Текст книги "Воспоминания"

Автор книги: Вилли Брандт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 40 страниц)

Назрела необходимость обезвредить весьма опасную бомбу замедленного действия. Ни больше, ни меньше. Требовалось с помощью честно согласованных мер устранить резкий контраст между Севером и Югом. Поэтому мои коллеги и я высказались в пользу комбинации малых шагов, возможного массированного притока средств и принципиальных реформ. Нечто вроде целевых международных отчислений. Наши предположения говорили о том, что за один раз нельзя добиться необходимых изменений. Мое реформистское кредо так и гласило: видеть дальний горизонт, но и к ближайшим целям надо сделать хотя бы один шаг, чтобы к ним действительно можно было приблизиться.

С главным докладом мы увязали «Программу неотложных мер на период 1980–1985 годов», которая не должна была ни заменить долгосрочные реформы, ни противоречить им. Мы считали, что необходимы неотложные меры в сфере энергетики и продовольствия, иначе мировой экономике будет нанесен большой ущерб.

Определенные перспективы наметились, когда в соответствии с нашим предложением было решено провести осенью 1981 года конференцию «Север – Юг» на высшем уровне. По существу, эта затея не принесла ощутимых результатов. Я неуклонно выступал за нерегулярные встречи в верхах, чтобы в узком кругу глав государств и правительств можно было проводить серьезные дискуссии и намечать возможные компромиссы. Ни одно государство не имело права решать за других. По отношению к гигантским конференциям я был настроен весьма скептически, во всяком случае, более скептически, чем некоторые коллеги, зациклившиеся на Организации Объединенных Наций. Я считал, что похожие друг на друга государства должны объединиться и совместно заявить о своих интересах. Однако мы были едины в том, что в обозримом будущем конференция на высшем уровне с участием глав правительств Севера и Юга, а также, «как мы надеемся, Востока и Китая» сможет продвинуть вперед международный процесс принятия решений. Мы считали, что число участников должно быть относительно небольшим, чтобы обеспечить прогресс по существу вопроса, и все же внушительным, чтобы встреча была представительной и содержательной.

После трудных предварительных обсуждений в октябре 1981 года в мексиканском городе Канкун состоялась первая встреча представителей 22 государств. Бруно Крайский выразил готовность председательствовать совместно с президентом Мексики. Вопреки ожиданиям и рекомендациям многих во встрече решил принять участие и вновь избранный президент США Рональд Рейган. Советы не явились, однако отнеслись к приглашению серьезно, в чем я смог убедиться летом 1981 года в Москве. Китайцев представлял их президент, правда, он оказался весьма немногословным. От высокоразвитых стран участвовали Федеративная Республика Германии, Франция, Великобритания, Япония, Канада, Австрия, Швеция, США. От развивающихся стран – Алжир, Бангладеш, Бразилия, Китай, Берег Слоновой Кости, Гайана, Индия, Югославия, Мексика, Нигерия, Филиппины, Саудовская Аравия, Танзания, Венесуэла. Ну и, наконец, одним из участников был генеральный секретарь ООН. Европейское представительство было ослаблено, так как ни германский, ни австрийский канцлеры по состоянию здоровья не смогли прибыть в Канкун. Сам я не принял персонального приглашения, переданного мне мексиканской стороной ad personam, так как в рядах неприсоединившихся стран (Алжир, Югославия) по этому поводу выражалось сомнение с точки зрения протокола.

После этой встречи президент Рейган поблагодарил меня за вклад моей комиссии. Он подчеркнул значение помощи развивающимся странам и в то же время отметил, что теперь все большую роль должны играть частные инвестиции. «В Международном валютном фонде и в Международном банке реконструкции и развития, – сказал он, – предпринимаются усилия по более эффективному использованию имеющихся средств». Все это звучало довольно дружелюбно, но в то же время свидетельствовало о непонимании ключевой проблемы: именно для беднейших стран не существовало и не существует альтернативы между частными инвестициями и государственной помощью. Как в доктринерском споре о рынке и плане, так и в дискуссии об источниках финансирования существует опасность рассориться из-за ложной альтернативы: больше частного или больше государственного? Больше многостороннего или больше двустороннего сотрудничества? На деле необходимо и то и другое.

Рекомендации комиссии не отличались радикальностью, особенно в части валюты и финансов. Тем не менее их считали неудобными. Объяснялось это существом дела: мы предлагали ввести новые особые права заимствования у международных финансовых институтов в Вашингтоне и требовали, чтобы при распределении средств странам «третьего мира» отдавалось предпочтение. Только таким образом могло быть обеспечено долгосрочное экономическое и социальное развитие.

Международный валютный фонд, уже тогда подвергавшийся критике из-за жестких условий, должен был по отношению к развивающимся странам избегать «неподобающей или чрезмерной мелочной опеки над их народным хозяйством» и не определять «чрезмерных дефляционных мер в качестве стандартного образца для политики приспособленчества». К Международному валютному фонду и Международному банку реконструкции и развития в равной мере относилось наше требование в большей мере привлекать развивающиеся страны к менеджменту и принятию решений. В дополнительном докладе, опубликованном в начале 1983 года, предложения комиссии были актуализированы и повторены. Мы вновь настаивали на росте капиталов Международного банка реконструкции и развития (что произошло, но в довольно скромных размерах) и на gearing ratio – увеличении соотношения между собственным капиталом и объемом займов с 1:1 до 1:2.

Второй доклад – на тему «Помощь во время мирового кризиса» – был подготовлен в связи с проблемой задолженности. Этот кризис охватил в 1982 году сначала Мексику и в последующие годы не обошел, пожалуй, ни одной страны Латиноамериканского субконтинента, бросив тень на развитие других регионов. Не стоило удивляться тому, что при чудовищных расходах, связанных с выплатой долгов, там с большим трудом удавалось утверждать демократию и с еще большим трудом расширять ее. По чьей вине образовались долги? Никто не может отрицать, что в упомянутых странах в кругах, обладающих финансовой мощью, отсутствовало всякое понятие о национальной ответственности, а размер утечки частного капитала во многих случаях был (и остается) равен государственному долгу.

Зачем закрывать глаза на непорядки в развивающихся странах? Почему не сказать откровенно, в чем им следует изменить свое поведение? Разумеется, подобного рода наставления полезны лишь в том случае, если их делают не лицемеры и не всезнайки. Расточительство и коррупция, угнетение и насилие встречаются в этом мире повсюду и еще долго будут давать о себе знать. Поэтому нельзя откладывать начало процесса улучшения международных отношений до тех пор, пока не исчезнут эти и другие язвы. Во введении к докладу моей комиссии я написал: «Нам следует откровенно поговорить друг с другом о злоупотреблении властью со стороны элиты, о взрыве фанатизма, о нищете миллионов беженцев. Или о других нарушениях прав человека, противоречащих справедливости и здравому смыслу, будь то в своей стране или за рубежом».

В «докладе Брандта» речь шла не только о вопросах финансирования, и в его основе не было и намека на «вульгарное кейнсианство», в чем нас упрекали критики. Но мы, естественно, не могли делать вид, будто деньги не играют никакой роли. Поэтому в обоих докладах подтверждалась так называемая «цель 0,7 процента». Согласно резолюции Генеральной Ассамблеи ООН, принятой в октябре 1970 года, которую не поддержали только США, высокоразвитые страны должны были предоставлять 0,7 процента своего валового общественного продукта для оказания государственной помощи развивающимся странам. Этой величины придерживались скандинавы и голландцы. Все остальные только приблизились к ней. Рекомендации были изложены чересчур подробно, но тем не менее не потеряли своей значимости. Мы объясняли, каким образом в перспективе можно мобилизовать общественные средства для соответствующих финансовых отчислений, как создать международную систему прогрессивного налогообложения, в которой могли бы участвовать и восточноевропейские государства, и развивающиеся страны, за исключением самых бедных, как можно «автоматически» мобилизовать необходимые средства, а именно путем скромных международных отчислений, будь то на производство или экспорт оружия или же на использование общего достояния человечества, особенно ресурсов морей.

Поступающие деньги должны были перечисляться новому институту, опирающемуся на универсальное членство, – «World Development Fund» (Международный фонд развития (МФР). – Прим. ред.) – и оттуда направляться по различным каналам. Это предложение не преследовало цели добиться замены учреждений, созданных на конференции в Бреттон-Вудсе, то есть МВФ и МБРР. МФР должен был их дополнить, направить предоставление кредитов на определенные программы – policy lending, – ни в коем случае не сокращая приток кредитов из коммерческих банков и других частных источников. Мы придерживались мнения, что для исследования источников энергии и полезных ископаемых в развивающихся странах необходимо разнообразное финансирование. Предложенное «Энергетическое агентство», примыкающее к Международному банку, было единственной новой организацией, которую, как мы считали, следовало создать немедленно.

Высокоразвитые страны всегда были заинтересованы в надежном снабжении нефтью. В свою очередь, развивающиеся страны с давних пор обеспокоила нестабильность сырьевых рынков. Комиссия также считала, что развивающиеся страны должны принимать большее участие в вопросах переработки, сбыта и распределения сырья. А как обстояло дело со стабилизацией цен на него? С 1973 года ЮНКТАД, организация ООН по торговле и развитию, разрабатывала «интегрированную» программу, которая должна была финансироваться через совместный фонд. Мы поддерживали усилия, направленные на достижение международных соглашений, и аргументировали это следующим образом: кто заинтересован в предсказуемом и гарантированном снабжении сырьем, не может возражать против стабильных цен, хотя бы из-за инвестиций, необходимых для освоения запасов полезных ископаемых. Какую же выгоду имеют люди от того, что они должны расплачиваться за импортный трактор или «твердый» доллар все большим количеством кофе и меди? Мы понимали, что соглашения по сырью и стабилизация прибыли – это не панацея, а всего лишь шаг на пути превращения развивающихся стран в полноценных торговых партнеров. Поэтому мы выступали против склонности Севера к протекционизму и настаивали на открытии рынков высокоразвитых стран для Юга. Только в этом случае развивающиеся страны в свою очередь смогли бы брать и оплачивать кредиты.

А транснациональные концерны, играющие в мировой торговле и в отношениях между Севером и Югом в общем-то центральную роль? Мы хотели воспрепятствовать коммерческой практике «мультис» (транснациональных корпораций. – Прим. ред.), затрудняющей здоровую конкуренцию, путем принятия действенных законов и международных принципов поведения, но в то же время оказывать влияние на передачу технологий по разумным ценам. На этом фоне мы подтвердили право каждой страны распоряжаться своими природными ресурсами, считая, однако, что в случае национализации необходима соразмерная и эффективная компенсация. Соответствующие положения необходимо было включить в национальное законодательство, отметив возрастающую роль международных арбитражных механизмов.

Были ли наши рекомендации пустыми словами? Просчитались ли мы в том, что касается шансов на их реализацию? Или мы недоучли действие некоторых факторов, например демографического взрыва? Во всяком случае, отношения между Севером и Югом не улучшились, а в восьмидесятые годы они даже ухудшились. А тезис о возрастающей взаимозависимости не подтвердился. С точки зрения статистики экономическое переплетение между высокоразвитыми и развивающимися странами отнюдь не усилилось. Наоборот, они еще больше отдалились друг от друга, и оказалось, что «развивающихся стран» становится все меньше.

В то время как в некоторых регионах мира – особенно в Юго-Восточной Азии – был достигнут значительный прогресс, другие страны испытывали острую нужду и резкий спад как в сельском хозяйстве, так и в промышленности. Срочные реформы в области здравоохранения и народного образования не дали результатов, так как узкие места в финансовой сфере становились все уже. Во многих странах – особенно в Африке – резко снизился жизненный уровень широких масс, хотя этим людям и до кризиса жилось нелегко.

Восьмидесятые годы характеризовались тем, что все попытки наладить конструктивный диалог между Севером и Югом сорвались или закончились ничем. Так называемые глобальные переговоры под эгидой ООН провалились. Упоминавшееся уже совещание на высшем уровне 1981 года в Канкуне так и осталось эпизодом, не имевшим последствий. Лишь немногие страны, играющие заметную роль в «третьем мире», сумели в ходе двусторонних переговоров добиться уступок от тех или иных развитых государств. Подавляющему же большинству развивающихся стран пришлось смириться с тем, что они оказались не в состоянии влиять на международные правила игры, которые ужесточились и стали наносить им все больший ущерб. На рынках высокоразвитых стран были воздвигнуты новые барьеры для импорта из развивающихся стран. Протекционизм возрос, доходы от продажи сырья уменьшились, так как были найдены заменители некоторых его видов и получена экономия при его потреблении. Только ушедшие далеко вперед страны смогли удовлетворить требования стандартов качества для промышленных изделий.

В конце восьмидесятых годов как минимум 800 миллионов человек жили в условиях абсолютной нищеты. В большинстве стран Африки реальный доход был не выше, чем два десятилетия тому назад. Там, равно как и в других частях света, миллионы людей умирали от голода и недоедания.

Латинская Америка, которую когда-то превозносили как «континент грядущего», запуталась в оковах тяжелого долгового кризиса. Мрачные перспективы для Африки, значительной части Латинской Америки, а также Карибских островов не становились светлее от того, что им предлагались яркие проспекты с азиатскими «рецептами успеха». Грандиозный подъем некоторых азиатских государств невозможно переоценить, однако он охватил даже не весь гигантский континент, и на его фоне бедственное положение Латинской Америки было еще более мрачным.

«Без хлеба нет демократии» – эта прописная истина дает о себе знать не только в Латинской Америке. Но в Буэнос-Айресе президент Альфонсин откровенно мне заявил: «Сегодня вы приезжаете с цветами. Будем надеяться, что вам не придется вскоре вернуться, чтобы возложить венки на могилу аргентинской демократии». Несколько дней спустя в Картахене президент Колумбии сказал: «Голод, безработица, неграмотность – реальные агенты подрывных сил». А глава перуанского государства говорил о проблеме задолженности: «Нас оперируют без наркоза; хотят, чтобы мы почувствовали боль». Спустя два года, когда я снова оказался там, на улицах Лимы началась вооруженная борьба. Спустя еще тридцать месяцев, в начале 1989 года, вскоре после вступления в должность Карлоса Андреса Переса, по истечении установленного законом срока вновь ставшего президентом, сборы в пользу кредиторов, приведшие к росту цен, вызвали в Венесуэле кровавые беспорядки.

Горький урок восьмидесятых годов: кто упускает шанс для делового сотрудничества, кто не пытается предотвратить конфронтацию Восток против Запада, Север против Юга – тот не идет в ногу со временем. Обособленные дискуссии по отдельным аспектам – долги или сырье, продовольствие или прирост населения, эрозия почвы или вырубленные леса – ни к чему не приводят. Следовательно, все дело во взаимозависимости переговоров и политических процессов.

Я старался (не только в комиссии) довести до сознания людей взаимосвязь между голодом и войной, вооружением и экономическим регрессом.

Уроки истории показали, как войны влекут за собой голод. Не столь хорошо мы осознали, что массовая бедность может кончиться хаосом. Где царит голод, мир не может быть прочным. Кто хочет поставить войну вне закона, должен также преодолеть нищету масс. Сытые люди не всегда свободны, голодающие народы – никогда.

В январе 1984 года комиссия Улофа Пальме по разоружению и моя комиссия «Север-Юг» провели в Риме совместное заседание. Они констатировали тесную взаимосвязь между безопасностью и развитием. Нам стало ясно, что экономическая стагнация и социальная напряженность в странах «третьего мира» способствуют росту политической нестабильности, которая могла втянуть в свою орбиту другие державы. Мы заявили потом, что с помощью только военной мощи больше нельзя обеспечить национальную безопасность. «Безопасность должна основываться на признании общих интересов и уважении совместных институтов».

Еще прежде, будучи министром иностранных дел, я говорил об очевидных общих интересах, выходящих за рамки европейской сферы, а позднее, став федеральным канцлером, призывал к равной безопасности – но не к политике устрашения. С тех пор в мире утвердилось мнение, что общих глобальных интересов становится все больше и что они действительно не имеют границ. В сферу этих интересов входят не только вопросы обеспечения мира во всем мире и борьбы с голодом, но и преодоление демографического взрыва, обеспечение энергией, а также сохранение естественной среды обитания. Если мы сегодня говорим о новом видении мира, это не выглядит больше как преувеличение. При этом, однако, надо быть осторожным с предположением, что объективно общий интерес неизбежно ведет к одинаковому видению и к одинаковым выводам.

В начале лета 1981 года я объяснил советским ученым, которые были не так глухи к моим словам, как партийная верхушка тех времен, почему настало время ответить на вызовы, охватывающие все социальные системы. На эту тему мы вели плодотворные беседы в Будапеште, в Оттаве и даже в Восточном Берлине. Я понял (или нашел подтверждение тому), что только кризисное развитие ведет к изменениям в общественном сознании и мобилизации сил, правда, не всегда к лучшему.

И, хотя тогда едва ли можно было предугадать, какие понадобятся организационные структуры, понимание того, что мы постепенно врастаем в мировое сообщество взаимных зависимостей, не встретило возражений ни на Востоке, ни на Западе. Именно поэтому тягостно думать, что восьмидесятые оказались потерянными годами, что двусторонние переговоры в общем-то не привели к прогрессу в сфере многостороннего сотрудничества и помешали наладить крайне необходимое сотрудничество в региональном масштабе.

В 1988 году я в соответствии с давней договоренностью с Индирой Ганди предложил провести – неважно, где и в каком составе – «Канкун-2». Вместе с Сонни Рампал я предпринял демарш перед Бушем, Горбачевым и другими руководителями государств. Новая конференция «Север-Юг» на высшем уровне казалась желательной не столько с точки зрения принятия тех или иных решений, а прежде всего для того, чтобы дать старт или ускорить переговоры в других местах. Сомнений в том, что СССР готов нести свою долю ответственности, больше нет. Отношения между Севером и Югом не рассматриваются в Кремле больше как вопрос, касающийся лишь Запада и Юга.

В европейской и мировой повестке дня стоит комплекс проблем «Север-Юг», которые не так просто решить. И не случайно кое-где в дискуссиях по вопросам развития возвращаются к рекомендациям, опубликованным моей комиссией в 1980 году и расширенным в начале 1983 года в ее дополнительном докладе.

Оправдались ли усилия в области отношений «Север-Юг»? Даже если собрание книг на эту тему пополнилось всего лишь несколькими тоненькими томиками, я отвечаю на этот вопрос утвердительно. Впрочем, проще написать книгу одному, чем в коллективе с дюжиной соавторов. Однако таково всегда неизбежное бремя программных работ, которыми многие хотят и должны заниматься совместно.

Угрозу существованию любой общественной системы осознают все. Но, вероятнее всего, не так скоро удастся устранить опасность, угрожающую жизни миллионов людей и существованию всего человечества. Тем не менее намечаются перспективы человеческого благополучия, которые еще несколько лет назад сочли бы утопией или фантастикой. Разумеется, наука и в будущем не сможет по мановению волшебной палочки создать рай на Земле. Тем не менее в техническом и организационном плане появилась возможность прокормить продолжающее расти население планеты. Но что толку от этого, если изменение климата перечеркнет все сделанные расчеты?

Тем не менее возросла готовность многих государств, включая великие державы, прийти к деловому сотрудничеству. А это внушает надежду. Извращения «холодной войны», казалось бы, лишили нас последнего шанса. Однако теперь в так называемой большой политике великих держав (и не только их) обозначились, хотя и не необратимые, но достаточно глубокие перемены. Однако без энергичного участия на всех уровнях – от местного до международного – еще долго ничего не изменится в том недостойном положении, при котором в мире, где не все могли бы стать богатыми, но все могли бы быть сытыми, где еще страдают сотни миллионов людей.