Текст книги "Мистические города"

Автор книги: Вилар Кафтан

Соавторы: Майкл Джаспер,Бен Пик,Дженн Риз,Дарин Брэдли,Пол Мелой,Каарон Уоррен,Марк Теппо
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Алекс вскрикнул и, выпустив кота из рук, инстинктивно пригнулся. Он чудом избежал смертельного выстрела! Но тут бультерьер, ловко увернувшись от ящероподобной твари, бросился на долговязое чудовище. То в свою очередь попыталось подстрелить пса, но он не оставил твари ни единого шанса, так как схватил ее за запястье и начал рвать зубами, точно объедал мясную кость. Тварь завизжала и принялась отчаянно звать на помощь своего напарника. Существо с кукольным лицом громко зарыдало и заковыляло на помощь. Вся троица сцепилась прямо в снегу: Полосатый Костюм лежал на спине, пес терзал его стрелковую руку, ящерица с кукольным лицом ходила вокруг них кругами и, скуля, наносила глухие удары. А снег тем временем все шел и шел, и эта схватка в пурге выглядела как танец монстров из ночного кошмара.

Затем за спиной Алекса раздался знакомый голос:

– Алехауз!

Алекс почувствовал чью-то руку на своем плече.

– Привет, Алекс! Алехауз! Позволь им сохранить хоть каплю самоуважения!

Алекс поднял глаза, увидел доброе, чуть странное лицо Хемога и позволил своему другу затащить себя в тепло коттеджа. Снаружи Алехауз злобным предупреждающим рычанием гнал прочь чужаков. Сделав свое дело, пес вернулся к дому и, гордо выпятив мускулистую грудь, застыл на пороге у ног Хемога, который ласково потрепал его по голове.

Существо в полосатом костюме, раскинув руки и ноги, навзничь лежало на снегу и выглядело мертвее мертвого. Вторая тварь нервно кружила над ним. Ее кудрявые волосы запорошило снегом, руки посинели от холода, но она, похоже, ничего не замечала. И тут, ко всеобщему удивлению, существо в полосатом костюме зашевелилось и слегка приподнялось. Оно уставилось на Алекса бусинками глаз на лбу, а потом у него под подбородком точно кто-то расстегнул молнию, на мокрый пластрон рубашки закапала какая-то жидкость и показались два страшных клыка, напоминающие осколки стекла. Существо вскинуло стрелковую руку.

– Живо внутрь! – закричал Хемог и захлопнул дверь.

Алекс был так потрясен, что потерял дар речи, а потому молча прошел в гостиную. Алехауз потрусил следом. Пес подошел к окну, выходящему в сад, положил передние лапы на подоконник и стал настороженно следить за происходящим перед домом.

Выстрелов больше не было, воздух взорвал яростный вопль. Существо, уже поднявшееся с земли, держалось здоровой рукой за израненное запястье. Оно отчаянно трясло рукой, пытаясь нацелить ее на коттедж, но тщетно. Алехауз довольно пыхтел у ног Алекса, а тот, поглаживая пса по голове, провожал взглядом удаляющиеся фигуры незваных гостей, которые уже через минуту растворились в Уэлтсе.

Тут в гостиную вернулся Хемог. При виде его доброго, улыбающегося лица Алекс неожиданно разрыдался.

Тогда Хемог подошел к Алексу и обнял его своими лапищами, от его комбинезона приятно пахло древесной стружкой и олифой. Алекс шумно втянул воздух, а Алехауз ласково ткнулся мордой ему под колено. Наконец Алексу все же кое-как удалось собраться. Он еще раз шмыгнул носом, откашлялся, потом смахнул слезы тыльной стороной ладони. Наконец решившись поднять глаза на Хемога, Алекс увидел, что тот ласково ему улыбается.

– Я в порядке, – произнес Алекс и, взъерошив волосы, отошел к окну.

Снег сыпал уже не так яростно, но успел припорошить следы борьбы на мокрой траве.

– Хемог, скажи, кто они? – спросил Алекс.

Но Хемог не отвечал, в комнате было тихо-тихо, только поленья потрескивали в камине. Наконец хозяин дома подал голос.

– Драйвид и Стемп, – произнес он. – Василиск и Стрелок.

Однако Алексу эти имена, звучавшие довольно устрашающе, абсолютно ничего не говорили.

– Были еще двое, – сказал Алекс. – Сегодня утром они устроили набег на мой коттедж. Один на ходулях, а другой – с допотопным ржавым батутом.

– Пак-Пак и Кетапин. Тойсиверы, – кивнул Хемог, отходя от окна.

Алекс видел, как там, вдали, раскинулся Уэлтс: голые деревья, совсем как шипы на спине древнего, холодного, да, очень холодного зверя.

– Они что, приходили за мной? – как можно более спокойно поинтересовался Алекс.

– Да, Алекс, – ответил Хемог. – И не только они одни. Тебе потребуется все твое мужество. Нам нужно поскорее убираться отсюда. Как только опустятся сумерки, они все будут здесь. А небо уже темнеет.

Алекс посмотрел еще раз в окно и воочию убедился, что полоска неба над Уэлтсом порозовела от закатного солнца.

– Алекс, мне еще много надо тебе сказать, – произнес Хемог, обняв друга за плечи.

Но не успел он закончить фразу, как Уэлтс взорвался тысячью звуков. Впечатление было такое, точно целый зверинец вырвался наружу, круша все на своем пути, ломая кусты и деревья. Алехауз глухо зарычал.

– Ну вот, – сказал Хемог, – началось. Живо в подвал!

Хемог с Алексом прошлись по дому, методично закрывая на защелку все ставни. Алекс, не удержавшись, выглянул в окно спальни, но не увидел ничего, кроме деревьев, выстроившихся в ряд в глубине сада. В тусклом свете фонаря на переднем крыльце стволы деревьев напоминали серебряные тросы, держащие нечто неведомое и огромное там, наверху. Укрытая снегом трава казалась такой же загадочной, как экран в театре теней, где Алекс был когда-то в детстве.

И вот, словно гротескные фигуры, спроецированные на этот экран, они начали потихоньку вылезать на белую равнину со стороны темной границы Уэлтса.

Опустив ставни, Алекс крепко-накрепко их закрыл и поднялся по лестнице на второй этаж. Сердце бешено колотилось в груди, а под ложечкой ныло от страха.

Алекс слегка помедлил и посмотрел вниз. Хемог натягивал сапоги возле передней двери и ласково успокаивал Бонга, тершегося о его ноги. «Мужайся, Алекс», – сказал он себе и стал спускаться вниз.

Под лестницей была маленькая дверца. Хемог открыл ее и нашарил на стене выключатель. Когда зажегся свет, Алекс увидел уходящие вниз шаткие ступени. Хемог махнул рукой, приглашая идти за ним, но не успели они и шагу ступить, как что-то с силой врезалось во входную дверь, чуть было не повредив раму.

– А теперь вниз, – велел Хемог.

Голос его звучал, как всегда, спокойно и уверенно, но выражение глаз изменилось. Такого Алекс за все время их знакомства еще не видел: в глазах Хемога читались злость и сожаление, а еще безысходность и настороженность. Хемог всегда был сильным, но сейчас казался просто несокрушимым.

Вдруг откуда-то сверху до ушей Алекса донесся знакомый звук. Кто-то там, на крыше, ломал черепицу. Пак-Пак.

Потом что-то еще раз шибануло по входной двери, в дом внезапно ворвался холодный ночной воздух, и они поняли, что на крыльце кто-то стоит, вытянув шею. Шея эта была толстой и серой, ее венчала крошечная головка, которая была похожа на крикетный мячик, сплошь утыканный рыболовными крючками. Существо издавало странные звуки – таких Алексу еще слышать не доводилось, – словно рвали на кусочки бумагу.

Алехауз глухо зарычал и бросился на чудовище.

Существо встало на дыбы, заполнив весь дверной проем. Тогда Алехауз сбил его с ног, и они кубарем выкатились в сад. Алекс слышал злобное рычание, отрывистый лай – словом, звуки яростной схватки. Алекс бросил взгляд в сторону Хемога, но тот только головой покачал.

– Все. Нам пора, Алекс, – сказал он.

Бонг, прижав уши и нервно помахивая хвостом, стоял в дверях. Он явно не знал, что предпринять.

– Бонг! – позвал Алекс. – Ты идешь?

Кот повернул в их сторону голову, но так и остался стоять у входа в подвал в лучах теплого желтого света. Снаружи доносились глухое рычание и рев, что-то скользило по земле: бой шел не на жизнь, а на смерть. И тут на пороге появилась какая-то тварь с тыквообразной головой, вооруженная клинками.

Бонг зашипел, но сразу же отскочил в сторону, поскольку тварь метнула в него клинок. Он пролетел в каком-то миллиметре от кота, который, увернувшись, спрятался под перилами. Затем Бонг одним прыжком обогнал Алекса с Хемогом и скатился по ступенькам прямо в подвал.

Алекс поспешил за ним. Потом Хемог, пригнувшись, чтобы не стукнуться о притолоку, прошел в дверь и крепко-накрепко запер ее за собой.

Подвал служил Хемогу мастерской. Посреди стоял огромный верстак из вековой сосны. Верстак был завален кусочками дерева и металла, винтиками и часовыми механизмами, банками с машинным маслом, сверлами, деталями двигателей и электронными схемами. А еще там были крошечные моторчики, резисторы, усилители, колбочки для образцов, канистры и мензурки. Возле стены стояли токарный и шлифовальный станки. Под лестницей лежала цепная пила – гордость и любимая игрушка Хемога. Все стены занимали шкафы и стеллажи с инструментами, в мастерской приятно пахло олифой, льняным маслом и краской.

Хемог снял с крюка старый промасленный пояс для инструментов. Застегнув его на талии, он принялся деловито вынимать разные вещи из ящиков и коробочек и распихивать их по матерчатым карманам на поясе. Удовлетворившись результатами своего труда, он повернулся к Алексу:

– Алекс, бери все, что хочешь. У нас с тобой впереди долгий путь, так что любая вещь может пригодиться.

Алекс огляделся по сторонам. Он взял совсем немного, в основном инструменты, баночку клея, пару мотков проволоки, изоленту – все, что мог упустить из виду Хемог. У Алекса в сумке уже лежал маленький топорик, а еще пара яблок и ломоть хлеба, который он успел захватить с собой еще утром.

Алекс прикинул вес сумки. Совсем неплохо, решил он, повесив сумку на плечо.

– Ну что, готов идти? – спросил Хемог.

«Идти куда?» – подумал Алекс. До него донесся неясный шум, словно там, над их головой, передвигали какие-то предметы. Что-то пронеслось мимо двери в подвал, на секунду закрыв щель в дверном проеме. Алекс вдруг вспомнил строчку из очень старого стихотворения, которое когда-то, много лет тому назад, прочел ему Хемог: «Будь начеку, когда темно и тени лезут из щелей…» От этого стихотворения, завораживавшего своим странным ритмом, приятный холодок пробегал по спине. А вслед за этой строчкой в памяти всплыла другая: «Город, который ты не видел с детства…»

«Только не туда! – подумал Алекс. – Ну пожалуйста, только не туда!»

Хемог подошел к дальней стене.

– Алекс, дай мне руку, – произнес он и начал отодвигать высокий застекленный шкаф.

Общими усилиями они повернули шкаф боком к стене, и Алекс увидел за ним маленькую потайную дверь. Хемог отодвинул засов и с усилием распахнул дверь, совсем разбухшую от сырости. Дверь вела в темный туннель.

– Он заканчивается под сараем в глубине сада, – объяснил Хемог.

С этими словами он снял с пояса фонарик и включил его. Присев на корточки и посветив себе фонариком, Хемог протиснулся в узкий туннель. Алекс пролез следом, не без труда закрыв за собой дверь. Присмотревшись, он обнаружил два тяжелых железных засова – вверху и внизу. Итак, закрыв дверь на оба засова, Алекс пополз вслед за Хемогом. В конце туннеля в потолке имелся небольшой люк, который Хемог и поспешил открыть.

– Не возражаешь? – спросил Хемог и, взяв Бонга на руки, выпихнул его через люк в сарай. – Теперь ты, Алекс, – сказал Хемог и, подставив руки, подсадил Алекса.

Оказавшись внутри, Алекс забрал у Хемога фонарь и направил луч прямо в туннель.

Хемог выпрямился во весь рост и, подтянувшись на руках, забрался следом. В тусклом свете фонаря Алекс все же сумел разглядеть обстановку сарая. Там было множество других инструментов, а еще верстак с прикрепленными к нему тисками.

В углу стояла закопченная дровяная печь с почерневшим дымоходом, рядом были сложены дрова.

– Выключи фонарь, – распорядился Хемог и подошел к двери.

В кромешной тьме Хемог тихонько приоткрыл дверь и выглянул наружу. Потом он осторожно вышел на улицу, а Алекс с Бонгом последовали за ним. Оказавшись на тропинке, все дружно посмотрели в сторону дома.

Дом прямо-таки кишел самыми разными чудовищами. Огромные крылатые твари стучали по крыше; состоящие из отдельных сегментов горбатые существа, которые извивались на земле, яростно бросались на стены и окна. Алекс узнал до боли знакомый ржавый скрип батута, подбрасывавшего Кетапина высоко в небо. И над всем этим на чудовищных ходулях качалась на ветру фигура Пак-Пака. Дом словно был зажат гигантскими старыми щипцами.

Повернувшись спиной к разгромленному коттеджу, Хемог тихонько прошел к задней части сарая. Поспешивший за ним Алекс увидел, что друг продирается сквозь кусты. Потом послышался треск отдираемых досок, и Алекс обнаружил дыру в заборе. Протиснувшись сквозь дыру, они остановились, чтобы проверить опушку Уэлтса. Алекс даже рискнул снова включить фонарик. Поняв, что им ничего не угрожает, беглецы ступили под полог леса. Хемог бросил прощальный взгляд на дом, и лицо его омрачилось: он сожалел о потере своего верного Алехауза. Хемог тяжело вздохнул, и они углубились в лес.

Алексу еще не доводилось бывать в этой части Уэлтса. Здесь была настоящая чащоба, а где-то там, вдалеке, находились старые темные города, в основном промышленные, соединенные между собой одной железнодорожной веткой. Еще дальше, за много-много миль от них, лежало море. Алекс еще никогда не видел моря. Иногда по вечерам, когда они, сидя перед камином, играли в шашки, Хемог рассказывал о прекрасном городе Ки-Эндуле. Город раскинулся на крутых горах, обступивших большую голубую бухту. Это фантастические, причудливые башенки и шпили, базары с роскошными ярко-синими палатками и обзорными площадками. В Ки-Эндуле фонтаны размером с собор, а еще там скверы и парки, летние театры, ярмарки, трамваи, фуникулеры, которые бегут по тросам, натянутым между огромными блестящими столбами, и пирс, которому нет равных.

Говорят, пирс в Ки-Эндуле длиной целую милю и уходит далеко в море. А на пирсе есть ярмарочная площадь с чертовым колесом размером с небоскреб, и русские горки, и вращающиеся ракеты на блестящих металлических кронштейнах. А еще павильоны с автоматами для игры в пинбол и тиры. И все это построено на огромном деревянном плоту, стоящем на тонких железных ногах и парящем над волнами сине-зеленого океана.

Алексу страшно хотелось попасть в Ки-Эндулу.

Они все шли и шли, как вдруг между деревьями показался просвет. Алекс решил было, что это просто прогалина, но потом обнаружил, что перед ними выемка железнодорожных путей.

Они соскользнули вниз и остановились у рельсов. Далеко-далеко, может, в миле отсюда, Алекс заслышал шум чего-то надвигающегося на них. Он повернулся на звук и увидел там, где колея уходила в лес, мощное оранжевое сияние, словно кто-то разжег костер в лесу. Но костер этот завывал!

Алекс поднял глаза на Хемога и заметил, что тот улыбается.

Огонь все приближался, а шум нарастал, отдаваясь в ушах. Они почувствовали, как земля под их ногами содрогнулась. Алекс стоял, затаив дыхание. И наконец что-то загромыхало по колее. Оно гнало перед собой сноп желтовато-красных искр, высекаемых бегущими колесами. Это была железная махина – локомотив, уцелевший после катастрофы. Квадратный, работающий на пару плод трудов одиноких ночей. Без машиниста, без огней, он, как намагниченный, вихрем несся по полночному лесу в пылающей мантии раскаленной металлической пыли, остывающей и постепенно меркнущей на его гофрированных боках.

Мимо них с ревом промчался Пожиратель Рельсов – невероятная машина, обдающая паром и сминающая ржавые пути.

– Вперед! – скомандовал Хемог, стараясь перекричать шум локомотива.

И они кинулись вдоль путей за величаво покачивающимся хвостом Пожирателя Рельсов.

Хемог схватил Бонга и посадил его на подножку. Алекс же, который на сей раз обошелся без посторонней помощи, радостно ухнув, залез вслед за котом. Хемог, довольно ухмыляясь, сначала просто трусил рядом с локомотивом, но потом схватился за поручень и запрыгнул в открытую кабину.

И вот так они стояли, раскачиваясь и купаясь в волнах жара, исходившего из топки, и весь мир вокруг стал одним сплошным лязгом, гулом и радостным возбуждением. А ночь резко пахла угольной пылью и машинным маслом, раскаленными поршнями и искрами.

Куда бы они ни ехали, они прибудут туда с помпой.

ВИЛАР КАФТАН
Ива-Годива
Пер. В. Полищук

Контора похожа на джунгли, и все администраторы в поту. Они совокупляются с ксероксами, и на свет появляются отпрыски, созданные для офисной работы, дубли сотрудников, одинаковые копии-близнецы с тусклыми серыми личиками – те, кому ведомы все ужасы офисной работы, но ведь они для нее и выведены. Отцы вскормили их жиденьким эспрессо из рожков с пластиковыми сосками. А ксероксы приглушенно перешептываются: мол, «Сосок-эспрессо», популярный напиток в стрип-клубах… Платишь стриптизерше двадцатку – и соси из ее груди кофе эспрессо.

Вот так и начинает свой день Джаред, на заднем сиденье такси. Он возит танцовщицу-стриптизершу с собой на работу и ежедневно сосет у нее кофе. При его касаниях она старательно имитирует стоны, но все мысли Джареда заняты ксероксом, который он трахнет попозже. Из-за ксероксов в конторе уже случались территориальные разборки. Директор возжелал трахнуть любимый Джаредов ксерокс, но Джаред не позволил. Вообще-то, Джаред рискует потерять работу, но ведь ксерокс у него совершенно особенный, можно сказать уникальный. Эта копировальная машина – мать первой сотни Джаредовых копий, из которых всего лишь одна вышла размазанной. От этого ксерокса получается хорошее потомство, и Джаред им дорожит.

Сегодняшняя стриптизерша, сидящая на коленях у Джареда, и сама цвета эспрессо. На голове у нее растут листья плакучей ивы и комнатного плюща – то ли генетическая мутация, то ли мамаша у нее была офисным растением, плющом или ивой-бонсай. Побеги множатся и зеленым водопадом затопляют сиденье такси прямо на глазах у Джареда. Стриптизерша вскидывает на него глаза, подставляет соски под его губы. Из нее получился бы неплохой ксерокс, думает Джаред, но ведь она простая стриптизерша. Джаред вычисляет формулу, нужную, чтобы стать Главным Исполнительным Директором. Нужно X опыта ему самому, Y уровней красоты его супруге и Z детей. XYZ = Г. И. Д. Каждый раз, как Джаред прикасается к своему любимому ксероксу, его индекс XYZ возрастает.

Стриптизерша закутывается в свои зеленые волосы. Джаред отводит ветвь пальцем:

– В чем дело? Я хочу еще кофе.

– Подача отключена. Я устала.

– А я заплачу.

– Подумаешь!

Джаред молчит. Такси раскачивается. Стриптизерша наблюдает за ним, укрытая волосами, точно леди Годива. Он называет ее Ива-Годива. Где-то под зеленым покровом таится кофе, а Джаред жаждет еще эспрессо.

– Я заплачу втрое против обычного.

– Мне деньги ни к чему.

– Но ты же стриптизерша.

– Я русалка.

Она потягивается на замызганном, пропахшем блевотиной сиденье. Джаред рассматривает ее ступни – они торчат из-под зеленого покрова, будто у непогребенного трупа. Ногтей на пальцах нет, только десяток зеленых чешуек. Ива-Годива произносит:

– Тебе интересно, где же мой хвост? Ну так вот, хвоста у меня нет.

– Но хвосты есть у всех русалок, – возражает Джаред. – Иначе они были бы просто женщинами.

– У черных русалок не так. Ручаюсь, ты и не знал, что бывают черные русалки.

– Ни разу не встречал.

– Это все художники виноваты. В девятнадцатом веке ни один не желал нас писать, потому что нас и за людей не считали. Русалки вроде как и не люди, а так – рот да сиськи. Мечта моряка, можно брать и не давать.

Джаред пожимает плечами. Он думает о своем ксероксе. Его прекрасная копировальная машина угловата и серовата, и дети все пошли в нее, а не в него. Знать бы, как отвадить Директора с его приставаниями, размышляет Джаред. Та еще шахматная партия, черные против белых, и надо соблюдать осторожность. А уж зеленовласой русалке в этой черно-белой картинке точно места нет. Однако Ива-Годива не спускает с него морских своих глаз.

– Почему ты не живешь в воде? – интересуется Джаред.

– У меня своя миссия.

– Какая еще миссия?

– Да уж не та, за которую ты платил.

Джареду делается неинтересно. Подумаешь, какая-то стриптизерша! А у него во врагах сам Директор, и на карту поставлен Джаредов индекс XYZ. Такси тормозит у здания конторы, Джаред проводит ладонью по панели автомобиля – вот поездка и оплачена.

– Все, свободна, – сообщает он Иве-Годиве и протягивает руку. Одно пожатие – и ее услуги тоже оплачены. Чего она медлит?

– Не хочешь еще эспрессо? – спрашивает Ива-Годива, слегка приподняв прядь волос – ровно настолько, чтобы показался один совершенный сосок.

Зрелище это завораживает Джареда.

– Ты вроде сказала, подача отключена. – Он облизывает губы.

– Проведи меня наверх, и я тебе кое-что дам.

– Нет, тебе внутрь нельзя.

Ива-Годива усмехается:

– Раньше ты хотел водить меня с собой куда только можно. А теперь нет, в чем дело? Ты меня стыдишься? Опасаешься, что я потребую особую плату? Или, может, от меня несет рыбой?

Джаред кривится:

– Убирайся вон.

Ива-Годива собирает волосы и медленным движением выносит их из такси. Зеленые ступни касаются асфальта, и вот она уже уходит, не произнеся ни слова. Гладкие коричневые бедра… все, скрылась за углом. Рыба, тоже мне! Какая рыба сумеет так ходить? Лгунья она, похуже подлеца Директора.

Джаред выбрасывает танцовщицу из головы и сосредоточивается на запутанной шахматной партии, которая разворачивается в конторе. Сегодня надо непременно обставить Директора и спасти ксерокс. Шах Директору и мат. Джаред – ладья, скользящая через порог конторы, ходом коня поднимается он по лестнице, грозным ферзем входит в свой отгороженный закут. Обшитые деревом стенные панели подтверждают, что Джаредов XYZ тот же, что и у всех его сослуживцев. Серые личики встречают его появление кивком и следуют дальше каждое по своим делам.

Ксерокс стоит в углу. Джаред гладит его откинутую крышку тыльной стороной ладони. В ответ ксерокс мурлычет и трижды мигает красным глазком. «Я защищу тебя», – тихонько сулит Джаред. Расстегивает брюки. Ксерокс выплевывает страницу за страницей: растение, растение, растение. Джаред всматривается в гладкую поверхность ксерокса. Кто-то поставил на стекло керамический цветочный горшочек с крошечным растеньицем.

Не иначе, козни Директора, решает Джаред. Яростно швыряет горшочек за окно с третьего этажа. Бац! Разбился. Из осколков вскидываются ростки плюща и плакучей ивы, карабкаются по стене, влезают в окно, тянутся к Джареду. Он пытается бежать, но поздно – плющ и ива уже оплели его запястья, лиственный прибой опрокидывает его на пол.

Чей-то смех. Джаред с трудом поворачивает голову. Длинный, худой, темнокожий, над ним стоит Директор. Оказывается, у него зеленые волосы, и как Джаред раньше этого не замечал? Директор неподвижен, но пальцы – коричневые сучки тянутся к Джаредову ксероксу. А рядом с Директором – Ива-Годива.

– Кто ты такая? – выдавливает полузадушенный Джаред. Он снова пытается рвануться, но плющ и ива затягивают хватку еще крепче.

Ива-Годива делает шаг вперед:

– Сказано тебе было, я русалка и у меня своя миссия. А это… – она кивает на Директора, – отросток, который я здесь посадила.

– Не забирайте мою копировальную машину! – молит Джаред.

– Поздно. Она уже не твоя.

Вложив два пальца в ротик, Ива-Годива свистит. Шелестящий звук, будто море шумит в недрах ракушки. По ксероксу пробегает волна дрожи, машина потягивается, и из лотка для бумаги выстреливает длинный зеленый хвост, вот он уже достиг футов четырех в длину, а потом раздвоился и на конце его появился плавник. В закуте у Джареда запахло океаном, водорослями, мокрым песком.

Ива-Годива гибко сигает за окно, и ксерокс проворно выплывает по воздуху вслед за ней. Напрасно Джаред рвется из своих зеленых пут, они держат крепко. Отовсюду из соседних закутов до него доносится плеск. По воздуху, помавая длинными зелеными хвостами, скользят новые и новые ксероксы и, прежде чем выплыть за окно, прощально мелькают зеленью плавников. Они ныряют в зеленый водопад плюща и плакучей ивы за окном – и исчезают. Путы, сковывавшие Джареда, расползаются, превращаются в скользкую мокредь водорослей. Джаред лежит на полу, у подножия резинового дерева, которое раньше было Директором. Лицо у Джареда опустошенное и серое. В соседних закутах молчание. Ксероксы дружно дрейфуют в открытое море, и кнопки их помигивают зеленым в лучах солнца.