Текст книги "Забирая ее (СИ)"

Автор книги: Виолетта Роман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Вы понимаете, что заставляете меня сделать? – подбородок дрожал. Я молила их взглядом отпустить меня. Я просто хотела домой, к нему. Я бы прижалась к его твердому телу и ни за что бы не позволила такому случится!

– Его люди убьют меня… Я предам их, они сядут. Вы знаете, что такие как Заур делают с предателями?

– Знаю, Самира, – кивнул следователь послушно. – Но тебе не о чем беспокоится. Мы предоставим защиту. Другой город, другое имя, спокойная жизнь.

Дима берет меня за руки, заставляя посмотреть в его глаза.

– Ты должна решиться… – в его голосе твердость. И это совсем не присуще ему.

– Когда я шел на встречу с тобой, у меня была одна цель. Спасти тебя. Заур – психически нездоров, и никто не может тебе обещать, что с ним будет завтра. Будешь ли ты жива или нет? Но когда я узнал о беременности, я понял, как вовремя нашел тебя! Ты понимаешь, что теперь ты должна думать даже не о себе?! Что теперь жизнь крохи в твоих руках. Какой жизни ты хочешь для собственного ребенка?

Я хочу счастливой жизни! Я хочу жизнь с ним! Рядом, чтобы и дальше в глаза его черные смотреть и читать в них нежность. Я отступаю от Димы. Не хочу, чтобы он трогал меня, не хочу чтобы касался. Шестаков хочет все разрушить, он хочет сделать ему больно, а я не хочу, чтобы Зу было больно!

Моя спина упирается в холодную стену – больше некуда бежать. Эти двое так хладнокровно пытаются заставить меня предать любимого человека! Лишить его радости узнать о ребенке! Быть с ним, воспитывать его и заботиться! Он хотят лишить его свободы, они хотят сломать его! А он и так чертовски много настрадался! Всю свою жизнь Заур собирает себя по кускам, и когда только-только этот пазл стал складываться, когда межу нами перестала существовать боль и недосказанность, они хотят разрушить это все!

Зу. Мой сильный, мой израненный зверь. Как я могу предать глаза, с такой нежностью смотрящие на меня этой ночью?! Как я могу обречь его жизнь на ад, после того, как он закрыл меня собой от пуль?! После того, сколько счастья дали мне его руки?!

В груди все пылает огнем. Меня душит огромный ком и я прикрываю лицо ладонями, потому что из глаз уже вовсю льются слезы. Мне больно, мама! Мне так больно! Потому что стоит мне закрыть глаза, я снова вижу фотографию убитого Шестакова. Сколько?! Сколько будет еще жертв, Зу?! Сколько будет загубленных жизней и крови на твоих руках?!

«Я не могу обещать того, чего не выполню» – его недавние слова всплывают в мозгу. А ведь так и есть! Я люблю убийцу, и он ведь этого не скрывает! Он не стал обещать мне тогда, у озера, что не тронет Шестакова! А я… я просто по-другому поняла его слова.

Спокойствие последних дней – лишь передышка. У него ведь не дрогнет рука… не дрогнет.

Отец. Я ненавижу его, он заслуживал смерти! Но сейчас перед глазами я снова вижу происходящее в родительском доме! Я вижу то, как сосредоточен и собран Заур, направляя пистолет в голову Мустафе. Я вижу дикий, панический ужас в глазах последнего. На губах Заура кривая улыбка. Он наслаждается моментом. Моментом, пока ни в чем не повинная девушка, жена Мустафы кричит, умоляя не трогать ее мужа. Пока кричит малыш, прижимаясь ко мне. А потом собственный истошный вопль, когда лицо моего отца превращается в месиво от такого количества пуль, пущенных в него. От того, как кровь ярким фонтаном орашает стену, а глаза отца вдруг становятся пустыми…

Кто видел смерть – никогда не сотрет из памяти ее отвратительный лик. Он будет отправлять, возвращаться, насилуя память словно омерзительный червь.

Я видела смерть отца. И мне никогда не отмыться…

Я кричу. Дима тянется ко мне, но я отпихиваю его.

– Не надо, ей нужно поплакать, – тормозит его следователь, пока я сгибаюсь от этой агонии, которой меня вот-вот начнет рвать.

Он ведь всегда был монстром! С первого дня тот, кого я любила хотел лишь мести! Я была его планом, я была частью спектакля, который придумал его воспаленный жаждой мести мозг.

Это по его заданию меня украли ночью у клуба и привезли на тот аукцион. Он подстроил абсолютно все! Он играл мной, манипулировал! Он удерживал меня насильно, а потом заставил бежать… Он давал мне мнимую свободу, а потом снова отбирал ее, натягивая невидимый ошейник.

Я всегда была его игрушкой… и он бы убил меня. В тот день я должна была погибнуть вместе с отцом. Но Зу полюбил свою игрушку, он не смог расстаться с ней!

Была ли это любовь? Была… Грязная, исковерканная, такая, какой способно любить его сердце. Только даже эта любовь не смогла остановить его.

Смотрю на свои руки… бледные, дрожат. И вдруг понимаю все так четко и отвратительно ясно. И меня мутит от этой картины…

Если бы он отказался от мести! Если бы он, полюбив меня, не делал того, что сотворил! Все было бы под другому! У нас был бы шанс, у меня был бы шанс любить и быть рядом!

Я вспоминаю Стаса… Когда-то своего одногруппника я считала монстром. Я желала ему смерти, а когда Заур связал его и привез в лес, он спросил. Что я хочу сделать с ним? Он обещал выполнить мою просьбу. И я попросила его не убивать. Но Заур ведь не сдержал и это слово…

Как много раз он не сдерживал своих обещаний! Когда обещал не мешать жить, когда говорил, что отпустил меня… вернулся ведь! То, с каким упоением он ломал руку Димке, сколько гнева в тот момент было в его глазах! И если бы меня не было рядом, если бы он не переключил внимание на меня, он бы убил его… уверенна, что убил.

Перед глазами его полный ярости и презрения взгляд. Слова «шлюха», «тварь». Он таскал меня за волосы, он запер меня в своем доме и брал каждую ночь! Он ломал меня, даже не выслушав!

И тогда, у моста… я ведь готова была! Я бы сделала это, столько боли он мне принес!

А я ведь все равно люблю… И малыша ношу под сердцем от него! Я глупая, я дура, но я так хочу! До сих пор хочу, чтобы он изменился и мы построили счастье. Вместе. Бок о бок. Я хочу, чтобы малыш любил своего отца, я хочу, чтобы Зу был рядом с нами!

Но правда так уродлива… Сколько еще жизней заберет Заур? Игорь, мать Димы, кто еще? Сам Шестаков-младший? Сколько я буду закрывать глаза и делать вид, словно меня это не волнует? Разве я смогу спокойно спать после всего того, что знаю?

Мне казалось, я умираю. Отрываю из груди кусок и отдаю им. Я стояла и рыдала навзрыд, а два взрослых мужчины ждали от меня невозможного. Я накрыла ладонью еще плоский живот.

Мой ребенок… Дима ведь прав. Я должна думать о малыше. Внутри меня все горит, я плачу, они расплываются перед глазами.

– Могу я подумать?

– Нет, – хмурится следователь. – Сделка будет завтра. Вы должны нам все рассказать.

– Расскажу и что дальше? Я вернусь в дом? Вы думаете, я смогу смотреть ему в глаза после всего что произошло?

– Вы больше не вернетесь туда. Я отвезу вас в гостиницу, – следователь протягивает мне бумаги. Тянусь к ним дрожащими руками. Буквы расплываются. На самом верх лежит паспорт. Открываю его и застываю в удивлении. Моя фото и чужие данные.

– Завтра днем вы уедите. На ваш банковский счет будет переведена сумма. На первый год хватит, там нужно будет что-то думать..

– Я помогу… – перебивает его Дима. – Я переведусь в тот город где будешь ты… Я не прошу тебя жить со мной или что-то такое, но ты родная мне, Сами, и я хочу заботиться о тебе и малыше. Врачи нужны везде, уверен, я смогу найти место… только бы маму найти…

Моя душа кричит от боли. Но я знаю, что будет еще хуже. Я совсем не готова, я даже не простилась с ним… И я знаю, что буду ненавидеть себя за следующие слова. Я буду жалеть о них, мечтая отмотать время вспять. Но эта история не имеет шанса на хороший финал.

– Я знаю, где склад… – голос сиплый, глохнет. Я не смотрю на них, ненавижу их обоих, за то, что перед выбором ставят.

– Только пообещайте не убивать никого… не прощу себе, если что-то с ними случится…

Глава 27

Я предательница. Я последняя тварь на этой земле. И мне не найти прощения, ни у кого его не найти.

Внутри меня была воронка. В самой груди. И она засасывала, она терзала, не давая ни спать, ни есть. Я искала спасения, а получила только боль.

С того момента, как я вышла из черного входа больницы и села в инормарку вместе с Димой, моя жизнь превратилась в кошмар.

Прошло две недели с моего предательства, и с каждым днем эта боль становится только сильней.

Я нахожусь в полном вакууме. Ни одной новости, ни словечка о нем. Я не знаю совершенно ничего, кроме того, что он жив. И за эту мысль я цепляюсь как за спасение. Но я знаю, что больше видеть его нельзя. Он знает, кто его предал. И если выберется из тюрьмы, придет для того, чтобы отнять у меня жизнь. Таковы правила в его мире.

Рядом со мной Дима. Как и обещал следователь, он помог нам с Шестаковым уехать из города. Мы недалеко забрались. Всего пару пятьсот километров от города. Я не смогла уехать дальше. С каждой пройденной милей мне казалось, что открывают частичку меня. По кусочку, по дюйму кто-то рвет меня, уничтожает.

Заур. Стоило мне закрыть глаза и я видела его лицо. Его глаза и улыбку. И его руки на мне. Он принес мне много боли, но то, как поступила я… этому нет оправдания. Это убивает меня.

Монитор пикнул. Мужчина в белом халате взял из стопки салфетку и протянул ее мне, убирая в сторону датчик.

– Все в порядке. Ни тонуса, ни отслойки. Сердцебиение четкое.

Прикрыла глаза, выдыхая. Если что-то с ним случится, я себе этого просто не прошу. Поднялась с кушетки и принялась одеваться.

– Фолиевую кислоту принимаете? – произнес док, делая записи на бумаге.

– Да.

– Хорошо. До двенадцати недель обязательно пейте. Жду вас на следующий скрининг, – он протянул мне результаты Узи и улыбнулся.

Как только вышла в коридор, Димка тут же подскочил с кресла.

– Ну как!

– Все в порядке.

Не посмотрев на него, направилась на выход. Я знаю, что поступаю с ним плохо, и не должна так думать. Но с того самого дня, я не хочу его видеть рядом. Никого не хочу видеть.

Мы вышли на улицу, небо было темным и серым. Воздух стал таким густым, дышалось с трудом. Хотя, для меня это состояние вовсе не в новинку. Казалось, что моя жизнь остановилась. И от полного разрушения меня сдерживал только малыш.

– Кушать хочешь?

Я покачала головой. Мы сели в подъехавшее такси. Чувствовала на себе взгляд Димки всю дорогу.

– Мне сегодня нужно вернуть в город. Нужно продлить больничный и сходить к следователю. Что-то за эти дни ни звонка, ни сообщения. Хотел узнать насчет мамы…

Я повернулась к нему. Видела в каком волнении он был. И мне стало стыдно. Ему ведь тоже не сладко, а я все о себе да о себе.

– Конечно, езжай, Дим. Только прошу, будь острожен..

Он кивнул.

– Новостей не знаешь? На счет… – язык не поворачивается произнести его имя. Кажется, будто не имею даже на это права.

– Нет, милая. Ничего… может там что узнаю..

Я киваю. Прикрываю глаза, чувствуя жуткую усталость.

– Сами. Ты точно будешь в порядке?

А я смеюсь горько.

– Что со мной может произойти, Дим? Что может быть хуже того, чтоб уже было?

* * *

Я это почувствовала… за два дня до. Воронка стала сильней, руки начали дрожать. Ничего кроме ромашкого чая Димка не разрешал. Но и он больше не успокаивал.

Шестаков должен вернуться завтра. А сегодня мне стало совсем невыносимо. Всю ночь снился Зу. Он сидел в луже крови и смотрел на меня недоуменно. Его губы двигались, он пытался мне что-то сказать, но кроме хрипов из них ничего не выходило.

Я начала кричать. Потому что его голос звучал в моей голове. Доносился будто изнутри.

«За что, Сами?» «За, что?!».

* * *

Я не могла находится дома. За окнами уже смеркалось. Скоро вернется ночь, и я боялась ее. После предыдущей, пол дня отходила. Моталась по городу, бесцельно гуляя в парках. Только бы на возвращаться в квартиру в одиночестве.

По дороге увидела небольшой бар. Знаю, пить не буду, но уверена, что там будет много людей. Шум, гомон, музыка и смех – вот чем хочу окружить себя хотя бы на пару часов. Притвориться, что я являюсь частью этого мира. Притвориться, что у меня есть хоть кто-то…

Когда заходила в бар, краем глаза зацепила машину. Мне показалось, или несколько кварталов она следовала за мной? В груди промелькнуло волнение, но оно быстро ушло.

Заказала у бармена апельсиновый фреш. В зале было немного людей. Всего пара компаний. По телевизору показывали какой-то рок концерт.

Бармен поставил передо мной бокал. Сделала пару глотков – прохладная кисло-сладкая жидкость приятно растеклась по животу. Из-за токсикоза пью только его. Остальное не лезет.

Прислушалась к себе – тишина. За две недели впервые не было ни волнения, ни тревоги, ни сжирающего чувства вины. А когда обернулась, увидела как в помещение входит он.

Это происходит быстрей, чем успеваю осознать. Отворачиваюсь. Пару секунд уходит на осознание реальности. А потом я начинаю смеяться. Закрываю руками лицо, сотрясаясь всем телом от безудержного смеха.

И я не могу сказать, от чего я смеюсь. От счастья?! Понимание того, что он жив, и он на свободе сбрасывает огромный груз вины с моих плеч. Или во всем виновата истерика?! Он ведь снова нашел меня. По другому и не могло быть…

Я вижу, как его люди входят в помещение бара, как все присутствующие гости выбегают на улицу, в панике бросаются в россыпную. Заур всегда мог навести ужас, а сейчас он был зол как никогда.

Я даже не дергаюсь. Делаю глоток фреша, думая о том, что это последний напиток в моей жизни.

Он за моей спиной. Я чувствую его. Страх сковывает каждый сантиметр тела. К горлу подступает тошнота, а пульс выдает под сто сорок. Его жесткая рука давит на мое плечо. Зу буквально скидывает меня с барного стула на пол.

Заур возвышался надо мной огромной, устрашающей скалой. Его глаза смотрели на меня с жесткостью. Губы сжаты в тонкую линию, брови насуплены. Когда-то я надышаться не могла на него. Смотрела в глаза его карие и жизнь в них свою видела. Целовала каждый сантиметр его смуглой кожи, с ума сходила от его рук грубых. А теперь мы враги. Тех, кого не щадят, кого не берут в плен, а уничтожают, не моргнув глазом.

Он направляет на меня пистолет. А мне жаль. Видит Бог, я не хотела так поступать с ним, несмотря на все, что Заур сделал. Но выбора не было.

Я тянусь к нему, чувствую, как по гортани поднимается желчь. Я хочу просто коснуться его. Я хочу, чтобы последнее воспоминание, которое напечатлится в моем потухшем взгляде – был его образ. Даже убив меня, он не избавиться от моих чувств, как и от своих. Заур заблуждается, решив, что можно вот так решить все проблемы.

– Я верил тебе, верил в тебя, с*ка… – его голос дрожит. В нем боль. И разочарование. Но я не хочу тратить последние секунды на разговоры. Их и так было слишком много.

Я тянусь к нему. Зу брезгливо откидывает мою руку в сторону.

– Не трогай меня! – рычит, упираясь дулом пистолета в мой лоб.

– Ты сломала. Ты все испортила… – цедит сквозь зубы.

Я знаю, что ему больно, знаю, что у такого как Зу с предателями разговор короткий, кем бы этот предатель ни был.

– Я всегда тебя любила… – мои губы кривит горькая улыбка. – Но наша любовь неправильная. Грязная, порочная, убогая, Зу. Она началась с грязи и лжи, и закончилась также постыдно…

Мои слова ранят его, я знаю. Он кривится, будто от удара. Я знаю, любимый. Но это правда. И мы ничего не сделаем с ней. Слишком много ошибок совершенно нами двумя. Слишком много боли.

Всегда холодный, расчётливый взгляд вдруг становится потухшим. Он сбрасывает броню, показывает мне свою боль. Заур, тот, кто был самым главным моим страхом, тот, кто был в моих глазах непобедимым, самым сильным и жестоким сейчас загибается от боли. Я вижу его мальчиком. Потерянным, лишенным отца. Мальчишкой, который всю жизнь вгрызался в эту жизнь. Озлобленный, недолюбленный ребенок, превратившийся в безжалостного взрослого бандита. Я знаю, как бы сильно он ни любил меня – мне не жить. Заур убьет меня, и рука его не дрогнет.

– Для тебя всегда было грязным, все, что связано со мной… – в его голосе обида. Он ошибается. Он так ничего и не понял. Но мне не достучаться до него.

– Все к твоим ногам, Самира. Все было всегда для тебя.

Между нами настоящая бездна, и чтобы я сейчас ни сказала, он не услышит меня.

Он стоит надо мной. Его высокие сильные ноги широко расставлены. Его тело напряжено – он настоящий убийца. Сосредоточение силы и безжалостности. Сколько боли он мне принес, сколько раз я рыдала, захлебываясь слезами, ненавидя его всем сердцем. И в то же время люблю его. Несмотря ни на что, с наставленным в мое лицо пистолетом, понимая, что погибну от его рук – все равно люблю.

– Ты не оставила мне выбора, Сами. Все могло быть по-другому. – он взводит курок.

Я хочу ему сказать, я хочу крикнуть, что не могло быть по-другому! С самого первого дня он приносил мне только боль! С первой минуты знакомства он пытался сделать мне плохо. А теперь он говорит, что могло быть по-другому? Что за чертово лицемерие?! И ведь не могу. Не смотря ни на что, не могу перестать любить это чудовище.

Он кривится. Вижу, как скатывается слеза по его жесткому лицу. Палец на курке. Все, это конец. Освобождение. Я устала. Так дико устала за эти годы. Он измучил меня. До встречи с ним, я думала, что знаю, что такое боль, я думала, что видела в лицо чудовищ и научилась с ними бороться. Но, как оказалось, я ничего не знала о них. Только с его приходом начался настоящий ад.

Я чувствую, что пистолет больше не упирается в мой лоб. Инстинктивно прикрываю ладонью живот.

Распахнув глаза, смотрю на него. Подбородок Зу дрожит. Он вдруг опускается рядом со мной. Огромный, страшный монстр стоит на коленях… Хватает пистолет за ствол и передает рукоятью вперед. И в глаза мои смотрит взглядом затравленного зверя.

– Не могу, – хрипло, на выдохе. – Лучше ты. Давай уже покончим с этим.

Я смотрю на него невидящим взглядом. Смотрю и подыхаю.

А разве я могу? Разве могу убить того, чья частичка под сердцем? Того, кто сердце мое изранил, кто и есть – мое сердце. Но он ведь не выслушает даже.

– Заур, – за спиной появляется Алан.

Зу осекает его взглядом.

– Выслушай ее. Просто пару минут. А там решишь.

А разве есть смысл что-либо говорить? Разве он поверит? Разве сможет когда-то стать добрым и понимающим? Слушать, а не рубить с плеча. Я устала от всего, я хочу тишины и спокойствия. Я хочу выносить здорового малыша и растить его вдали от всей этой грязи и боли.

Он передо мной. Его грубые ладони обхватывают мое лицо. Он упирается лбом в мой, смотрит в мои глаза, поглощая меня по частичке.

– Что ты натворила, Сами… что натворила-а-а-а, – не говорит, взвывает.

Такой уязвленный. Сильный и слабый одновременно. Я так хочу, чтобы было по другому! Видит Бог, как сильно я этого желаю!

Тянусь дрожащими руками к его, отрываю его кисть от своего лица, и живот свой накрываю.

Он понимает все. В его глазах вспыхивает неверие. Зу скользит вниз взглядом. Буквально миллиметр за миллиметром осматривая мое тело. Замирает на своей ладони на моем животе. А мне от его касания так хорошо становится, так правильно. Горячая, сильная рука. Та, что в силах сделать меня счастливой, но выбравшая иной путь. Когда он возвращает глаза к моим, в них больше нет гнева. Он уходит, будто вода у реки в отлив, открывая следующий за собой слой… боль.

Ее так много, и я увядаю в ней. Иду босыми ногами, желая добраться до спасительной лодки, что осталась там, посередине. Но с каждым шагом мои ноги путаются в иле все больше. И с каждым шагом мне все сложней.

– Я беременна от тебя, Заур, – произношу это и голос свой не узнаю. Долгожданные слова! Не думала, что скажу их именно так. Когда мы будем сидеть на руинах, на выжженном поле друг друга. Он расплывается передо мной, но я говорю без остановки. Боясь, что если замолчу – потеряю момент и все, что хотела сказать, останется со мной.

– Я хотела оградить ребенка от тебя, и от твоего грязного мира. Я хотела больше не плакать и не переживать. Хотя бы пока нужна ему, – опускаю глаза на живот. Я знаю, ему больно это слышать. И больно от моего предательства. Но какой бы болючей не была правда, он имеет право ее знать.

– Я нужна ему здоровая, пока он такой беззащитный. Он должен родиться здоровым, Зу, слышишь?! Пережить то, что я пережила, лишившись первенца – я просто с катушек слечу…

Он кривится. Будто я не слова, а нож ему в сердце вонзила. Глаза красные, воспаленные. Он вдруг отпускает меня. Отдергивает руку от живота, словно ошпаренный. Будто не хочет больше ни знать, ни чувствовать. А потом поднимается на ноги, и делает знак своим бойцам покинуть зал.

Я не смотрю на него. Сижу на полу, обхватив руками колени. Вижу только его мелькающую фигуру, он спиной ко мне. Стискивает кулаки. Немного ссутулившись, разминает шею.

– Алан, – бросает, не глядя на него.

– Отвези Самиру в Сочи. Позвони и попроси подготовить дом. Оставь с ней кого-то из персонала. И реши вопрос с больницей.

Алан хмурится. Ему не нравится решение Заура, но он молчит. А я пока совсем не понимаю, что он собирается сделать.

– За ребенком нужен полный медицинский контроль. С сегодняшнего дня и до самых родов. Ты понял?

Алан кивает. Я слышу как хлопает дверь – Заур покидает бар. А я вслед ему смотрю, и слезы душат. Неужели так и уйдет? Это все? Что будет дальше?

– Давай, поднимайся, – Алан хватает меня под локоть. Он помогает мне выйти из бара и усаживает на переднее сидение кроссовера.

У меня столько вопросов. Что с Димой? Что с людьми Заура? Что вообще там произошло?! Я вижу, как Зу садится в припаркованный чуть дальше автомобиль. Открываю свою дверцу, пока Алан устраивается на водительском, и срываюсь к нему.

– Заур!

Он замирает у открытой двери авто. Оборачивается, и теперь в его взгляде нет никаких эмоций. Холод. Такой, что пробирает до самой души.

– Я хочу, чтобы ты знал… Тот следователь… я рассказала ему все. Я просто хотела спасти малыша, понимаешь? – я снова плачу. Но сейчас не время! Смахиваю слезы, упрямо смотря в его равнодушные глаза.

– Я предала тебя, и нет ни единого дня, чтобы я не думала об этом! Чтобы не корила себя, и не ненавидела… Я держусь только из-за него и ради него, Заур…

Он кивает. Садится в машину и закрывает дверь. А я стою и смотрю на него через открытое окно. И мне вдруг так холодно и зябко. И его равнодушие – как удар под дых. Все что угодно, но этого я не ожидала… И это так больно, что не вздохнуть…

– Зу…Скажи, – хватаюсь ладонью за дверцу, когда он заводит мотор. Боюсь, что умчиться и исчезнет навсегда. Как будто моя рука способна его остановить…

– Скажи, кто-то пострадал из-за меня?

Говорю это и замираю в ужасе. И только сейчас он поднимает на меня глаза. И в них тот же лед.

– Нет, Самира. Никто не пострадал. Я узнал об облаве раньше, мы успели уйти.

Я киваю. И мне становится легче. Вдыхаю воздух полной грудью… наконец-то… И не думала, но все эти дни, убивая себя мыслями, я даже дышать не могла нормально. А сейчас… словно плита, которая давила, исчезла. И я чувствую себя живой.

– Я знаю, ты никогда не простишь…

– Самира, – перебивает меня. Голос такой, будто с незнакомкой говорит.

– У тебя теперь свой дом. С деньгами проблем не будет. Живи в свое удовольствие, вынашивай ребенка и не о чем не думай. Твоя жизнь больше не омрачиться ничем, я даю тебе слово. Алан отведет тебя к лучшим врачам, и они сделают все, чтобы с тобой и с малышом было все хорошо. Больше тебе не о чем думать. И не о чем переживать.

Я киваю. В горле вдруг пересыхает. Он опускает глаза на мою ладонь, все еще лежащую на стекле. Словно просит убрать ее. А я не убираю. Я не готова еще проститься с ним. Я ведь все понимаю – он больше не появится в моей жизни. Он оставляет меня. Этот разговор – последний.

– Ты ведь хотел убить меня, – это единственное непонятое мной. И я хочу знать правду. Я должна.

– Не убил из-за ребенка? Правда?

Отворачивается. Проходит несколько долгих секунд. А потом он возвращает ко мне взгляд. В его воспаленных глазах что-то мелькает. Но это что-то Заур быстро прячет за маской усталости.

С его губ слетает смешок.

– Я не смог бы тебя убить, Самира, – произносит с улыбкой. И поднимает на меня безразличный взгляд. Вот только его слова имеют совсем другой вкус.

– Если бы мог, сделал бы это еще тогда, когда убил твоего отца.