Текст книги "День «Икс»"
Автор книги: Виль Рудин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
I
– Товарищ комиссар! Я считаю, что Кульмана тоже надо арестовать, и немедленно. Прошло двое суток после ареста Хойзера, и если Кульман узнает...
– Почему надо его арестовать?
– У него есть оружие.
– Но в ваших материалах такого документа нет. Откуда это известно?
– Это заявление художницы Инги Келлер.
Комиссар взял из рук Эриха Вальтера заявление, внимательно его прочитал. – Что же, это хорошая улика. Но арестовывать Кульмана мы пока все-таки не будем. Успеем.
II
И вот позади остался весь ужас, вся нелепость этих дней. Лиза вернулась в Шварценфельз, вернулась, несмотря на страх перед полицией. Да, она боялась их – парней в синих мундирах. Но отвращение, которое вызвал в ней Вилли, этот умный и внешне привлекательный подлец, было сильнее даже ее панического страха перед полицией. Правда, Гетлин говорил, что полиции она не нужна, иначе ее арестовали бы вместе с Максом, но после случившегося каждое слово Вилли, как бы правдиво оно ни было, казалось ложью. Как он смел? Негодяй.
Лиза, конечно, не пошла домой, – ведь там могла быть засада. Два дня она прожила у Гретхен – одной из своих прежних подружек – и даже боялась выходить на улицу.
Да, она знала, помнила, что ей надо выполнить поручение Гетлина: передать записку Кульману, – это может, кажется, чем-то помочь Максу. И потом – чего, казалось бы, тут страшного: пройтись по улице, посмотреть, работает ли магазин. Зайти, отдать записку. Или, если магазин опечатан, послать телеграмму: «Папа умер» – так просил Гетлин. И все. Но вдруг полиция нарочно не тронула ее, чтобы посмотреть, что она станет делать после ареста мужа? Наверняка им теперь известно, что она ездила в Западный Берлин. И как только она выйдет на улицу, так... Страшно подумать, что с ней может случиться. И все-таки надо идти!
К обеду она добралась до Тауенциенплац, без труда разыскала магазинчик Кульмана и дважды прошла мимо него. В сущности, бояться было нечего, но Лиза принимала меры предосторожности, которым ее научил все тот же Гетлин. Только записку к Кульману она с собой не взяла – до этого она сама додумалась. Единственное окно – витрина магазина – было уютно обставлено кляссерами с марками, альбомами, там же лежали лупы, пинцеты и еще какие-то предметы, назначения которых Лиза не знала.
Наконец она отважилась и, глубоко вздохнув, как пловец перед прыжком в воду, вошла в магазинчик. За прилавком стоял Кульман, – немного осунувшийся, со странно бегающими глазами. Какой-то мальчишка выбирал марки из альбома. Все было, как обычно. Негодяи, – и тот в Берлине, и этот, живут, как ни в чем ни бывало, а Макс в тюрьме, – подумалось Лизе.
Кульман прервал свой разговор с мальчишкой и, в упор глядя в глаза Лизы, спросил:
– Чем могу быть полезен?
Лиза возмутилась:
– Разве вы меня не узнаете?
Но Кульман с поразительным нахальством, – кто бы мог подумать, – приподнял плечи:
– В жизни повидаешь столько красивых женщин, что перестаешь отличать их друг от друга.
Говоря это, он что-то быстро черкнул на клочке бумаги и пододвинул записку Лизе. «Уходите, фопосы.» – прочла она, и все у нее поплыло перед глазами. Не обращая больше на нее внимания, Кульман нарочито заинтересованным тоном спросил у мальчишки:
– Ну, юноша, ты снова выбрал русские марки?
Что ответил мальчик – Лиза не слышала. Ноги словно сами вынесли ее из магазина. Опомнилась она лишь через несколько минут и с удивлением увидела, что сидит на скамейке в сквере посредине площади. Она сидела, прижав руки к груди, стараясь унять неистовое биение сердца. Какой ужас! Неужели ей удалось избежать западни? Немедленно, сию же минуту она покинет эти места!
Не поднимая головы, она вдруг увидела неподалеку от скамьи человеческую тень. Тень приближалась, послышался звук шагов. Почувствовав, как холодеют руки, ноги, спина, Лиза безотчетно сжалась и подняла глаза. Предчувствие не обмануло ее – перед ней стоял полицейский.
– Здравствуйте, фрау Хойзер, – произнес он.
– Я... не Хойзер, – неуверенно пролепетала Лиза, и ей стало мучительно стыдно за все, что происходит с ней.
Полицейский едва заметно улыбнулся.
– На эту тему мы еще побеседуем. Не посетуйте и, пожалуйста, не пугайтесь: вам придется проехать сейчас в Управление, там мы поговорим о некоторых вещах.
Лиза не приметила, откуда появился автомобиль. Она безвольно шагнула к раскрытой дверце и. ничего не видя перед собой, опустилась на сидение автомобиля.
III
Это была удача! Лиза Хойзер – наверняка связник. Не такой Гетлин человек, чтобы не дать ей поручения. Приехала, и сразу к Кульману. Жалко ее, конечно, – будет переживать, пока я приеду, но тут другого выхода не было: ей нельзя было дать уйти.
Размышляя, Эрих Вальтер быстро шагал к марочному магазину. Он не очень надеялся на этого новичка Гроте. Какой-то он нерасторопный, попросту мямля. Ох, не случилось бы беды! Под конец Эрих перешел на бег. Запыхавшись, он распахнул дверь и заскочил в магазин. Пусто.
Эрих распахнул дверь в заднюю комнату.
На диване, скорчившись, полулежал Гроте с залитой кровью головой. Неестественно выгнутая рука лежала на пустой кобуре. Все ясно! Кульман убил полицейского и бежал.
...Через полчаса в магазин прибыл комиссар.
Комнату осмотрели, обмерили, сфотографировали. Труп полицейского увезли, и лишь после этого комиссар, попросив всех выйти, обратился к Эриху:
– Докладывайте, как все произошло?
– Товарищ комиссар, я не пойму, где у него было спрятано оружие. Мы обыскали всю комнату...
– А самого Кульмана?
– Ну, конечно! Я предупредил Гроте, что Кульман весьма опасен и надо быть осторожным. Потом в магазин зашла жена Хойзера...
– Как, она приехала?
– Ну да, и пришла сюда. Дверь была открыта, я ее хорошо видел. Она поздоровалась с Кульманом, он ей сказал, что не знает ее. Она быстро вышла. Я побежал за ней, чтобы не упустить, а Гроте приказал внимательно следить за Кульманом. Меня не было около пятнадцати минут. Когда я вернулся, Гроте уже был убит. Фрау Хойзер задержана и отправлена в Управление. Это все.
– Ах, какие же мы еще растяпы! – Комиссар тоскливо посмотрел на пятна крови. – Да нет, я не о вас – вы действовали правильно. Я никак не могу понять, почему Гроте так легко позволил себя убить? Где он сидел, когда вы уходили?
– Здесь, у двери, где до этого сидел я сам.
– Но кто же перенес его на диван? Не Кульман же. Видимо, он сам решил пересесть сюда для удобства... Так, а вот и «Штерн». Ну, ясно, Гроте сел на диван, увлекся этим журналом, а Кульман вошел и... Вот что значит неосторожность. А что Гроте был убит на диване, видно по следам крови... Всё. Этим вопросом займутся другие. Ваша задача выяснить, нет ли у госпожи Хойзер какого-либо поручения от Гетлина. Узнайте, не собирается ли он сам в Шварценфельз. И нет ли у него других сообщников, не связанных с Хойзером и Кульманом.
– Да, да, я так и думал.
IV
Лиза не плакала. Она попросту одеревенела. Совершенно безучастная ко всему, что происходит вокруг, она сидела в дежурной комнате Управления, не шевелясь и не произнося ни слова.
Дежурный, пожилой мужчина, раза два-три пытался заговорить с ней – она не ответила.
Так прошло почти два часа. Потом в комнату вошел инспектор полиции – тот самый, что арестовал ее на Тауенциенплац.
– Фрау Хойзер, попрошу пройти ко мне. – Эрих старался говорить как можно спокойнее и вежливее, глядя на эту вконец перепугавшуюся женщину.
Они прошли по длинному коридору, поднялись на лифте, опять прошли по коридору и наконец остановились перед дверью, на которой висела стеклянная табличка с номером сто тринадцать.
«Какое несчастливое число», – шевельнулась мысль у Лизы.
И в первые минуты допроса она никак не могла решить казавшийся ей очень важным вопрос: почему этот симпатичный, вежливый полицейский работает в сто тринадцатом кабинете.
А Эрих думал: как сделать так, чтобы Лиза Хойзер поняла, что самое лучшее для нее – это рассказать правду.
– Фрау Хойзер, я был бы вам весьма признателен, если бы вы рассказали мне, что заставило вас уехать в Берлин. – Зрачки женщины медленно расширились, безучастное, отсутствующее выражение лица исчезло, она явно насторожилась, но продолжала молчать.
Эрих повторил вопрос.
Несколько мгновений помедлив, Лиза наконец осмелилась:
– Господин инспектор, за что вы меня арестовали?
Эрих улыбнулся:
– Вы ошибаетесь. Мне просто нужно выяснить некоторые обстоятельства.
– Ах, эти обстоятельства, эти вопросы! – Лиза горько усмехнулась. – Сначала они там, в Западном Берлине, хотят «просто выяснить некоторые вопросы», а потом вы говорите, что это шпионаж, и тоже что-то выясняете. А после этого людей судят. Скоро ли нас перестанут раздирать на две половины?
– Я могу только посочувствовать вам, если то, чем вы занимались, придется обозначить словом «шпионаж». – Эрих, поняв из показаний Макса Хойзера, что Лиза не была причастна к его шпионской работе, удивился, услыхав от нее такие признания.
– Ах, при чем здесь я? – Лиза, подвинув ближе стул к столу, положила на него руки и крепко, до хруста в суставах, сцепила пальцы. – При чем здесь я? Какой из меня шпион? Я вообще понятия не имела... Это все Гетлин...
– Его, кажется, зовут Вилли?
– Да, Вилли. Это благовоспитанный мерзавец – вот кто должен сидеть в тюрьме, а не мой муж. А он к вам не попадется – о, нет, он гуляет сейчас по Западному Берлину, ему теперь ни до чего дела нет. И этот, его подручный – Кульман – он тоже...
– Что тоже?
– Он тоже сегодня убежит, или уже убежал. Один Макс...
– Извините, откуда вы знаете, что Кульман может убежать?
– Но, боже мой, ведь я сама должна была предупредить его.
– Разве? Как же быть тогда с вашей непричастностью ко всей этой истории?
Лиза, не поняв еще, что произошло, удивилась:
– Моя непричастность? Я к их делам никакого отношения не имела.
– Почему же вы должны были предупредить Кульмана о побеге?
И, неожиданно для самой себя, глядя прямо в глаза инспектора и думая о том, что человек с такими глазами не может ни бить, ни мучить, Лиза рассказала все – и о своем побеге в Западный Берлин, и о том, как она просила Макса бросить все эти спекуляции сигарами и порвать с Гетлином, и о словах Гетлина, что Макс ему что-то сообщил о русских, и о многом, многом другом. Ах, зачем не этот симпатичный инспектор приходил арестовывать Макса, а другой! Тогда не было бы этой глупой, ненужной поездки в Берлин, не было бы той ночи.
Она была очень удивлена, когда инспектор положил вдруг перед ней на столик исписанные листы бумаги.
– Прочтите, внимательно.
– Что здесь? – Лиза с недоверием взглянула на Эриха.
– Протокол. Пожалуйста, прочтите.
– Я имею право? – Лиза искренне удивилась.
– Вы обязаны это сделать.
В протоколе очень коротко и четко был изложен ее рассказ – только лишенный личного чувства ненависти, симпатии или антипатии к тем лицам, о которых шла речь.
Лиза подписалась под каждой страницей протокола.
– Вы будете вести следствие по моему делу?
– По вашему делу? – переспросил Эрих. – Но никто не собирается вас арестовывать. Вот вам пропуск, и до свиданья. Только не снимайте пломб в магазине – до суда он будет опечатан.
Все еще почти не веря происходящему, она взяла пропуск и дружески кивнула инспектору на прощание.
Какой-то полицейский попался ей навстречу в коридоре и, удивленный ее сияющими огромными глазами, даже оглянулся вслед.
Лиза очутилась на улице.
Солнце уже спряталось за высокие дома, но теплый июньский воздух показался очень приятным после прохладной комнаты инспектора.
Откуда-то донесся звон трамвая, потом Лиза услыхала веселый ребячий гомон и стук мяча – где-то играли в футбол. Кошка мяукнула в окне второго этажа напротив Управления.
Лиза, не шелохнувшись, наслаждалась этими обыденными, мирными звуками.
Потом счастливая улыбка появилась на ее лице – так вот вы какие, в Народной полиции.
И она с решительным видом зашагала к Гретхен – за запиской.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
I
Кульман и Вилли сидели в том же ресторане, где они впервые встретились в ноябре прошлого года.
С видом героя поглядывая на Гетлина, Кульман рассказывал:
– Все вышло неожиданно: они пришли ко мне, предъявили ордер и обыскали меня, всю квартиру и магазин. Я как раз накануне пистолет положил в тайник – как предчувствовал! В общем, фопосы ничего не нашли, и я думал, что они вытряхнутся. Но двое остались. Этот Вальтер – знаете его? Ну, такой высокий, плечистый парень («Вальтер? Уж не сын ли того коммуниста – из лагеря?» – промелькнуло в голове Гетлина). С ним надо будет разделаться. Честное слово, он мне все настроение испортил. Словом, остался Вальтер и с ним еще один, сидят в задней комнате, ждут, кто ко мне явится. Я в магазине за прилавком стою, как ни в чем не бывало: тот, второй, меня предупредил, чтобы я не пытался бежать – на вокзале, мол, все равно поймают. И вы знаете, кто в это самое время пришел? Ни за что не догадаетесь. Лиза! Ну да, Лизхен, жена Макса.
– Вот как! И что же?
– Я написал ей на листочке, что у меня полиция, она прочитала – и из магазина, а Вальтер за ней. Вот это случай! Тот ведь в задней комнате один остался. Я взял кочергу, тяжеленная она у меня, захожу в комнату и говорю полицейскому – он как раз «Штерн» читал: – Милый, клади пистолет на стол и ложись на диван ничком, только быстро! Ну, он вскочил, я вижу – пистолета не отдает. Я его тут же кочергой по голове – он на диван и повалился. Я взял у него пистолет, забрал из кассы деньги, остальное бросил, вскочил на мотоцикл – и на шоссе. Пусть это дурачье ищет меня на вокзале сколько угодно! В общем – с утра я в Берлине, но ума не приложу, что будет дальше.
Вилли исподлобья посмотрел на Кульмана. Слишком уж самодоволен. Но тут даже он сам не сделал бы лучше.
– Поедешь обратно в Шварценфельз, – спокойно произнес Гетлин.
– Я? Обратно?
– Что ж тут особенного? Сам сказал, что с Вальтером надо рассчитаться. Вот и займешься этим, да и другим заодно.
– Когда ехать?
– Не сразу, конечно. Немного здесь поживешь.
– Где? У меня здесь никого нет.
– Что за беда! Иди в РИАС. У них специальный лагерь для таких, как ты. Там получишь и деньги, и питание, и жилье. Через неделю приходи сюда, скажу, что делать дальше.
Кульман с шумом отодвинул стул, чуть покачиваясь встал (выпил он все-таки порядочно), кивком попрощался и вышел из кабины.
Вилли остался один. Снизу, из зала, доносились мелодии джаза. Потягивая коньяк, Гетлин размышлял.
Да, Боб заметно переменился к нему с зимней поры. Видно, Гетлин ему здорово нужен.
Что-то назревает, что-то надвигается. Это ясно.
Еще в феврале американские офицеры проверяли все подходы к границе восточного сектора Берлина. Специальные инспекторы лазили по складам с продовольствием – учитывали запасы. А вчера в Берлин прилетел главный американский стратег – сам министр обороны Вильсон.
Да, что-то должно случиться.
Но когда? И каков масштаб? Может, Боб что-нибудь скажет?
Откинув портьеру, в кабину вошел официант. Гетлин бросил на стол бумажку, встал.
Выпил он не меньше Кульмана, но внешне это никак не проявлялось – он умел держать себя в руках.
II
Глядя на сидящего в кресле шефа, Вилли принялся гадать, что тот сейчас сделает: погладит волосы у виска или притронется к усам? Если погладит волосы, то провал резидентуры воспримет спокойно, если усы... Боб, глядя в темное окно, медленно провел ладонью по волосам у виска, – Гетлин с облегчением вздохнул, как будто то, что он загадал, обязательно должно было исполниться.
– Каково ваше мнение о положении в русской зоне? – Боб наконец повернулся лицом к Гетлину.
– Ворчат.
– Правильно! И это ворчанье скоро перейдет в настоящий визг. Но нам надо, чтобы после визга началась драка. Мы их натравим друг на друга, а потом...
– Итак – труба играет сбор? Наконец-то!
– Вам не терпится? – Боб не ожидал от своего резидента такого порыва. Давно исчезли у Гетлина напористость и самоуверенность, все чаще стала проявляться боязнь рискованных операций и даже простых поездок в русскую зону. Но если он опять воспрянул духом – что же, пусть идет! Надо же кому-то лазить в огонь за каштанами.
– Какова готовность вашей резидентуры в Шварценфельзе, – я имею в виду готовность ко дню «икс»?
Гетлин внутренне сжался – ну, сейчас начнется! – и медленно ответил:
– Оружие в тайниках на вчерашний день было в порядке, но резидентуры в Шварценфельзе больше не существует. Кульман сегодня прибыл в Берлин, он единственный, кто уцелел. Хойзер и все остальные арестованы.
– Когда это стало известно?
– Кульман прибыл сегодня утром, я только что с ним говорил.
– Но я не спрашиваю, когда прибыл Кульман! Вы никогда не были гением, Гетлин, но не такой уж вы дурак, чтобы не понять, о чем я говорю. Разве после первых арестов никто не приехал к вам из Шварценфельза?
Глядя со злорадством, как бесится Боб, Гетлин думал: «Ну погоди, дай только управиться с красными. Я тебе припомню твою гениальность. Подумаешь – нашел из-за чего горланить, – из-за бывшего социал-демократа и пары сопляков!» А вслух спокойно и рассудительно доложил:
– На второй день после ареста Хойзера ко мне прибыла его жена. Она сообщила только об аресте мужа. Больше ей ничего не было известно. Я тут же отправил ее обратно с поручением к Кульману...
– Где сейчас фрау Хойзер?
– Видимо, дома, в Шварценфельзе.
– Поручение к Кульману было в письменном виде?
– Да, записка.
– Чтоб тебя черт побрал! – выругался Боб. – А если у нее найдут эту записку? Ведь вы имели чин майора, – как понять такую глупость?
«И это я тебе припомню...» Гетлин, чуть прищурив глаза, с ненавистью посмотрел на сытого, полного американца. Потом все так же спокойно разъяснил.
– Предположим, – хотя это исключается, – предположим, что Лиза Хойзер сама пойдет в полицию и передаст мою записку. Кроме совета Кульману бежать немедленно из Шварценфельза, там ничего нет, – а Кульман уже здесь.
– Допустим. Куда вы определили его?
– В РИАС. Пусть побудет там в лагере до поры до времени. Потом он пригодится.
– Согласен. И велите ему подобрать человек десять из тех, что с ним в лагере.
– Этого я не хотел бы. Людей я подберу сам.
– Как угодно. На этом закончим.
– Да, но у меня есть вопрос – такой, знаете, – необычный.
– А именно?
– Вот вы любите пословицы. А есть в английском языке такая поговорка – в гостях хорошо, а дома лучше? – И с самым невинным видом уставился на Боба в ожидании ответа.
– Да, есть, у нас говорят: East or West – home is best, – тут только до Боба дошел смысл поговорки. Чувствуя, что краснеет от унижения. Боб глядел в деланно-наивные глаза эсэсовца.
«Наглец! Что это за намеки? Ну, я тебе покажу после дня «икс».
III
И этот допрос можно было считать вполне успешным. Хойзер рассказал о своей связи с «Восточным бюро», фактически являвшимся шпионским центром, о чем раньше умалчивал. Эрих Вальтер был доволен, но домой, несмотря на позднее время, идти не собирался – он готовился к завтрашнему допросу.
– Эрих, а ты не думаешь, что твоя будущая жена через месяц начнет подыскивать себе дружка, если ты изо дня в день будешь являться домой затемно?
– Фелльнер, я тебя очень прошу никогда не шутить на эту тему.
Фелльнер, вставая из-за машинки, рассмеялся:
– Ого, как торжественно. А на свадьбу ты меня позовешь?
– Пока что свадьбы не предвидится.– Эрих, не поднимая головы, листал тетрадь с материалами.
– Что же мешает бедным влюбленным соединиться навечно?
– Я же просил тебя бросить эти шутки.
– Ну, ладно, ладно, романтик. Я бы на твоем месте...
Эрих, не закрывая тетради, бросил на нее карандаш и встал:
– Да уж ты бы... Слушай, я давно хотел тебя спросить,– ты был на фронте?
– Ну да, танкистом, у Роммеля в Африке.
Эрих свистнул:
– Вон тебя куда занесло. А на восточном фронте?
– Тоже был, но я там и дня не провел.
– Как же так?
– Да уж так вышло. Когда русские в нюне сорок четвертого прорвались в Белоруссии, нас срочно перебросили из Африки туда. Так спешно, что даже танки перекрасить не успели – представляешь, наши стальные коробки грязного желтого цвета на ярко-зеленом фоне белорусских топей? Ну вот, и в первый же день наш танк пошел в разведку – русские с ходу перебрались через Друть – есть там такая река, вроде нашей Заале. А там кругом болота, и мы засели. Командир танка у меня был хороший парень, мы с ним давно сдружились, хоть он и был старше чином. Он тоже из Рура. И до тридцать третьего, как и я, пионером был. В общем – сам понимаешь: нам раздумывать не о чем было. А вот стрелок у нас сволочной попался – его только-только прислали взамен старого, тот от африканского солнца одурел. Этот новый такой ярый наци оказался, куда против него годился сам Адольф. Он как раз и говорит – надо снять с танка пулемет и пробираться к своим. Я говорю – или тебе война не надоела? Ну, понимаешь, хотел с ним по-хорошему. А он, сопляк этакий, выхватывает вдруг пистолет и на меня. «С изменниками, – кричит, – надо, как с бешеной собакой: бить!» – И глаза у самого побелели, слюной брызжет. Но я-то этого не ожидал, и был бы мне тут конец, если бы не командир танка. Он как прыгнет сверху на мальчишку, так они в грязь и кувыркнулись. – Фелльнер изобразил руками, как они катились в грязь. Потом, помолчав, добавил: – Тут я подскочил, ну и... В общем, ушли мы не на запад, а на восток...
– И как тебе в плену пришлось? – Эрих, раньше несколько раз пытавшийся расспросить друга, решил не упускать такой случай. Еще бы, Фелльнер разговорился!
– Как сказать... Не рай, конечно. Но, по совести говоря, – разве могли русские каждому из нас в душу заглянуть? Почему мне должны были верить больше, чем остальным? Да и мне самому этого не надо было. Я – как все: работал, спал в бараке. Кормили нас хоть и не жареными гусями с яблоками да портвейна с рислингом нам хоть и не давали, но с голоду никто не умер, можешь поверить.
– А население как?
Фелльнер задумчиво погладил волосы на затылке.
– А что население? – Русские – народ на редкость добродушный. Я-то сам хоть им плохого ничего не сделал, но что им наша война принесла – сказать просто невозможно. Я до сорок седьмого в Воронеже работал – уж на что Шварценфельз в Старом городе побит – а там вообще одни холмы из битого кирпича. В глаза русским, конечно, стыдно было смотреть.
...Прощаясь в подъезде Управления, Эрих задержал руку Фелльнера в своей:
– А на свадьбу я тебя приглашу. С женой, конечно.
– Ты думаешь, я в этом сомневался? Я же хоть и плохой, но все же друг. Меня интересует только дата.
– Не бойся – подарок купить успеешь.
