Текст книги "Имя богини"

Автор книги: Виктория Угрюмова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 33 страниц)

– Пожалуйста, Воршуд, держись подальше, – попросила она и остановилась, выжидая.

– Добрый вечер, благородные господа, – звонко сказал некто, приближаясь легкими шагами. Тусклый уличный фонарь высветил со спины темный силуэт. У незнакомца также висели за спиной два меча. Их рукояти виднелись за плечами. Человек подошел поближе и весело произнес: – Я некоторым образом являюсь хозяином этих мест, а вы в данную минуту мои гости. Позвольте представиться: меня зовут Джангарай. Может, слышали?

– А как же, – проскрипел альв. – Уже успели.

– Ну вот и прекрасно, – обрадовался Джангарай. – Тогда сразу перейдем к делу. Знакомство с предметом значительно облегчает разговор. Вы со мной согласны?

Каэтана молча кивнула, не желая, чтобы девичий голос выдал ее. Но ночной разбойник расценил это как проявление страха.

– Не бойтесь, – подбодрил он спутников. – Я никогда не убиваю без крайней нужды, так что слухи о моей кровожадности сильно преувеличены. А вот от денег никогда не отказываюсь, это правда. Ну...

Он демонстративным движением извлек из ножен оба меча, и узкие клинки тускло блеснули в луче света.

Каэтана, напротив, находилась в тени, и ее силуэт нападающий видел смутно – во всяком случае, оружие явно не разглядел, да и не привык он к сопротивлению.

– Ну же, добрые господа, я терпеливо жду. Но могу стать и неоправданно жестоким. Отдайте мне ваши кошельки, и мы мирно и полюбовно разойдемся. – С этими словами он принял выжидательную боевую позицию – слегка согнул ноги в коленях, а руки с мечами развел в стороны, направив клинки вертикально вверх.

Каэтана скупо улыбнулась. Он действительно легко двигался, этот знаменитый на весь Аккарон разбойник, но вовсе не был таким опасным, как приписывала ему молва. Или не встречал достойного противника.

Она тоже обнажила мечи, с удовольствием ощутив в ладонях шершавую прохладу кожи рукоятей. Затем движением головы отправила Воршуда в сторонку, и альв без единого звука подчинился. Каэтана не могла не заметить, как удивленно он посмотрел на отработанные движения, которыми она отдавала салют, но по восхищенному восклицанию поняла, что Воршуд проникся доверием к ее воинскому искусству.

Разбойник слегка удивился. Дело, похоже, принимало не самый привычный оборот, но подраться он был явно не дурак, поэтому даже обрадовался неожиданному развлечению:

– А вы храбрый, молодой человек! Я, пожалуй, не стану убивать вас в знак моего особого уважения. Но проучить все-таки придется. Защищайтесь! – и стремительно пошел в наступление.

Джангарай вращал клинки в разных направлениях: руки его двигались легко и уверенно, не сбиваясь с темпа и ритма вращения. Это был отвлекающий маневр, и неопытные бойцы часто на него попадались: пытаясь уследить за движением обоих мечей, человек неизбежно терял ориентацию и становился легкой добычей искусного фехтовальщика.

Но Каэтана, сама не зная откуда, была знакома и с более серьезной тактикой. Она чувствовала себя как на уроке в фехтовальном зале. Воспоминания молнией проносились в ее голове, но она решительно отбросила их в сторону. Сейчас предстояло сосредоточиться на самом поединке. Хотя собственно сражения и не получилось.

Ее тело и мозг вышли из-под контроля сознания и попали в водоворот какой-то неистовой, могучей силы, которая находилась как бы несколько в стороне от нее, Эта сила контролировала каждое движение, каждый взгляд, поворот, взмах клинка.

Джангарай только присвистнул, когда сверкающая «ветряная мельница» замелькала у него перед глазами. Пробить такую защиту еще не удавалось никому. Он сделал несколько ложных выпадов, прощупав странного соперника, и пришел к выводу, что встретил равного по силе бойца. Джангарай даже не знал, радоваться ему – он ценил мужество и мастерство – или огорчаться. Ведь теперь уже его собственная жизнь подвергалась нешуточной опасности. Однако повернуться и убежать мешала гордость. Чтобы завтра по всем углам шептались о том, что Ночной Король Аккарона сбежал с поля битвы, оставив победу какому-то юнцу, – этого удара самолюбие Джангарая просто не могло вынести. И он решил, что лучше уж пасть от руки случайного противника.

Джангарай использовал все известные ему приемы. Он крутился волчком, приседал, пытался поймать клинок соперника между двумя гардами, но ничего не получалось. Этот удивительный фехтовальщик уходил из-под удара, как вода утекает сквозь пальцы. Даже особо не уклоняясь от своего врага, он оказывался там, где его меньше всего ожидал увидеть опешивший и запыхавшийся ингевон, и только клинки двигались в бешеном темпе.

Разбойнику приходилось все тяжелее и тяжелее. А главное, ему чудилось, что все явственнее раздается тихое хихиканье. И этот голос мог принадлежать только мальчишке, не достигшему еще и шестнадцати зим. Это раздосадовало и оскорбило грабителя. Победить уже стало для него вопросом не только жизни и смерти, но и чести. Он удвоил усилия, стараясь добраться до противника, пробить брешь, проскользнуть между мечущимися всполохами света узкими клинками, но силы его были на исходе, а конца сражению не предвиделось.

И тут Джангарай с ужасом понял, что идет игра кошки с отчаявшейся мышкой, в которой он был отнюдь не кошкой. Хуже того – и тот, другой, тоже знал об этом. Он явно наслаждался боем и потому затягивал его. Страх холодной рукой сжал горло разбойника, когда он понял, что сражение в любую минуту может закончиться его смертью. Один-единственный удар из тех, что так легко проводил и так легко удерживал от последнего прикосновения противник, – и все. Он тяжелее задышал и в этот момент услышал тихий голос, который произнес всего два слова:

– Ну хватит.

Клинки перед глазами Джангарая задвигались с удвоенной скоростью, сливаясь в блестящий металлический круг, за которым изредка мелькал тонкий невысокий силуэт. В течение минуты лезвие дважды скользнуло по животу разбойника, коснулось горла, уперлось острием в грудь прямо напротив сердца, не причиняя сколько-нибудь существенного вреда. И наконец, с тихим свистом пронеслось у самых его кистей. Затем Джангарай почувствовал, как неистовая сила выхватывает у него рукояти обоих мечей; поскользнулся, протянул руки – но пальцы уже сжимали пустоту.

Соперник стоял прямо над ним, приставив к горлу Джангарая его же собственный клинок, и говорил:

– Я тоже люблю деньги. Особенно если они честно заработаны. Считаю, что это были сверхурочные, так что платить придется двойную цену. Ну, дружок, выворачивай карманы! Меня устроит только все.

Скрежеща зубами от бессильной ярости, ингевон действительно вывернул карманы и бросил к ногам победителя туго набитый кожаный кошель.

– Я еще найду тебя, – прохрипел он.

– Как скажешь, – отозвался юноша из темноты., – Буду всегда рад.

Всю ночь Джангарай в бессильной ярости метался по небольшой каморке, которую занимал вместе со своими мечами. Он относился к ним как к живым существам – разговаривал с ними, мечтал вслух, заботился о клинках так же, как заботился бы о собственных детях, которых у него, впрочем, никогда не было. Может, именно из-за этой всепоглощающей страсти, неистовой любви к холодному оружию.

Он был высоким и худощавым, тонким в кости и идеально сложенным для фехтования: ни грамма лишнего веса – одни мышцы и сухожилия. Силы Джангарай был недюжинной, но она не бросалась в глаза. Скорее внешность его – щеголя и любимца женщин – была весьма обманчивой: гладкая нежная кожа, тонкий ястребиный профиль, веселые и живые черные глаза.

Одеваться он умел и любил, поэтому его камзолы всегда были сшиты у лучшего портного, а драгоценности ингевон предпочитал неброские. Весь его облик напоминал об аристократическом происхождении, но сам Джангарай на эту тему предпочитал ни с кем не говорить.

Почему младший сын ингевонского вельможи покинул отчий замок и вступил в отряд наемных солдат, осталось неизвестным. Это была одна из тех тайн, которые так надежно хранил Ночной Король Аккарона.

Несколько месяцев он воевал в Мерроэ, но нравы и обычаи гемертов ему не понравились.

Джангараю было всего семнадцать лет, когда он ушел из дому, и восемнадцать, когда он блестяще провел свой пятидесятый поединок. Его слава фехтовальщика росла и множилась. Его с удовольствием нанимали телохранителем, охранником, начальником стражи. Но гордец ингевон не мог выносить хозяев, пусть даже тех, которые очень хорошо платили. Правда, он сам утверждал, что делает все исключительно ради денег, но это было неправдой. Джангарая интересовали только мечи.

Несколько лет он провел в княжестве Тевер. Там жили известные фехтовальщики, и у одного из них – знаменитого на весь Вард меченосца Амадонгхи – Джангарай-пробыл в учениках в течение долгих пяти лет.

Когда в Тевере случился государственный переворот, непокорный и независимый Амадонгха не пришелся ко двору. Тогдашний князь был убит своим сыном на охоте. Об этом знали абсолютно все, но только Амадонгха бросил в лицо новому правителю слова обвинения и презрения. Катонда не стал бы новым владыкой Тевера, если бы не был столь умен и хитер – он спокойно выпустил знаменитого фехтовальщика из дворца, милостиво «простив» ему сказанное в запальчивости, и в ту же ночь Амадонгха был зарезан у себя в доме якобы ворвавшимися разбойниками.

Князь высоко оценил мастерство Амадонгхи и его неистового ученика – пятьдесят воинов отправил он расправиться с неугодным, и только треть из них дожила до рассвета. Изрубленный труп фехтовальщика нашли в саду, а вот тела его ученика так никто и не видел.

Поговаривали, что он успел убежать, когда понял, что учитель уже мертв. Но со временем людская молва исказила подлинные события, и теперь в Тевере были убеждены, что славного Амадонгху предательски зарезал его ученик – из зависти и из-за денег. Впрочем, чего еще можно ждать от коварных ингевонов, с которыми Тевер постоянно находился в состоянии необъявленной войны. Что же на самом деле произошло той страшной ночью в доме любимого учителя, Джангарай не рассказывал никому. Через год он вернулся в Аллаэллу.

Два меча крест-накрест висели у него за спиной в потертых кожаных ножнах. В правом ухе – по заморскому обычаю – болталась золотая серьга с крупным синим камнем, а через всю щеку шел тонкий, едва заметный шрам, начинавшийся у виска и доходивший до верхней губы. От этого усмешка ингевона всегда выходила кривоватой и саркастической. Первое время по этому доводу у него случилось несколько поединков, но после того, как он безжалостно убил двоих противников и изувечил третьего, все в Аккароне признали, что каждый имеет право носить серьги и улыбаться так, как захочет.

Джангарай наведался в родительский замок. К тому времени его отец – Сента Арматай, высокий лорд и властитель многих земель, – скончался в своем родовом поместье в возрасте семидесяти лет. Джангараю тогда исполнилось двадцать семь. Однако он не получил ни гроша из отцовского наследства. Какой разговор состоялся у него тогда со старшими братьями, покрыто мраком неизвестности, но уже на следующий день Джангарай ехал по дороге в Аккарон. Там он поселился .в непритязательной дешевой гостинице с пышным названием «Золотой лев», где золото в карманах посетителей можно было встретить так же часто, как и живого льва.

Молодой ингевон пользовался бешеным успехом у дам. Все они – знатные и незнатные, старые и молодые, богатые и не очень – мечтали заиметь себе подобного любовника, и некоторые из них с радостью помогли бы ему сделать карьеру при дворе короля Аллаэллы. Но Джангараю претило подобное покровительство и успех, завоеванный в постели. Постепенно он и вовсе стал отшельником, съехал из гостиницы и скрылся от глаз знакомых и родственников.

Когда полгода спустя Аккарон потрясла первая волна ограблений и по ночному городу стало опасно ходить, первым пострадавшим не поверили. Они рассказывали, что их грабил одинокий красавец с двумя мечами, который представлялся Джангараем. Он был обходителен и любезен и охотно отпускал свою жертву, если та вела себя тихо и исправно отдавала все имеющиеся при себе деньги и драгоценности. Но если кто-нибудь решался протестовать или звать на помощь, если незадачливые телохранители хотели честно отработать свой хлеб, он устраивал кровавое побоище и вскоре стал держать в страхе весь город.

Преступный мир Аккарона с интересом наблюдал некоторое время за чудным одиночкой, а затем предложил дружбу и сотрудничество. Джангарай гордо отказался. Несколько попыток убить его не увенчались успехом – безумцев выходить против него с оружием в руках не находилось. Любовницы, во всяком случае явной, у него не было, а место, где он скрывался, не знал никто.

И хотя, с одной стороны, его усердно искала королевская стража, с другой – родственники убитых и искалеченных им дворян, а с третьей – преступники, Джангарай оставался неуловимым. Складывалось впечатление, что он наслаждается происходящим.

Желание отыскать ночного противника во что бы то ни стало оказалось сильнее голоса рассудка, призывавшего не выходить из дому днем. Ингевон колебался очень недолго. Он оделся как молодой вельможа при выходе в город, поглубже надвинул на лоб дорогую шляпу с пышными перьями, скрепленными драгоценной брошью, и прицепил к поясу обычный меч. Затем взял со стола тонкие кожаные перчатки и вышел.

Праздничное утро порадовало ярким солнцем и теплым легким ветерком. На улице было людно и шумно. Джангарай поморщился: ему больше нравились ночные переулки, длинные тени на стенах, силуэты в лунном свете, а толпу он давно недолюбливал.

Был первый день ежегодной Большой ярмарки, и весь Аккарон кишел приезжими купцами, воинами, странствующим людом и знатными дворянами из многих стран, специально съехавшимися посмотреть на это зрелище. И действительно было на что – Большая ярмарка в Ал-лаэлле славилась на весь Вард.

Хотя Джангарай вышел из дому с определенной целью, он не смог отказать себе в удовольствии понаблюдать аукцион коней.

Толпа покупателей волновалась у громадного помоста, по которому выгуливали гривастых красавцев. Продавцы надрывались в крике, лошадники выли от восторга. Кони были безумно хороши. Тонкие, высокие, с мощной грудью и узким крупом, с маленькими головами на длинных и гибких шеях – кони из Урукура; их шелковые хвосты мели доски помоста. Огромные, могучие, с сильными ногами и горящими глазами, храпящие и раздувающие ноздри – непокорные скакуны из Мерроэ.

Их гривы и хвосты, по обычаю гемертов, были коротко подстрижены и торчали жесткой щеткой.

Сказочными птицами проплывали благородные кони Таора, где искусство разведения племенных лошадей считалось одним из самых почетных и главных на протяжении нескольких тысячелетий. Поговаривали, что кони Таора запряжены в колесницу самого Бога Смерти – Малаха га-Мавета. Они нетерпеливо перебирали копытами, словно танцуя. Их влажные лиловые глаза искали в толпе покупателей своего единственного хозяина. Эти скакуны были из самых дорогих, потому что привязывались к хозяину на всю жизнь, как собаки. Ими владели боги, короли и счастливцы.

Огненно-рыжие кони Сарагана, неистовые в скачке и грустные в покое, покорили сердце Джангарая своим независимым, как и у него, гордым нравом. Конюх на помосте пытался оседлать сараганца, но тот становился на дыбы, ржал дико и гневно и не давался. Полюбовавшись на эту картину, ингевон отошел от лошадиных рядов.

Он ходил по ярмарке с вполне определенной целью – ему необходимо было найти невысокого хрупкого юношу дет шестнадцати-семнадцати с двумя мечами за спиной, путешествующего в обществе маленького – человечка постарше. Даже если бы ночной противник не взял с собой мечи, в чем Джангарай сильно сомневался, то все равно его острый взгляд мастера нашел бы нужный силуэт, а затем пара слов решила дело, – ингевон был уверен, что никогда и ни при каких обстоятельствах не спутает голос этого молодого человека ни с чьим другим.

Что, собственно, было ему нужно? Конечно же, не месть. За ночь гнев Джангарая улегся, уступив место восхищению и уважению к столь высокому мастерству в таком юном возрасте. Он пока не мог объяснить себе оконечной цели своих поисков.

Бешеный лай собак привлек внимание Джангарая, и он заглянул туда, где на зеленом лугу псари выгуливали своих питомцев. Здесь тоже было незабываемое зрелище: охотничьи собаки всех мастей и размеров, домашние любимцы – представители самых экзотических пород, привезенные на Вард даже из-за океана, из самых отдаленных уголков Арнемвенда. Сторожевые псы исполинских размеров продавались здесь рядом с карликовыми карманными собачками, вошедшими в моду в прошлом сезоне, когда королева Мерроэ прислала такую же в подарок своей царственной сестре – королеве Алла-эллы. Собачка оказалась на редкость смышленой и вскоре прочно заняла свое место в сердце королевы и, как следствие, в супружеской спальне – к немалому неудовольствию его величества.

Джангарай уже несколько часов шатался по ярмарке, вглядываясь в лица, и напряженно размышлял: с какой стати ему пришло в голову, что он найдет своего соперника именно здесь? Может, тот лежит в гостинице и посмеивается над глупцами, толкущимися на людных улицах? Однако если бы он не хотел попасть на ярмарку, то приехал бы неделей раньше или двумя неделями позже. Все жители Варда знали, что в эти дни Аллаэлла похожа на огромный яркий балаган, а еще больше – на сумасшедший дом без персонала.

Джангарай тщетно разыскивал юношу в рядах оружейников. Там было бесконечно много соблазнов, и он не удержался – купил себе изумительной работы кинжал, в основном ради гарды, выполненной в виде свивающей кольца змеи с изумрудным глазом. Но он понимал, что настоящий мастер здесь особо задерживаться не станет. А те мечи, которыми ночью фехтовал юноша, стоили, судя по звону и блеску металла, гораздо больше, чем все товары в рядах ювелиров и оружейников.

Тут у ингевона мелькнула шальная мысль – может, он хочет найти фехтовальщика, чтобы отобрать у него мечи? – но он даже не стал додумывать ее до конца.

– Веретрагна подстрекает, – сказал себе Джангарай, недобрым словом помянув бога коварства и зависти, отца всякой лжи. Разбойник был суеверен и представлял, что мечи, подобные тем, которыми сражался таинственный прохожий, имеют свою душу и будут мстить новому хозяину, добывшему их неправедным путем. С этими мыслями Джангарай двинулся дальше, чтобы перекусить и заодно промочить пересохшую глотку стаканом-другим прекрасного белого вина, которым славилась провинция аллоброгов.

Найдя небольшую палатку, в которой людей было поменьше, а вино и еда казались получше, Джангарай устало плюхнулся на табурет и вытянул ноги. Человеческое столпотворение, смешение цветов и запахов, грязь под ногами, пыль и духота окончательно доконали его. Он с наслаждением потягивал охлажденное вино и старался расслабиться.

От нечего делать ингевон разглядывал посетителей. Палатка была заполнена голодными и изнывающими от жажды людьми. Слуги метались между столами, разнося вина и жаркое, а хлопочущий хозяин не расставался с радостной улыбкой, причем вполне искренней, – ярмарка кормила здешних трактирщиков весь следующий год.

На фоне голубого прямоугольника неба у входа в палатку появилась до боли знакомая Джангараю фигура с мечами, висевшими за спиной. Рядом возник маленький альв и придирчиво осмотрел палатку.

– Прилично, – вынес он наконец окончательный приговор. – Пахнет белым аллоброгским, но сесть негде, а на ногах уже не устоять.

– Ты думаешь, где-нибудь будет свободнее? Лучше уж дождаться здесь, если ты гарантируешь, что вино будет хорошим.

– Гарантирую, – кивнул альв не без некоторой, вполне позволительной, гордости мудрого перед неопытным юнцом.

Солнце светило вошедшим прямо в спину и слепило глаза Джангарая – он никак не мог разглядеть лиц, только силуэты. Воспользовавшись их мгновенным замешательством при виде переполненного помещения, он крикнул:

– Прошу к моему столу!

– О, свободно! – обрадовался меченосец и двинулся к ингевону легкой походкой. Его спутник устало ковылял сзади.

Они не успели дойти до столика, как Джангарай разглядел нечто, заставившее его не поверить собственным глазам. Но тут же ему пришлось не поверить и собственным ушам, потому что подбежавший слуга вдруг переломился в Поклоне и спросил:

– Что пожелает благородная госпожа?

Пока Каэтана пробиралась к единственному свободному месту во всей палатке, которое так услужливо предложил разбойник, Джангарай лихорадочно пытался придумать какое-нибудь восклицание, но подходящей реплики так и не нашлось. Тем временем Каэтана оказалась уже рядом со столом, и ингевону пришлось встать, чтобы пододвинуть ей табурет. Это получилось само собой.

– Благодарю, – улыбнулась Каэ. Она, конечно же, узнала ночного грабителя, но он не казался ей опасным. Воршуд тоже все прекрасно разглядел.

– Надеюсь, госпожа, вы и сегодня знаете, что делаете, – пробормотал он себе под нос.

Ингевон пристально разглядывал обоих, не зная, разыгрывать ли ему комедию или переходить к откровенному разговору.

– Конечно, к откровенному, -сказала девушка, поправляя перевязь.

Тут взгляд Джангарая упал на мечи, и он задохнулся, не зная, чему удивляться в первую очередь: тому ли, что фехтовальщица прочитала его мысли, или тому, что он видел наяву, а не в самом сладком сне.

– Мечи Гоффаннона! – наконец выдохнул он. Девушка вопросительно подняла изогнутую бровь.

– Я узнал их – это мечи Гоффаннона. Сокровище, за которое старый колдун из Элама отдал два графства. И вы носите их за плечами, не боясь, что вас убьют?! Конечно, вы – мастер. Но ведь есть еще яд, кинжал, дубина, наконец... – Джангарай, против своего обыкновения, разволновался и теперь говорил путано и сбивчиво.

У фехтовальщиков мечи Гоффаннона почитались как святыни. Долгое время их вообще считали вымыслом, красивой сказкой, и поэтому, когда странствующий рыцарь привез их из чащоб Аллефельда и была неоспоримо доказана их подлинность, на аукционе появилось множество покупателей.

Мечи достались герцогу Элама по двум причинам. Во-первых, он был чудовищно богат, гораздо богаче многих государей Варда; а во-вторых, всем было известно, что он могущественный маг, а спорить с магом никто не хотел. Опасались, правда, что при помощи мечей Гоффаннона он завоюет весь мир, но дивное оружие такой силой не обладало. Понемногу страсти улеглись, и о мечах лишь вспоминали иногда, к слову.

Джангарай многое бы отдал, чтобы только посмотреть на них, благоговейно прикоснуться. Он часто представлял себе оружейную, где должны были храниться клинки. Он почти убедил себя за долгие годы, что мечи Гоффаннона в сверкающих металлических ножнах висят на пустой стене, потому что нет ничего в мире достойного находиться рядом, разве что оружие богов. Правда, и сами мечи когда-то не принадлежали людям. Но об этом ходили только смутные легенды.

Всю жизнь считать их недостижимыми, недоступными, даже не грезить ими, и вдруг совершенно случайно встретить в палатке на ярмарке, сидя за стаканом вина!..

Теперь Джангарай точно знал, что прикоснулся к необыкновенной истории. К чести его надо сказать, что он даже теперь не подумал завладеть этими мечами.

Каэтане было неловко признаваться незнакомому человеку, к тому же пытавшемуся ее ограбить, что она понятия не имеет об оружии, которое носит с собой в потертых кожаных ножнах.

– Давайте все по порядку, – дружелюбно улыбнулась Каэ. – Во-первых, добрый день, рада встрече. Как вас зовут, простите, запамятовала? – Она надеялась, что красавец ингевон не воспримет вопрос как личное оскорбление, а поймет, что она не желает в людном месте, произносить вслух его имя.

И хотя шум в палатке стоял неимоверный – посетители требовали жаркого и вина, слуги выкрикивали повару названия блюд, а хозяин их подгонял, – Джангарай оценил ее предусмотрительность.

– Вы можете называть меня Тиберином, благородная госпожа.

Он сделал вопросительную паузу, и альв угрюмо ответил за девушку:

– Каэтана. А я Воршуд, хотя я не знаю, приятно ли мне с вами встречаться,

– Прошу прощения, – смущенно пробормотал Джангарай, чувствуя себя нашкодившим мальчишкой. Ему.. это было крайне неприятно, но почему-то гораздо более важным было прощение, которое мог даровать смешной альв.

Тот сидел перед ним в кокетливой шапочке и нарядном плаще, явно купленном тут же, на ярмарке.

Настроение у Воршуда было не из лучших. Во-первых, он собирался потолкаться на ярмарке и распрощаться с Каэтаной уже в середине дня. Ему нужно было приискать себе хозяина или покровителя за то время, пока Аккарон полон праздного и богатого люда. Сейчас, здраво рассуждал альв, у людей хорошее настроение и с ними легче договориться. Однако странная сила таскала его за Каэ как на привязи. Первый раз они попрощались около гостиницы. Каэтана, несмотря на категорические протесты, подарила Воршуду кошелек Джангарая, обеспечив ему таким образом год безбедного существования на случай, если не найдется подобающей его способностям работы. К тому же она оставила альву несколько драгоценных колец, неизвестно откуда оказавшихся в кармане ее куртки.

Пожелав друг другу удачи во всех начинаниях, они наконец разошлись в разные стороны. Каэтана отправилась покупать себе коня и нанимать телохранителей для путешествия в ал-Ахкаф да еще хотела попытаться пристать к какому-нибудь каравану, уходящему в Урукур после ярмарки. А Воршуд решил побаловать себя обновками. Однако когда стройная фигура Каэ скрылась за углом, альв покряхтел, посопел и, пробурчав: «Она же без меня пропадет тут в два счета», бросился вдогонку.

Каэтана, кажется, искренне обрадовалась ему, и они вместе двинулись выбирать маленькому альву новый плащ. На улице на них часто оборачивались, потому что они действительно представляли собой странную пару. Какой-то верзила задел Каэтану плечом и отпустил соленую шуточку насчет странных вкусов такой привлекательной и нормальной на вид девицы, на что Каэ никак не отреагировала. Она и бровью не повела – просто не заметила обидчика. Это показалось верзиле оскорбительнее всего, и, разъярившись, он схватил ее за полу куртки. Каэ развернулась в немыслимом пируэте и вышибла ему зубы рукоятью меча. На том инцидент и был исчерпан, хотя Воршуд ждал продолжения.

– Наверное, я все-таки покину вас, дорогая Каэтана, – расстроенно сказал он чуть погодя. – Не любят в Аллаэлле мой народ, что уж тут поделать? Не со всем же Аккароном вам из-за меня воевать, а драчун я и вовсе никудышный, знаете ли: Так что пойду потихоньку.

– Теперь Воршуду уже и не хотелось уходить, но никакого предлога, чтобы остаться, он придумать не мог.

– Послушай, Воршуд, – обратилась к нему Каэтана, – ты ведь никуда не торопишься?

– Нет, – с надеждой ответил альв.

– Тогда будь проще. Знаешь, в чем состоит свобода любого живого существа? В праве делать то, что тебе хочется, что тебе нужно и что ты умеешь, так, чтобы вокруг становилось светлее. Ты сам хочешь уйти?

– Нет, – ответил Воршуд, чувствуя, что с души словно камень свалился.

– Тогда пойдем дальше вместе. И кто нам помешает?

– Да, но...

– Никаких «но». Я сама себе хозяйка, и вся Алла-элла с ее мнением об альвах может отправляться прямо к этому, как его, Непоминаемому. Правильно?

– Правильно, – рассмеялся помолодевший лет на пятьдесят Воршуд.

Теперь, сидя вместе со смущающимся грабителем за стаканом вина, он вдруг отчетливо понял, что ему лежит путь в ал-Ахкаф и еще дальше, куда поведет судьба эту странную, окутанную тайной человеческую женщину. Альв и сам затруднился бы сказать, какие чувства он к ней испытывает: это не было ни любовью мужчины к женщине, ни нежным чувством отца к взрослой дочери, ни дружбой, – просто она вошла в его жизнь и стала ее частью. У Воршуда появилась цель, пока еще неясная и смутная, но желанная. И альв подчинился неизбежному.

– Господин Тиберин, – обратился он к Джангараю, – случай ли свел нас в этом месте? Или во время ярмарки в Аккароне все неизбежно встречаются со всеми?

– Не сказал бы, – честно признался ингевон. – Если бы все встречались со всеми, то моя голова торчала бы во-он там, на городских воротах. Его величество король Аллаэллы не преминул бы сделать такой подарок своим подданным.

– Как хорошо, что существует условное наклонение, – улыбнулась Каэтана.

– Хорошо, – согласился Джангарай. – А вас я искал полдня и умаялся окончательно. Сюда зашел случайно.

– Получается, что мы вас сами нашли, – сказал Воршуд.

– От судьбы не уйдешь.

Воршуд подумал, что как раз об этом он мог бы рассказать больше других, но промолчал. А Джангарай, сам еще плохо понимая, что делает, выпалил:

– Возьмите меня в дело!

– Это вас специфика вашей работы подводит, – холодно улыбнулась Каэ. – Мы ни на какое «дело» не собираемся. Сейчас мы должны купить лошадей и найти караван, с которым могли бы покинуть Аллаэллу и двигаться в нужном направлении.

Воршуд про себя похвалил предусмотрительность своей спутницы: она не называла никаких имен, названий городов – ничего конкретного.

Джангарай закусил губу. Он не привык просить, но сейчас был в таком положении, когда, кроме просьб, у него не было других средств убеждения.

– Я хотел сказать – в услужение, – проскрежетал он, глядя в упор на вредного альва, который портил ему настроение. Словом «услужение» он чуть было не подавился, но все же выговорил его до конца. – Может быть, телохранителем, хотя он вам вряд ли нужен, о чем свидетельствует наш ночной поединок.

– Почему же, – вдруг улыбнулась Каэтана. – Телохранитель мне как раз и нужен. Но спутник я не самый спокойный, так что искренне советую оставить эту идею. Кстати, – она полезла в карман, – я хочу вернуть вам ваши деньги.

Джангараю вдруг пришло в голову, что Каэтана все-таки женщина. И он решил впервые в жизни воспользоваться своим неограниченным успехом у слабого пола, чтобы добиться цели. Он наконец понял, что сам Амадонгха не владел клинком так, как эта странная фехтовалыцица, и даже не смел мечтать о подобном оружии. Джангарай хотел учиться у этой барышни. Собственно, не женщиной она для него сейчас была, а олицетворенной возможностью общаться с мечами Гоффаннона и высоким мастерством боя. Поэтому он склонился над рукой Каэ – кстати, маленькой, белой и тонкой, крепко пахнущей какими-то благовониями, – и пробормотал, стыдясь себя:

– Вы же понимаете, что ваши прекрасные глаза... Я не спал всю ночь. Схожу с ума.

– Текст у вас неважно отработан, – поморщилась Каэ. – Сразу видно, что вы хороший рубака.

Слово «рубака» покоробило Джангарая. Он вспыхнул до корней волос, глаза его загорелись темным огнем, рука зашарила по поясу разыскивая рукоять меча. Сейчас он опять видел перед собой не женщину, а дерзкого обидчика.