экономней. Выходя из аптеки, я в раздражении зарычала, в сердцах пнув лежащую на асфальте пустую банку из-под пива.

Ох, Соф, зачем столько безнадежной злости?..

Домой я шла в отвратительном настроении. Ни в огромной очереди, состоящей из пахнущих старостью стариков, ни на пешеходах или остановках Марка я так и не встретила. Зайдя в спальню к родителям, я, не говоря ни слова, швырнула сдачу и таблетки на стол, хлопнула дверью, отводя душу, и, пропуская мимо ушей материнское: «Софи, что с тобой?», закрылась у себя в спальне.

Около часа я просидела, скрестив руки на груди и хмуро наблюдая за переменами в погоде. Солнце по-прежнему освещало все закоулки нашего двора, но я, хорошенько приглядевшись, заметила у края горизонта фиолетовые тени. Я слишком хорошо знала здешний климат – надвигалась большая гроза, и где-то через три часа город будут заливать мощные, словно выпущенные под напором, потоки дождевой воды.

Когда я взяла в руки прочитанный до середины детектив и, пробежав глазами две страницы текста, осознала, что ни слова не понимаю, я решила пойти к морю. Быстро собравшись и даже не взглянув в большое, обрамленное в золотую раму зеркало, я вышла из комнаты. На улице заметно похолодало, и я натянула капюшон, поплотнее застегнув ветровку. Не глядя по сторонам, я пошла по знакомой тропе.

Море уже вспенилось не на шутку, оно бурлило крупными пузырями и было мутным, как если бы в закипающую воду сыпнули одну-другую щепотку соли. Наверное, балла четыре будет, подумала я, глядя на белые завитки волн. Дующий с запада ветер легко проник под мою одежду, лизнул выпирающие ребра и в одно мгновение покрыл всё тело ледяными мурашками.

Я уже собралась возвращаться домой – кто любит лежать в кровати с температурой, когда вокруг всё светло и зелено? – когда вдруг, присмотревшись, я увидела на берегу, примерно в 50 шагах, высокую фигуру. Замерев, я остановилась. Тот тихий голосок, который утверждал, что наши с Марком пути сегодня пересекутся, со всей горячностью убеждал меня не уходить с пляжа.

Я не заметила, как сделала шаг, другой. Вскоре я распознала в неясной тени мужские очертания. Волосы стоящего на берегу мужчины развевались на ветру, тонкая рубашка подчеркивала рельеф накаченных мышц. Я осторожно подошла ближе, завороженная тем, как же чертовски удачно темный силуэт этого крепкого, по-богатырски сложенного человека вписывается в тревожно-сумрачный фон чернеющего моря.

Ветер распушил мне волосы, под ногами захрустели осколки выкинутых морем ракушек: в этот момент мужчина заслышал шум и обернулся.

– Привет, – сказала я, неловко оттягивая задравшийся край куртки и чувствуя, как участилось дыхание.

– Софи, – медленно произнес Марк, обводя меня взглядом. – Вот мы и встретились снова.

Он чуть улыбнулся, но слишком быстро развернул от меня свое лицо, чтобы я смогла разглядеть выражение его глаз. Марк присел на песок и стал распутывать большую рыбацкую сеть, лежащую у его ног.

– Неужели ты сейчас пойдешь рыбачить? – удивилась я, наблюдая, как руки мужчины ловко перебирают крученные нити.

– Конечно, – улыбнулся мужчина, аккуратно складывая сеть. – А иначе зачем же я еще здесь торчу? – и он, крепко обхватив снасти, пошел в море.

Сумасшедший, подумала я, со смесью страха и восторга наблюдая за Марком. Море с каждой минутой становилось всё злее, горизонт побелел, словно его всласть посыпали сахарной пудрой, а ветер хлыстом бил по прямой горделивой спине, всё ближе и ближе приближающейся к краям взбудораженных волн.

Марк закатал брюки до колен, вошел в воду, размахнулся и, держа сеть против ветра, закинул путы в море. Он стоял в море один, неприступный, словно нерушимая стена; было видно, что ему нипочем ни шторм, ни ураган, ни буря. Не прошло и десяти минут, как мужчина вернулся на берег, в перекинутой через плечо сети барахтались комки чего-то черного и пятнистого.

– Много словил? – спросила я, заглядывая ему за плечо.

Мужчина улыбнулся.

– Сама посуди.

Марк бросил сеть наземь, я подошла ближе и изумленно вскрикнула. На дне сети, вперемешку с серыми лентами водорослей, копошились две маленькие черепашки.

– Я думала, ты ловил рыбу… – пораженно сказала я, смотря на ровные, абсолютно гладкие панцирные щитки малюток.

– Рыбу… – мужчина хмыкнул. – Смотри.

Он присел рядом с уловом, достал одну из черепашек и смахнул с нее следы подводного мира. Видимо, без боя не обошлось – я заметила на руках Марка свежие ссадины.

– Это ридлея, вымирающий вид, – сказал Марк, крутя черепашку вокруг оси. – Вопреки распространенному мнению, морские черепахи очень шустрые, это чудо, что мне удалось поймать этих двух.

– И что ты с ними будешь делать? – спросила я, не отрывая взгляда от мужчины: он с нежностью поглаживал узорчатый панцирь рептилии.

– Есть у меня одна идея, – ответил Марк и в мгновение ока резким движением сжал шею черепахи. Я услышала громкий хруст – сломанная черепашья головка обмякла, глаза малютки приняли мертвый, отрешенный вид. Инстинктивно я отпрянула назад. В живот будто влили что-то холодное, к горлу подкатила тошнота.

– Зачем ты это сделал? – вскричала я, смотря на мертвое изломанное тельце.

– Зачем? – переспросил Марк, недоуменно хмуря брови. – Ты что же, думала, я ловил их просто так, ради забавы?

Он усмехнулся, и, качая головой, снова опустил руку в сетку. Там, в одиночестве, доживала свой век еще одна черепашка. Непроизвольно я сделала шаг назад. Во рту вдруг стало кисло, мне захотелось отойти еще дальше.

Свинцовые облака повисли над нами, ветер беспощадно гнал исполинские волны и косяк замерших в полете альбатросов, которые, словно подвешенные за невидимые нити марионетки, взад-вперед качались над вспенившейся водой. Начал накрапывать дождь. Я отвернулась и что было сил стала вслушиваться в шум моря, стараясь не обращать внимания на мельтешения слева. Несмотря на все усилия, я отчетливо слышала доносящиеся за моей спиной хрустящие звуки, напоминающие треск горящих в огне поленьев.

– Я пойду, – сказала я через какое-то время, не глядя на Марка.

– Эй, – мужчина поднял глаза. – Ты чего?

– Погода ухудшилась, – ответила я, сжав зубы и чувствуя, как от напряжения скул сдавило виски.

Марк встал с песка и подошел ко мне.

– Все дело в них? – спросил он, указывая на бесформенную груду останков.

Я ничего не ответила, только отвернулась, плотнее зарываясь в куртку.

– Соф, ну Соф…

Марк сжал мои плечи, развернул к себе и заставил посмотреть на него.

– Мы же не будем ссориться из-за такого пустяка?

Фыркнув, я пожала плечами, исподлобья глядя на молодого человека.

– Ну пожалуйста, Соф, ну прости меня! – взмолился Марк, неожиданно опуская колени на потемневший песок. Сложив руки перед грудью, он посмотрел на меня умоляющим взглядом. – Я поступил дурно, скверно, просто отвратительно… Как мне вымолить у тебя прощение?

Сквозь невольно вырвавшийся из горла смех я сказала мужчине, что только горячий ужин сможет загладить его вину. Услышав от меня такие слова, Марк немедленно поднялся с колен и, лукаво улыбаясь, сказал:

– Договорились. Как насчет того, чтобы попробовать деликатес? Черепаховый суп, например?.. Эй!

Он еле успел отскочить: я запустила в него большущую горсть грязного песка.

– Будешь так шутить и прощение тебе придется просить еще не один год, – пригрозила я ему, впрочем, уже не злясь.

– У, злюка… – Марк усмехнулся. – А суп из черепахового мясо, между прочем, очень вкусный и питательный.

– Прекрати!

– Нет, ну ты только представь: болгарский перчик добавляем в тушеное с помидорами мясо, посыпаем молотым перцем и паприкой и…

– И хватит на этом, – со смешком перебила его я, отвлекая мужчину от

его кулинарных фантазий. – Давай лучше выдвигаться.

Марк вытер с лица мелкие дождевые капли и, с несколько озадаченным видом оглядывая горизонт, согласился покинуть поле боя.

– Идем, – мужчина живо собрал с песка свою добычу, закинул сети на плечо, и мы зашагали по пляжу, уклоняясь от хлесткого ветра, бившего нас в спины.

– Ну что, Соф, – сказал Марк, когда мы поднялись на вершину холма, – едем ко мне?

– Что? – моя правая нога зависла в воздухе, так и не ступив на землю.

– Я задолжал тебе ужин, пора исправляться, – пояснил мужчина с улыбкой. – Здесь совсем недалеко, на Ленточной улице…

– Э, нет, – засмеялась я, стараясь скрыть охвативший мои щеки жар. – Как-нибудь в другой раз. Давай лучше сходим куда-нибудь.

– Как скажешь, – пожал плечами мужчина. На его губах заиграла загадочная улыбка.

Когда мы подошли к BMW, чудившемуся мне сегодня на каждом шагу, я подумала, что всё это мне снится. Слишком это было нереально, слишком невозможно… Сон? Да, можно сказать и так. В ту минуту, как и в последующие за ней, я крепко-крепко спала, убаюканная чарами молодого человека.

Марк открыл багажник, закинул туда Главный Ингредиент Деликатесного Супа, взял из салона черное портмоне, и мы двинулись вверх по улице – дрожа и то и дело поскальзываясь на блестящем асфальте.

Дождь уже лил вовсю, темные волосы Марка прилипли к его высокому лбу, он, как и я, весь промок, однако его пальцы твердой хваткой держали мою дрожащую руку. Когда он сплел наши пальцы вместе, я несколько опешила, но возражать не стала: его жгучая, словно обожженная раскаленными углями, рука согревала меня, и это было приятно. Проходя самый популярный в городе паб, около которого, несмотря на непогоду, толпилась куча развеселых мужчин, я заметила, что рука Марка слегка напряглась. Опустив глаза, я постаралась сделаться как можно незаметней и пройти это место как можно быстрее. Увы – мои желания не совпали с желаниями подвыпивших завсегдатаев пивной.

– Эй, рыжая! Давай к нам, под нашим крылышком потеплее будет! – крикнул один бородатый кутила. Его дружки, салютуя нам бутылками пива, плотоядно заржали.

– Да! Бросай своего патлача и иди к нам, уж мы-то тебя и согреем, и приголубим, – загоготал другой голос.

Я ничего им не ответила, но чувствовала, что Марк напряжен, как дюжина накаленных струн, и что его негодование очень скоро может с силой, нисколько не сравненной с силой воющего ветра, обрушиться на пьяных зазывал. Я стиснула руку мужчины и, заслонив от его лица улюлюкающую компанию, быстро повела его вверх по улице. Только когда мы прошли два квартала, оставив позади себя разгулявшуюся компашку, Марк расслабил хватку, чуть разжав мои согретые его теплом пальцы.

На пути нам встречались и другие пабы, но практически во всех них сквозь мутные, запотевшие стекла виднелись многочисленные тени людей, пришедших согреться за кружкой грога в этот холодный дождливый вечер. Наконец я заметила в тени кустов, гнущихся к земле под порывами ветра, маленькое кафе «Тет-а-тет». Светящееся теплым светом заведение показалось мне раем после промозглого холода улиц (хотя, думаю, в ту минуту я была бы рада и хлеву).

Кафе было небольшим, но очень уютным. Мы прошли к столику, стоящему в дальнем углу, сели друг против друга и стали изучать скромное меню.

– Суп-пюре и Шепардский пирог, пожалуйста, – заказала я подошедшему официанту.

Парень был еще школьником, на вид лет шестнадцать, его скобы на зубах забавно контрастировали с черной бабочкой, повязанной вокруг его шеи.

– …и пирог, записал. – Он старательно водил ручкой по блокноту. – Что-нибудь из напитков?

– Да. Ирландский кофе… И постарайтесь принести его горячим.

– Ну конечно, – пацанёнок улыбнулся своей юношеской улыбкой и заверил меня, что лучшего кофе в Лаундервиле я больше нигде не найду.

Я хмыкнула, качая головой и ловя улыбающийся взгляд сидящего напротив меня молодого человека. Ох уж эти самонадеянные ирландские школьники!

– А вы что будете? – обратился парень к Марку.

– То же, что и эта очаровательная девушка, – сказал мужчина, кивком указывая на меня.

Я смутилась, а паренек, быстро взглянув на меня и тут же покраснев от выжидающего, иронично-насмешливого взгляда Марка, пробормотал:

– О… Да, конечно. Будет сделано, – он развернулся на каблуках и поспешил удалиться. Я заметила, что Марк проводил его долгим взглядом.

Людей в кафе «Тет-а-тет» было немного – кроме нас, в двух столиках от нашего, ворковала влюбленная пара да в углу худой мужчина в потрепанном костюме уплетал большого омара. Лилась мелодичная музыка, и я, слава тебе господи, начинала чувствовать кончики замерзших пальцев на руках.

Вскоре принесли разложенный по чашкам суп-пюре, и я с большим удовольствием принялась за нежный картофель. Вытирая губы салфеткой, я рассказывала Марку о своей семье, о взаимоотношениях с матерью и о том, как сильно я скучаю по сестре. Мы пробовали пирог, и Марк узнавал о моих увлечениях, о магазинчике «Счастье рядом», спрашивал, нравится ли мне там работать.

– Не могу сказать, что я ее ненавижу, эту работу, но иногда… иногда я просто хочу всё послать к чертям, – честно ответила я.

– Понимаю… – прищурившись, он смотрел, как стекает серыми каплями дождь за окном.

Когда мы пили кофе, от которого валил горячий пар (пацаненок не покривил душой – кофе был очень добротный и обжигал мне горло получше эля), я рассказала Марку о своих планах и обмолвилась о том, как было бы чудесно съездить к сестре в Крослин. На этих словах молодой человек дернулся, мышцы под тонкой тканью взгорбились, напружинились, и сам он как-то подобрался, словно почувствовал нависающую над ним угрозу. Его карие глаза потемнели, стали почти черными.

– Что с тобой? – спросила я, наклоняясь к мужчине.

– Все в порядке, – моментально ответил Марк, будто я застигла его врасплох за чем-то тайным и неприличным. – Просто неприятные воспоминания, не бери в голову.

Я кивнула, благоразумно решив не бередить прошлое. Но кто же знал, что оно само, даже если его не трогать, даст о себе знать?!

Вскоре мы встали из-за стола, Марк расплатился, оставив официанту щедрые чаевые, и мы вышли на улицу. Дождь слегка поутих – только ветер неистовал с еще большей силой, в кромешном мраке растворяя листья ольхи, зонтики случайных прохожих, затаенную печаль рабочих и алкогольный дурман, сочащийся из каждого запотевшего паба.

Наступая на лужи, мы побежали к машине. Запрыгнув в BMW, Марк первым делом включил кондиционер, и я подумала о том, как было бы хорошо, если бы в отцовскую хонду тоже была бы встроена такая система. Закрыв глаза от удовольствия, я подставила руки под горячие струи воздуха, чувствуя далекий знакомый запах. В салоне вкусно пахло пряностями, и это напомнило мне о временах, когда мы всей семьей готовили слоеные пироги и посыпали их корицей и ванилью.

– Надеюсь, ты не против, если я довезу тебя до дома? – спросил Марк, застегивая ремень.

– Ну… – протянула я, словно бы задумываясь, – выбирая между шквалистым ветром, проливным дождем и теплым салоном автомобиля, я, пожалуй, остановлюсь на последнем.

Мужчина усмехнулся, и через несколько минут мы уже мчались по дороге, рассекая влажный весенний воздух.

Когда машина остановилась напротив моего дома, я – разнеженная, мучительно сонная, сидела, обмякнув в кресле.

– Приехали, – сказал Марк, глуша мотор.

– Так скоро… – я протерла глаза и посмотрела на молодого человека. Он выглядел напряженным: его выдавали барабанящие по рулю руки и взгляд, которым он в упор смотрел на меня.

Жаль, что завтра уже понедельник.

– Останься ненадолго, – вдруг попросил меня Марк.

Я медленно повернулась к нему.

– Уже поздно, мать наверняка…

– Это не займет много времени, – не дал мне договорить мужчина.

– Ну хорошо… только пять минут – не больше, – согласилась я, гадая, что же он хочет мне сказать.

– Я буду очень краток, – сказал мужчина, смотря мне прямо в глаза. – Мне нравится проводить с тобой время, Софи Майер. Меня забавляет твоя беззаботность и некоторая наивность, – он усмехнулся. – Ты удивительная девушка, Соф, и я бы хотел продолжить наше знакомство не откладывая до выходных.

Затаив дыхание, я молча смотрела на стекающие со стекла капли. Руки у меня покрылись жарким потом, и я не смела пошевелиться.

– Я… – Марк запнулся. – Я надеюсь, ты тоже этого хочешь и молчишь сейчас только потому, что не ожидала от меня этих слов.

Я встрепенулась – ну конечно же, я этого хотела!

– Мм… мне тоже нравится с тобой общаться, – сказала я, краснея. – Но встретиться до субботы у нас не получится.

– Из-за работы? – спросил Марк, и я кивнула – из-за работы.

– Ты можешь взять завтра выходной, – просто сказал мужчина.

– Нет, не могу, – я покачала головой: вряд ли начальство обрадуется, если узнает, что я собралась и на этой неделе валять дурака.

– Слушай… – замялся мужчина. – Если дело в деньгах, я могу помочь. В этом нет ничего зазорного, ты только скажи.

– Что?

– Я могу помочь, – повторил Марк, выразительно кивая на прислонившееся к дверце черное портмоне.

– Ох, нет, не нужно, – быстро сказала я, чувствуя, как мучительно краснеют уши.

– Не стоит стесняться, Соф. В этой жизни без денег никуда.

– Мне правда не нужна помощь, – сказала я, ощущая себя бедной родственницей. – Я только хочу доработать этот месяц и всё, понимаешь? У меня такие планы.

– Ах, значит, планы?

– Ага.

– Тогда тебе срочно нужно их пересмотреть. Скажем, как насчет того, чтобы поехать завтра днем на пикник?

Я замолчала, закусив губу.

Откровенно говоря, ты можешь позвонить на работу и сказать, что еще не выздоровела. То есть выздоровела недостаточно для того, чтобы стоять за кассой девять часов.

– Ну так что ты решила? Возьмем покрывало, игральные карты, я приготовлю что-нибудь вкусненькое. Ты любишь черничный пирог?

– Люблю, – сказала я, отвечая на улыбку.

– Мы будем слушать пение птиц, есть сливочное печенье с изюмом и считать взмывающих в небо стрекоз, если захочешь. Ну же, Соф, – Марк шутливо потрепал мою руку. – Соглашайся.

– Ладно, ладно, уговорил, – сдалась я под его взглядом.

– Так и знал, что ты не устоишь, – мужчина, самодовольно ухмыляясь, разрезал воздух кулаком.

– Эй, не зазнавайся, – я сморщила нос, – ты тут ни при чем. Мы оба знаем, что я согласилась исключительно из-за пирога.

Он засмеялся, и я тоже не смогла сдержать улыбки.

– Тогда завтра, к двум часам я буду у твоего дома, – все еще посмеиваясь, подытожил Марк.

– Да, только подъезжай к тем воротам, что за домом, рядом с садом.

– Без проблем.

Я отстегнула ремень, хотела было попрощаться, мельком взглянула на Марка и… не смогла отвести взгляда. Что-то изменилось в выражении его лица, что-то очень хрупкое, неуловимое, но я все же заметила это – будто передо мной появился совершенно другой человек. Сама того не ожидая, следуя какому-то безрассудному мимолетному порыву, я стала медленно приближаться к сидящему напротив меня мужчине. Внутри у меня что-то задрожало, когда я увидела, что Марк чувствует то же самое, что им, как и мною, завладела какая-то невидимая сила, притягивающая нас все ближе и ближе друг к другу. Для меня волнение в тот вечер было естественным, ведь я никогда прежде не целовалась… но почему же у него так же дрожали руки и лихорадочно горели глаза?

Мое дыхание сбилось, а во рту сделалось очень сухо. Я могла разглядеть его черные ресницы, на которых еще недавно блестели бисеринки дождя, и почувствовать исходивший от его влажных волос запах, к привычным ноткам которого примешалась объятая дождем озоновая дымка. Я облизнула пересохшие губы, и его глаза напряженно проследили за этим движением, еще больше вгоняя меня в краску.

Мы всё приближались друг к другу. С каждой секундой я видела всё больше черточек и штрихов на его лице; завороженная тяготением, которое, словно ток, пронзило наши тела, я была не в силах прервать зрительный контакт.

Когда наши губы стало разделять пару дюймов, я, неуверенная, что нужно делать дальше, прикрыла глаза и, замерев, с трепетом застыла в ожидании. Шли секунды, я слышала его судорожное дыхание совсем рядом, вдыхала его будоражащий кровь запах, но на этом всё. Ни жарких объятий, ни горячего шепота, ни томной неги по всему телу. Догадавшись, что я сглупила, я чуть приоткрыла губы и затаила дыхание, ожидая через пару мгновений почувствовать привкус табака на своих губах.

По-прежнему ничего.

Тогда я совсем едва-едва раскрыла глаза и сквозь ресницы разглядела лицо Марка, которое было значительно дальше, чем я себе представляла. Мужчина был очень бледен – только его глаза горели темным, опасным огнем.