Текст книги "Имя богини"

Автор книги: Виктория Угрюмова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 33 страниц)

Чaсть II.
ЖЕМЧУЖИНА ПУСТЫНИ

Густое облако красноватой пыли, тяжело висевшее посреди бескрайней степи, свидетельствовало о том, что двухсоттысячная армия Зу-Л-Карнайна подошла к ал-Ахкафу.

Маленький отряд двигался гораздо быстрее тяжеловооруженной пехоты, обозов и утомленной долгим переходом конницы, поэтому через несколько часов путешественники догнали войска и, не вызывая ничьих подозрений, добрались до головного полка. Правда, на этом их везение и закончилось. Отборный отряд телохранителей победоносного Зу-Л-Карнайна окружил их со всех сторон. Могучего телосложения воин в белых пропыленных одеждах выехал вперед и церемонно произнес:

– Коль вы не таясь явились в лагерь, нет смысла подозревать в вас вражеских лазутчиков. Но неоднократно случалось, что прикидывавшиеся друзьями оказывались злейшими врагами, а злейшие враги проявляли мудрость и благородство. Вы поедете со мной и предстанете перед лицом аиты. Ему судить, враги вы или друзья.

Недолгий путь они проделали молча. Каэтана восторженно осматривалась, будучи не в силах оторваться от великолепного зрелища. Армия подтягивалась к стенам ал-Ахкафа. Цветные шатры военачальников и знати уже стояли в безопасном отдалении от городских стен. Гремело оружие, скрипели повозки, ржали лошади и протяжно кричали верблюды.

Панцирная пехота Зу-Л-Карнайна, завоевавшая ему полмира, бесконечными рядами шла мимо Каэтаны. Ветераны, гвардия... Было-то этим ветеранам от силы лет двадцать пять – тридцать. Закованные в белые доспехи с изображением стремительно падающего сокола, вооруженные длинными копьями и огромными щитами, они производили неизгладимое впечатление. Головы их венчали серебряные шлемы, в навершии которых сокол расправлял крылья.

Даже после трехдневного перехода по выжженной солнцем степи, измученные жарой и пылью, томимые жаждой, они выглядели грозно и всем своим видом являли готовность хоть сейчас вступить в бой.

Отдельным лагерем размещались конные полки тагаров, присланные Зу-Л-Карнайну ханом Хайя Лобелголдоем. Неистовые тагары, вооруженные кривыми саблями, одетые в меха и не признававшие доспехов, наводили ужас на противника своей невероятной жестокостью. И если бы Джералан – их родину – не разрывали на части охочие до власти младшие братья Лобелголдоя, то неизвестно, захватил ли бы его Зу-Л-Карнайн. Ибо покоренных тагаров не видел никто. Они молча подчинялись приказам: воинская дисциплина была у них в крови, – но признавали только своих военачальников. Безудержные в бою, они презирали смерть, бросаясь без раздумий на превосходящего числом противника, и очень часто заставляли того отступать. Зу-Л-Карнайн выпускал их впереди своих войск – как смертников, как свору злобных псов, которые ценой своей жизни обескровливали и выматывали врага, после чего в атаку шла тяжелая пехота.

По всему Джералану до сих пор ходили легенды о небольшом отряде тагаров под командованием хана Бог-до Дайна Дерхе. Они встретили полки Зу-Л-Карнайна в узком ущелье, не успев подготовить засаду и передохнуть после многодневного конного перехода. Скорее удивленный, чем обозленный их непокорностью, полководец предложил им либо присоединиться к его армии, либо идти с миром, освободив дорогу, ибо несколько сот человек никак не могли представлять серьезной угрозы для его войска. В ответ тагары прислали Зу-Л-Карнайну шесть мешков. В них было шесть голов отборных воинов из армии аиты.

– Забери своих воинов и приди сам, чтобы сосчитать наши царапины, – заявили они.

Разъяренный Зу-Л-Карнайн бросил на горстку тагаров отборную, конницу – закованных в железо тхаухудов, не знавших поражений. Но в узком ущелье могли свободно проехать только двое всадников, и тхаухудам было негде развернуться, они мешали друг другу. Грозные, огромные, величественные всадники оказались на удивление неповоротливыми и непроворными в этих необычных условиях. Налетевшие тагары изрубили первый отряд тхаухудов в несколько минут. Они с такой скоростью орудовали своими короткими кривыми саблями и копьями с крючьями на концах, с такой яростью врезались в смешавшийся строй конницы Зу-Л-Карнайна, что сама смерть, казалось, в ужасе бежала от них.

Старики рассказывали потом, что в этом сражении бог смерти Малах га-Мавет участвовал на стороне тагаров. Об этой битве слагали песни и легенды одна поэтичнее другой. Доподлинно известно только одно: в течение двух дней крохотный отряд сдерживал в ущелье огромную армию, закрывая своими телами единственный проход в Джералан. Они гибли один за другим, но никто не покинул поле битвы и не запросил пощады.

Хан Богдо Дайн Дерхе и еще пять человек, оставшиеся в живых на третий день этой кровавой битвы, выехали открыто навстречу униженной и разъяренной армии. Покоренный их храбростью, Зу-Л-Карнайн предложил им высочайшие посты.

– Послушай, хан! Вместе со мной ты дойдешь до края мира, вместе со мной ты потрясешь вселенную. Мне нужны такие воины. Куда ты торопишься, хан? Неужели смерть тебе милее, чем власть и слава? Властью я одарю тебя, а славу ты уже заслужил. Приди под мою руку, и я возвеличу тебя.

И говорят, что так ответил хан Богдо Дайна Дерхе могучему и грозному Зу-Л-Карнайну:

– Не те слова говоришь ты, аита! Славу нельзя заслужить – ею одарит меня Арескои за мои подвиги, а власть моя не меньше, чем твоя, – ею ты меня одарить не можешь. Ибо по-настоящему властен смертный лишь над своей честью и своей смертью. А его судьба и жизнь принадлежат богам.

После этого Дайн Дерхе и пять его воинов приняли свой последний великий бой. Они навеки остались в том ущелье, изрубленные мечами, исколотые копьями. Шесть прекрасных надгробий велел поставить в том ущелье Зу-Л-Карнайн, когда покорил Джералан, ибо великий полководец умел не только побеждать, но и проигрывать. А в той войне он числил себя проигравшим.

И поведал он втайне своим друзьям, что предпочел бы иметь своим наместником в Джеларане непокорного Богдо Дайна Дерхе вместо покорного Хайя Лобелголдоя.

Недалеко от тагаров разбили лагерь и кочевники-саракои. Они ездили на одногорбых черных верблюдах, закованных в черную броню, и шелковые шарфы закрывали нижнюю часть лица воинов. Любимым оружием саракоев были тяжелые палицы и булавы, усеянные шипами, а также колючие шары на цепях, обращение с которыми требовало великого умения.

Они по доброй воле присоединились к Зу-Л-Карнайну, потому что лишь с ним могли участвовать в стольких сражениях, скольких требовала их горячая кровь воителей.

Они никогда не возделывали землю и не выращивали садов. Говорили, что они, как и их верблюды, мало нуждались даже в пище и воде. Женщины саракоев были удивительно красивы и выносливы. Они сражались на-}равне со своими мужьями и нередко разрешались от бремени на бранном поле. Дети их воспитывались в ; седлах, и оружие служило им игрушкой.

Конечно, в таких условиях, в жарких безводных пустынях, большинство детей умирали, отчего племя саракоев никогда не было крупным. Однако они и не хотели плодить потомство и презирали оседлые племена за их многочисленность и мягкотелость.

Саракои воспитывали воинов, и те, кто выживал, с двенадцати лет принимали участие в битвах. Смуглые, с ястребиными носами и черными глазами, они были .грозой мирных жителей Урукура – уводили скот, сжигали поселения, умыкали женщин. Судьба этих пленниц была страшной и одинаковой. Захвативший женщину воин имел право держать ее у себя в шатре не более трех дней. По прошествии этого срока несчастных убивали.

Тхаухуды разбивали свои зеленые шатры правильными прямоугольниками, сооружая у стен ал-Ахкафа свой собственный маленький город. Они лелеяли своих коней, чистили их перед завтрашним сражением, разминали им мускулы. Прирожденные наездники, тхаухуды знали, как сильно зависит в битве жизнь воина от выносливости и скорости его коня. Воины эти отличались могучим сложением, и именно из них набирал Зу-Л-Карнайн полк своих телохранителей.

Тхаухуды сражались только конными. Вооружены они были длинными мечами. На широком поясе у них висело по двенадцать метательных ножей. Метали они их на полном скаку с такой силой, что брошенный нож пробивал насквозь доспехи из закаленной стали.

Зу-Л-Карнайн и сам был тхаухудом, так что конница готова была умереть за него по первому слову. Император до сих пор носил в левом ухе простую серебряную серьгу с хризолитом – символ мужества, который получал юноша, достигший пятнадцати лет и прошедший все испытания. Эту серьгу великий полководец ценил выше всех своих драгоценностей и никогда не снимал, даже на торжественных приемах и пирах.

Больше никаких отрядов Каэтана не рассмотрела, потому что как раз в это время их подвезли к огромному золотому шатру, который упавшим в пыль солнцем сиял посреди степи. На него было трудно смотреть, и все приближающиеся к шатру невольно склоняли головы, защищая глаза.

Навстречу им вышел седой человек в лазурном халате и широких пунцовых шароварах. Затканный серебром пояс перехватывал то место, в котором полагалось быть талии, пухлые белые руки были унизаны перстнями. Это был Агатияр – верный друг и советник императора, хитроумный вельможа и веселый собутыльник.

Агатияр действительно любил Зу-Л-Карнайна и со свирепостью и чуткостью верного пса оберегал своего господина от предательств, заговоров, покушений и переворотов. Он нес на своих плечах всю тяжесть власти, оставляя императору поля сражений. Император воевал и царствовал, Агатияр правил, и огромное государство Зу-Л-Карнайна существовало благодаря не столько великому полководцу, сумевшему добыть его в битвах, сколько визирю, удерживавшему его от развала.

Единственное, о чем беспокоился верный Агатияр, -что станет с империей, когда он умрет. Он искал себе надежную замену, искал и не находил. Те, кто был всецело предан повелителю, не были хорошими политиками. Те же, кто был искушен во дворцовых интригах, охотно плели их, чтобы добыть себе один из самых заманчивых тронов Барда.

С нескрываемым любопытством оглядев прибывших, Агатияр приосанился и торжественно возвестил:

– Великий император слышал о вас и желает видеть.

Друзья спешились и двинулись было к шатру, но телохранители преградили им путь.

– К императору не входят с оружием, – пояснил Агатияр.

– Обычно это не спасает, – ответила Каэтана, неохотно расставаясь с мечами и двумя метательными ножами.

Огромный Бордонкай недовольно сопел у нее за спиной. Почтительно поглядывавшие на него телохранители-уж они-то знали толк в воинах – бережно приняли его сверкающую секиру, и он облегченно вздохнул, видя, что к его оружию относятся с уважением.

Альв, отдавая свой кинжальчик, выпростал руки из-под свободной накидки, и воины суеверно отшатнулись от него, вытаращив глаза на густой мех, покрывавший человечка.

– Демон, – пронеслось тихим шелестом по рядам.

– Ну вот, – вздохнул Воршуд, – опять началось. Надеюсь, хоть тут меня есть не будут?

– Я бы на твоем месте не надеялся, – обнажил в волчьем оскале зубы Джангарай. От его улыбки телохранители замерли на неуловимый миг, прежде чем снова приобрели прежний невозмутимый вид.

Близнецы разоружились, не произнося ни слова, и Каэтана развлекалась тем, что угадывала, где Эйя, а где Габия. Но конечно, не угадала.

Ловалонга разоблачался дольше всех. Он снял плащ и аккуратно складывал на него меч, кинжалы, метательные звезды и два стилета. Куча оружия на плаще быстро росла, и, когда Ловалонга выпрямился, телохранители с недоверием посмотрели на него, явно ожидая продолжения. Воин выпрямился и величественно и спокойно произнес:

– Теперь все – слово рыцаря.

И тхаухуды отступили.

Агатияр переводил взгляд с одного лица на другое, хмыкал себе в усы и был чем-то страшно доволен. Когда с утомительной процедурой было покончено, визирь отступил в сторону, пропуская компанию внутрь шатра.

Обитель императора внутри выглядела еще более роскошной, чем снаружи. Пол был выстлан шелками. Низ кая и тяжелая походная мебель была инкрустирована таким количеством драгоценностей, что они в конце концов переставали восхищать, как не восхищает песок на морском берегу. В центре шатра стоял столб, обвитый серебряной змеей.

Затем перед путешественниками неслышно расступились десять рядов по десять телохранителей в парадных доспехах и с обнаженными мечами, готовыми к бою, и наконец, на небольшом возвышении, на троне из слоновой кости с подлокотниками в виде золотых львиных лап друзья увидели величайшего полководца Варда, Льва Пустыни, неистового фаррского владыку Зу-Л-Карнайна. И это оказалось для них потрясением, потому что никто и никогда, рассказывая о грозном воителе, не упоминал, что император еще совершенно молод.

Каэтана и ее спутники оказались лицом к лицу с молодым человеком, почти юношей. Он был худ, строен и светловолос. По-детски пухлые губы, хищный нос и девичий румянец во всю щеку. Кожа его была покрыта легким пушком, свежа и еще не нуждалась в бритве. Трудно было поверить, что это и есть человек, изменивший ход истории и перекроивший карту Варда. Одет он был просто – любой телохранитель превосходил своего господина богатством одеяний и оружия. И это понравилось нашим путникам.

Император неожиданно открыто улыбнулся и пожаловался:

– Ужасно не люблю парадный шатер. Может, пройдем в мои личные покои?

Он кивнул Агатияру и, не дожидаясь согласия, спустился с трона и скрылся за тяжелым ковром, висевшим У него за спиной. Там оказался вход в другой, значительно меньший, но гораздо более уютный шатер. Здесь было много пушистых мягких шкур, золото своим блеском не раздражало глаза, а на низком столике очень кстати был накрыт ужин. Телохранители нехотя остались снаружи, всем своим видом давая понять, что не одобряют неосторожности и доверчивости императора. В личные покои следом за маленьким отрядом прошел только Агатияр.

– Рассаживайтесь. – Император движением подбородка указал на пышные подушки, разбросанные по полу. – Рассаживайтесь и угощайтесь. Мне не терпится услышать вашу историю от вас самих, но я не хочу быть негостеприимным хозяином. Да, сказать по правде, я и сам очень голоден.

Некоторое время за столом велась оживленная беседа. Альв рассказал несколько на удивление свежих анекдотов, и все дружно смеялись. По тихому повизгиванию справа Каэтана определила, что там сидит Эйя. Габия, значит, примостилась слева. Судя по взглядам, которые император бросал на близнецов, его тоже волновала эта загадка. Он пытался определить признак, по которому их можно различить, но Каэтана предпочитала оставаться в этом вопросе монополистом.

Наконец, насытившись, Зу-Л-Карнайн откинулся на подушки и сказал:

– А теперь я хочу задать вам много-много вопросов. Насколько я понимаю, вам необходимо попасть в ал-Ахкаф. Зачем?

Друзья переглянулись. Положение было не то чтобы скверное, но и не особо радостное. Император заметил их смущение и быстро проговорил:

– Не волнуйтесь. Я умею выслушивать и отказ, и правду, даже если она мне неприятна. Действительно, я жесток, но вовсе не настолько, как меня изображают недруги. Просто ненавижу ложь, предательство, да и власти у меня многовато. Так, во всяком случае, говорит Агатияр, хотя я с ним не согласен. Поэтому расскажите все, что считаете нужным и на что имеете право. – Он помедлил, но все же продолжил: – Уже довольно давно я побывал в самом сердце пустыни, в древнем храме Джоу Лахатала. И его вайделоты предсказали мне множество вещей. В том числе встречу с вами. Поскольку большая часть предсказаний уже сбылась, я в них верю. И знаю, что даже если бы захотел вам помешать, то не смог бы этого сделать. Так что чинить препятствий не стану. А вот вы можете оказать мне большую услугу.

– Какую, ваше величество? – спросил Ловалонга, называя Зу-Л-Карнайна на западный манер.

– Если бы я знал какую! – немедленно откликнулся император. – Вы же представляете, как вещают вайделоты, – они оставляют себе возможность для маневра. Их никогда не уличишь во лжи и не обвинишь в ошибке, у них есть отговорка на все случаи жизни: ты неправильно истолковал предсказание. А как его прикажете истолковать правильно?

– Не думаю, что будет хуже, если я скажу тебе, аита, зачем нам нужно попасть в ал-Ахкаф. Мы должны встретиться с Тешубом, – промолвила Каэтана.

Император не казался удивленным:

– А я что-то подобное и предполагал. В ал-Ахкаф едут с немногими целями: продать награбленное самими, купить награбленное другими – это обычно. И редкого путника заносит посмотреть на храм Барахоя и поговорить с Тешубом. Я думаю, что не место такому мудрецу в разбойничьем гнезде вроде ал-Ахкафа. Предполагаю, он бы и сам оттуда давно уехал, но ведь храм Барахоя с собой не заберешь. Так чем я могу помочь?

– Не знаю, – растерялась Каэтана. – Даже если твоя армия пропустит нас к ал-Ахкафу, то нас не впустит в город его правитель.

– Я могу предложить Дахаку Давараспу помилование в обмен на Тешуба.

– Тешуб не уйдет из храма, о император, – вмешался в разговор Агатияр. – Более того, если Даварасп узнает, что ты интересуешься судьбой мудреца, он постарается выторговать у тебя нечто большее, чем просто помилование. А я всегда учил тебя: не доверяй поверженной змее, не оставляй ее за спиной. Дахак Даварасп – твой злейший враг. И он должен умереть.

– А нельзя ли как-то пробраться в город ночью, в темноте? – подал голос альв.

– Нельзя, о странное существо, – ответил императop. – Если бы такой способ был, то я давно изыскал бы его, чтобы не губить людей во время штурма, но увы. Здесь нужна либо очень сильная магия, либо презренный предатель. Но ни того ни другого нет в моем распоряжении. А стены города охраняются днем и ночью так, что не только перебраться через них, но и сделать подкоп практически невозможно. – Он с детским любопытством осмотрел альва и, протянув руку к его руке, спросил: – Можно?

– Да, аита, – важно кивнул Воршуд. Зу-Л-Карнайн осторожно потрогал гладкий блестящий мех и заулыбался.

– Расскажи, кто ты, странное существо. Ты ведь не демон?

– Нет, я совсем не демон. Я близкий родич людей, только они в здешних краях об этом напрочь забыли. У нас на западе, в Аллаэлле, и мы, альвы, и гномы, и эльфы живем среди людей, и никто нас не боится и не сторонится. Да мало ли еще иного народа. Мы жили в этом мире еще до появления человека.

– Да, я слышал об этом не раз, – закивал император. Сейчас он больше всего напоминал школьника, которого увлекла интересная история.

– Есть еще всякий лесной люд – например, у каждого дерева есть своя дриада – лесная дева. Они заботливо растят леса. У нас их называют нимфами. Разных нимф очень много, о великий император...

– Зови меня просто Зу, странное... Прости, а как зовут тебя?

– Воршуд, император Зу. Тебе интересно?

– Очень, Воршуд, очень. Продолжай, пожалуйста. Хотя нет, подожди. Агатияр, пошли-ка за Эйнкеем, и пусть объявит всем, что завтра на рассвете мы идем на приступ ал-Ахкафа. А сегодня пусть спокойно отдыхают. Да прикажи распорядиться насчет вина для солдат.

Пока посланный бегал к военачальнику, пока Агатияр отдавал распоряжения от имени императора, Зу-Л-Карнайн и его гости с наслаждением потягивали вино и ели восхитительные восточные сладости. Хотя Бордонкай и пытался удержать себя в рамках приличия, но самая маленькая его порция сразу опустошала несколько блюд, так что вернувшийся Агатияр велел повторить сладкий стол и принести вина гораздо более прежнего. Когда слуги, неслышно расставив все на столике, удалились, Агатияр пододвинул Бордонкаю самый большой кувшин:

– Пей, воин. А то, похоже, наши кубки тебе как капля росы усталому льву.

– Большая тебе благодарность, – расплылся в улыбке великан, – а то жажда мучит, а напиться никак не могу.

– Почему? Неужели ты думаешь, что император пожалеет вина? – рассмеялся Агатияр, а за ним и остальные.

– Да нет, конечно. Император у тебя добрый и вообще свой парень. – Тут у Агатияра брови поползли вверх, но он промолчал. – Просто госпожа Каэтана не велит сразу выливать весь кувшин в глотку, а просит подождать, пока хозяева сами поймут, в чем закавыка, – то есть что я пью много, – простодушно объяснил Бордонкай.

Зу-Л-Карнайн слушал его с нескрываемым восторгом.

– Пей, пожалуйста, – сказал он и опять обернулся к альву: – Мне ведь действительно интересно, Воршуд. В наших краях существ, подобных вашему лесному народу, не сыскать. Да и лесов, как видишь, нет. Я лес увидел впервые года два тому назад. Так что ничего о вас, кроме глупых, как выясняется, россказней, и не слышал. Расскажи про нимф.

– С удовольствием, – ответил польщенный таким вниманием Воршуд. – Видов нимф много, и у каждой есть свое занятие. Например, в озерах и болотах водятся лимнады.

– Ну, положим, там не только лимнады водятся, – вставил Джангарай.

– Я же о нимфах, – вспыхнул альв. – Конечно, он прав, – обратился Воршуд к императору, – в озерах и болотах всякой нечисти и раньше было много, а сейчас развелось и того больше. Но лесной народ к нечисти не относится, он всегда был тихим, мирным и кротким. А нимф на свете очень много – в горах, к примеру, водятся орестиады, альсеиды – в рощах.

– А какая же разница между дриадами и альсеидами? – заинтересовался Зу-Л-Карнайн.

– Дриада – она к дереву приставлена. Если дерево срубить или оно само от старости умрет – дриаде тоже срок вышел. Она вместе со своим деревом умирает. А альсеиды вечные. Их разве что боги или демоны убить могут, а времени и людям это не под силу.

– А ты, Воршуд?

– Я – смертный.

– Странно, – задумчиво сказал император, – я б никогда не подумал, что ты совсем такой же, как человек. Больше всего ты похож на духа, какими я их себе представлял. А настоящих духов я за всю свою жизнь не видел. А вы?

Друзья переглянулись. Они не знали, стоило ли рассказывать императору о всех пережитых ими приключениях. И вообще, они полностью доверились внезапно возникшему между ними и аитой чувству симпатии, но если они ошибаются? Однако долго молчать было невежливо и, как знать, может, и опасно. Так или иначе, но все понимали, что без помощи Зу-Л-Карнайна им не обойтись. Дружеская встреча давала надежду на благополучные отношения и в дальнейшем, но слишком много россказней ходило по Варду, и путешественники продолжали относиться к императору не без некоторой доли настороженности.

Видимо, тот понял причину неловкого молчания и рассмеялся. Его молодой звонкий смех мог бы рассеять любые сомнения и у более подозрительных людей, однако друзья думали прежде всего не о себе, а о том деле, которое гнало их вперед – в ал-Ахкаф, – в гущу сражения.

– Думаю, мне самому нужно рассказать вам о своих приключениях, – наконец молвил император. – Иначе я все время буду сталкиваться с тем, что вы постараетесь всячески сокращать свои истории, чтобы не сказать лишнего, так ведь?

Каэтана неопределенно улыбнулась, остальные сумели удержаться от комментариев, и только Бордонкай не то чтобы покраснел, но на его щеках появился легкий румянец.

– Агатияр поможет рассказать вам мою не такую уж простую историю, во всяком случае не простую в тех местах, где она касается вас. Думаю, на западе имеют представление о том, что мои тхаухуды двинулись из фарры на север и в короткий срок помогли мне завоевать Курму, Джералан, Урукур и покорить саракоев...

– А разве... – начал Джангарай, но спохватился, что перебивает не кого-нибудь, а самого императора.

– Что «разве»? – наклонился к нему Зу-Л-Карнайн, не обращая внимания на то, что в гостях не видно трепета и подобострастия. Но аите и вправду не нужен был страх, щедро перемешанный с ненавистью, и лесть, основанная на лжи. Эти люди более всего напоминали ему своим поведением верных тхаухудов, и прежде всего Агатияра, который не щадил императора, оставаясь с ним с глазу на глаз.

– А разве, – осмелел ингевон, – государство саракоев не имеет названия?

– У саракоев вообще нет государства, – улыбнулся Агатияр. – Они признали власть императора только потому, что он дал им возможность воевать со всеми, а не друг с другом, – ведь этой возможности они всегда были лишены по причине своей малочисленности и разобщенности.

– Когда из Курмы мы вступали на земли саракоев, – продолжал император, – пришлось пересекать совершенно безлюдную пустыню, что нас вначале весьма удивило, потому что саракои в таких пустынях рождаются, живут и умирают...

– А зачем тебе вообще понадобились эти пустынные земли, аита? – подал голос Ловалонга.

– Мне не были нужны эти земли, рыцарь. Но негоже оставлять у себя за спиной такого врага, какими могли быть эти отчаянные кочевники. А воины из них прекрасные, и я очень рассчитываю на них и в грядущей битве, и во всех последующих... Но дайте же мне рассказать о главном! – не выдержал император. – Честное слово, пора становиться тираном... Там, в пустыне, мы провели несколько дней, Прежде чем выбрались к прекрасному оазису. Места более красивого я тока на земле не встречал, хотя прошел достаточно стран. Это было небольшое озеро, вокруг Которого росла пальмовая роща и цвели удивительные Цветы, совершенно неприспособленные к жизни в пустыне. Там находился храм-самый старый на всем Варде храм Джоу Лахатала. И его вайделоты уже ждали нас со своими предсказаниями.

Если я правильно понял, то они просто позволили нам найти себя, а для других странников, караванов шаек и целых армий оазис был закрыт и недосягаем. Пустыня в том месте казалась непроходимой. – Император помолчал. Затем налил себе вина и виновато улыбнулся. – После посещения храма у меня осталось странное впечатление об устройстве мира. Я многого не понял, признаюсь вам откровенно. Во-первых, самый старый храм Джоу Лахатала на самом деле является храмом какого-то Древнего бога, – не знаю, какого именно, потому что его имена и изображения уничтожены, а вместо них изваян сам Джоу Лахатал и его символ – Аврага Могой, Змей Земли. К тому же вайделоты как-то очень странно вершат волю своего божества. Они довольно быстро нашли общий язык с моими предсказателями – ийя, странствующими вместе со мной от самой Фарры.

– У нас действительно хорошие предсказатели, – вмешался в разговор Агатияр, – и они не раз бывали нам полезны. Но здесь, похоже, смутились и они. Мы провели в храме несколько недель. Оазис оказался огромным, и в нем с легкостью разместилась наша не такая уж в то время и большая армия. Теперешняя, – Агатияр улыбнулся не без гордости, – вряд ли поместилась бы.

– Меня долго не пускали в храм, – вставил аита. – Вели себя с почтением, но ничего толком не говорили. Зато уж мои ийя не выходили от вайделотов, все что-то взвешивали, истолковывали, обсуждали. Не прошло и трех дней, как меня наконец соизволили пригласить.

Сначала объявили волю Джоу Лахатала относительно меня, но эта история не слишком интересная, ее я расскажу позже. А затем предсказали, что мне придется завоевывать Урукур дважды – и во второй раз мне встретится маленький отряд, который принесет мне удачу только в том случае, если я принесу его в жертву Джоу Лахаталу. Но так как божество человеческих жертв официально не принимает, то просто уничтожу отряд во имя него; – Тут император заметил выражение лица Бордонкая и поспешил договорить: – Нет-нет, это еще не все. Агатияр, да скажи ты ему, он же оставит государство без правителя только из-за того, чтоя стал рассказывать не в том порядке.

Каэтана успокаивающе положила руку на плечо Бордонкая: она понимала, что это только увлекательная завязка, а развязка обещает быть совершенно другой.

Агатияр решил, что лучше продолжить ему, иначе император пострадает из-за своей любви к эффектам.

– Подожди, подожди, воин, – повернулся он к Бор-донкаю. – Стали бы мы пить с тобой вино, тем более без охраны, если бы собирались убить тебя. – Он опять обратился ко всем: – Странная картина обрисовалась перед нами во время посещения храма. Такое впечатление, что Джоу Лахатал и его воля сами по себе, а вайделоты сами по себе: они как бы на стороне своего владыки, но при этом признают, что существует некий порядок вещей, над которым Лахатал не властен. И они считают необходимым предупреждать избранных о том, что Верховный бог не во всем прав. Как они не боятся этого делать – ума не приложу, но все же делают. Потому что сразу после того, как они объявили аите волю небесного владыки, тут же дали понять, что существует и другой вариант развития событий. Каково? – Тут и советник не удержался от эффектной позы.

– Неплохо, – согласилась Каэтана. – И что же выходит по другому раскладу?

– Выходит, что вроде как, кроме Лахатала, никто не останется в выигрыше, если тебя уничтожить. Собственно, воля Змеебога касалась лишь тебя лично, остальные его не интересовали. Но вайделоты тактично дали понять, что Лахатал сам не ведает, что творит. И поэтому выгоднее прогневить его и принять на себя тяжесть гнева, чем заслужить его расположение, которое, впрочем, не отличается ни постоянством, ни глубиной... Самое странное, что они не могли сказать, кто ты и почему мне нужно ссориться ради тебя с Верховным богом, которому я поклонялся всю жизнь. Только кокетливо намекали на то, что в тебе заинтересованы не менее важные лица, – сказал император. Потом внимательно посмотрел Каэтане в глаза: – Кто же ты?

– Не знаю, аита, – честно ответила она. – История моя коротка и уж совершенно неправдоподобна. А чтобы ответить на твой вопрос, мне необходимо попасть в ал-Ахкаф и встретить там Тешуба, о котором я знаю только то, что он живет в храме Барахоя и является одним из немногих хранителей и толкователей небезызвестной Таабата Шарран.

– И ты не боишься? – вырвалось у Агатияра. – Не боишься противостоять богам, не зная, кто ты? У меня складывается впечатление, что тебя не очень-то удивило нерасположение к тебе Джоу Лахатала, правда?

Каэтана пристально посмотрела на Агатияра. У нее не было оснований не верить императору и его советнику, но у нее не было и оснований верить им. Слишком серьезные вещи были поставлены на карту.

– Какое слово тебе дать, чтобы поверила в мою честность?! – воскликнул Зу-Л-Карнайн, и она поняла в короткую долю секунды, что только воины императора, всегда держащего свое слово, могут поверить на слово "заезжему рыцарю. Телохранители, отступающие от Ловалонги, не ставшие его обыскивать, и улыбающийся Агатияр – все эти картины пронеслись перед ее мысленным взором, и Каэ решилась:

– Твое слово, аита!

– Я с радостью даю его, благородная госпожа!

– В таком случае я готова ответить на твои вопросы. Но предупреждаю – я действительно не знаю почти ничего...

– Ну не совсем ничего, – тонко улыбнулся визирь. – Наши ийя вчера прибежали ко мне с криками: дескать, на одной небезызвестной реке произошла странная история – вы не слыхали о ней, дорогая Каэтана?