Текст книги "В его власти, или Беременна от монстра (СИ)"
Автор книги: Виктория Вестич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
Глава 31
Я не знаю, как описать то, что пережила обычными словами. Как будто выдернули мое сердце – это звучит слишком, но ровно такое ощущение и было. Даже в момент, когда я была без сознания, когда действовал наркоз, я вообще не чувствовала, как оно бьется. Все замерло, остановилось от ужаса и когда реальность понемногу начала возвращаться, то самой первой моей мыслью было «Что с ребенком?». Я не поверила сначала ни Марату, ни медсестрам, ни врачу. Боялась даже думать, что на самом деле он погиб. А потом просто не могла поверить своему счастью. Живой! Живой!
Врач рекомендовал как можно раньше начинать ходить после операции. И я знала, что должна его слушаться. Просто потому, что когда мне разрешат увидеть моего малыша, я должна прийти к нему, как бы плохо не было. Хотя бы через стекло посмотреть на него, хотя бы в боксе увидеть. Понять, что он жив, что с ним все хорошо, что моя кроха цела, что он дышит, мой сынок…
Когда наркоз начал отпускать, мне хотелось выть от боли, потому что уколы с анальгетиками почти не действовали. Но я молчала. Почему-то думала, что эта боль – это наказание за то, что не смогла сберечь своего ребенка. Мне-то что, я все, что угодно перетерплю, только бы со здоровьем малыша было все в порядке. Я ведь не дура, понимаю – недоношенный ребенок, семь с половиной месяцев, какую угодно патологию могут найти. И мысленно я готовила себя даже к самому плохому сценарию и одновременно боялась этой мысли до дрожи в руках. Пусть лучше я буду страдать, пусть мне будет больно, только не моему маленькому. Он не заслужил такого.
И когда после обследования врач пришел и сказал, что мой мальчик развит нормально, что скоро научится сам дышать и есть не через зонд, я просто не выдержала. До этого старалась держаться, а после этих слов разрыдалась в голос. Ревела так, что из соседних палат прибежали спросить, все ли хорошо, а медсестре вообще пришлось вколоть мне успокоительное.
Хорошо, что рядом все это время находился Марат. Не знаю, уезжал ли он куда-нибудь, когда я спала, или нет, но когда я просыпалась, Покровский неизменно сидел возле постели. И всегда держал меня за руку. Так осторожно, даже мягко, но в то же время я чувствовала его мощную ауру, которая бывает у таких сильных мужчин, и меня это успокаивало.
Про Славу я не спрашивала. Ее судьба мне была неинтересна. Я так старалась, чтобы Артем чаще с ней виделся, чтобы Марат не был строг с ней и не забирал ребенка, а в итоге чуть не поплатилась за свою же доброту жизнью сына. Скорее всего, Слава была абсолютно не в себе, когда схватилась за нож, но разве мне легче от этой мысли? Иногда я даже оправдывала ее тем, что у нее что-то не так с психикой, что она сама в произошедшем не виновата, только ее болезнь. Но потом приходили совсем другие мысли. А что если бы она ткнула ниже? Если бы решила провести лезвием вверх или вниз? Что если в порыве помешательства пырнула бы Тёмку?
Словом, я не знала, как относиться к Славе – ненавидела ее и одновременно жалела.
– Проснулась? – вырвал меня из мыслей голос Покровского.
Я чуть вздрогнула и слегка приподняла уголки губ в улыбке. Марат сам задремал рядом с постелью и сейчас, когда проснулся, выглядел безумно уставшим и таким… родным.
– У тебя прядки седые в волосах, – вместо ответа хрипло сказала я. Пока я лежала и думала обо всем, и правда заметила в темной шевелюре Марата несколько светлых нитей.
– Не бери в голову.
– Испугался?
Спросила, а сама смотрю на него во все глаза. Разве же мужчина признается, что ему бывает страшно в моменты, когда от него ничего не зависит? Но Покровский переплел наши пальцы и покачал головой:
– Впервые так сильно, Аня.
Я шумно сглотнула, когда Марат накрыл мою руку второй ладонью, и поспешила перевести разговор:
– Как там Тёма?
– Почти не разговаривает. Не заикается от испуга, но все равно слишком тихий. Агата сказала, что он часто плачет и все время просится к тебе.
– Так привези его.
– Не знаю, стоит ли. Ты все-таки после операции еще не восстановилась, – с сомнением покачал головой Покровский.
– Привези, Марат. И сам поезжай домой. Побудь с ним, ты ему очень нужен, – возразила я в ответ.
– С Тёмкой сейчас Агата.
– Все равно. Он всегда очень тянулся к тебе. Ты ему нужен. Наверняка он чувствует себя совсем одиноко. А после того, что видел, ему страшно, он же маленький еще.
– Я… что-то я не подумал совсем, – мужчина сразу же нахмурился и потер задумчиво небритый подбородок.
– Поезжай сейчас домой. Уже как раз вечер. Только вызови такси, не садись сам за руль. Не хватало, чтобы уснул прямо на ходу.
– Наверное так и сделаю.
Мы помолчали минуту и я наконец решилась.
– Ты помирился с мамой? – спросила осторожно.
– Ну… помирился это слишком громко сказано.
– Я рада, Марат. Ей ты тоже очень нужен. Поезжай домой. Все ведь уже хорошо. Я пусть и медленно, но хожу, за малышом присматривают. Врач сказал, что его из реанимации сегодня или завтра переведут в отдел патологии. Можно будет сходить хотя бы посмотреть на него…
– Если разрешат, сходим обязательно, – мягко произнес он, погладив ласково большим пальцем по руке, – Ты уверена, что мне лучше уехать?
– Тебе надо отдохнуть и хоть немного нормально поспать. Не переживай за меня, все будет в порядке. И… поцелуй за меня Тёмку. Скажи, что я очень его люблю.
– Скажу, – улыбнулся Покровский и поднялся со своего места, – Я оставлю тебе свой телефон. Если что, звони на номер Агаты. А завтра привезу и твой телефон, и вещи, договорились?
– Договорились, – кивнула я.
Вообще-то, зная Марата, расставались мы точно ненадолго, так что и смартфон по сути был не нужен. Но перечить я не стала. Просто понимала, что ему, как мужчине, важно знать, что он хоть как-то держит все под контролем. А раз ему так спокойнее, то пусть будет, как хочет.
Уже в дверях Покровский остановился и обернулся ко мне.
– Знаешь, я подумал, что Максим – очень хорошее имя для сына, – сказал он и улыбнулся, – спокойной ночи, Аня.
– Спокойной, Марат, – обескураженно ответила я.
А когда за ним закрылась дверь, не смогла удержать победной улыбки. Потому что именно так я и хотела назвать ребенка. Запомнил же, когда я говорила ему об этом! Не знаю почему, но после слов Марата с души словно камень свалился. И впервые за этих два долгих дня меня перестали мучить кошмары.
********
Уже с утра Агата позвонила и спросила, можно ли они приедут с Артемкой навестить меня. А я что? Конечно я была рада им обоим, а по Тёмке вообще очень соскучилась! Как по родному сыну, так сильно привязалась к мальчишке за все это время. И еще страшно было за него, как он все произошедшее переживет. Я-то не могла разобраться со своим отношением к Славе, а он маленький мальчик и Слава его мама – ему тяжелее вдвойне.
Агата за полчаса до приезда прислала сообщение, что они уже вот-вот приедут. Написала, что Артем волнуется сильно перед встречей. А я и сама волновалась, как там мой мальчик себя чувствует. Очень боялась увидеть его и понять, что он страдает. За Тёму болело сердце, за моего кроху Максима болело сердце. Я и не знала, что у мам такая доля – переживать за детей каждую секунду жизни. Но все равно бы ни на что это счастье не променяла.
Я так задумалась, что даже не заметила, как дверь палаты открылась.
– Анечка! – Артем кинулся ко мне со всех ног и вихрем залетел на кровать, тут же бросаясь в объятия и обнимая за шею.
– Осторожнее, Тёма! – только успела крикнуть Агата, но он ее уже не слышал. Вцепился пальчиками в больничную одежду, прижался ко мне доверчиво и заплакал навзрыд. Маленького била такая крупная дрожь, что я сама едва смогла сдержать слезы. Только как можно крепче прижала его к себе и гладила по волосам.
– Тёмочка, ну ты чего? – успокаивающе шептала на ухо мальчишке.
– Я думал, ты умерла! – горячо зашептал он, – Когда мама… когда она, – его голос задрожал и он заплакал горько-горько.
– С чего ты это взял? Папа же сказал тебе, что все хорошо?
– Сказал. Но бабуля мне тоже говорила, что Сеня просто уехал жить в другое место, а оказалось, что он теперь на небе живет! А это значит, что он умер!
– А Сеня это…?
– Мой хомя-як, – заревел горше прежнего Артем.
– Мой хороший, – я постаралась улыбнуться, чуть отстранила от себя Тёмку и заглянула в глаза, – Но ведь папа всегда говорит правду. И ты ему не поверил?
– Я… поверил… просто очень боялся, что это неправда.
– В следующий раз обязательно верь папе. Договорились? – спросила я, слегка убаюкивая мальчишку в своих объятиях. Агата подошла ближе и присела на стул. Хотела было что-то сказать, но я приложила палец к губам. Все потом, сначала успокою ребенка.
Артем и правда скоро перестал плакать, только всхлипывал изредка и продолжал в кулачке сжимать мою больничную рубашку. Я ничего не говорила, только поглаживала его по голове.
– Аня… А что будет с мамой? – тихо спросил Тёма.
– Не знаю, зайчик, – честно вздохнула я, – Наверное, ее отправят в больницу, чтобы она немного там побыла.
– Она болеет? Ее будут лечить?
– Немного. От злости. Знаешь, чтобы она научилась так сильно не кричать и не злиться.
Слава поступила ужасно, но… я не хотела, чтобы ее собственный родной сын считал ее чудовищем и монстром. Станет старше, все поймет и сам примет решение, хочет ли с ней общаться. А я не хочу манипулировать ребенком и внушать ему мысли, какая мама плохая.
Артем с задумчивым видом выводил пальчиком на моей руке узоры, а после робко спросил:
– А я буду с ней жить? Я… ее боюсь…
– Ну что ты. Ведь в доме у папы для тебя уже есть комната. Пока мама на лечении, ты будешь жить там. Или у бабушки с дедушкой. Где захочешь, солнышко.
– Хочу с папой. И с тобой. И с братиком маленьким. И с бабулей и дедом. И с Агатой тоже. Так ведь можно?
– Может быть. Надо подождать немного, – ободряюще улыбнулась я, а у самой сердце сжалось. Кто вообще знает, как все сложится дальше?
Артемка пробыл в больнице больше половины дня. И словно ожил – перестал хмурить бровки, задумчиво молчать и смотреть в одну точку. Что он так делал, мне рассказала Агата, а после и Лидия Карловна, которая пришла меня навестить. Тёмка и правда выглядел очень уставшим, но домой поехать я его еле уговорила. Отказывался наотрез, как будто боялся чего-то. Но потом втроем все же уговорили его, хотя и согласился он только с условием, что завтра приедет снова.
Все было хорошо, кроме того, что я пока не могла увидеть своего сына. Врач отложил его перевод из реанимации на завтра, но успокоил тем, что так они просто перестраховываются.
За этот день меня успели навестить буквально все. Даже Зоя с Эльдаром. Кажется, между ними завязался тайный роман, потому что приехали они вместе. А еще Зоя выглядела такой виноватой, когда Эльдар просил прощения, будто сама допустила оплошность или за нож схватилась. Ну и просто на чужих людей так тепло не смотрят.
– Эльдар, успокойся. Ты ведь не ожидал, что так выйдет, что Слава вообще на такое способна, – сказала я, когда начальник охраны закончил говорить.
– Марат Павлович прав, я отвечал за вашу с Артемом безопасность. И так подвел… – сокрушенно качал головой он. – А если бы все закончилось плохо? Если бы ваш сын не выжил? Я бы никогда себе не простил.
– Эльдар, – поспешно оборвала я его, чувствуя, как внутри снова всколыхнулся липкий страх, – не надо. Все обошлось.
– Простите меня.
– Какого черта ты тут делаешь? – послышался со стороны двери разъяренный рык.
Покровский стоял на входе в палату и сверлил нехорошим взглядом Эльдара, который сидел рядом с моей постелью.
– Простите, Марат Павлович, я пришел лично извиниться, – он тут же поднялся и виновато понурил голову.
– Извиниться?! – от едва сдерживаемого гнева голос Покровского сел и я поняла, что нужно спасать Эльдара немедленно, пока этот горячий мужчина не набросился с кулаками на охранника.
– Марат, – как можно мягче позвала я, а когда он перевел на меня взгляд, медленно сказала, глядя ему в глаза, – Мне ведь нельзя волноваться. Пожалуйста, перестань.
Я сама не ожидала, что это подействует, но Покровский хоть и испепелял Эльдара взглядом, но не давал даже намека на то, что сейчас развяжет потасовку. Было видно, как ему сложно сдержать свой крутой норов – у него буквально желваки по скулам ходили. Несколько раз Марат сжал и разжал кулаки, а после приказал, кивая на дверь:
– Выметайся. Чтобы больше я тебя здесь не видел.
– Простите, Марат Павлович. И вы, Анна Сергеевна, – сказал он. Зоя кивнула мне на прощание и они поспешили уйти.
Если честно, мне было жаль Эльдара. Он выглядел действительно ужасно виноватым, было видно, что сильно корил себя за случившееся. Любому будет нехорошо от мысли, что косвенно ты виноват в подобном…
Марат метался по палате, словно разъяренный тигр по клетке. Было такое ощущение, что едва сдерживался, чтобы не догнать Эльдара и не набить ему морду. Я поневоле улыбнулась – характер, конечно, у Покровского был не очень, но то, что он вот так был броситься защищать то, что для него важно… Не знаю, почему, но от мысли об этом становилось тепло.
– Чего улыбаешься? – недовольно нахмурился он, заметив, что я слежу за ним.
– Ты уволил его? – задала вместо ответа другой вопрос.
– Естественно я его уволил!
– Верни назад.
– Что?? – на секунду Марат застыл посреди палаты, глядя на меня, а когда понял, что я не шучу, не выдержал, – Ты в своем уме, Аня? Он не просто подвел меня, он за безопасность и жизнь отвечал! Твою и моего ребенка!
– Но ведь мы живы, – возразила я.
Марат обескураженно замолчал после моего аргумента и я заторопилась, пока он не взорвался:
– Он хороший человек. И ему нужна эта работа.
– Отлично, давай я всех хороших соберу людей, которым работа понадобилась, пущу в свой дом, доверю жизнь, а они потом все просрут!!!
– Так ты не возвращай его в дом. Он может работать обычным охранником, который просто будет за периметром дома следить.
– Ты чересчур добрая, – поджал недовольно губы Покровский, а после присел рядом и тяжело вздохнул, – врач приходил, пока меня не было?
– Да, был.
– Что сказал?
– Сегодня нет, а завтра Максима наконец-то переведут в отделение патологии и продолжат выхаживать. Так что завтра точно пойду к нему. Пусть только попробуют сказать, что даже посмотреть нельзя! И еще… – я замялась и смущенно продолжила, – мне нужно устройство такое, чтобы молоко сцеживать. Макс на искусственной смеси, но врач сказал, что понемногу надо добавлять материнское молоко, чтобы желудок начал привыкать.
– Ладно. Я боюсь запутаться, попрошу Агату купить.
Впервые я увидела, как Покровский… смутился??! Даже опешила слегка, но Марат тут же принял непроницаемое выражение лица.
– Напиши, что еще тебе нужно и завтра я все привезу.
– Да больше ничего вроде бы… Только одежду и всякие штуки для гигиены. Попроси Агату, она соберет все нужное.
– Хорошо. Я поеду. Еще нужно заехать кое-куда и решить один вопрос.
– По поводу Славы? – догадалась я.
Марат нахмурился и сразу же помрачнел.
– Лучше отдыхай и набирайся сил.
– Хорошо, – не стала перечить я, – только ты сегодня не ночуй в больнице, пожалуйста. Спи нормально дома, за Тёмкой присматривай.
Покровский покачал головой и хмыкнул:
– Будет сделано, босс.
А после подошел и совершенно неожиданно поцеловал в макушку.
– Доброй ночи. Телефон я свой заберу, твой вот привез, так что будем на связи. Если что – звони. В любое время, поняла меня? – взяв мой подбородок пальцами, спросил он строго.
– Поняла, – едва сумела выдавить я от изумления.
– Вот и славно. Спи и набирайся сил.
Улыбнулся напоследок своей дьявольской улыбочкой, погладив пальцем по подбородку, и испарился, как будто его и не было. На всякий случай я ущипнула себя за руку – не приснилось! Неужели Марат и правда начал меняться?
Глава 32
Марат морально смог оставить Аню только через пару дней. Все то время, что она была в палате интенсивной терапии, он провел рядом. Хотел сразу уехать, чтобы разобраться со Славой, с Эльдаром и другими охранниками, находящимися в его подчинении, но просто не смог. А еще постарался, чтобы Аню не доставали с допросами, поэтому договорился, что следователь придет только раз, и он сам будет присутствовать при этом.
Эти пару дней Слава провела в СИЗО и ей уже успели сделать экспертизу, так что Покровский знал, чем все закончится. Слишком мягко для нее. Будь его воля – упек бы эту красотку подальше, но тут даже бесплатный адвокат докажет, что все произошло в состоянии аффекта или под влиянием болезни. С другой стороны, бывшей жене все равно придется несладко. Но главное, что она больше на пушечный выстрел не подойдет ни к Ане, ни к Тёмке, ни вообще к его дому.
Вообще-то сейчас свидания со Славой были запрещены, но многие правила просто не работают, когда у тебя есть достаточная сумма денег. Поэтому Марат неторопливым шагом прошел по узкому темному коридору СИЗО в отдельную комнату. Слава уже ждала его и едва конвоир, ожидающий у двери, пропустил его внутрь, как она соскочила с места и театрально разрыдалась:
– Марат! Марат, Боже, как хорошо, что ты пришел! Скажи им, чтобы выпустили меня, скажи, что я не виновата! Я не могу здесь жить, это просто невыносимо!
– Ты и не будешь жить здесь, Слава, – покачал головой Покровский, усаживаясь на свободный стул напротив нее. Да уж, бывшая жена привыкла к роскоши, которую теперь нескоро увидит. Уж он об этом позаботится.
– Слава Богу! – выдохнула она облегченно и рухнула назад, – Я просто не выживу здесь! Хочу вымыться, поесть нормальную еду и переодеться. После такого мне шоппинг нужен тысяч на семьсот, чтобы хоть немного в себя прийти. Вот возьму Артема и…
– У тебя диагностировали шизофрению, Слава. Отсюда ты выйдешь только после суда, и то только для того, чтобы лечь в клинику на принудительное лечение. Не говоря уже о том, что увидеть Артема ты не сможешь. Как и твой обожаемый шоппинг, – скривился Марат. Кто о чем, а Слава первым делом говорила о шмотках и лишь после них о сыне.
– Что ты такое несешь? Ты же сказал, что я не буду здесь жить!
– Будь моя воля, я бы упек тебя не в психушку, а в тюрягу. Причем до конца твоей жизни.
– Марат… я думала, у тебя остались еще какие-то чувства ко мне, а ты… Ты мелочный мстительный козел! – девушку буквально затрясло.
Покровский смотрел на бывшую жену и не понимал, как раньше не догадался, что со Славой что-то не так. Она словно оторвана от реальности. Неужели вообще не раскаивается в том, что сделала?
– Ты ударила ножом в живот Аню. Чуть не убила ее и моего ребенка. Мелочный? Ты спасибо должна сказать, что я тебя лично не прикончил!
– Да никто же не погиб!
Марат едва удержался, чтобы не подлететь к этой… женщине и не надавать ей пощечин. Чтобы она очнулась, вынырнула из мирка, в котором жила и поняла, что чуть не лишила жизни двоих людей. Совершенно невинных и вообще не причастных к ней!
– В общем, так, – сжав зубы, жестко сказал Покровский, – Я пришел только сказать, чтобы ты не волновалась – Артем не останется на улице, я его усыновлю.
– Чего? – насмешливо фыркнула Слава, а после расхохоталась, – Это не твой сын, понял! Никто не даст тебе его усыновить! И я не дам, чтобы он жил с тобой! Ни хрена ты его не получишь!
– Тест ДНК показал, что мой, – равнодушно пожал плечами Марат.
– Он не может быть твоим! Я знаю, кто его настоящий отец, ясно тебе?
– Есть бумага с официальными доказательствами. А твоим показаниям после такого диагноза никто не поверит, – произнес Покровский и не выдержал, подался вперед, – Скажи, неужели тебе станет лучше, если ты будешь знать, что Артем живет не со мной? Если ты будешь знать, что он в детском доме, совсем один?
– Да где угодно, лишь бы не с тобой! – выпалила Слава, глядя на него с ненавистью, но тут же приняла страдальческий вид и умоляюще попросила, – Марат, пожалуйста, вытащи меня отсюда. Клянусь, я больше не сунусь к вам. Можешь оставить Артема себе, но я не могу тут жить! Я хочу выйти! Я не заслуживаю такой жизни!
– Тебе очень повезло, что ты не окажешься в тюрьме, а суд назначит тебе принудительное лечение в психушке. Возможно, вылечиться. Тут у тебя хотя бы есть шанс выжить, а в женской тюрьме вряд ли прощают подобное, – хмыкнул Марат. Хотел сказать о том, что на самом деле позаботится об Артеме, но, похоже, Слава сейчас больше переживала не о нем, а о себе, так что говорить что-либо было бесполезно.
– Подожди! – запаниковала она, когда увидела, что Покровский поднялся и направился к выходу, – Я на все, что угодно готова! Хочешь, стану твоей любовницей? Навсегда, Марат! Мы же так любили друг друга, ты помнишь?
Мужчина остановился, как вкопанный, обернулся и смерил бывшую жену презрительно-удивленным взглядом. Даже слов не нашел, что сказать бывшей жене, просто развернулся и вышел из камеры.
*******
Кипевшая в венах ярость бурлила весь вечер. Марат провертелся в постели половину ночи без сна, размышляя над тем, что произошло за день. Неужели Слава действительно ожидала, что вот так просто сможет откупиться от всего, что сотворила? Просто стать любовницей! В конце концов, отчаявшись, она предложила все, что у нее было – сначала сына, а потом себя.
Сначала сына и только потом себя.
Для нее важнее она сама и только потом ребенок. Поневоле Марат сравнивал двух своих женщин – Славу и Аню. И одна из них проигрывала по всем фронтам. А вторая… к ней он прилетел сразу после обхода врачей. Для Покровского этим было все сказано.
– Ну что? Разрешили? – с порога спросил он.
И понял ответ по ее горящим глазам, по тому, с каким волнением она торопливо слезала с кровати. Он говорил с врачом, знал, что шов заживает хорошо, но боль все равно еще присутствует, поэтому попытался успокоить ее, как мог. Да он и сам волновался, когда они шли рука об руку по отделению патологии.
– Сказали, что он в тридцать шестой лежит, в третьем боксе.
Внутрь их бы не пустили, максимум, который сейчас был возможен – просто постоять у окна палаты и через стекло понаблюдать за ребенком. Марат даже не понял, что последние шаги они оба пробежали почти бегом.
– Господи, какой маленький, – сдавленно прошептала Аня и прижала руку ко рту.
Покровский нашел взглядом третий бокс. Малыш лежал внутри, шевеля ручками и ножками и был правда меньше, чем обычные младенцы. Да, ему уже объяснили, что это нормально для недоношенного ребенка, но сердце все равно екнуло. В этот момент Марат не раздумывал. Привлек Аню к себе, заключил в крепкие объятия и уткнулся носом в макушку.
– Все будет хорошо, Аня, слышишь?
– Я… знаю… все в отделении успокаивают меня – и девчонки из соседних палат, и медсестры, и врачи. Все говорят, что ребенок быстро наберет вес, что он здоровенький и надо радоваться. А я не могу, – всхлипнула она, – у меня сердце разрывается, так хочется прижать его к себе, самой покормить, убаюкать. Даже если он будет плакать я его на руки взять не смогу, даже коснуться не, потому что пока запрещено!
И вот сейчас Покровскому самому стало хреново. Он сам успел полюбить этого человечка, такого странного и совсем маленького. Но Аня ощущала все куда острее, чем он.
– Я поговорю еще с врачом, попрошу его, чтобы разрешил…
– Нет! – отрезала категорично Аня, отстранилась, серьезно посмотрела ему в глаза и повторила, – Нет, Марат! Я не хочу навредить Максиму. Если врачи говорят, что пока нельзя, что пока лучше ему находиться в боксе, значит, так нужно. Я не враг своему ребенку, не стану вредить ему только из-за того, что хочу скорее взять его на руки.
Покровский посмотрел в глаза этой женщины и впервые понял, насколько в ней твердый стержень. Нежная, сострадательная, заботливая. Хрупкая. И вместе с этим она была такой сильной, как никто в этом мире.
– Хорошо, Аня, – улыбнулся он и мягко привлек к себе, – тогда мы будем просто ждать.
Он готов был стоять возле стекла комнаты хоть вечность. Просто потому, что не мог и не хотел оставлять ее одну, когда она так сильно нуждалась в опоре и защите. Просто потому, что ему впервые захотелось кого-то оберегать.
И речь шла не только о сыне.
