Текст книги "Убийство на побережье (СИ)"

Автор книги: Вилен Арионов

11

Утро распогодилось. От ночного дождя не осталось и следа.

Эвальд Хенрикович стоял у окна, полной грудью вдыхал свежий весенний воздух. Конечно, трёпку он получил заслуженно. Босс не любит, если с его поручениями тянут. Однако, какое чутье у старого осла, как он угадал мысли Эвальда! Разозлился, но взял себя в руки. Даже ласковым стал, коньяком поил…Хороший коньяк, такой выдержки я в наших магазинах не видел…

От вчерашних переживаний Хартса оторвал прозвеневший колокольчиком голосок Эрики:

– К вам посетитель, господин Хартс.

– Попросите его подождать, мадмуазель, – Хартс знал, кто пришёл: видел в окно, как Хватов входил в здание. Хватов пришёл очень кстати, но…пусть подождёт немного. Нужно знать своё место… А Эрика молодец. Научилась говорить "господин Хартс". А то первое время обращалась по-советски: "Эвальд Хенрикович". Теперь правильно.

Хартс прошёлся по кабинету. Толстые каучуковые подошвы и мягкая ковровая дорожка заглушали шаги. Мысли Хартса вернулись к вчерашнему.

…Босс говорил, что в наше время нужно быть циником. Что ж, он и есть циник. Об этом ему ещё дед говорил. Коммунист, между прочим, сегодня об этом лучше не вспоминать…Так вот, дед возмущался, что нынешние вожди, и Горбачёв, и Ельцин на каждом шагу врут. Он, Эвальд, удивился тогда, как же иначе, ведь они – политики… Он и сам не стесняется подгонять проводимые его "партией" опросы (тогда он уже возглавлял "партию" из 17 человек! – делал первые шаги в политике), подгонять опросы под желаемый результат… Что тут такого? Это обычно, все так делают…

Дед огорчился, назвал его циником. Ну, циник, так циник. А я бы сказал проще, – современный человек, без предрассудков. Вот и господин Петерс одобрил.

…Деда Эвальд любил. Но в последние месяцы встречались они редко. Встречи начали тяготить, так как старый коммунист, видя разгул национализма в официальной политике республики, всё настойчивее пытался "воспитывать" уже вполне взрослого внука.

– Ты пойми, Эви, нет у нашего народа этой фанаберии. Эта верхушка насаждает психоз, обманывая людей, что Россия, русские, поработили нас. Наш народ не имел государственности, пока не получил её из рук Ленина. Но и великие люди допускают ошибки. Я был ещё мальчишкой, когда Ленин заставил Сталина согласиться с его схемой построения Союза с правами республик "вплоть до отделения от Союза". Сталин был за широкую автономию, но в едином неделимом государстве… Эвальд! Ты не слушаешь, тебе не интересно. Но ты же хочешь быть политиком, а это требует ясного понимания происходящего… Я могу не говорить этого, Эви, но я это делаю для тебя.

– Я слушаю, дедушка…Слушаю, но ты отстал от жизни!

– Нет, мой мальчик, нет. Законы истории не устаревают. Просто действующие политики должны уметь применять их в реальных условиях. Если они честны…

– Но, дедушка, политика делается людьми. Я ведь тоже учился в советском университете…Твой великий Ленин говорил, что политику не делают в белых перчатках. Разве не так?

– Говорил, Эви, говорил. Но ты не сбивай меня на другую тему. Я очень хочу, чтобы ты понял природу нынешнего национализма. Тогда ты поймёшь и его пагубность для настоящих национальных интересов. Ты будешь слушать меня?

– Слушать буду, слушаться, – посмотрим.

– Я и хочу, чтобы ты сам, сам посмотрел на факты… Я говорю, что Ленин заложил мину замедленного действия под созданный им же Союз Республик. Сталин не нашёл в себе силы изменить положение, а недальновидный Хрущёв поджёг фитиль этого заряда.

– Ты, дедушка, совсем странные вещи говоришь. Но я слушаю тебя.

– Ещё при Сталине начали широкую программу подготовки национальных кадров во всех республиках Союза, национальной интеллигенции в том числе. Во всех крупных ВУЗах установили квоты для приёма представителей национальных меньшинств. Но настоящая интеллигенция формируется долго, очень долго, а амбиции у молодых возникают значительно быстрее.

– Ты хочешь сказать, что я, например, не в меру амбициозен…

– Я не говорю, Эви, о тебе. Я говорю о правиле. Я сказал, что во всём торопливый Хрущёв подтолкнул процесс. При нём приняли преждевременное решение о том, что во всех республиках и во всех организациях первыми руководителями должны быть местные кадры. Во многих случаях, они уступали по знаниям, по мировоззрению своим заместителям, – русским, – я имею в виду вообще жителей центральной России…. не кипятись, мой мальчик, мы с тобой одной крови и я не меньше тебя люблю и уважаю свой народ. Но реальные факты нужно понимать. Решение Хрущёва было преждевременным, и оно создало основу для зависти, для национальной зависти: трудно руководителю понять и принять профессиональное превосходство своих подчинённых, очень трудно.

– И я не понимаю твоих рассуждений, дед!

– А в отрасли культуры этот процесс особенно болезнен. Люди искусства всегда эмоциональны… Отсюда и идёт насаждаемое сейчас чувство национальной уязвлённости по отношению к России.

Национализмом болен не народ, а верхушка, руководители…

Разногласия с дедом смущали и огорчали, но младший Хартс относил их на неизбежную в возрасте деда «закостенелость взглядов», во всяком случае, свои собственные взгляды он менять не собирался…Эвальд возмущался, пытался спорить со стариком, но вскоре стал избегать встреч с ним.

…Хартс прошёлся по кабинету. Остановился возле двери, прислушался. Хорошие двери, из приёмной ничего не слышно.

Он взглянул на часы, – Хватов ждёт уже достаточно, и Эвальд нажал на кнопку селектора…

Однако, удачно появился Хватов. Иначе пришлось бы его разыскивать, а этот тип не сидит на месте, болтается по всей Прибалтике. Но нужно признать, он и его напарник делают почти всю черновую работу. Юристы «Воссоединения» подключаются к готовенькому.

Разговор Эвальда с функционером "Союза" длился довольно долго. Хватов настоящий патриот, хотя и носит русскую фамилию. Но это ничего, даже помогает в делах, – дела-то выходят далеко за пределы республиканских границ! И идут неплохо, совсем неплохо. Если не считать российских территорий, где в путанице законов сам чёрт зуб сломит. Казалось бы, здесь русская фамилия, – должна помогать. Но нет. А почему нет…трудно понять.

Внушение Хватову Эвальд Хенрикович сделал почище, чем получил сам. Зато уверен, что Хватов проникся. Недаром, прощаясь, сказал, что выполнит порученное, выполнит любой ценой.

Хартс остался доволен разговором и…влюблённой улыбкой, которую он заметил на лице Эрики, когда, проводив Хватова, она принесла ему кофе…

Его взгляд задержался на новой секретарше. Ничуть не хуже Эльзы… Фигурка и… прочее. Приручить её сложности не составит…

В общем, всё не так уж плохо. Дело идёт, гнев Петерса, – переживём, нервы у старого – стариковские, расшатанные… Хрен с ним…

И Хартс, весело насвистывая, вернулся к столу. Пора заняться любимым делом.

Любимое дело – это переводы. Он увлёкся ими неожиданно для себя, когда не получилось с очередной повестью. Эвальд достал томик латино-американской поэзии (на русском языке, на русском, конечно же, – испанского, португальского он не знал) и раскрыл его на искромётном стихотворении кубинца Тальета "Румба".

Мама, румба, барабаны и труба!

Чёрт побери, какой запев, какая экспрессия, какая страсть с первых слов ощущается! Сразу музыка гремит в голове… Он схватил карандаш…

 
   У Томасы ляжки заходили ходуном,
   А у негра ноги – живые две пружины,
   И живот пружинит, и весь пружиня,
   К ней на каблуках подходит Хосе Энкарнасьон!
 
 
   Чёрная Томаса дразнится упрямо,
   Ускользают бёдра, подбородок вздёрнут,
   Поднимает разом две руки атласных,
   Предлагает груди, – круглые гранаты,
   Колыхнулись влево, колыхнулись вправо,
   И на них глазеет Че Энкарнасьон!
 

Эвальд вскочил из-за стола, прошёлся в танце по кабинету. Покосился на дверь в приёмную. Нажал на клавишу селектора: «Мадмуазель! Я очень занят. Прошу, чтобы мне никто не мешал. И по телефону не соединяйте!»

 
   Приседает низко, почти касаясь пола,
   В пароксизме страсти Хосе Энкарнасьон,
   И девочка Томаса расслабилась невольно…
 

Нет! Что за многоточие? Какая здесь может быть пауза! Нет! Темп! Темп! – Эвальд взмахнул по-дирижёрски руками и снова бросился в кресло – писать, писать.

 
   И пахнет полем, и пахнет СЕЛЬВОЙ,
   И пахнет САМКОЙ, и пахнет ЗВЕРЕМ!
 
 
   Взвизгивает флейта, звякает марака,
   Трезвонит колокольчик, грохочет барабан!
 
 
   Падает на землю девочка Томаса,
   Вместе с нею падает Че Энкарнасьон!
   Они в клубке едином завершают пляску…
   Завершают пляску… завершают пляску…
 
 
   Марамба барабан, марамба…
   Марамбах…ах……а-ах…
 

Карандаш Хартса летает по бумаге. Как хочется, но как трудно передать на родном языке страстную мелодию поэзии кубинца! И пусть летят в тартарары зануда Петерс с его приказами, Хватов, Сосняк…

Ох! Эвальд очнулся от забытья… Трещит телефон. Секретарша не виновата, это сигнал сотового телефона…

Музыка в голове смолкла…

Дела проклятущие…

12

Несколько лет назад Ларионов задумался о необходимости готовить себе смену. Пенсионный возраст приближался, и хотя В.Н. уходить пока не собирался, думать о смене нужно: печальный опыт у него уже был.

Проработав около тридцати лет в одном-единственном проектном институте, возглавляя его без малого двадцать лет, Ларионов в своих личных помыслах слился с судьбой и интересами института, полагал доработать в нём положенный срок и…подумать о преемнике позже – время позволяло.

Жизнь распорядилась иначе. Жизнь – в лице обкома партии, который счёл, что его способности руководителя нужны в другом месте, – ему поручили возглавить областное управление архитектуры и градостроительства. И вот уже который год – он чиновник областного масштаба. А институт лихорадит череда не совсем удачных директоров…Душа болит… Тем более нельзя повторять ошибки…Хорошо понимая, что решение о своём сменщике будет принимать не он, Ларионов не сомневался, что к его рекомендации отнесутся внимательно, и исподволь присматривался к возможным кандидатам на своё нынешнее место.

Кириллу чуть больше сорока. Высокий, худощавый, очень спокойный, – это внешне. Вдумчивый, рассудительный.

Профессионал – это главное. К сожалению, опыта работы на областном уровне нет. Но это – наживное. Опыт приходит с синяками и шишками. Неважный оратор, застенчив. В чём-то робок.

Это – смущало, но собственный опыт заменить нельзя ничем. Привыкнет.

И Ларионов пошёл к губернатору.

Когда Кирилл Иванович вошёл в кабинет, В.Н. просматривал документы. Он только что кончил читать очередной опус Зеленцова, оставленный им вчера в приёмной, – Ларионова не было на месте, – с короткой запиской: «В.Н.! Полагаю, что за прошедшие месяцы многое стало яснее. Я пересмотрел „ тезисы“, которые мы с Вами обсуждали. Надеюсь, что в этом варианте они будут приемлемы для доклада руководству. Прочитайте, потом обсудим. И.З.».

– Зеленцов выдерживает обещание работать вместе, – сказал Ларионов, протягивая бумаги Кириллу. – Посмотрите, он прав. Идти к начальству нужно, ситуация на взморье выходит из-под контроля. А ведь на вас, Кирилл Иванович, шутливо добавил Ларионов, губернатор при назначении на должность, возложил обязанности "главного смотрителя "золотого побережья"

Кирилл рассеяно посмотрел на Ларионова.

Молча взял в руки бумаги. Не ответив на шутку, сел на стул возле окна.

В.Н. встревожено посмотрел на него:

– Что случилось, Кирилл Иванович?

– Я только что из Побережного. Там – "ЧП" – Сосняка убили, всю семью вырезали. Ирина рассказывает, город в шоке, слухи – самые разные…Подробностей она не знает, но предполагают, что это – месть. Его последнее время донимали – продай ферму… А он всех посылал подальше…Ведь вы, Вилен Николаевич, знали Сосняка. Говорят, характер у него был…не прост.

– Да, знал. Если точнее, – встречались.

Ларионов задумался. Сообщением о гибели Сосняка он был потрясён. Совсем недавно они с Кириллом говорили о том, что неупорядоченность властных отношений в землепользовании в курортной местности может вылиться в самые крайние формы. Неужели началось?

…Сосняка он практически не знал. Встречались на совещаниях, когда Сосняк был председателем крепкого колхоза. Потом, – года полтора-два назад, – на бурных заседаниях комиссии ещё существовавшего Областного Совета. Тогда путаница в законах, совершенно не увязанных с Указами всегда торопящегося Президента, привела к тому, что Сосняк сотоварищи, разделив колхоз на "паи" стал фермером с наделом земли, выходящим на самую бровку берегового склона…Ещё спорили, кому же принадлежит пляж? Задали юристам задачку!

В.Н. так и не узнал, чьё персонально головотяпство (или корысть?) вывели сельскую ферму на землю, которая по божеским и человеческим законам должна служить всему обществу, – прекрасное место для санатория или дома отдыха, если использовать терминологию недавнего прошлого. Кстати, именно так и предусматривали ленинградские проектировщики, только начинавшие тогда разработку генерального плана всего побережья.

Суды следовали один за другим, то подтверждая право Сосняка и его соседей на эти земли, то отменяя предыдущие решения…

Короче, – симпатии к Сосняку Ларионов не испытывал….Но убийство…Кто убил семью фермера, конечно, выяснят. И за что. Версий у милиции, наверняка, будет много. Но про себя В.Н. был уверен, – почти уверен, – Сосняка убили из-за земли. Кирилл, привезший эту догадку из Побережного, – прав. Это – кровавое предупреждение другим "собственникам", чтобы знали людишки, живущие у моря, что начался великий передел ценностей. Чтобы задумались, принять ли хорошие отступные за свою не бог знает какую собственность….или рисковать жизнью…своей и своих детей.

Кирилл снова заговорил:

– Ира из Побережного будет у нас в конце дня, может быть, какие-нибудь подробности привезёт…Но меня мучит мысль: если наши предположения подтвердятся…какие наши шаги должны быть, что мы должны делать?

Ларионов молчал. Действительно, проведенный не так давно анализ землеотводов на побережье, – это они совместно с Зеленцовым проверяли, нужно было для работы, заказанной москвичам, показал, что почти все они сделаны с тем или иным нарушением правил. Что немудренно, так как они, эти правила, изданные в разное время и разными инстанциями, сами противоречат друг другу. Потому-то так остро нужен единый генплан и единая администрация всего курортного района…Но такое решение, видите ли «несвоевременно», – слышал он такие разговоры… а жизнь не ждёт «удобного» времени, – уже пролилась кровь. – Незаметно для себя, Ларионов уже считал фактом гибель семьи Сосняка из-за земли. Нет, разумеется, это ещё не факт. Мотивов может быть очень много. Но другое, другие мотивы, – прямо не касаются их зоны ответственности.

– Вы правильно беспокоитесь, Кирилл Иванович. Многие «землепользователи» не ахти как твёрдо владеют землёй. К ним можно предъявить разные претензии, – и за нарушение сроков освоения участков, и за несогласование проектов, и – не знаю за что ещё. В такой обстановке очень просто может начаться свалка за пересмотр ранее принятых решений… Вспомните визит Квасова…

– Неприятный тип…

– Вы правы, – повторил Ларионов, неприятный. Проект курортного района ещё не утверждён, а местные власти нуждаются в деньгах…

– И администраторы лично! – добавил Кирилл.

– Да, и это есть, и это тоже нужно учитывать. Всё может быть… Жаль Сосняка. Совсем озверели толстосумы… Думаю, что-нибудь подобное и выяснится. Ну, а меры нам принимать, – он несколько раз прошёлся по кабинету, – меры нам пока принимать не нужно. В связи с этой трагедией не нужно. Это другие органы сделают. А вообще, в ситуации сегодняшнего дня, – Ларионов мысленно обругал себя за столь "изящный" словесный оборот, – вообще принимать меры необходимо.

Он снова подошёл к столу. Снова взял положенную Кириллом записку Зеленцова и протянул ему. Познакомьтесь. Потом обсудим. Внешне всё правильно, а подтекст…Ладно, это позже…

13

Около полудня Ларионов зашёл в кабинет, где работал Каштанов. Игорь был один. Как и все в управлении, он был потрясён событием в Побережненском районе, как и многие другие, воспринял случившееся как начавшуюся борьбу за передел земель в курортной зоне. Другие версии казались менее вероятными. Хотя он и не был знаком с Сосняком, но о его неуступчивом характере наслышан.

– Я только что собирался зайти к тебе, – сказал он. – Узнать новости, да и ещё один вопрос обсудить. Вопрос касается нас с тобою, лично.

– Новостей пока нет. К концу дня должна приехать Ирина из Побережного, может, что-нибудь расскажет… А что о наших делах?

Ларионов пододвинул к себе стул и сел на него верхом.

– Ты давно был у "грека"?

"Грек", – это греческий корабль, который разбился у берегов области лет двадцать с гаком тому назад. Вытаскивать "бегемота из болота" никто не брался – не выгодно. И брошенный командой, никому не нужный, он ржавел и разрушался штормами на мелководье метрах в ста от берега. Волею судеб, именно там получили участки под сады-огороды несколько работников управления архитектуры. Когда неимоверно вздорожал бензин и стал неподъёмным для кармана проезд на поезде, участки стали, практически недоступными. Теперь лишь изредка приезжали они, чтобы искупаться и позагорать на "собственном берегу", ибо расстояние до пляжа было не более сотни метров.

Ларионов задумался:

– Да уж порядочно. В этом году не был.

– Вот и я также. – Игорь помолчал. – Я давно думаю, что пора бы избавиться от них… А на-днях, мне сосед сказал, – покупатель объявился. Скупает участки за приличные доллары. Как ты на это смотришь?

– Как чукча в анекдоте, – с двух сторон. С одной стороны, я, как гражданин Л.– за доллары. Чтобы их получить и побольше. С другой стороны, – мы с тобой государственные чиновники. Продавать садовый участок закон дозволяет…но этот купец ведь не картофельное поле собирается завести…за приличные доллары купленное. Кстати, как его фамилия? – В.Н. почему-то опять вспомнил о Квасове.

– Фамилию купца сосед не знает, но пообещал ему прощупать настроение других владельцев участков… Так как поступим?

Ларионов молчал. Для Квасова масштаб не тот. Сейчас он пожалел, что тогда не поделился с Каштановым своими сомнениями. Ждал большей ясности, но Квасов со своей запиской так и не появился…

– Не знаю, Игорь, что и сказать. Нужно посоветоваться с земельщиками. Продать свой участок, я, конечно, согласен, – нам всё равно пользоваться такими "огородами" не придётся. А степень законности всего этого дела попытаюсь проверить. Может быть, сумею выяснить фамилию столь крупного купца… Короче, мы, граждане К. и Л. готовы расстаться со своими латифундиями по 6 соток, – так и скажи соседу. Только предупреди, что с покупателем мы будем говорить лично… А параллельно будем прояснять служебные аспекты этого дела…

Вернувшись в свой кабинет, В.Н. попросил секретаря связать его с земельным комитетом.

В результате длительных разговоров, он выяснил, что смена владельцев садово-огородных участков, расположенных в небольшом удалении от моря идёт и идёт интенсивно. Горожане, получившие наделы в 40–50 километрах от областного центра охотно уступают свои права и за доллары и за рубли.

При этом спросом у покупателей пользуются участки именно в курортной зоне. О ценах работники земельного комитета говорили только предположительно, так как сделки оформляются по нормативной стоимости, а сколько и каких купюр переходит из рук в руки, оставалось только догадываться.

Да, известно, что среди новых владельцев преобладают иногородние. Но закон этого не возбраняет и специальный учёт не ведётся. Так же не запрещено (а значит – можно!) покупать одному лицу несколько садов-огородов, в том числе соседних, создавая при этом довольно крупные участки.

Да, вполне вероятно, что скупаются они не для огородничества…

Да, вполне вероятно, что эти участки скупаются для строительства…

– Но что тут плохого? – удивлённо заметила его собеседница, ведь есть решения местных властей, разрешающих строительство на территориях садов.

– О наличии таких решений Ларионов не знал и очень сомневался в их законности… Предстояло разбираться…

* * *

Архитектор Ира в этот день так и не появилась. Ларионов несколько раз пытался звонить мэру Побережного. И по прямому телефону, и через приёмную…Но телефоны курортного городка молчали

За этим молчанием ощущалась трагедия.

14

Вернувшись домой после работы, Ларионов сразу заметил, что Э. необычно взволнована.

– Что случилось? – спросил он, поцеловал жену в оба глаза, не начав обычную игру в "обиженные глаза".

Она протянула ему конверт. – Посмотри. Что-то странное, непонятное и даже пугающее.

На конверте на машинке было напечатано: "Госпоже Ларионовой. Лично". Без марки, без почтового адреса. Конечно, без почтового штемпеля.

Ларионов вынул из конверта голубой листок.

"Уважаемая госпожа Риттер!

Мы обращаемся к Вам именно так, ибо надеемся, что могучий Голос Крови поможет Вам понять высокие и прекрасные чувства, побудившие нас написать это письмо.

Молодая Республика – Феникс – возрождается!

Правительство и Патриоты нашей Родины озабочены тем, что на нашей земле живёт и процветает, вопреки интересам нашего маленького народа, так много инограждан. В то же время коренные граждане Республики и их потомки живут на чужбине, оторваны от своей земли.

Уважаемая Госпожа!

Мы призываем Вас воссоединиться с плотью нашего народа! Как первый шаг, Вы могли бы подать прошение о восстановлении Ваших прав гражданки. Уверены, что Ваша просьба будет удовлетворена.

Получив гражданство Республики, вы приобретёте широкие возможности приезда на Родину в любое удобное для Вас время и существенные льготы в период пребывания на родной земле.

Уважаемая Госпожа!

Представитель нашего общества «Воссоединение» свяжется с Вами в ближайшие дни. Мы надеемся на плодотворный результат этой встречи".

И всё. В.Н. повертел в руках непонятное письмо. Подпись с завитушками, латиницей, без расшифровки. Дата проставлена вчерашняя, чернилами. Действительно странно.

– Странно, странно уважаемая госпожа Риттер. Как они вас нашли? Я ничего не слышал ни об этом обществе, ни о подобных действиях прибалтов. Сначала письмо, потом некий представитель. Кто? Когда? И потом…Разве они признают двойное гражданство? Или надеются, что ты от российского откажешься?

– Самонадеянные типы, однако. На что они рассчитывают? Ты же знаешь, что это чушь собачья! Я – русская и никогда…

– Что ты, моя хорошая! Конечно, – чушь! Ну их, – ко всем чертям…собачьим пусть катятся, эти господа, так называемые!…Успокойся, и давай перейдём к делам…собачьим.

Они совсем недавно купили собаку. Взрослую, почти двух лет. Красавица – ризен неожиданно быстро привыкла и к новому дому и к новым хозяевам. Да сами хозяева не привыкли ещё к новому члену семьи и Жанетка, – или официально «Жанет Дэвл Дог», – занимала много места в их разговорах…и властно вмешивалась в распорядок дня. Во всяком случае, В.Н. не имел теперь возможности вставать в семь часов…Англичане говорят: «моя собака, – моя прогулка». А Жанетка любила выйти погулять пораньше. Отношения с Жанеткой складывались отлично: В.Н. с удовольствием гулял с ней, Э.И. разыскала собачий клуб и водила новую любимицу на тренировки. Беспокоила только Пуська, – неожиданная соседка не пришлась ей, она шипела, пряталась на шкафу или под ванной. На дружелюбные «наскоки» Жанетки реагировала нервно, или, как ныне модно говорить «не адекватно». Ну, что с неё, с кошки, требовать… А Жанетка не могла понять её обидчивость и, «поговорив» с кошкой, укладывалась на полу возле дивана, ухитряясь смотреть сразу на обоих хозяев. Впрочем, возможно, это им только казалось, так как лохматая шевелюра скрывала глаза. Только и виден был чёрный нос со смешной «розеткой» ноздрей.