Текст книги "Танковые сражения войск СС"
Автор книги: Вилли Фей
Жанры:
Военная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 31 страниц)
В последние дни июля 1944 года бои у основания полуострова Котантен вступили в критическую фазу. Постоянные прорывы, окружения и выходы делали ситуацию совершенно невозможной для восприятия как боевыми частями, так и тылами. Крупномасштабные боевые действия все чаще сменялись отдельными стычками. Командиры отчаянно пытались сохранить контроль над своими частями и планомерно руководить их действиями, отступая на новые оборонительные рубежи и в районы сосредоточения. Эти дни показали выдающиеся примеры неудач и упорства, паники и верности долгу, самоотверженности и самоотдачи, надолго оставшиеся в памяти всех, кому довелось участвовать в этих событиях.
В этот полный драматизма период я командовал взводом 2-й роты танкового полка дивизии СС «Дас Райх». Мы вырвались из американского окружения после упорного ночного боя северо-западнее Перси и провели весь следующий день, блуждая между немецкими и американскими колоннами в районе между Вильдье и Ла-Э-Пенель. На следующую ночь мы наконец-то нашли командный пункт своего полка в районе Вильдье. Хотя командир полка Энзелинг пообещал дать нам отоспаться после двух суток боев, этого не произошло. Заправившись и приняв боекомплект, часа через три мы выступили к развилке дорог, чтобы прикрыть отступление. Проведя там два дня под сильным огнем артиллерии и ударами с воздуха, мы снова начали отступать на восток. Мы прошли Сан-Северский лес, и рано утром я снова получил приказ в одиночку отправиться на прикрытие очередной дороги. По имевшимся у меня сведениям, справа от нее должны были занимать позиции парашютисты, а слева – армейская часть из Вены, с которой я уже встречался накануне.
Я съехал с дороги вправо и занял хорошо укрытую позицию напротив довольно большой фермы, стоявшей по другую сторону от дороги. Без надлежащего укрытия легко было стать жертвой истребителей-бомбардировщиков, делавших передвижение машин в дневное время практически невозможным. Чуть позже подошли венцы – сильно потрепанный пехотный батальон. Мне с трудом удалось уговорить их занять позиции на местности, удобной для пехоты, метрах в 100–150 от фермы. Вскоре подошло подкрепление – вторая «пантера» под командованием нашего ротного, оберштурмфюрера Шломки. Мы вместе въехали в большой сад слева от фермы, в котором можно было легко укрыться. Я засел в правом переднем углу сада, почти у самой фермы, а оберштурмфюрер Шломка – метрах в сорока от меня, в левом углу сада. Дорога с моей позиции просматривалась на 200–300 метров. Примерно в 100 метрах от нас лежала грунтовая дорога, отходившая от шоссе под острым углом и проходившая рядом с садом.
Утром опустился туман, и видимость ухудшилась. Было почти невозможно разглядеть начало грунтовой дороги. Вдруг на дороге показался «шерман». Он ехал медленно; командир стоял, высунувшись в башенный люк. Мы поскорее развернули башню вручную. Поскольку двигатель не работал, воспользоваться гидравликой мы не могли. Мы выстрелили за мгновение до того, как танк скрылся за углом здания, но не попали. Тем временем мы спешно завели двигатель, дали задний ход и на максимальной скорости двинулись через выезд с фермы на шоссе, проходившее по довольно высокой насыпи. Во время этого маневра мы развернули башню на правый борт и въехали на насыпь так, чтобы левой гусеницей свернуть дерево, чтобы хоть как-то укрыться от остальных «шерманов». Несмотря на непроглядный туман, мы чувствовали, что они где-то рядом. Мы и не рассчитывали выехать на дорогу невредимыми, но все же нам это удалось.
Как только танк выравнялся, мы подбили «шерман», стоявший метрах в пятидесяти от нас. Его командир все еще выглядывал из люка, но так нас и не заметил. Танк получил попадание в двигатель и тут же загорелся. Потом мы резко развернули свой танк на дороге, поставили орудие прямо по курсу и, объехав крону сбитого нами дерева, двинулись в направлении остальных танков. Они по одному останавливались рядом с дорогой, чтобы выстрелить. Мы смогли различить только первые два метрах в 150 от нас и подожгли их, потратив на каждый по одному снаряду. Потом мы увидели солдат, бегавших среди танков, и мы уже были готовы открыть огонь, но тут я разглядел, что они подняли руки вверх, и приказал не стрелять. Я предположил, что это были американцы, сдающиеся нашим пехотинцам, окопавшимся примерно по этой линии слева от дороги. Позднее мы узнали, что это были наши солдаты, покинувшие свои позиции и сдавшиеся американцам, которые находились чуть дальше и затем тоже отступили. Я еще немного подождал справа от дороги, не возобновят ли американцы наступление. Вскоре прибыл командир нашего полка. Он проверят позиции машин танкового полка «Дас Райх». Разумеется, он был рад узнать о наших успехах.
Когда около полудня туман рассеялся и видимость снова стала приличной, я вернулся на прежнюю позицию возле фермы. Начался артобстрел. Вскоре он усилился и сосредоточился в основном на саду, где укрывались оба танка. На час или два я поменялся местами с наводчиком, ротенфюрером Майндлем родом из Судет. Сиденье наводчика было удобнее командирского, и на нем можно было относительно удобно вздремнуть, прислонившись головой к телескопическому прицелу. Мы все устали как собаки.
Едва мы поменялись местами обратно, как в поле зрения показался «шерман». Он свернул на грунтовую дорогу и на высокой скорости двинулся в нашу сторону, направив орудие на наш танк. Должно быть, американцы прекрасно знали наше положение. До тех пор мы привыкли, что американские танки шли на укрепленные позиции только после мощного удара с воздуха.
Поскольку активность истребителей-бомбардировщиков в нашем районе в тот день была всего лишь «обычной», стремительная атака стала для нас полной неожиданностью. То же касалось и второго танка. Ствол его орудия был повернут чуть удачнее, и он сразу же выстрелил, но не сумел остановить американца. С огромным трудом, стараясь действовать как можно быстрее, мы снова поворачивали вручную башню при неработающем двигателе, пытаясь прицелиться по «шерману». К счастью, наше орудие случайно оказалось на нужном углу возвышения, а навести его по горизонтали удалось довольно быстро, поскольку американец въехал в простреливаемый нами сектор на высокой скорости, двигаясь вдоль грунтовой дороги. «Шерману» пришлось немного опускать ствол, и мы смогли на мгновение опередить его. В тот миг, когда мы были готовы открыть огонь, мне показалось, что я смотрю прямо в ствол вражеской пушки. Танк немедленно вспыхнул, и едва не увенчавшаяся успехом стремительная атака, ставшая, наверное, самым смелым маневром американского танка из тех, которые мне довелось увидеть своими глазами за время войны, прервалась в сорока или пятидесяти метрах от нас. Командир танка едва успел выпрыгнуть и, насколько я мог судить, сумел выбраться из этой передряги невредимым. Артиллерийский обстрел, несколько стихший перед этой атакой, снова усилился, не оставляя времени задумываться об охватившем нас нервном напряжении. Жара в боевом отделении стала почти невыносимой. День выдался очень жарким, у нас не было ни еды, ни питья, а люки невозможно было открыть из-за непрекращающегося обстрела. Все мы были измотаны, и время от времени кто-то из нас начинал клевать носом, но только лишь для того, чтобы вдруг проснуться и, вздрогнув, удариться обо что-нибудь головой. Хуже всего – мы не могли больше наблюдать за тем, что творится снаружи. Осколки снарядов и пулеметные очереди привели в негодность все наблюдательные приборы командирской башенки. Время тянулось медленно. Мы чувствовали: что-то должно произойти, и это будет очень скоро. Нам было все равно, что ждет впереди. В таких ситуациях мы желали лишь одного: чтобы это произошло как можно скорее и мы могли сбросить скопившееся напряжение. Напряжение проявлялось буквально во всем: каждое движение, каждое слово товарищей вызывало раздражение, и сдерживать себя становилось все труднее. Время от времени по боевому отделению словно проносилась волна панического настроения: нам казалось, что мы заперты, наше положение – отчаянное и скоро нам наступит конец.
То у одного, то у другого вдруг возникало желание выбраться наружу и бежать. Можно было сойти с ума. Что еще хуже, приходилось вести борьбу с самим собой, когда накатывало безразличие, когда никому ни до чего не было дела, и мы просто молча сидели и ожидали развязки. Не скатиться в это состояние было невероятно сложно.
Только я снова задремал, как вдруг мы вернулись к реальности. По броне танка застучали пули крупнокалиберного пулемета. Мы услышали, как второй танк завел двигатель, потом почувствовали сильный удар. Мы подумали, что получили прямое попадание из мощного орудия. Я рискнул чуть приоткрыть люк и увидел, что второй наш танк на полной скорости несется к дороге, сворачивая на пути деревья. Одно из этих деревьев лежало на корме нашей машины – его-то удар мы и почувствовали.
Я подумал, что другой танк заметил вражеские танки на дороге и выехал из сада, чтобы атаковать их. Мы тут же запустили двигатель и поспешно последовали ему на помощь. Потом мы попали под плотный огонь пехотного оружия. Радиосвязи со вторым танком больше не было. Мы слышали их, но не могли разобрать ни слова. Антенна нашей радиостанции была отстрелена вместе с креплением.
Я понял, что мне нужно получше осмотреться, и распахнул люк, несмотря на то, что это было опасно для танка. Я следовал девизу «Сектор обстрела важнее, чем укрытие», а чтобы вести огонь, нужно было видеть, куда стреляешь. Мы выехали на дорогу и по инерции проскочили чуть ли не до противоположного кювета. Мы развернулись влево, сразу же выстрелили и мгновенно получили в ответ мощный удар – целую серию попаданий. Механик-водитель и наводчик закричали, что они больше ничего не видят. Тут я понял, что случилось. Американцы поступили очень разумно. Между двумя еще дымящимися танками, подбитыми по обе стороны от дороги, выстроилась целая колонна «шерманов».
Они выстроились так, что только ствол следующего танка торчал из-за башни машины, стоящей впереди, и вели огонь одновременно.
События этих нескольких минут прогнали прочь всякое чувство усталости, слабости и безнадежности. Жажда действия переполняла нас, словно наркотик.
Экипаж снова был спокоен и уверен в себе. Мы действовали, как хорошо смазанная машина. В такие моменты максимальной самоотдачи в людях проявлялись силы и способности, явно превосходившие их обычный уровень.
Я сразу же сообразил, что здесь мы больше ничего не добьемся, а если рискнем остановиться, то нас тут же сметут. Поэтому я быстро крикнул в переговорное устройство: «Идем под острым углом к левой стороне дороги, укрываемся за подбитым «шерманом» и ждем, пока американцы не двинутся друг за другом, чтобы достать нас. Башня будет все время направлена в сторону танков». Это означало, что механику-водителю, которому придется ехать вслепую, нужно будет ориентироваться по указаниям, передаваемым по внутренней связи, а наводчику, который также не видит, что делается снаружи, нужно будет поворачивать ствол вправо и влево, ориентируясь на хлопки по плечам. Все это происходило с молниеносной скоростью. Когда я во второй или в третий раз сказал «Влево!», мы получили новую порцию попаданий. В этот раз удары оказались еще сильнее. Сварные швы по обеим сторонам передней верхней плиты частично разошлись, и в боевое отделение стал пробиваться дневной свет. Мы упрямо продолжали наводить орудие и стрелять по танкам, но неизвестно, добились ли мы успеха.
Я приказал: «Прямо! Прямо!», но машина продолжала разворачиваться, пока не оказалась почти под прямым углом к дороге у левой обочины. Переговорное устройство отказало из-за сильного обстрела, и последняя команда, которую услышал механик-водитель, была «Влево!». Я понял, что это – конец. Тут же внутри танка раздался приглушенный взрыв, и я увидел, что заряжающий, штурмман Фэнрих из Дуйсбурга, объят пламенем. Казалось, будто на высокой ели горит множество бенгальских огней. Судя по всему, танк получил попадание и загорелся. Я успел крикнуть: «Покинуть машину!», выскочил из башенного люка и скатился в кювет. Перекувырнувшись, я на мгновение лег на спину, пока наводчик и заряжающий выпрыгивали из танка. Как ни удивительно, заряжающий был всего лишь ранен небольшим осколком в спину, и в этом месте его форма была лишь немного опалена, но на нем самом ожогов не было. Только теперь мы поняли, что нас подбили не танки, а выстрел из «базуки» с правой стороны от дороги, где местность была чуть повыше.
Потом мы поняли, что окружены американцами.
После того как башенный экипаж покинул танк, по машине начали бить пулеметы, и для механика-водителя и радиста открыть люки было бы чистой воды самоубийством. Штурмману Хайлю и ротенфюреру Пульму хватило выдержки еще ненадолго остаться в горящем танке, подвести его поближе к кювету и лишь потом одновременно распахнуть люки и выпрыгнуть. Лично я сомневаюсь, что сумел бы так поступить.
Совершенно невредимые, если не считать наводчика, мы лежали рядом с горящей машиной, думая только об одном – как бы поскорее убраться подальше от танка, пока он не взорвался. Однако стоило нам высунуть головы, как со всех сторон открыли огонь. Потом мы вспомнили о втором танке и обнаружили, что он стоит метрах в ста позади нас. С поврежденным орудием он был беззащитен против «шерманов» и держался за пределами их сектора обстрела. Но, несмотря на опасность, он все же нас не покинул и продолжал удерживать позицию, отгоняя от нас американцев огнем обоих пулеметов. Поняв, что происходит, мы собрали в кулак последние силы и бросились бежать к «пантере». Мы бежали сначала по дну кювета, потом по дороге, а танк, не переставая стрелять из пулеметов, медленно пятился назад, пока не нашел укрытие за небольшим пригорком.
Не попасть под очереди башенного пулемета оказалось не так уж и сложно, но нужно было обладать способностями акробата, чтобы быстро бежать, пригибаясь, и не угодить под курсовой пулемет радиста. Но когда речь идет о выживании и человек твердо намерен не погибать, в его усталом теле пробуждается такой запас сил, которого трудно ожидать в нормальных условиях. Мы добежали до танка оберштурмфюрера Шломки, бросились на землю и перевели дух. Со стороны нашего танка, уже полностью охваченного огнем, донеслось несколько взрывов. Но сама машина не взлетела на воздух, и, насколько мы могли видеть, башня оставалась на своем месте.
Второй танк остался на месте, продолжая наблюдать за дорогой, перегороженной нашим горящим танком.
Впятером мы отправились на командный пункт полка «Дер Фюрер», располагавшийся неподалеку. За несколько километров до него нам пришлось пересечь пригорок, на котором не было почти никаких укрытий. Там на нас набросилась группа истребителей-бомбардировщиков, судя по всему, возвращавшаяся с задания и искавшая случая, чтобы истратить оставшиеся боеприпасы. К счастью для нас, в поле, которое мы только что перешли, были вырыты узкие и глубокие канавы. Мы спрятались в этих канавах, и самолеты начали тренироваться в стрельбе по нам. Наверное, им это доставляло огромное удовольствие. Они пролетали вдоль канавы или под прямым углом к ней, разделившись на две группы, двигавшиеся навстречу друг другу, словно в воздушном цирке, а мы оказывались между ними. Пули попадали в стенки канавы прямо над нашими спинами; нас осыпало комьями земли и осколками керамических труб, лежавших вдоль канав. Это была настоящая пытка, почти непосильная для нервов. Два или три раза налеты на минуту прекращались, и мы думали, что успеем добежать до леса. Но каждый раз это была всего лишь уловка, и приходилось снова бросаться в канаву, когда вокруг нас снова начинали ложиться пули. Самолеты заходили на штурмовку так низко, что можно было попасть в них камнем. Это испытание завершилось только к концу дня. Один из наших крылатых «друзей» не успел уйти и получил попадание из 20-мм зенитки. Летчик выбросился с парашютом где-то недалеко от командного пункта «Дер Фюрера».
Вскоре мы подошли к КП, располагавшемуся недалеко от Мениль-Кленшана. Мы получили пайки и, немного передохнув, двинулись в расположение ремонтной роты. Через два или три дня мы получили новый, только что отремонтированный танк.
На этой машине, которая, как выяснилось вскоре после отъезда с ремонтной базы, была, к сожалению, не совсем готова к бою, мы отправились в район сосредоточения для контрудара на Мортен.
Вот мой рассказ о боях в Нормандии. Должен добавить лишь, что пережить войну из нашего экипажа довелось только мне и механику-водителю. Наводчик и заряжающий утонули, когда мы пытались вплавь пересечь Сену в Эльбефе.
Мы прорывались за Сену в составе боевой группы после окончания боев в Эльбефе, когда американцы уже заняли город. Оба наших товарища плохо плавали, а силы были уже на исходе.
Радист, позднее ставший наводчиком в моем экипаже, погиб незадолго до конца войны под огнем русской артиллерии, командуя последним уцелевшим танком 2-й роты танкового полка «Дас Райх» в Шпратцерне, что неподалеку от Санкт-Пельтена. Мы похоронили его на кладбище в Эр-лауфе.
Оборонительные бои в районе Вир – Шенедоль
Командир танка 2-й роты 102-го танкового батальона Эрнст Штренг рассказывает о действиях 102-го танкового батальона («тигры») в районе Вира
Днем 1 августа поступил приказ из штаба корпуса:
«Тяжелый танковый батальон под прикрытием темноты отвести на юг для оказания поддержки 9-й танковой дивизии СС «Гогенштауфен», разведывательные части которой уже ведут тяжелые наступательные и оборонительные бои против наступающих англо-канадских танковых частей.
Автор – унтершарфюрер СС.
Бронемашина связи Sd. Kfz. 232,
принадлежащая моторизованной дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер», во время кампании в Польше (сентябрь 1939 г.).
На голове командира – берет и защитный шлем. В полевых условиях это сочетание не пользовалось популярностью и вскоре было заменено более привычными пилотками.
Та же машина в несколько более «воинственном» виде.
Ранняя версия танка Pz-Ill сопровождает спешенных солдат моторизованной дивизии СС «Тотенкопф» зимой 1942/43 г.
Танк Pz-Ill модификации L моторизованной дивизии СС «Викинг» на Восточном фронте
Этот командирский танк на базе Pz-Ill моторизованной дивизии СС «Викинг» только что переправился по временному мосту на Восточном фронте.
Два танка Pz-IV танкового корпуса СС на окраине Харькова в марте 1943 года.
Экипаж танка Pz-Ill поздней модели моторизованной дивизии СС «Тотенкопф» обедает на башне своей машины на Восточном фронте.
Март 1943 года.
САУ «Мардер III»
1-го противотанкового батальона СС из состава моторизованной дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» на улицах Харькова в апреле 1943 года.
Подчиненный дивизии противотанковый батальон оказывал мощную поддержку мотопехоте СС во время атак вражеских танков.
Делегация японских военных осматривает танк «Тигр I» 13-й роты 1 – го танкового полка СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» незадолго до начала операции «Цитадель» в июле 1943 года.
САУ «Штурмгешютц III» модификации G из состава 2-го батальона штурмовых орудий СС моторизованной дивизии СС «Дас Райх» проезжает мимо окопавшейся мотопехоты СС.
Операция «Цитадель», июль 1943 года.
«Тигры» моторизованной дивизии СС «Дас Райх» движутся к линии фронта.
Операция «Цитадель», июль 1943 года.
Унтершарфюрер 2-го танкового полка СС «Дас Райх» стоит перед «тигром».
Операция «Цитадель», июль 1943 года.
Ремонт ходовой части «тигра» 13-й роты 1-го танкового полка СС. Восточный фронт, июль 1943 года.
Мотопехота моторизованной дивизии СС «Дас Райх» на броне танка Pz-Ill на Восточном фронте, 1943 год.
Хотя официально они и именовались мотопехотой, даже в войсках СС большая часть мотопехоты добиралась до поля боя на грузовиках. Лишь немногие части имели для этого бронетранспортеры.
Танк Pz-III поздней модели из состава моторизованной дивизии СС «Викинг» на Восточном фронте.
Экипаж выстроился перед танком PZ-III модификации N с короткоствольным 75-мм орудием.
Обычно такие машины применялись для поддержки пехоты. Этот танк принадлежал моторизованной дивизии СС «Викинг» и сражался на Восточном фронте.
«Пантера»(Pz-V) и полугусеничная машина Sd. Kfz. 251 из состава 5-й танковой дивизии СС «Викинг».
Лето 1944 года. «Пантера» с бортовым номером 800, вероятно, принадлежит командиру 8-й роты 5-го танкового полка СС «Викинг».
Полугусеничная машина Sd. Kfz. 251, по-видимому, при надлежащая командиру взвода 5-й танковой дивизии ее «Викинг».
Лето 1944 года.
«Пантера» и Sd. Kfz. 251/7
(бронетранспортер, переоборудованный для нужд ремонтников) из состава 5-й танковой дивизии СС «Викинг».
Лето 1944 года.
Еще одна фотография командирской машины 5-й танковой дивизии СС «Викинг», сделанная летом 1944 года.
Обратите внимание на циферблат, нарисованный на щитке пулемета, установленного на Sd. Kfz. 251. Он позволял командиру быстро определить направление на любую цель. Хотя никаких знаков различия на фотографии не видно, судя по фуражкам, оба человека на ней – офицеры.
Мотопехота 5-й танковой дивизии СС «Викинг» наблюдает за боем из полугусеничника Sd. Kfz. 251.
Лето 1944 года.
Полугусеничная машина Sd. Kfz. 251 из состава 5-й танковой дивизии СС «Викинг» с установленными на ней реактивными минометами во время Варшавского восстания.
Сентябрь 1944 года.
Ракеты могли иметь калибр 280 или 320 мм и несли фугасные или зажигательные заряды. Обратите внимание на груды выброшенных деревянных рам, на которых устанавливались ракеты. Из-за длинной струи пламени при стрельбе экипаж должен был находиться в укрытии.
Экипаж противотанковой САУ «Мардер» войск СС (возможно, 1-й танковой дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер») общается с местным населением.
105-мм самоходное орудие «Веспе» 3-й танковой дивизии СС «Тотенкопф» готовится открыть огонь.
Восточный фронт.
Танк Pz-IV модификации Н 1-й танковой дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» ожидает приказа продолжить движение через французский город.
Нормандия, лето 1944 года
Мотопехота войск СС наблюдает за «пантерой» 12-й танковой дивизии СС «Гитлерюгенд».
Нормандия, 1944 год.
Хорошо замаскированный танк Pz-IV модификации Н 12-й танковой дивизии СС «Гитлерюгенд».
Нормандия, 1944 год.
Обратите внимание на наблюдателя за воздухом, дежурящего в ожидании возможного налета авиации союзников.
Командиры танков 1-й роты 101-го тяжелого танкового батальона СС. Слева направо: Фей, Эггер и Глагов.
Расчет 20-мм счетверенной зенитки 1-й танковой дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» читает почту.
«Королевский тигр» 1-й роты 101-го тяжелого танкового батальона СС выдвигается к линии фронта.
Франция, август 1944 года.
Еще одна фотография того же «королевского тигра».
«Тигр I» 102-го тяжелого танкового батальона СС, подбитый во время долгого отступления в Германию.
Конец лета 1944 года.
«Королевский тигр» 2-й роты 501-го тяжелого танкового полка СС во время наступления в Арденнах.
Декабрь 1944 года. «Тигром» с бортовым номером 222 командовал обершарфюрер Курт Сова.
САУ «Мардер III» войск СС обгоняет пленных солдат союзников вблизи Арнема.
Сентябрь 1944 года.
Эта «пантера» 1-го танкового полка СС была опрокинута взрывом.
Арденны, декабрь 1944 года.
Почти не поврежденная «пантера» 1-го танкового полка СС была, судя по всему, брошена экипажем.
Арденны, январь 1945 года.
Начиная с 20.00 отдельные танки с интервалами в 20 минут должны по возможности незаметно сниматься со своих огневых позиций. Далее в течение ночи они должны своим ходом двигаться через Ла-Кен, Амар и Кампандр, выйти к Рукану и прибыть в расположение батальона».
Не успели мы двинуться в путь, как английские батареи открыли сильный огонь по облакам пыли, поднимавшимся из-под наших гусениц и подсвеченным лучами заходящего солнца, но вскоре совсем стемнело.
Вдруг несколько вражеских бронемашин перехватили наши танки и открыли стрельбу. Но Шройф ответил им прикрывающим огнем фугасных снарядов. Противник исчез так же внезапно, как и появился.
Машины Лоритца и Штренга шли во главе колонны. Вплотную за ними следовал Шройф, объявлявший по радио каждый перекресток и решавший, куда двигаться дальше. У крайних домов Вира мы заметили парашютистов, машущих нам руками из канавы. Шройф установил с ними сбязь и отправился на разведку в Вир, а Лоритц вместе с остальной ротой обеспечивал прикрытие. В случае начала боя мы должны были последовать в город. Город был полностью разрушен авианалетами, и повсюду виднелись лишь руины и груды обломков.
Среди развалин петлял узкий проезд, резко уходивший вниз по направлению к северной окраине и железнодорожной станции. Когда разведчики достигли высоты, с северной окраины донесся шум боя и звуки выстрелов танковых орудий. Похоже, там еще оставались наши войска! Мы быстро начали пробираться через развалины, а слева и справа от дороги рвались снаряды вражеских танков. Вскоре мы выехали к железнодорожной насыпи и оборонявшимся там парашютистам. Огонь противника стал слабеть, а потом и вовсе прекратился. Похоже, следовало ожидать танковой атаки. Прибытие танков вселило в наших товарищей надежду, поскольку у них не было тяжелого вооружения. Мы уже решили, как действовать, если противник решит провести разведку боем. Вир, расположенный на перекрестке дорог, нужно было превратить в опорный пункт, уделив особое внимание главным дорогам. На каждую позицию было выделено не менее одного «тигра» с группой парашютистов, оборонявших танк в ближнем бою и осуществлявших разведку в промежутках между огневыми позициями. Некоторые парашютисты немедленно присоединились к нам в качестве проводников, указывая танкам путь к выбранным позициям через разрушенный город. Как только в роту вернулись разведчики, были отданы необходимые приказания. После короткого инструктажа танки двинулись на позиции, везя на броне парашютистов. Взвод Лоритца занял позиции у железнодорожной станции на северной окраине, а остальные двинулись перекрывать главные дороги. Ротный КП расположился на северном склоне, с которого можно было наблюдать весь район боев. Через полчаса все «тигры» доложили о выходе на позиции.
Приехавший ночью мотоциклист сообщил нам, что задание выполнено, а утром он появился снова с приказом для 2-й роты. Приказ гласил:
«В 10.00 роте совместно с разведывательным батальоном дивизии «Фрундсберг» начать наступление с задачей выйти к северной окраине Ла-Бистьер. 1-я рота выступит из Эстри и соединится со 2-й ротой с целью окружения танковых частей противника, прорвавшихся на юг».
В утренние часы рота пополнила запасы топлива и боекомплект. Около десяти часов мы собрались на окраине города на короткое совещание. К нашему удивлению, оказалось, что разведывательный батальон состоял только из командира и двух десятков легковооруженных пехотинцев. К нему присоединилась стрелковая рота парашютистов с зенитным автоматом.
Ровно в 10.00 Шройф поднял руку, давая сигнал заводить двигатели, и колонна начала наступление. Головным шел взвод Лоритца. Довольно быстро мы вышли к развилке к северу от Вира. Танки ехали в шахматном порядке так, чтобы не менее двух машин имели открытый сектор обстрела. Пехота двигалась справа и слева от изгородей, защищая нас от неожиданностей на флангах. Командир разведывательного взвода сообщил, что впереди еще оставались несколько наших разведгрупп. Едва мы достигли развилки, как обнаружили в придорожных кустах метрах в пятистах впереди танк и нескольких человек. Мы не могли определить, свои это или чужие. Вдруг из-за танка выехала легкая разведывательная машина и устремилась на север. Она показалась всего на несколько секунд, и подбить ее не успели. Немедленно поступил приказ: «Огонь! Уничтожить цель!» Когда первые снаряды ударили по вражескому танку, в небе над нами раздался рев. Пехотинцы бросились в укрытие. На наш участок обрушился огонь артиллерии. Шройф приказал продолжать наступление. Несмотря на полученные вражеским танком попадания, он не взорвался. Сразу за ним в кустах и у перекрестков оказалось еще четыре «кромвеля». Мы подбили их все. Потом мы ненадолго остановились, чтобы дать пехоте возможность нагнать нас. Местность перед нами шла под уклон, потом снова в гору. Три замыкающих танка обеспечивали огневое прикрытие, пока остальные машины скатывались с холма и поднимались на противоположный склон, Потом они последовали за нами, везя на броне пехоту. Наша цель – небольшая деревушка – была всего в 600–700 метрах. Пехота двинулась по полям справа и слева от дороги, а затем «тигры» снова пришли в движение и приблизились к крайним домам. И тут разверзся ад. У дороги, укрытые за домами и высокими изгородями, стояли в засаде вражеские «шерманы». Но два наших головных «тигра», Лоритца и Штренга, отлично взаимодействуя, подбили их один за другим. У нас были свои заботы. По нам вели огонь, в том числе с высотки на левом фланге, покрытой живыми изгородями. Судя по всему, там были танки. Мы докладывали друг другу о попаданиях, чтобы можно было выбраться из-под обстрела.
Мы получили множество попаданий в гусеницы. Шройф снова и снова приказывал открыть огонь то по тому кусту, то по другому. Мы медленно отыскивали цели по вспышкам выстрелов. Огонь противника стал слабеть. Потом дорога пошла в гору. Когда мы добрались до последнего здания, центр колонны попал под сильный обстрел, а голова продолжала двигаться. Вокруг свистели снаряды. Мы получили еще несколько попаданий в гусеницы. Командир приказал открыть огонь из всех орудий по левому флангу. Снова мы ударили сосредоточенным огнем по кустарнику слева от дороги. Еще два танка взлетели на воздух. Это был ближний бой на дистанциях в 50 – 100 метров. Шройф получил несколько попаданий из дома, стоявшего перед ним, но несколько фугасных снарядов покончили с этим узлом сопротивления. Потом наступление продолжилось. Дорога по-прежнему шла в гору, и мы выполнили поставленную задачу.
Мы знали, что теперь важно занять выгодные позиции на местности. Наши головные танки выехали на вершину холма. И тут мы снова попали под огонь слева. Мы были подбиты. Радиостанция отказала, но двигатель продолжал работать. Жестами и громкими криками наводчику передали приказ вести огонь в том направлении, откуда по нам стреляли. Едва мы произвели первый выстрел, как к нам присоединились остальные «тигры». Они сразу поняли, что происходит, и поддержали нас яростным огнем. Головные танки как ни в чем не бывало продолжали путь вниз по склону и снова вверх. И в этот важный момент у нас не оказалось радиосвязи. Что делать дальше? Шройф жестами приказал Харландеру подъехать поближе и выяснил у него дальнейшие приказы роте.
